Я тебе верю

«Мне послышался вздох – так вздыхает ребенок после того, как закончилась гроза, – вздох, говорящий, что снова все хорошо» (Эдит Патту, «Восток»).

      Он стоит на пороге в растерянности и даже как будто немного смущён – словно пришёл сюда в первый раз. Наверное, из-за того, что на нём до сих пор это дурацкое, нелепое, измятое и изорванное до неузнаваемости платье, которое ему вообще не хотелось бы надевать. Если бы его сейчас видели её соседи, это, пожалуй, дало бы им новую тему для разговоров на ближайший месяц. Впрочем, они и без того любят пошептаться, тыча пальцем в «чудика», который так часто наведывается в гости к «а с виду приличной девушке». Он тихо смеётся – должно быть, как раз об этом сейчас и подумал. Но, спустя мгновенье, дрожь пробегает по губам и он больше не может смеяться. Скорее, ему даже хотелось бы заплакать – но слёз у него уже давно осталось слишком мало, чтобы ронять их по любым пустякам. Наверное, сейчас он вообще должен радоваться – но на душе почему-то гадко и пусто.       И ей бы тоже хотелось заплакать – вместо него, за него, – но нельзя. И она это понимает, как понимает бессмысленность всех вопросов, которые ей так хочется ему задать. Но всё равно спрашивает:       — Ты как?       — Тяжело, - бормочет он, уткнувшись лбом ей в плечо. – Устал… очень.       Она проводит рукой по его волосам. Они совсем не приятные на ощупь: сухие, жёсткие, и затвердевшие, слипшиеся от крови сосульки ломаются под ладонью, оставляя на ней размазанный бурый след. В нос бьёт резкий, железный запах, тяжёлый и тёмный – совсем не такой, какой он у него обычно. Она впервые видит его таким… «грязным».       — Да… Мне бы помыться, - виновато улыбается он, отступая на шаг. Как будто она может его в чём-то упрекнуть…       — Давай, я… помогу.       Эти слова его немного удивляют, но он кивает. В конце концов, он и вправду очень устал. Не сегодня – за всё это время.       Аккуратное светлое помещение кажется ещё более белым из-за поднимающегося над заполняемой ванной пара. Он молча наблюдает за тем, как его бледное отражение в висящем на стене зеркале постепенно мутнеет и исчезает, после чего переводит свой взгляд на девушку, заботливо проверяющую рукой температуру воды. Из неё, должно быть, получилась бы хорошая мать… но об этом нельзя думать. Потому что неизвестно, кому из них от этих мыслей будет больнее. Наконец, она поворачивается к нему лицом. У этого лица нет сейчас никакого «выражения» – оно просто доброе и успокаивающее. И ему самому правда становится на душе спокойнее.       Он закрывает глаза прежде, чем с него начинает соскальзывать это ненавистное, неудобное грязное платье. Колокольчик печально звенит, когда она осторожно снимает с его шеи тугой ремешок – и ей хотелось бы вот так же взять и освободить его от ошейника, от тяжёлой цепи, что приковывает его к прошлому. Он не испытывает неприятных чувств, потому что знает, что не услышит сейчас вскрика ужаса, что она не вздрогнет даже, и её руки не будут дрожать. Он доверяет, поэтому, наконец, может закрыть глаза.       Шрамов действительно очень много – столько боли, кажется, не смог бы вынести один человек. Выпуклые рубцы чуть серебрятся на свету – целая сетка рубцов на спине, будто карта звёздного неба. Наверное, это и зовётся извращённой красотой...       В воду тонкими струйками начинает стекать запёкшаяся кровь, от чего та становится мутновато-рыжей. Она смотрит на эти струйки и представляет, что вместе с ними утекает и вся боль, которую он когда-то испытал, все поступки, о которых он теперь жалеет, всё его полное незаслуженных мучений прошлое. Она дернет за цепочку – и всего этого не станет, будто никогда и не было.       Она обводит пальцами контуры шрамов, и представляет, как стирает их – все до одного. Распахивает глаза так широко, как только может – и они действительно начинают исчезать, как по волшебству. Но, увы, – стоит ей моргнуть, как эти ужасающие отметины возвращаются на свои места, где и останутся уже навсегда. Она не волшебник и не сказочная фея, она не может ничего изменить или исправить. Всё что она может – это просто быть рядом, сейчас и всегда, если ему это будет нужно. Она прекрасно это понимает, но всё-таки произносит:       — Всё будет хорошо.       И он прекрасно понимает, что она не может и не пытается ничего ему гарантировать. Но всё-таки, тихо вздохнув, отвечает:       — Да. Я тебе верю…