Черешня

      После того, как мы покинули Ковчег, на обсуждение прошедшей войны было негласно наложено табу. Долгие дни, за которые мы пересекали лес, скрываясь от внимания предавших нас землян, коротались молчанием или редкими необходимыми фразами.       Я не просила Беллами следовать за мной: он сам сделал этот выбор. Я была ему искренне благодарна, но признаться было выше моих сил, потому что решение, которое мы приняли вместе, раз от раза вспыхивало яркими образами в памяти. И если Беллами, готовый пойти на любое преступление ради Октавии, еще способен встречать прямые взгляды наших людей по одной только ему известной причине, то вынести обвинение, читающееся на лице Джаспера, и благодарность остальных за убийство целого народа самый тяжелый выбор моей жизни, у меня не хватит терпения.       Чуть больше месяца мы жили особняком, ночами наблюдая за нервными срывами друг друга и двигаясь днем неизвестно куда. Иногда, просыпаясь от собственного оглушающего крика, я ощущала себя в коконе теплых рук. Беллами без слов обнимал меня и укачивал, как маленького ребенка, в надежде на то, что я расслаблюсь и досплю хотя бы предрассветные часы. Видимо, только он еще спасал меня от пропасти невыносимых воспоминаний.       Было глупо предположить, что я смогла бы пережить это время в одиночестве.       Добывал пропитание тоже он. Беллами удачно прихватил с собой нож и лук из Ковчега и совершенствовал умения стрельбы на странных земных куропатках или на кроликах с длинными пушистыми хвостами. От разговоров, которые, казалось, нам и вовсе были не нужны, отвлекало патрулирование или то, как он пытался обучить меня стрельбе.       У меня получалось отвратительно: он пыхтел от недовольства, иногда не скрывая резкие высказывания о моей криворукости, но пытался снова и снова заставить мои стрелы лететь хотя бы не прямо под ноги. Может быть, Беллами понимал, что я больше не могу смотреть, как от моей руки мучается еще хотя бы одно живое существо, но попыток не оставлял. Он постоянно напоминал мне о том, что если я вдруг останусь одна, или он просто будет не в состоянии, у меня не получится добыть пищу самостоятельно. Он не знал, но в эти моменты я надеялась только на то, что его слова никогда не сбудутся.       Мы не знали, куда идём и где сможем, наконец, остановиться. Знали только то, что мы несём одно бремя на двоих, и, когда Беллами замечал следы слёз на моих щеках, когда я провожала взглядом его осунувшиеся плечи, внутри скрежетало чувство глубокого отвращения к нашей жизни.       Все изменило единственное утро.       - Кларк! Просыпайся, - крикнул Беллами откуда-то со спины. Сквозь сон было трудно различить восторг в его голосе. Сначала решила - показалось, но, вскочив, я, впервые за долгое время, наткнулась на его счастливую физиономию.       В ответ на мое изумленное молчание он произнес только два слова:       - Закрой глаза.       - Прости, а что я до этого делала? - скрывать иронию в голосе было бесполезно.       - И открой рот. Ещё поблагодаришь. Только не подглядывай, - его игривый тон замечательно вписался в непривычную картину.       Я послушно закрыла глаза, и тут к моим губам прижалось что-то маленькое и плотное. Я вздрогнула, а нежный аромат быстро заполнил мои легкие. Зубы прокусили тонкую кожицу ягоды, и кисловато-сладкий сок, казалось, заполнил меня целиком. Это не было похоже ни на что. Треснувшая шкурка освободила из плена мякоть и маленькую округлую косточку. Я забылась, выпала из реальности и смаковала этот момент, с радостью принимая в себя новые ощущения. А, может быть, забытые старые, передаваемые веками прошлыми поколениями.       Когда я распахнула глаза, лицо Беллами было слишком близко, словно он раздумывал, поцеловать меня или нет, или пытался пересчитать каждую веснушку на горячих щеках.       Он чуть отстранился и раскрыл ладонь, в которой были ещё две крупные и темно-красные, будто венозная кровь, ягоды. От неожиданного сравнения все тело дернулось, но мозг подкинул из воспоминаний что-то другое.       Че-ре-шня.       Кажется, в книгах, что я когда-то читала, эта ягода называлась именно так.       - Ты где нашел ее? - я прихватила остальные и с тем же удовольствием аккуратно пережевала их.       Он махнул свободной рукой на восток, где едва занимался рассвет. Там, между плотно растущими деревьями почти до самой земли свисали потяжелевшие от сочных почти черных ягод ветви. Мы вчера нашли эту поляну настолько поздно ночью, что ничего не заметили.       - Как вкусно. Это лучшее, что я когда-либо ела.       Беллами внимательно посмотрел на меня и, придвинувшись, стер оставшийся сок в уголке губы.       - Всегда среди наших бытовало мнение, что вы, избалованные девицы Ковчега, кроме бесконечных вечеринок, каждый день наслаждались вкусом самых редких фруктов, - его пухлые губы растянулись в усмешке.       На Ковчеге. Это было в другой жизни.       - Открою тебе тайну Вселенной, Беллами, - для нас всё было в таком же дефиците. Родители только на самые крупные праздники могли себе что-то позволить, - при упоминании родителей голос слегка дрогнул.       - Однажды, один из самых ужасных дней моей жизни начался с того, что я выручил пару спелых яблок. Я просто был уверен, что даже минутное счастье самых близких людей стоит любых денег.       Он замолчал. Ощутимая в воздухе грусть, охватившая нас обоих вместо привычных до боли воспоминаний, была необычайно приятна. Беллами опустил взгляд, но не ушел и не отодвинулся. Я накрыла его ладонь, немного липкую от сока, своей ладонью. Потом, скользнув чуть выше, переплела наши пальцы. Он повернулся и, едва коснувшись моего виска губами, бесшумно выдохнул.       Может быть, что-то изменится?       Может, еще не все потеряно?