С любовью для Сиамца

Я раньше никогда не писал писем. Этим в детстве любил заниматься мой брат Макс. Постоянно писал что-то на клочках бумаги и прятал в конверты со странными надписями. Мне всегда было чертовски интересно их прочитать, но он не показывал их никому, даже мне. Да и сам-то читал редко. Только когда настроение соответствовало тому, чему была посвящена его писанина. Меня это поначалу обижало, ведь я делился с ним каждой своей мыслью, но потом я привык. Прошло время. Я стал Птичьим Папой, а брат мой - Тенью, навечно бредущей по пятам. И вот я сижу в темном классе, освещаемом лишь настольной лампой. Сижу за столом, а передо мной чистый лист бумаги и ручка. Зажимаю эту самую ручку между костлявыми пальцами и начинаю выводить слова аккуратным почерком:       "Здравствуй, брат мой", - пишу я.       "Здравствуй, моя вечная тень.       Сегодня я снова доставал твои письма. Они до сих пор целы и невредимы.       Я бережно храню их в ящике, что под замком, и никому не позволяю трогать. В особо одинокие ночи достаю и рассматриваю, но ни разу еще не осмеливался открыть и прочесть твои мысли. Не думаю, что ты бы этого хотел.       Я скучаю, Макс, хоть ты и так это прекрасно знаешь. Знаешь, как никто другой в этой серой коробке. И пусть твой призрак теперь навеки со мной, я никогда не избавлюсь от этой звериной тоски, медленно убивающей меня.       В последние дни колено болит всё сильней. Сны с тобой запоминаются все реже. Меня это очень печалит. Мне не хватает наших разговоров. Мне не хватает твоего тепла. Тебя.       Знал бы ты, Макс, как я устал. Устал нести эту ношу на своей сгорбленной птичьей спине. Устал жить за двоих. Мои крылья медленно ломаются под тяжестью израненной души, перья опадают. Я, наверное, и сам скоро умру, но, знаешь, я был бы этому только рад. Я отдал бы всё, что у меня есть, до последнего, лишь бы снова быть с тобой, братец, чувствовать нашу цельность. Пусть даже будучи мертвым самим.       Я очень долго думал над этим на досуге, размышлял, сидя на своем насесте и наблюдая за своими птичками. Они выросли, стали самостоятельнее. Думаю, ты бы ими гордился.       Кстати, до выпуска осталось не так уж и много. Чуть больше месяца, если я не ошибаюсь в подсчетах. И я клянусь тебе, Макс, клянусь всем, что когда-либо было важным для нас, мы снова будем вместе. Я сделаю всё, что потребуется, ради этого. Но я вернусь к тебе. Так и знай. Я вернусь, и мы снова будем одним целым. Не будет Стервятника, не будет Тени, будут лишь Сиамцы, не существующие по отдельности. Ты да я. Будь в этом уверен, братишка. И жди меня", - тоска выливается из моих глаз солеными каплями и падает на бумагу, размазывая пару букв. Я вытираю это место пальцем и, немного погодя, приписываю в самом низу листа:

"Навеки твой, Рекс".

Откладываю ручку и перечитываю свое письмо, кончиком указательного пальца вытирая следы минутной слабости. "Вожак должен быть сильным, иначе какой из него вожак", - внушаю себе я. Дочитав, я аккуратно кладу письмо в конверт и подписываю его: "С любовью для Сиамца". Прижимаю к груди и закрываю глаза. Странно, но я начинаю чувствовать тепло. Однако все портит резкий укол в колено и сразу образовавшийся где-то глубоко внутри комок грусти. Поднимаю уставшие веки, встаю из-за стола и решительно прохрамываю к мусорному ведру. Достаю зажигалку и предаю конверт огню, выпустив его из собственной лапки. Я стою над ведром, завороженно наблюдая за тем, как мелкие язычки пламени заключают бумагу в свои объятия, и чувствую, как Тень невесомо положил свою руку мне на плечо. От этого в душе моей зарождается истошный птичий вопль, наполненный болью, но никогда не воплотившийся в жизнь.       Я раньше никогда не писал писем.       И больше никогда их не напишу.