Часть 1
4 июня 2015 г. в 23:30
О том, что визита шинигами следует ожидать в ближайшем будущем, Казутака Мураки не просто знал, а знал твердо. Бесконечно убегать от смерти невозможно, даже если тебе никто не мешает выпивать чужие жизни, чтобы поддержать слабеющее тело. Рано или поздно это превращается в глупое занятие наподобие попытки наполнить бездонную бочку, причем занятие это начинает отнимать все больше и больше времени и в конце концов требует больше часов, чем имеется в сутках. Но еще раньше продление жизни превращается в затягивание смерти со всеми прелестями данного состояния.
Мураки слишком уважал себя, чтобы по доброй воле превратиться в ходячего мертвеца, хотя трансформация в нечисть потенциально и способна была продлить существование... Нет, по крайней мере биологически доктор предпочитал оставаться человеком. Со всеми радостями тела и, опционально, души.
Даже с учетом практически полной потери магических сил и утраты смысла существования... жить все равно хотелось. И, конечно, было понятно, что именно этого желаемого ему не дадут. Рано или поздно на пороге появится кто-нибудь с усталыми глазами и, делая вид, что всего лишь выполняет свою работу, разожмет пальцы доктора, коими тот усиленно цепляется за жизнь. Почему-то Казутака был почти уверен, что эту роль сыграет повелитель теней – с ним у доктора был личный счет, хоть и короткий, да и такой жест продемонстрировал бы, что адские власти отчасти уважают перешедшего им дорогу человека.
Впрочем, сейчас Мураки был не особенно силен, с ним справился бы и эмпат... правда, доктор предпочел бы убить себя самостоятельно, лишь бы не стать жертвой слабого мальчишки.
Риторика... жить хотелось до боли в сжатых зубах. Даже сознавая, насколько это будет жалко смотреться, Казутака был почти готов попытаться как-то воздействовать на проклятого эмпата. Предложить сделку... получить еще несколько если не лет, то хотя бы месяцев... отсрочку. Постепенно доктор начинал ненавидеть себя за эти мысли, но ненависть не перевешивала, увы, бешеной жажды жизни. Жажды, которая только усиливалась с момента осознания того, как это потрясающе – дышать, ходить, видеть, дотрагиваться до предметов...
Казутака взглянул в зеркало. Там отражался привычный, безупречный до последней черточки образ ангела смерти... ангела в домашних тапочках, халате и мягких брюках, правда, но это уже частности. Может быть, если бы пережитое оставило на его теле побольше следов, он и согласился бы с неизбежностью смерти... но умирать настолько красивым – это просто преступление, на которое убийца, маньяк и черный маг пойти не мог. Жаль, что шинигами в этом вопросе не столь щепетильны и не умеют ценить прекрасное.
Звонок в дверь разрушил краткое наваждение. Конечно, это мог быть всего лишь сосед, но Мураки не стал придумывать отговорок. Настроение ушло в минус, сердце заныло, словно он вовсе не принимал положенную дозу чужой жизненной силы только вчера вечером...
Повелитель теней или мелкое недоразумение? Уважают его там, на том свете, или уже совсем списали в утиль?
Ад все же сумел удивить его. Аметистовые очи вечного самоубийцы оказались первым, что увидел доктор, выглянув в глазок. Асато выглядел не слишком довольным – переминался с ноги на ногу, словно школьник, отправленный с поздравлением к нелюбимому учителю, нервно осматривался, будто ожидая увидеть в тамбуре кровь и замурованные в стену трупы, то и дело заглядывал в глазок, словно со своей стороны мог что-нибудь разглядеть...
Мураки не отказал себе в удовольствии немного полюбоваться этим зрелищем, прежде чем открыть дверь. Он понимал, что ничем не рискует – насколько он успел изучить Тсузуки, тот никогда не стал бы убивать его с порога.
Асато невольно отступил на шаг назад, когда перед его носом открылась дверь. Доктор окинул шинигами усталым взглядом. Он почти не играл. Мураки действительно чувствовал себя так, будто на спину навалилась чья-то тяжелая рука. Это не отменяло необходимости трепыхаться... выходы из ситуации были. Для начала следовало расположить незваного гостя к себе. Вызвать сочувствие... Тсузуки как раз был чуть ли не лучшим вариантом – доктор знал, что именно этот бог смерти старается действовать в интересах своих «клиентов»... Вот только для Казутаки он как раз мог сделать исключение. Увы, с большой вероятностью.
–Добрый день, Тсузуки-сан, – негромко произнес доктор, отмечая, как вздрагивает от звука его голоса шинигами.
–Ты? – наконец выдавил Асато. Мураки подумал, что бога смерти, вероятно, не предупредили... или он просто удачно ошибся дверью?
–С утра был я, – Казутака устало усмехнулся и отошел от проема, сделав рукой приглашающий жест. – Тсузуки-сан, раз уж вы зашли... так заходите.
Шинигами мялся за порогом около минуты, но все же с опаской пересек эту черту. И тут же подобрался, словно ожидая удара. Мураки фыркнул про себя, но стал так, чтобы оставаться в поле зрения Асато. Можно было бы и вовсе уйти, но доктор не хотел выпускать шинигами из виду и терять зря время, которое собирался потратить с пользой.
Казутака намеренно прислонился к стене, демонстрируя, что для нападения слишком слаб.
–Проходи, – повторил он приглашение, поймав момент, когда Тсузуки все же начал разуваться. – Я уже никуда не убегу, правильно?
Перехватить инициативу, по крайней мере, удалось. Не слишком высокое достижение, если не забывать, с кем имеешь дело. Незаметно для гостя Мураки внес в свой безупречный, хоть и несколько усталый облик немного небрежности. Он должен удерживать внимание Асато, но не выглядеть агрессором... ни в коем случае. Что угодно, но не напугать Тсузуки... не спровоцировать. Завязать разговор. Затянуть в разговор...
–Может быть, хочешь поесть? – опять же нарочито негромко и почти тепло – без фальшивых ноток. Просто немного растерянно. Почти естественная растерянность.
–Нет, я не... – Асато с опаской взглянул на доктора, замершего у кухонной двери.
–У тебя какие-то предубеждения насчет этого? – Казутака поймал его взгляд, внутренне радуясь, что стоит, обернувшись к шинигами левой стороной лица. Настоящим глазом можно было изобразить более-менее теплый взгляд. – Или боишься, что я... Тсузуки-сан, вы неподражаемы.
Мураки вздохнул и оперся рукой о косяк, словно удерживая равновесие. Это было почти не игрой, нервное напряжение выматывало довольно быстро.
–Я так понимаю, тебе решили сделать сюрприз? – только не упустить инициативу... – Для меня это тоже неожиданность, так что... можешь расслабиться. Прости, я много говорю... последнее время ни с кем не общался. Или тебя срочно... ждут назад?
–Да нет, – с трудом сформулировал шинигами. – Ты... хочешь со мной поговорить?
Казутака выверенным движением нагнул голову, отмечая про себя, что, кажется, Асато просто не в курсе того, как именно он продлевал свою жизнь последнее время. Впрочем... доктор пока что не убивал. Даже хорошо, что до этого не дошло. Сейчас это будет мелким козырем, а их у Мураки и так немного. Каждая двойка на счету.
Тсузуки смотрел на него все так же растерянно и явно не верил до конца, что доктор больше не кусается, но все же неуверенно шагнул к нему. Одновременно со стороны шинигами прозвучала отчетливая нота протеста против отказа от обеда.
–Если ты не против, я собирался приготовить себе еду, – еще один шаг, аметистовые глаза наполняются смущением, – ты можешь взять себе что угодно, я не держу в холодильнике ядов.
–Почему? – только и выдавил из себя шинигами, перешагнув все-таки порог кухни.
–Большинство ядов нужно хранить при комнатной температуре, – не удержался от ехидного ответа Казутака. – Шутка... Я физически не способен навредить тебе. Это ты пришел сюда убить меня, а не я. Знаешь, я даже рад, что это ты...
–Если бы мне сказали...
–Тсузуки-сан, – доктор гостеприимно распахнул дверцу холодильника и указал на скромный, хоть и довольно дорогой холостяцкий набор продуктов, – прошу вас, выполните последнюю просьбу приговоренного. Сделайте вид, что вам не настолько противно меня видеть.
–Мураки, я... прости, – Асато потупился, затем впился взглядом в нераспакованный набор пирожных. Доктор мысленно похвалил свою интуицию. Да... если вы ждете шинигами, позаботьтесь, чтобы дома было что-нибудь сладкое.
–Конечно, какое я имею право просить о таком, – Казутака отошел в сторону и опустился на стул, так ничего и не взяв. – Естественно, вам неприятно со мной общаться, вы предпочли бы просто убить меня и забыть об этом...
–Не говори так, – едва слышный шепот. Нет, давить не стоит. Наоборот, Асато должен успокоиться... расслабиться. Понять, что говорит не с врагом, и упустить из памяти, что общается с жертвой.
–Извини, нервы, – Мураки устало посмотрел на гостя. – Не каждый день умираешь... Тсузуки-сан, вы собираетесь забрать меня прямо сегодня?
–Нет, – конечно, неприятную обязанность естественно отложить, потянуть время... Главное – вовремя напомнить, насколько эта обязанность неприятна. – Тебе нужно время? Сколько? Я... могу подождать... пару дней, не больше, – Асато все-таки вцепился в коробку, вытащил ее из начавшего возмущаться холодильника и тоже сел за стол. Да, иногда смерти можно дать взятку. Убойной дозой глюкозы.
–Надеюсь, мне хватит, – доктор изобразил благодарность и неподдельно вздохнул от облегчения. Они уже начали торговаться. Значит... значит, Тсузуки готов идти навстречу.
Этой слабостью Мураки не мог не воспользоваться, но ограничиваться торгом было нельзя. План выстраивался не так ровно, логично и красиво, как хотелось бы... Асато чувствует к нему жалость? Неплохо – но только для начала. Лучше бы симпатию, неприятно, когда жалеют. Но для этого маловато просто вовремя накормить. Что вообще может сделать слабое, умирающее существо, дабы расположить к себе бога смерти... крайне привлекательного, добросердечного, совестливого бывшего врага?
Когда-то он так хотел завоевать сердце этого невероятного существа... и не так уж сильно притворялся, было бы действительно интересно завязать такую интрижку, но... Казутака вовремя остановился. Там и тогда, даже владея щитом в форме великой миссии по отмщению, нельзя было оставаться уверенным в том, что можно заходить так далеко. Могли появиться неожиданные последствия. К примеру, стало бы невозможно использовать Тсузуки по прямому назначению... ну нельзя привязываться к морской свинке, предназначенной на заклание. Нельзя влюбляться в смертельного врага.
Тогда было нельзя. Сейчас... сейчас это может стать спасением. Хотя бы изобразить. Хотя бы сделать вид... Асато легковерен, он купится... и тут уже поздно бояться того, как эта игра отразится на них обоих. Выживание несколько важнее.
–Вы очень добры ко мне, Тсузуки-сан, – доктор постарался произнести это так, чтобы зацепить пару струнок в душе шинигами. Пусть почувствует, что клиент даже не мечтал о такой чуткой смерти. – Не волнуйтесь, я не стану употреблять дарованную мне отсрочку во зло.
–Я бы не позволил тебе... – Асато произнес это непреклонным тоном, но довольно невнятно из-за пирожного, поэтому тут же смутился, что и постарался скрыть. – А зачем тебе, собственно, это время? Прости, если это нескромный вопрос, мне правда интересно... Я просто считаю, что люди не должны умирать, оставляя незаконченные дела, а то нам же работы добавится с упокоением их призраков... ну, в этом смысле...
–Искренне надеюсь, что тебе не понадобится упокаивать мою беспокойную душу, – глядя на сосредоточенно жующего сладости шинигами, Мураки почувствовал, что все-таки хочет есть. К тому же, это позволяло немного оттянуть ответ на действительно не отличающийся скромностью вопрос.
Казутака встал, стараясь не шататься, и занялся нехитрым процессом приготовления еды, одновременно наблюдая за гостем – зеркальные металлические вставки на мебели позволяли. Тсузуки выглядел несколько встревоженно, и тревожность свою усиленно заедал. Выдержав паузу, доктор повернулся лицом к гостю и все же продолжил отвечать:
–А что касается того, чем я хотел бы заняться в последние часы моей жизни...
–Мураки, я серьезно, – Асато замахал вымазанной в креме рукой, – если это не мое дело, так и скажи... Я просто подумал, может, тебе помощь нужна...
–Знаешь, думаю, ты можешь мне помочь, – доктор повернулся к микроволновке, вытащил так называемый обед и сел за стол. Обрадованный положительным ответом шинигами продолжил благородное дело уничтожения сладостей. Коробка уже показывала дно. – Тем более что часть моих незаконченных дел связана именно с тобой...
Тсузуки подавился и уставился на Казутаку. Тот невозмутимо занимался выбором из размороженной овощной смеси более-менее привлекательных кусочков.
–Я уже сказал, что ничего плохого делать не собираюсь, – глаз Мураки не поднимал, но ошарашенный взгляд чувствовал кожей. – Наоборот... я думал о том, как бы загладить мою вину перед тобой.
–Что-что ты хочешь сделать? – шинигами изумленно заморгал.
–Конечно, тебе сложно представить, что я мог измениться, – доктор глубоко вздохнул и отложил палочки. – Но я действительно считаю теперь, что многие мои поступки были... ошибочны. И моя главная ошибка – это то, как я обошелся с тобой. Нет, – Казутака постарался предупредить возражения, – не надо сейчас говорить, что... да нет, вообще ничего не говори, пожалуйста. Я много раз ошибался, и многое хочу исправить, и о многом должен позаботиться, прежде чем уйти...
Мураки все-таки позволил себе взглянуть на более чем удивленного гостя. Асато с большим трудом удерживал на месте челюсть. И, похоже, уже давно выбросил из головы мысли о том, что все это – какой-то хитрый план.
–Я даже не знаю, что могу сделать для тебя, – проникновенным тоном произнес Казутака. – Я не хочу покупать прощение, но... я оставил бы тебе все, что у меня есть, если бы это хоть что-нибудь изменило. Все, что угодно... я вижу, ты не возненавидел меня, Тсузуки, но понимаю, что это не моя заслуга. Я не могу умереть просто так, зная, что меня вечно будут помнить, как подонка... вечно будет помнить человек, который... которого я... Извини, я понимаю, это не имеет смысла...
«Он сошел с ума? Или это я сошел с ума?» – противоречивые вопросы кружились в голове Асато, как две сумасшедшие белки в одном колесе, раскачивая и без того неустойчивое сознание.
Тсузуки злился на коллег, подложивших ему такую крупномасштабную свинью, все еще отчасти боялся доктора, уже скорее по инерции, его дико смущала вся эта ситуация – конечно, только решения таких вопросов ему сейчас и не хватало для полного счастья.
–Мураки? – потрясенно переспросил шинигами, пытаясь понять, не послышалось ли ему в словах доктора чего-то такого, чего там на самом деле не было. Ну да, конечно, по идее было достаточно и того, что маньяк намерен упомянуть его в завещании... просто так подобные заявочки не делаются!
–Все в порядке, Тсузуки-сан, – Казутака обезоруживающе улыбнулся. – Я понимаю, что не имею права говорить о подобных вещах. Вы предложили мне помощь... я принимаю ее и в свою очередь предлагаю вам остаться у меня. Вы же видите, я совершенно обессилел и при всем желании не способен ничем навредить вам... но я так хочу провести последние дни жизни, – голос доктора снизился до почти неслышного шепота, – с тобой.
С одной стороны, Асато хотелось немедленно встать и убежать отсюда, оставив два непопробованных пирожных, с другой... совесть не позволяла так поступить. Мураки выглядел так, что его страшно было оставлять одного. Не потому, что он мог бы уйти куда-нибудь и напитаться чужой энергией, а потому, что доктор был явно готов свалиться в обморок...
–Я... останусь, – с трудом заставил себя сказать шинигами и был вознагражден недоверчивым взглядом. – Но если будешь вести себя как раньше, сразу уйду, и разбирайся сам со своим завещанием и со всем остальным...
–Постараюсь ничем не вызвать вашего неудовольствия, – Казутака нагнул голову, – Тсузуки-сан.
Мураки действительно вел себя довольно сдержанно. Не заговаривал больше ни о чем таком... впрочем, шинигами хватило уже допущенных оговорок. Хотя, наверное, надо было радоваться уже тому, что Казутака его предупредил, прежде чем начал переодеваться...
Остаток дня он употребил на то, чтобы действительно уладить какие-то свои дела – в них Асато не вникал особо, лишь сопровождал доктора, предпочитая ожидать за дверями или вообще не улице, тем более что перед тем, как войти в любое здание, Мураки непременно покупал сопровождающему какую-нибудь вкусность, чтобы не скучно было ждать.
Правда, для очистки совести Тсузуки все же уточнил, чем занимается доктор, и запомнил, что смысл одной из продолжительных поездок (на такси, за руль Казутака садиться не рискнул) заключался в какой-то консультации, которую нельзя было дать по телефону, а второй – как раз с последним изменением текста завещания...
По этому конкретному поводу Асато чувствовал редкостно сильное замешательство. Он подозревал, что все же попал в список наследников... иначе зачем было Мураки выспрашивать подробности его жизни? Наверное, не стоило рассказывать, что Тсузуки Асато – это реально, по документам, существующий человек... в конце концов, это же его личная жизнь и все такое, но... шинигами не так давно в последний раз напоминали о долгах, которые надо платить. Задолжал за свою долгую жизнь без премий он очень многим. Искушение наконец разделаться с этой проблемой было слишком велико, чтобы продумать все последствия. А смущение помешало узнать точно... и попробовать отговорить доктора от этой затеи.
Впрочем, судя по остальным визитам, которых было немного, ведь Казутака довольно быстро утомился, доктор был намерен сделать куда больше добрых дел. Причем, похоже, не напоказ – все эти вопросы Мураки, судя по всему, запланировал решить заранее. Просто сроки сдвинулись...
Выводя доктора из машины, Тсузуки почти не сомневался, что останется с ним и дальше. До самого конца. Пока Казутака не закончит со всеми делами... и даже если это значит проводить ночи в его квартире, в конце концов, Мураки ведь еле держится, грех бросать его одного в таком состоянии... Естественно, он совершенно не опасен, и нет ничего плохого в то, чтобы исполнить его невинное желание... правда ведь?
Казутаке не особенно сложно было притвориться слабым, выходя из такси, он действительно потерял равновесие... Визиты вымотали его, последний точно оказался лишним. И пусть Асато теперь абсолютно убежден... это того не стоило. Можно было чуть затянуть...
А, может быть, и нельзя. Выпив кофе и от души затянувшись пару раз, Мураки решил, что все идет просто прекрасно. И нарастающая потеря силы – скорее повод побыстрее приступить к новому этапу их отношений... этой же ночью. Благо спровоцировать лавину не так уж и сложно – Тсузуки останется ночевать, хоть и в другой комнате. Нет ничего сложного в том, чтобы немного отрегулировать определенные процессы в организме гостя, а когда шинигами уже будет мучиться желанием – зайти к нему или позвать... Дальше – дело техники, а после физиологии в бой вступит уже психология. Неприятно, но придется поддаться, иначе Асато заподозрит неладное.
На что только не пойдешь ради того, чтобы выжить... Ладно... в конце концов, это Тсузуки, он хотя бы привлекателен, хоть и ошеломительно наивен, и добр... вряд ли он причинит вред слабому бывшему врагу. Оказаться в его власти, даже притворно – все равно что под его защитой.
Погасив сигарету, доктор открыл окно, впуская прохладный вечерний воздух. Асато не слишком нравится сигаретный дым, пока запах не выветрился, можно действовать... а потом позвать гостя на ужин. И чай... с оригинальной приправой. Средство натуральное, из организма выведется быстро, завтра уже и следов не останется... Главное – не переборщить. Тсузуки, конечно, зажатый мальчик, но и передозировка тут ни к чему.
Хорошо, что шинигами любит класть побольше сахара, так он совершенно не заметит постороннего привкуса... а если и заметит, можно сказать, что Асато еще не пробовал этот сорт чая.
А может, не ждать ночи? Посидеть немного с гостем, продемонстрировать преимущества техники, посмотреть вместе какой-нибудь фильм... поневиннее, сказать, что никак не находил на него времени... Что ж, вариантов много. Главное – грамотно сымпровизировать.
Асато никогда не понимал любви людей к дорогим, разрекламированным или освященным традицией сортам чая. Зачастую все эти изыски оказывались просто невкусными... правда, сахар многое исправлял, да и присутствие на столе прочих сладостей помогало смириться с тем, что у хозяина дома такие извращенные вкусы. Пьет ведь то же самое, еще и без сахара, и не морщится... Впрочем, по отношению к Мураки это было лишь милым извинительным чудачеством – на фоне прочих его отклонений.
Правда, сейчас доктор не выглядел извращенцем, маньяком, сволочью... просто усталый, похожий на ангела мужчина, задумчиво смотрящий на него из-под длинных ресниц. То ли от температуры чая, то ли от переизбытка сахара Тсузуки почувствовал, что ему становится жарко. И как-то неловко...
«Не смотри на меня, – сказать это вслух было выше сил шинигами, честно говоря – он даже боялся того, что Казутака уловит его мысли и отведет взгляд. – Пожалуйста... Ну почему со мной всегда все не так?»
Сквозь приоткрытое окно в комнату вливался густой, синий, словно черничное варенье, вечер, растворяясь в теплом свете лампы. В каком-то смысле было даже приятно сидеть здесь, напротив собственного врага, наблюдать за ним, пытаясь угадать – о чем думает он, почему не пытается ни издеваться по своему обыкновению, ни просто поговорить...
Не начинать же разговор самому, с тривиального замечания о том, что этим летом стоят довольно жаркие погоды... что до этого человеку, которому завтра-послезавтра суждено умереть? И ведь не спихнешь эту обязанность ни на кого, твое задание, ты и мучайся... как всю жизнь мучился с этим человеком... Точнее, последние ее годы, и даже не полностью, но – мучился. И кажется, что всю жизнь, как ни крути...
Только вот без него жизнь казалась бы куда преснее, наверное. Такие редкие злодеи на пути попадаются раз в сто лет. Хоть и нельзя так хорошо думать о том, кто причинил столько боли твоему близкому другу... но Асато тоже был жертвой доктора, и с этой позиции может смотреть на него так, как хочет. Даже искать оправдания, даже радоваться отчасти тому, что не убил его тогда, лаборатории... живой человек ведь может измениться. Может стать лучше. А мертвеца исправить, наверное, невозможно... даже если он и воскреснет.
–Душно сегодня, – наконец произнес Мураки. – Знаете, Тсузуки-сан, я очень рад, что никогда в жизни не был особо ревностным христианином.
–Почему? – невольно поддержал беседу Асато.
–Тогда я прекрасно знал бы, что ждет меня после смерти... и за мной не пришел бы такой очаровательный шинигами, – доктор усмехнулся, на щеках Тсузуки заполыхал румянец, захватывая уши. – Извини, я опять смутил тебя.
–Н-ничего, – Асато мотнул головой. – Только... больше не говори так...
–Я совершенно не знаю, что ты привык делать по вечерам, – продолжил Казутака, словно не заметив замешательства собеседника. – Не хотелось бы в чем-нибудь тебя стеснять. Можешь чувствовать себя здесь как дома, я не буду мешать.
–Мураки, – шинигами даже не знал, что ответить на такое предложение. Поблагодарить? Или сказать, что ничего не нужно?
–Правда, я сейчас хотел бы принять душ, – как ни в чем не бывало добавил доктор. – Но могу уступить и в этом...
–Спасибо, не надо, – несмотря на то, что Тсузуки не чувствовал себя в опасности, раздеваться и мыться в доме, где в ванную в любой момент может войти маньяк-насильник, было уже перебором. Конечно, Мураки сейчас очень слаб, но смотреть же ему это не помешает, правильно?
Чувство неловкости возрастало. И слишком ярко перед глазами встала картина – он стоит, отделенный от мира лишь тонкой занавесочкой, как в фильме ужасов... а с той стороны возникает темный силуэт... Почему-то ситуация не пугала, как следовало бы, а вызывала нечто вроде возбуждения. Да уж, конечно, с кем поведешься – так тебе и надо... хотя кто его знает, можно ли заразиться грязными мыслями от другого человека, если он даже не произносит ничего такого вслух, напрямую... только намекает...
Асато опустил взгляд в тарелку и пропустил то, как Казутака встал из-за стола и медленно, довольно уверенно побрел в сторону ванной. Помогать доктору в передвижении по дому, к счастью, не требовалось: похоже, Мураки отчасти пришел в себя.
Теперь бы самому как-нибудь в себя прийти. А то лезет в голову всякое.
Румянец на щеках Тсузуки, почти не покидавший лица шинигами, доктор мысленно отметил как знак будущего успеха. Осталось только подготовиться – морально и физически. В конце концов, он должен понравиться Асато... выглядеть как можно выгоднее.
Включив воду, Мураки вступил под обжигающие струи и пресек инстинктивную попытку сделать похолоднее. Нельзя расклеиваться... Именно сейчас от него требуется самообладание. Так, а вот сейчас холодную... и еще немного горячей...
Голову словно заволокло туманом. Казутака оперся рукой о стену, но ладонь лишь бессильно скользнула по запотевшему кафелю. Доктор почти не почувствовал падения, даже не услышал звука – странное сумеречное состояние, почти обморок, попеременное исчезновение и проявление чувств...
Приглушенный грохот заставил Тсузуки вскочить. Слишком напряжены были нервы и слишком неожиданно прорвался в тишину кухни этот звук – явно из ванной. Мураки что-то уронил? Или... ему же плохо, он совсем слабый...
Асато даже не думал, что таким незамысловатым способом его могут заманивать... Он просто рванулся на помощь. Дверь оказалась хлипкой... и очень хорошо, что он не стал тратить время на стук и вопросы. Конечно, Казутаке было плохо... Машинально прикрутив воду, тем более что горячая струя не давала подойти поближе, шинигами опустился на колени и осторожно повернул лежащего.
Дышит... это хорошо. Такой бледный... Наверное, ему тяжело здесь... Асато бегло осмотрел Мураки, стараясь найти синяки или ссадины. Кажется, обошлось... нужно вытащить его отсюда.
Тсузуки крепко прижал к себе доктора и встал, стараясь не поскользнуться на мокром полу. Горячее, болезненно стройное тело прекрасно ощущалось сквозь мгновенно промокшую ткань. Острое желание помочь постепенно отступало под напором еще более острого... нетипичного для шинигами...
Асато опустил Казутаку на кровать. Доктор тяжело дышал, пряди серебристых волос прилипли к изящно очерченному лицу... настоящий ангел, это сравнение преследовало Тсузуки, словно тень.
Пришлось и самому влезть на кровать, чтобы поудобнее уложить Мураки. Ангел отнюдь не был таким уж бесплотным, шинигами немного умаялся, пока тащил его. Асато невольно упал на ту же кровать, стараясь не придавить Казутаку. К сожалению, не получилось, он рухнул поверх... и, конечно, встал бы тут же, если бы... не встал совершенно другой вопрос. Тянущее ощущение в паху привело Тсузуки в полное замешательство, он почти забыл обо всем, что происходило с ним помимо этой неожиданной реакции... на то, что он так прикасается к обнаженному Мураки?
Это было сумасшествие, более чем сумасшествие – доктору же плохо... но было поздно надеяться, что он не заметит. Расфокусированный взгляд показался Асато вполне осмысленным.
Шинигами отшатнулся, не понимая, как его тело могло так предать, но тут к спине прикоснулась чужая ладонь.
–Не уходи, – это Тсузуки скорее прочел по губам, чем услышал. Казутака в меру своих сил пытался удержать его. Это прикосновение, эта близость... и страшное незнакомое желание, накрывающее с головой...
Асато казалось, что он сходит с ума, что все это – не на самом деле, просто непонятный сон... не явь, это не может быть правдой! Он не мог пожелать ничего такого... не мог ничего такого сделать... но желал и делал, не в состоянии снова взять себя под контроль. Самое страшное – ему было приятно...
Мутная пелена, словно приклеенная к лицу... воздух проходит сквозь нее с таким же трудом, как и свет. Ощущение тяжести – внешней, в дополнение к внутренней, но нужно держать себя в руках и делать то, что намечено, вдруг больше не подвернется случая... и неважно, что все происходит так быстро, так неловко...
Обнять, притянуть к себе, превозмогая муть в голове, делая вид, что хочешь именно этого. Поцеловать, завладеть вниманием... нащупать ширинку, расстегнуть заевшую от влаги молнию, коснуться эрегированного органа... черт, наверняка будет больно, из смазки только проклятая вода, которая почти вся уже впиталась в одежду и постельное белье... не думать об этом, не думать о том, что к горлу подступает тошнота...
Поцелуи, прикосновения... полный контакт, пуговицы мокрой рубашки скребут по коже, словно когти, но не хватает сил, чтобы расстегнуть их, а шинигами об этом и не подумает... сейчас он захвачен в плен пробужденным половым инстинктом, как сам доктор – горячим желанием сохранить жизнь любой ценой. Взять чуть-чуть? Да... он не заметит... но это потом, сейчас не время, сейчас даже лучше – не чувствовать до конца, быть слабее, чем Асато... по-настоящему слабее. Без фальши.
Раздвинуть ноги, прилипшие к простыне... как же все неудобно и отчасти даже противно... не подавать виду. Направить бестолково прижавшийся к внутренней стороне бедра орган, расслабиться, пропуская в себя растягивающую, такую горячую боль... ощущение не отделяется от причины.
Тсузуки целует его... так странно, довольно нежно, но от приторной сладости на губах только тяжелее... чуть вывернуть голову, впиться в шею, почти кусая нежную кожу, заглушая собственные крики... Боль постепенно проходит, оставляя внутри жар и жжение, можно терпеть, тем более что движение внутри становится таким, как надо.
Собственное возбуждение запоздало, но приходит... трение о полу рубашки, завернувшуюся каким-то странным образом, отвлекает от боли и почти придает сил. Разрядка... приятная, но мучительная, сотрясает тело. Внутри так горячо... что ж, он доставил этому мальчику удовольствие, а значит – все по плану... теперь только бы не сказать правду...
Губы с некоторым усилием складываются должным образом, чтобы произнести «люблю»... на это уходят последние силы, но это – важнее, чем пропитаться заемной энергией. Асато поделится сам, если правильно попросить. Теперь они связаны, и довольно прочно. Связаны... он сам связал себя, но ведь получилось же... получилось.
Ужас, накативший на Тсузуки, как только сознание вновь взяло контроль, мгновенно прогнал приятную истому. Шинигами заставил себя отодвинуться от бездыханного тела, только что обнимавшего... шептавшего слова любви...
«Я его не убил, – облегчение было почти незаметным, практически не умаляло вины. Не давало права считать себя невинной жертвой обстоятельств. – Он жив... но как я мог так поступить с ним?»
Асато чувствовал себя грязным... не оттого даже, что вообще занимался сексом, а потому, что обошелся так с беспомощным, не способным даже оттолкнуть его человеком. С умирающим...
И неважно, что Мураки сам удержал его, почти попросил... может, он это сделал потому, что не хотел насилия? Боялся... ками-сама, какая же чушь в голову лезет...
Хотелось бежать... еще больше – вымыться... но уходить было нельзя. Вдруг Казутаке станет совсем плохо? Он слишком слаб, и так держится невероятно долго для человека, контактировавшего с огнем Тоды, не хотелось бы вот так его добить...
Тсузуки содрал с себя изгвазданную рубашку, подозревая, что не наденет ее даже в том случае, если получится все отстирать, и швырнул на пол – в угол, подальше, чтобы не видеть. Застегнул брюки, не глядя... спрятал орудие преступления. Затем очень осторожно посмотрел на лежащее тело. Крови нет... это хорошо, наверное. Значит... что можно сделать?
Дотрагиваться до доктора было страшновато, но оставить все как есть было бы просто... неправильно. Асато порадовался, что кровать тут достаточно большая... можно переложить Казутаку на другой край, еще раз удостоверившись, что, кажется, не навредил ему слишком сильно.
Так, теперь очень осторожно накрыть его одеялом... проверить дыхание... и надеяться, что ничего непоправимого не случится за те несколько минут, которые шинигами потратит на поиск полотенец в чужом доме.
Через полчаса основные следы неблаговидного поступка были убраны. Осталось мокрое пятно на простыне, Мураки и куча тряпок, нуждающаяся в стирке. Простыня, как подозревал Тсузуки, тоже нуждалась именно в этом, но перестилать постель было уже просто выше его сил.
Асато присел рядом с лежащим телом, поправил полотенце, которым на всякий случай прикрыл влажные волосы Казутаки, и попытался привести в порядок ворох встрепанных мыслей.
Итак... он переспал с доктором. Не то чтобы изнасиловал... в какой-то мере все было по согласию. Если вообще можно говорить о добровольном согласии в такой ситуации. Это Мураки надо спрашивать... объяснив предварительно, что за отрицательный ответ ничего не будет. Хотя, конечно, глупость редкая. Не в докторе дело, а в одном столетнем боге смерти. Виноват тот, кто не смог удержаться от искушения... и грош цена всему, что Тсузуки якобы знал о себе.
И что получается? Значит, его всегда тянуло к Казутаке? Он просто не понимал этого? Ну вот, теперь понял. Когда ткнули носом, предметно и безапелляционно. Собственная мерзкая природа ткнула. Вопрос «что делать?» остается в силе. В первую очередь, наверное, попробовать забыть о том, как хорошо было... но такое не забывается. К сожалению.
И что делать с чувствами доктора, если они на самом деле имеют место быть?
Асато очень осторожно коснулся кончиками пальцев щеки доктора – правой, избегая задевать давние шрамы у глазницы. Сейчас ничего, кроме них, не указывало на то, что Мураки в обычной жизни отличается довольно экзотичным обликом. Просто усталый спящий ангел... мысль словно подлила бензина в костер вины. Попытка напомнить себе, что под прекрасной оболочкой скрывается черная душа, ничего не изменила. Казутака ведь не тупое зло, у него были свои причины... сумасшедшие, но от этого не менее веские...
И почему так тепло внутри, почему приятно сидеть вот так, рядом с тем, кого... нет, он просто не сможет. Не сможет убить... забрать душу... это куда страшнее, чем убить себя!
Веки доктора дрогнули, приоткрываясь, а сердце Тсузуки пропустило удар. Вот сейчас... сейчас все станет хоть чуточку яснее.
–Прости, – Асато наклонился к Мураки, стараясь уловить реакцию, – я не должен был... прости.
–За что? – голос звучал тихо и слабо, но страха в нем не звучало, и на том спасибо. – Я... люблю тебя, Тсузуки. Спасибо, что подарил мне... перед смертью, – шинигами расслышал не все, казалось, еще немного – и доктор снова отключится. Асато наклонился еще ниже.
–Успокойся, – попросил он, но не понял, к кому обращается, к себе или... – Я не хотел делать тебе больно... – почему-то шинигами был уверен, что все-таки навредил Казутаке. И должен как-то искупить вину, даже если тот возражает. Чувство вины мучило... но отвлекало от необходимости думать о том, что говорит доктор. Думать о... любви. – Мураки, скажи, чем я могу помочь тебе?
–Поцелуй меня, – почти неслышно, но Тсузуки воспринял это как обязательный к исполнению приказ. Возможно, потому, что шинигами и самому до боли хотелось сделать это. Почти сразу же он понял, для чего это понадобилось доктору, но отстраняться не стал. В конце концов, Мураки совсем без сил, поделиться с ним сейчас необходимо, если Асато не хочет через несколько часов заняться выполнением своих прямых обязанностей... А Тсузуки не хотелось. Совсем не хотелось.
Он осторожно отодвинулся лишь через несколько минут. На губах застыл странный вкус – с примесью крови, что ли? Асато было все равно, чья она. В голове пребывал все тот же стабильный бардак, вызванный словами Казутаки. Признание в любви буквально перетряхнуло весь мир шинигами, как сувенирный шарик, и метель чувств внутри никак не хотела укладываться.
Доктор смотрел на него без ненависти, скорее – с какой-то странной благодарностью. Тсузуки судорожно вздохнул, не представляя, что делать дальше. Сказать, что не хотел? Да Мураки прекрасно знает, что это неправда. Он на своей шкуре испытал, как Асато хотел... и точно видит, что все еще где-то в глубине души хочет, как бы страшно это ни звучало.
–Все нормально, – это прозвучало уже громче. Казутака шевельнулся, поворачиваясь на бок с тихим шипением... звук как пилой прошелся по нервам шинигами. – Ты ничего не обязан...
–Обязан, – перебил его Тсузуки, кладя ладонь на оказавшееся сверху плечо. Хоть не отворачивается... – Я не имел никакого права так поступать с тобой... Даже если... даже если ты меня...
–Люблю? – прочесть хотя бы часть эмоций, глядя в эти глаза, казалось сейчас непосильной задачей. Но голос был не столь... непроницаемым. – Я хотел этого, Асато. Благодарю тебя... за подарок.
–Не надо помогать мне с очисткой совести, – шинигами казалось, что сейчас он просто взорвется от этой боли, отчетливо звучащей в каждой интонации. – Все должно было быть не так...
–Откуда ты знаешь? – Мураки беспомощно улыбнулся. Именно беспомощно... видеть такое выражение на этом лице было выше сил Тсузуки. – Может, именно так...
–Не надо, – Асато закрыл глаза, чувствуя, что сейчас просто сорвется. – Не говори так...
–А что сказать? – голос продолжал звучать – без фальши, но с такой болью... – Что я прощаю тебя? Что для меня быть с тобой – счастье? Тебе проще поверить, когда я говорю о ненависти. О том, что не умею любить. Это хоть сочетается с твоим пониманием моего образа...
Слова тяжелыми каплями падали на измученную душу Тсузуки. Шинигами чувствовал, что не выдержит так долго, и пусть альтернатива сломает большую часть его мироздания... нельзя не верить доктору. Не сейчас. Не после того, как поступил с ним настолько мерзко...
–Я тебе верю, – Асато вздрогнул от того, как прозвучали его собственные слова. – Не понимаю... но верю. Хорошо? Успокойся, пожалуйста...
Казутака вздохнул и прикрыл глаза. Действительно, не так уж и сложно было поверить в то, что никакой игры тут больше нет. Да и смысл был бы играть? Мураки не требует никакой компенсации, не заставляет его сейчас страдать – напротив, как-то даже пытается спасти от логичных и законных угрызений совести.
Доктор полюбил Тсузуки. Неважно, как и когда это случилось... важно, что теперь он умирает, важно, что он хотел провести остаток дней с Асато... важно то, что он имеет на это право. И на помощь, и на каплю энергии... шинигами был готов пойти даже на преступление, чтобы искупить свою вину – пусть Мураки ее отрицает, все равно он обошелся с Казутакой грязно, не имея ни малейшего права... впрочем, на такое прав ни у кого нет и быть не может.
Неважно, что доктор творил такое с другими. Это было давно. Это делал другой человек – тот, который говорил о ненависти, мести и несуществовании любви как об очевидных вещах.
Жаль только – нельзя засчитать его почти подтвержденную смерть как выполнение задания.
–Мне остаться? – уже ночь... правда, спать Тсузуки совсем не хотелось, по телу расползалась какая-то странная волна холода, отгонявшая сонливость. А еще шинигами боялся оставить Мураки одного. Если... если, конечно, Казутака действительно хочет его присутствия.
–Конечно, – едва слышный шепот. Что ж... все, что он может сделать – это побыть рядом. И дать себе слово, что такого больше не повторится. Правда, Асато не мог полностью ручаться за себя, но, по крайней мере, он постарается удержать себя в руках. Придумать что-нибудь... в крайнем случае, научиться действовать так, чтобы никому не было больно.
Тсузуки глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, и поднялся, чтобы раздеться. Судя по всему, предстояло лечь на отчасти высохшую половинку кровати. Ничего, он все равно не может заснуть... главное, не сойти с ума оттого, как близко находится Казутака. От аромата греха, пропитавшего комнату...
Усилием воли шинигами заставил себя перестать думать о таких вещах. Мураки не противно его присутствие в этой комнате и постели. Доктор хочет, чтобы он был рядом... просто рядом. На такой подвиг Асато вполне способен.
Он ложится, придвигается к обнаженному телу, почти теряющемуся среди белизны простыней, и помогает Казутаке повернуться лицом к нему, стараясь не задеть ничего. Кажется, получается... почему-то проще сдерживаться, глядя на это усталое лицо, хотя раньше это не остановило Тсузуки... стоп, не вспоминать. Сейчас это ни к чему.
Асато постарался не дергаться, когда рука доктора легла на его талию. Шинигами помедлил, прежде чем обнять Мураки в ответ. Нет... доктор все-таки не ненавидит его, он не лгал... нельзя же так лгать телом, правда? Это уже слишком...
Тсузуки не считал способным на ложь и свое тело. В конце концов, это же часть его самого... и эту часть определенно тянуло к лежащему рядом человеку. Асато очень осторожно поцеловал его где-то на стыке плеча и шеи, надеясь, что хоть сейчас поступает правильно, и закрыл глаза, намереваясь притвориться спящим.
Нежность шинигами казалась даже приятной, особенно после всего, что между ними было... и приятнее всего было даже не то, что подтвердилась теория, и не то, что Тсузуки стал управляемым. Почему-то хорошо было уже оттого, что он рядом. И не боится проявлять эмоции. Значит, смирился... больше не будет бегать от себя и своих чувств.
Обнимая Асато, Мураки в первую очередь хотел, конечно, проверить себя. Свои бессознательные реакции. Все оказалось в порядке, тело доктора не возненавидело... все-таки с Тсузуки ему было почти хорошо, не было причин для того, чтобы сформировался рефлекс на отторжение из-за неудачного начала. А в следующий раз, если он все-таки состоится, можно будет немного подучить шинигами, или даже, поманипулировав немного, оказаться сверху... Главное, что теперь Асато вполне может и согласиться. Во всяком случае, точно подумает, прежде чем отвергнуть предложение.
Слишком рискованная игра подошла к промежуточному финалу. Можно немного расслабиться, успокоиться, не выпуская, конечно, контроля из рук. Просто сделав вид, что передал полномочия шинигами. Пусть думает, как выкручиваться, для Тсузуки это непривычная задача, но Казутака был уверен, что у него все получится. Сделать вывод о том, что теперь как-то неэтично убивать доктора, Асато может и самостоятельно.
Мураки был почти уверен, что это решение уже принято. Но нужно было закрепить результат, и дальше представая перед этим шинигами в роли слабого... в основном коробило доктора то, что притворства в последнем вопросе было не так уж и много. Он действительно слаб, из оружия остался только разум, но даже он не поможет превратить Тсузуки в безвольную марионетку. Да и смысл это делать?.. Чтобы сюда примчалось побольше желающих вытащить его отсюда, раскрыть глаза и помочь добить злого гения-маньяка?
Нет, пусть все чувства Асато будут неподдельными. Так, чтобы никто не подкопался, особенно из так называемых друзей этого шинигами. При всем желании спасти Тсузуки никто из них не рискнет причинить ему при этом боль. За это Казутака мог ручаться – в конце концов, он же сам пытался заполучить Асато и на своем опыте выяснил, что именно не надо делать, если хочешь вызвать его симпатию... просто до последних дней эти знания он применял на практике строго наоборот.
Шинигами мирно спал в его объятиях – теперь уж точно спал, а не притворялся, а доктора постепенно отпускало напряжение этого дня. Не давало уснуть по примеру Тсузуки лишь одно – любопытство. Мысли о том, как именно Асато решит спасать его... и не надо ли все-таки помочь, обсудить варианты, например. Мураки сомневался, что за неисполнение приказа этого шинигами будет серьезно наказан, слепому же видно, что для мира мертвых тот важнее, чем жизнь... всего лишь человека, как ни крути. Пока что, во всяком случае.
«И сколько я выиграл? – невольно подумал доктор. – Несколько дней, месяц, может быть, даже пару лет...» Он не сомневался в том, что сможет и дальше неплохо играть – да, разумеется, придется направо и налево творить добро, придется сдерживать себя... в отличие от голой перспективы половой жизни с Тсузуки, эти планы на будущее заставляли немного расстроиться. Но, увы, необходимость есть необходимость. Асато примет и будет защищать его лишь при определенных условиях...
Правда, теперь, когда угроза жизни отодвинулась в будущее, условия эти перестали казаться простыми и приемлемыми. Что ж, энергию можно будет получать от Тсузуки, он уже соглашается, следовательно, убийства перестанут быть насущной необходимостью... Но жить, постоянно оглядываясь на этого чистого незамутненного шинигами, возможно, объясняя ему предварительно все идеи, которые захочется воплотить... все равно что добровольно отдать свою жизнь под контроль пристрастной комиссии по этике.
Конечно, можно было попробовать воздействовать на невинное создание, чтобы помочь ему немного пересмотреть жизненные приоритеты... но Асато не до такой степени наивен. Если он до сих пор сохраняет веру в идеалы, значит... значит, вполне возможно, нет в природе силы, способной существенно эти идеалы подкорректировать.
Глупости... в принципе, сломать можно любого, это смотря куда ударить, и даже самое светлое в мире существо может превратиться в убийцу... или верного слугу такого вот убийцы... только Мураки совсем не хотелось даже пробовать ломать этого шинигами. Рациональные объяснения тому были. Последствия явно заметят, можно очень легко потерять управление... ну и, правда, если человека сотня лет не самой приятной жизни не смогла превратить в подонка, может, не стоит и пробовать? Доктор чувствовал, что отговорки эти не совсем соответствуют истине, но не мог понять, что именно мешает ему думать разумно и перестать спорить с собой. Возможно, то, как ласково и доверчиво обнимал его сейчас спящий Тсузуки.
Казутака не понимал, откуда в нем берется эта ответная нежность. Можно было убедить себя, что дело в обычном, физиологическом выбросе гормонов после секса. Но что-то в этой версии доктору упорно не нравилось. Возможно, то, что Мураки считал себя способным на более существенный самоконтроль...
Утро не принесло ни облегчения, ни умных мыслей. Вчерашнее происшествие, как ясно осознал Асато, открыв глаза, не было кошмаром. Оставалось лишь надеяться, что и для доктора это был не совсем кошмар... Тсузуки о своем «подвиге» до сих пор вспоминал не без содрогания.
И, главное, ни с кем же не поделишься, не повинишься, не попросишь объяснить... Что он, так не знает, как подобные вещи объясняются? Пьян он не был, доктор ровным счетом ничего не сделал, чтобы затащить его в свою кровать... все было по-честному, особенно то падение в ванной...
–Как ты себя чувствуешь? – Асато не смог удержаться от вопроса, когда увидел, что лежащий рядом мужчина открывает глаза. Шинигами ждал всего, в том числе и того, что Мураки попробует как-то сбежать. Вдруг ему сейчас хватит сил...
Тсузуки почти ждал такого исхода. Конечно... Казутака был прав, было куда проще думать, что все это – такая попытка манипулировать, такой способ уйти от ответственности и наказания, что все вчера было затеяно ради порции энергии...
–Не очень, прости, – доктор, негромко вздохнув, посмотрел на Асато. – Можно, я немного еще полежу? Кофе в постель нести не надо...
–Хорошо, – шинигами отодвинулся, ему действительно хотелось – встать, поесть, прийти в себя... В любом случае придется принять, что – да, было. И совершенная ошибка – не из тех, что можно исправить корректором. – То есть, ничего хорошего, – Тсузуки сел, спустив ноги с кровати, спиной к Мураки. – Может, тебе какое-нибудь лекарство... – смороженные глупости срывались с языка одна за другой.
–Не надо, – Казутака едва слышно усмехнулся. – И энергией делиться не надо, ради нескольких минут... я лучше просто полежу, можно? Потом принесешь сюда телефон и можешь идти, если хочешь, я никуда не денусь.
Несмотря на полученное разрешение, Асато никуда не ушел. Но и к телефонным переговорам не прислушивался, тактично вышел – что он, по вчерашнему дню не может представить, о чем доктор будет говорить?
Смотреть на внутреннее убранство кухни, где они вчера так спокойно разговаривали, было очень тяжело. Тсузуки совершил вторую глупость, устроившись с более-менее готовым завтраком на вытащенном в коридор стуле. Сейчас он выглядел словно телохранитель... но, правда, совершенно не волновался по этому поводу. Именно по этому. Для волнения хватало других, более животрепещущих, неприятных и непонятных.
А тут еще и телефон зазвонил. Его собственный... Асато поставил тарелку на пол и вытащил мобильник, почти с ненавистью думая о тех, кто мог бессовестно звонить в такое время.
Естественно, в ответ на приветствие из трубки послышался голос секретаря. Тсузуки почувствовал себя так, словно под стулом разверзлась бездна, полная то ли огня, то ли ледяной воды, потому что шинигами бросило вначале в холод, затем в жар.
Разумеется, он не сразу сообразил, что нужно ответить, сделал это, только выслушав пару обеспокоенных фраз – ложь о том, что все в порядке, и ему никто не мешает говорить, слетала с языка с некоторым трудом. Асато казалось, что его рот набит какой-то жесткой липкой массой, сквозь которую слова просачиваются еле-еле, измазываясь по дороге.
Потом Тацуми дежурным, менее взволнованным тоном поинтересовался, как продвигается дело и почему душа до сих пор не доставлена. В голову старшего шинигами закрались некоторые подозрения.
–Ты хоть знаешь, чья это душа? – понизив голос до шепота, уточнил Тсузуки.
–Нет, – конечно, это все объясняет. – Не знаю. До сих пор не нашлось приложение с досье, и учти, это меня бесит. Что, тебе опять подсунули несчастного одинокого человека с кошкой, которую некуда пристроить? Или этот... в высшей степени разумный и высоконравственный невидимка решил подставить тебя как-нибудь иначе? – судя по тону последней фразы, в данный момент Сейчиро занимался профилактическим поиском жучков в кабинете, совмещая это с рабочей беседой. – Если тебе тяжело говорить, просто скажи, нужно ли время. Я вполне могу его потянуть, особенно пока дело в таком состоянии...
–Да... время, – «ксо, Тацуми тоже не в курсе. Ну и хорошо, а то притащился бы сюда лично и за шкирку выволок меня отсюда...» – Если можно...
–О чем разговор, Тсузуки? Я же все понимаю, – тон секретаря существенно потеплел. – Может, надо в чем-то помочь? Я в данный момент не особенно занят, – «нет, Сейчиро, с этим ты помочь не можешь, увы...» – Не надо? Тогда я перезвоню, как только разберусь с этим разгильдяйством. Заскочишь, заберешь документы... и не тяни, пожалуйста.
–Не буду, – выдохнул с трубку Асато и осторожно нажал отбой – почему-то руки тряслись так, что по клавишам не попадали. Повелитель теней тут был не при чем... не в том смысле, что источник подлянки находился где-то выше, просто... с Тацуми в неведении легко можно было договориться. Если он узнает... ну, тоже можно. Обосновать денежным вопросом, он все поймет, хоть и может начать выступать на тему использования служебного положения...
Боялся Тсузуки совсем другого. Что скажет Сейчиро, если открыть ему всю правду? Возможно, секретарь был единственным человеком, у которого вообще можно было получить совет на эту тему. Это если Тацуми не разозлится и не приревнует, конечно же...
Асато помнил то неоднозначное отношение, которое в последнее время проявлял к нему секретарь. Нет, ни о каких приставаниях не было и речи, только забота... немного странная. Постоянные попытки поправить галстук, стереть с лица случайно оставшиеся после перекуса крошки... это можно было расценить как желание лишний раз дотронуться до неприкосновенного тела, но о таких вещах Тсузуки не думал. Он просто со вздохом принимал тот факт, что о нем заботятся, присматривают... Этим всегда кто-то занимался, в большей или меньшей степени. Наверное, его невнимательность к себе вызывала у окружающих желание помочь, защитить... не говоря уже о тех, кто хотел бы объявить его своей собственностью.
Старший шинигами почти не чувствовал себя взрослым из-за этой атмосферы опеки. И сейчас, совершив несомненно взрослый поступок, ощущал себя кем-то вроде нашкодившего ребенка. Он не знал, что все получится вот так страшно и в какой-то мере не верил, что с Мураки теперь действительно все в порядке.
Да... Асато встал, немного зацепив тарелку с недоеденным завтраком, но на пол ничего не упало, поэтому останавливаться он не стал. Тсузуки принял несколько парадоксальное решение, которое лично ему казалось вполне верным для настоящего момента.
Для начала – проверить, как там доктор. Вроде он уже ни с кем не говорит... значит, с ним можно что-нибудь обсудить. Конечно, о многом у него нет смысла спрашивать... но вдруг получится выяснить, чего он хочет. Асато не был уверен, что получится выкроить действительно много времени. Мураки пока что цепляется за жизнь изо всех сил, но никто не вечен. Люди, к сожалению, должны умирать, это вдалбливали в головы всем шинигами. И что потом? Доктора накажут за преступления, которые он совершал, будучи по сути совсем другим человеком?
Тсузуки знал, что его заставят присутствовать на суде. И сейчас он не думал о том, что может быть наказан. Он был достаточно умен, чтобы понимать свое привилегированное положение. Максимум – пожурят, скажут, что Мураки промыл ему мозги... есть же такая удобная больная голова, на которую все можно свалить. Минимум – просто опустят эпизод. Заставят рассказать только о Киото и о том, что было до...
Казутака действительно освободился. Похоже, уже от всех своих телефонных дел. Он лежал в настолько обессиленной позе, что у Асато защемило сердце. Он подошел ближе и сел рядом, неосознанно взял в руки ладонь доктора... Мураки повернул голову, чтобы видеть его.
–Я зря отказался, – тихо произнес он, глядя на шинигами. Тсузуки довольно быстро понял, о чем тот говорит, и послушно нагнулся, ни о чем не думая, кроме того, что обязан помочь Казутаке. Что бы ни случилось... он обязан. Хотя бы потому, что поступил с Мураки слишком грязно.
Поцелуй получился неглубоким и очень нежным. Асато почти не почувствовал, что потерял немного силы. В любом случае – это ведь лучше, чем заставлять доктора сейчас вампирить у других... он допускал, что Мураки может заниматься этим и сейчас, но уже наверняка с внутренним отвращением. Казутака просто хотел дождаться... его. Привлечь внимание шинигами, надеясь, что это будет тот самый...
–Так лучше? – Тсузуки внимательно посмотрел на доктора. Мураки пошевелился, словно намереваясь встать. – Не надо, может?
–Я просто хочу умыться, – пояснил Казутака. Асато покраснел, но заставил себя остаться на месте.
–Я тебя отнесу, – произнес он, перебарывая свое смущение. После всего, что было, еще и стесняться? Причем не своего поступка, а того, с кем так обошелся? Тогда все, кто старается завернуть его в вату, как елочную игрушку, и спрятать от жизни... совершенно правы. – Ты вчера уже упал... кстати, точно ничего не болит?
–Да нет, – Мураки криво усмехнулся, усмешка вышла болезненной. – Но если ты хочешь...
Договаривать доктор не стал. Тсузуки, впрочем, не позволил себе задуматься о второй альтернативе, а просто обхватил доктора руками и, стараясь сконцентрироваться на транспортировке, понес в ванную. Казутака был обнажен, это отвлекало – но не тащить же его вместе с одеялом... А еще он был почему-то легче, чем вчера.
Ванная была не настолько маленькой, чтобы не поместиться там вдвоем. Асато не решался уйти – он видел, как Мураки, уже поставленный на коврик, держится рукой за раковину.
–Закрой дверь, – негромко попросил он. Тсузуки повиновался и тут же почувствовал стыд. У него было столько времени... нужно было исправить последствия спасения. А он?
Краска охватила уши, ему сейчас было так стыдно за свои поступки... Шинигами вцепился во внутреннюю ручку двери, удерживая ее в закрытом положении. К тому же, так можно было не видеть, что делает доктор. Хотя воображение быстро, не спрашивая разрешения владельца, дорисовывало такое... пользуясь лишь безобидным шумом воды и неизбежными прикосновениями. Казутака время от времени опирался на него, чтобы удержать равновесие.
Потом стало жарко, и Асато подумал, что было глупостью войти сюда в одежде. Но он стоял, стараясь терпеть, пока его собственные руки не начали расстегивать лишнее. На самом деле было не так уж и душно, вентиляция работала, да и доктор явно предпочитал не слишком горячую воду. Источник жара располагался внутри шинигами, почти сходящего с ума...
В какой-то момент он перестал держать дверь, сбросил остатки одежды и развернулся. Мураки стоял под теплой водой, словно бы на рекламном снимке... он был сейчас настолько красив...
Казутака тут же обернулся, ощутив холод. Доктора ничего не скрывало, он не стал прятаться за шторкой, но от этого выглядел не менее беззащитным. Тсузуки медленно подошел к нему, плохо понимая, что будет делать. Какая-то часть сознания яростно протестовала против такого поведения... точнее, против того, что он мог бы сделать сейчас, прямо под теплыми струями...
Еще один шаг, теперь они совсем близко. Вот теперь можно отгородиться от внешнего мира, чисто символически, их и так уже ограждает и объединяет вода... кажется, это Мураки первым поцеловал его. И Асато почти сразу же понял, что будет делать. Нет, никаких излишеств. Он подошел... помочь. Да, именно помочь... рука потянулась за губкой.
Это было так странно. Может быть, он пьян? Или ему сейчас просто кажется? Нет, все взаправду, хоть и выглядит фантастичнее любого сна. Тсузуки старается действовать как можно нежнее, несмотря на охватывающее тело возбуждение.
Казутака пытался предупредить, что все закончится вот так? Конечно... у него больше опыта, он должен понимать... но почему так трудно сдерживаться, почему тянет коснуться чистой кожи, почувствовать губами ее чистоту...
Наверное, он просто сошел с ума. Он ведь и так не совсем нормален, еще при жизни был... Мураки почти повис на нем. Асато отложил губку, которой так тщательно смывал с них обоих аромат вчерашней ночи. В голове чуть прояснилось, стало понятно, что нужно вылезать... только сначала сполоснуться под душем, прямо так, вдвоем, и можно покинуть помещение. Завернувшись вначале в теплые полотенца, конечно.
Кажется, в результате он все-таки потоптался по собственной одежде. Но это было уже не страшно. Только когда шинигами положил доктора на кровать, в голове немного прояснилось. Конечно, ведь нужно сначала все перестелить... как же он забыл... Переместив Мураки в кресло, он занялся делом, в конце концов, еще вчера приметил, где лежало постельное белье... ну вот, теперь кровать выглядит неоскверненной.
Правда, доктор определенно чем-то удивлен. Ничего, Тсузуки больше не будет подвергать его жизнь опасности. Хоть и тянет... безумно тянет дотрагиваться, целовать... нет, он может ведь справляться с этим наваждением...
Остатки странного возбуждения почему-то ушли после того, как он вернулся в ванную – уже один – и постоял под едва теплым душем. В какой-то момент Асато показалось, что его сейчас вырвет от неприязни к самому себе, но удалось устоять. И даже почувствовать легкую гордость за себя – что не сорвался, как вчера, не поддался туману в голове...
Но то, что его вообще тянет делать такие вещи, не может не настораживать... ага, после вчерашнего... Тсузуки нагнулся, собирая с пола вещи. Конечно, высохнет – точно будет выглядеть так, будто этот костюм бегемот не дожевал. Но на фоне остальных проблем эта – самая микроскопическая.
Ксо, он почти надеялся, что в результате этой сумасшедшей эскапады что-нибудь случится с мобильником. Ага, сейчас...
Мураки переживал не меньшее изумление, чем его гость. Действие примененного вчера средства давно должно было закончиться... впрочем, если бы оно не закончилось, Асато не вел бы себя настолько сдержанно. Похоже, слабость его не просто привлекает, а в каком-то смысле и заводит... но при этом Тсузуки способен держать себя в руках, ненамного уступая своим инстинктам.
Доктор про себя радовался этому обстоятельству. Сейчас он не чувствовал себя готовым на новые подвиги, несмотря на то, что ему почти ничего не позволили сделать самостоятельно. Крошечная порция энергии уходила на то, чтобы удержаться среди живых, и даже сила воли не помогала собраться. Если бы не возникло непосредственной угрозы жизни, он, возможно, и не пошевелился бы.
Или он чувствует себя так только до тех пор, пока Асато здесь? Потому что этот шинигами хочет видеть его слабым, безопасным, не способным ни на что без чужой помощи? Что ж... не будем обманывать ожидания. Заодно и отдохнуть ведь можно.
Несмотря на затраченные усилия, Казутака был уверен, что правильно поступил, приведя себя в порядок. По крайней мере, исчезло самое противное последствие совершенного дела. Он чувствовал себя в каком-то смысле обновленным... готовым к новым испытаниям. Если они не потребуют встать и пройти несколько шагов в отдалении от стен и иных опор.
Откуда-то издалека донесся звонок и громкое проклятие. Похоже, Тсузуки опять не вовремя позвонили... Доктор невольно усмехнулся, хотя ничего такого уж смешного в происходящем не было. Может быть, ему приказывают поторопиться. Но такой приказ он точно не выполнит.
–Мураки, – взъерошенное существо с наполовину мокрыми волосами, все же сохранившее изрядную долю необъяснимой прелести, вошло в комнату и остановилось на пороге, встретив взгляд Казутаки, – я должен ненадолго уйти. Ты... как, продержишься?
–Не знаю, – честно ответил доктор. Ему казалось, что вчера он чувствовал себя существенно лучше. Сейчас он практически не притворялся. Слабость накатила, словно высокая пологая волна – из тех, под которые не поднырнешь, дыхания не хватит.
Асато почти мгновенно оказался рядом. Прижал его к себе, позволяя брать сколько угодно, сколько нужно... вкус энергии показался восхитительным, но насыщение не хотело приходить.
А он еще думал, что получится выдержать так годы... похоже, собственное состояние здоровья просто делало Мураки уязвимым, не позволяя полно использовать даже малые порции мощной энергии.
–Все, хватит, – по ощущениям все было далеко не так... но он и не хотел почувствовать себя идеально здоровым, тем более что на это рассчитывать не стоило. – Я продержусь... до конца дня или чуть больше. Я буду ждать тебя, Тсузуки.
Асато чувствовал себя подонком, уходя из этого дома. Нет, он верил в слова доктора. Да и видно было, что еще несколько часов Мураки действительно протянет... но ему становилось все хуже и хуже, и шинигами чувствовал, что виновен в этом. Прямо или косвенно... может, все из-за вчерашнего, или Казутаке теперь вредит такая энергия...
Неудивительно, что, войдя в кабинет вызвавшего его секретаря, он выглядел так жалко... Попавшееся на глаза зеркало в полной мере отразило плачевное состояние Тсузуки, так что он совсем не удивился, когда мирно сидевший за столом Сейчиро бросился к нему.
–Да что же это с тобой творится? – на вопрос Асато предпочел не отвечать. Бывший напарник помог дойти до кресла, хотя как раз это Тсузуки мог сделать самостоятельно, заставил сесть и всучил почти моментально сделанный чай – конечно, дешевый, из пакетика, но сахара там было достаточно. Вероятно, Тацуми нашел место, где его давали бесплатно, и брал понемногу... поскольку практически им не пользовался, запасы должны были получиться внушительные.
Асато пережевывал эту мысль в качестве закуски к чаю, потому что все остальные из головы вылетели напрочь. Ну вот как теперь спросить о чем-нибудь? Как доказать, что Мураки ничего с ним не делал, что в этот раз все наоборот?
–Спасибо, – чай кончился, больше тянуть было нельзя. Тсузуки поднял глаза и увидел написанное на обычно бесстрастном лице беспокойство. Тут же стало стыдно – как бы то ни было, Сейчиро заботится о нем. По-своему, но заботится... и его нельзя заставлять нервничать. – Со мной все в порядке...
–А выглядишь ты как минимум больным, – повелитель теней принял опустевшую чашку, на секунду их ладони соприкоснулись. – И вся эта история дурно пахнет. Я так и не смог найти досье, сейчас запустил поиск по базе через данный тебе адрес, так база подвисла... Прости, что так тебя выдернул с задания, но я должен был проверить, как ты. Все-таки логика Графа – это нечто непостижимое...
–Да, – тихо согласился Асато. – Он на все пойдет, чтобы как можно скорее восстановить мой долг перед ним...
–Значит, я угадал, – секретарь вздохнул. – Кого он на сей раз тебе подсунул? Дай угадаю, – он внимательно смерил Тсузуки взглядом, словно сканируя. – Ребенка? И как специально выбрал время, когда Хисоки нет...
–А он бы тут чем помог? – Асато невольно поежился. Напарник требовал бы покончить с доктором побыстрее. И уж точно не позволил бы этому кошмару случиться... Но почему кажется, что его присутствие здесь было бы лишним? И не так уж и плохо то, что как раз сейчас мальчик очень занят... пусть лучше решает свои проблемы с шики, это для него куда полезнее, чем маяться с ненормальным напарником.
–У него как-то получается тебя успокаивать, – Тацуми положил руку на его плечо. – Убеждать, что люди иногда должны умирать, и ничего плохого в этом нет.
–То, что это естественно, еще не значит, что в этом есть хоть что-то от справедливости, – не удержался Тсузуки. И тут же попытался спрятать лицо в ладонях... Не ему разглагольствовать о том, что справедливо, а что нет... уж точно не ему. – Сейчиро...
–Что? – было в тоне этого вопроса что-то располагающее к откровенности. Но Асато хотел знать точно. В конце концов, добиться поддержки от повелителя теней было реально... но у него же свои взгляды на то, что хорошо и что плохо...
–Ты когда-нибудь... был... ну... делал... это... – слова не желали подбираться, уши постепенно начали напоминать стоп-сигналы, – не заданиях... с теми, кого должен был забрать?
–Тсузуки, – растерянный тон, секретарь не ожидал таких откровений... но осуждения в его голосе не слышно. – Ты поэтому сегодня... такой? Ладно... Давай разберемся. Ты использовал служебное положение или это была полностью инициатива другой стороны? И ты точно знаешь, что занимался этим именно с будущей...
–Да, знаю, – Асато убрал руки от лица, которое и без того горело. – Кажется, по согласию... силу я не применял, точно. И я не знаю, что делать.
–Можно упирать на то, что ты не знал точного имени, тогда это – просто твоя личная жизнь, – Тацуми встал, услышав требовательный писк компьютера. – Подожди секунду, там вроде база заработала наконец...
Тсузуки вжался в кресло и невольно зажмурился, понимая, что сейчас будет. Но ожидаемого крика не последовало. Поэтому пришлось осторожно открыть глаза.
–Так это был Мураки? – устало поинтересовался Сейчиро, с жалостью глядя на бывшего напарника. – Ты должен был забрать его душу? И он... так поступил с тобой?
–Я так обошелся с ним, – поправил Асато. – Именно я. Не знаю, что на меня нашло. И... не представляю, что теперь будет. Если Граф узнает...
Тацуми посмотрел на него с некоторой растерянностью, потом встал из-за компьютера и подошел ближе. Тсузуки вскинул голову, чтобы видеть бывшего напарника. Смотреть в глаза было уже страшно, правда. Но злым или оскорбленным секретарь не выглядел. Скорее – расстроенным и обеспокоенным.
–Я просто хочу уточнить, – негромко спросил он, накрывая своей ладонью руку Асато, – с его стороны было принуждение? Магия, какие-нибудь медицинские средства... что угодно?
–Нет, – Тсузуки закусил губу. Ему было стыдно. Очень стыдно. Но помощи больше ждать было не от кого. – Прости... – он не понимал, за что просит прощения. Наверное, за то, что не оправдал ожиданий.
–Я боюсь, что с тобой что-нибудь сделали, – Сейчиро осторожно обнял его за плечи. Это было лучше, чем прощение на словах. Асато впервые немного расслабился в присутствии повелителя теней. – Что-нибудь, чего ты не осознаешь. Но ты не выглядишь околдованным.
–У него и сил-то не было меня околдовать, – Тсузуки вздохнул. – Я поделился с ним своей. Чтобы он дотянул до моего возвращения... ему сейчас так плохо...
–Да, раз тебя послали только взять его душу, то он уже практически покойник, – это напоминало мысль вслух. – Но я все-таки немного тебя задержу. Просто чтобы решить, что делать дальше.
–Только если немного, – странно, но Асато не казалось, что разочаровавшийся в нем Тацуми ищет сейчас оправдания для его поступка. Это было именно беспокойство и желание исключить все угрозы перед тем, как принять окончательное решение. – И... если он действительно ничего со мной не делал, ты... поможешь?
–Я могу выяснить, что с ним планируют делать, – успокаивающим тоном ответил секретарь. – Больше пока ничего не обещаю с гарантией, но, когда мы будем знать точно...
Он не договорил, но Тсузуки все понял. Сейчиро действительно хотел помочь. Хотел выполнить его просьбу – потому что это была просьба Асато, и все...
–Спасибо, – тихо отозвался старший шинигами.
–Да, собственно, пока не за что, – Тацуми убрал руку и отодвинулся, позволяя бывшему напарнику встать. – Пошли, проверишься... тихо, чтобы никто не узнал. А Граф – в особенности. Хорошо?
Исключение угроз заняло не слишком много времени, по крайней мере – так утверждали часы, но для Тсузуки каждая секунда тянулась как минута. К счастью, ждать дважды не пришлось –практически сразу после того, как отсутствие следов принуждающей магии и каких бы то ни было сильнодействующих средств было подтверждено, у Сейчиро появились некоторые новости.
Как оказалось, на доктора у родной организации были планы. И потерять его перспективную душу в данный момент не планировалось уж точно. Скорее, склонить к сотрудничеству. Впрочем, нахождение фамилии в соответствующем списке ничего конкретного не значило. Потенциальный шинигами после смерти мог отказаться от такого счастья. Или же кто-нибудь мог заявить протест против подобного сотрудника, мотивируя естественной щепетильностью или недоверием к тому, кто в прошлом был врагом...
Действительно, если бы Граф узнал о том, что произошло между Асато и Мураки, мотивация нашлась бы сразу. Хотя обычно от настолько сильных и одаренных душ не отказывались.
Даже Тсузуки мог представить себе комбинацию, которой при желании способен воспользоваться Хакушаку. Просто было бы запудрить мозги тому же Хисоке – хоть мальчик и не был сейчас зациклен на мести, спровоцировать его на выражение протеста было бы несложно. Да и слушать соображения напарника после того, что этот самый напарник сделал, Куросаки бы точно отказался...
Как и предполагал Асато, никаких следов воздействия на нем не обнаружилось. Об истинной цели обследования разговор, естественно, не зашел – это была обычная, рутинная процедура, ведь подозрения положено проверять, и не все виды воздействия шинигами способен определить без посторонней помощи. Тацуми немного расстроился, узнав об этом, но так быстро взял себя в руки, что было непонятно – то ли его действительно разочаровало поведение друга, то ли Тсузуки просто показалось, потому что он был почти уверен в именно такой реакции бывшего напарника.
Асато чувствовал себя как-то неуютно после проверки. Не потому, что процедура была неприятной, а скорее из-за потраченного времени. Перед глазами стоял образ ослабевшего доктора, ждущего смерти... своей, персональной. Тсузуки ведь не мог дать ему ничего иного. От этого было куда больнее, чем от осознания собственной мерзости.
–Не нервничай, – повелитель теней в настоящий момент доблестно сражался с компьютером, продолжавшим откровенно саботировать все попытки узнать что-нибудь. Не то чтобы Сейчиро не умел с ним обращаться – просто для выяснения некоторых обстоятельств нужно было влезть в не самое открытое место сети, а сделать это на поминутно зависающем компьютере... примерно так же просто, как и взлететь на самодельных крыльях. – Протрешь мне обивку на кресле.
Асато вздохнул и перестал ерзать. Если Тацуми поймет, куда в данный момент рвется его друг... нет, вряд ли он обидится. Поздно уже обижаться и расстраиваться, все очевидно...
Но, все-таки, как же противно... нет, не сознавать, что по своей воле повел себя так с человеком, который был твоим врагом, а теперь ослабел и находится при смерти. Противно думать, что ничем не мог бы ему помочь. Ничем... все решают там, наверху...
–Ну вот, – Сейчиро с удовлетворением отодвинулся от экрана. – Тсузуки, он в списке.
–Спасибо, – Асато даже не смог подняться с места. Ноги стали ватными... он откинулся на спинку кресла и выдохнул. – Тацуми...
–Благодарности потом, – секретарь усмехнулся. – Ты не против, если я пойду к нему с тобой вместе? Поговорим... я хочу его увидеть.
–Ты же убедился, что...
–Не в этом смысле, – повелитель теней встал из-за компьютера. – Я хочу сам объяснить ему, что у него за выбор. Для тебя это будет сложно. Если Мураки согласится, я проинструктирую его, как себя вести, а ты осторожно заберешь его душу...
–Но у нас же нет никакой гарантии, – Тсузуки вздрогнул, представив, как передает по инстанциям Казутаку. В первое время после смерти он будет растерян и слаб... что, если Граф воспользуется этим? – Я не могу...
–Успокойся, – Сейчиро зашел за спину и положил руки на плечи Асато. Пришлось бы запрокидывать голову, чтобы увидеть его глаза. – Предположим, что он действительно изменился и хочет только... быть с тобой. Предположим, что ты для него – цель, а не средство или временный каприз.
–Стал бы он писать завещание на мое имя, если бы все не было серьезно? – Тсузуки все же выложил этот козырь, ладони на его плечах вздрогнули и чуть сжались. – Я из-за этого тоже боюсь... если он умрет, и это вскроется, все станет понятно...
–Что ж... на чье-нибудь еще имя он бы и не смог ничего оформить, – похоже, Сейчиро нашел способ борьбы с неприятными эмоциями. Обратился к экономически настроенному разуму. – Я, к примеру, не существую среди живых... пользуюсь только временными документами. Но все равно, это рискованно, хоть я и понимаю, что ты не мог бы его отговорить. Так что... давай подумаем вместе, как это можно будет объяснить.
Странное сумеречное состояние... Будто проснулся за полчаса до звонка будильника. Вставать не хочется, засыпать бессмысленно, мысли пробираются сквозь сознание, словно увязая в болоте. Кажется глупостью то, что выглядело совсем недавно прекрасно выстроенным планом.
Мураки открыл глаза и уставился в потолок. Умирать не хотелось все равно. Сейчас было совсем не больно, но благодарить судьбу за эту мелочь казалось слишком циничным. Он словно распадался на части, чувствуя себя слепым в невесомости... не чувствуя себя вообще. Сделать что-нибудь, отвлечься – ничего не получалось. Не лень... скорее, смертельная апатия. Полное нежелание двигаться...
Он не сразу понял, что в комнате есть кто-то еще. Но само это присутствие дало сил шевельнуться, надеть нужную маску... только что он был абсолютно обнажен и честен с окружающим миром.
Асато пришел не один. Вначале Казутака немного испугался, подумав, что его игру раскрыли, но повелитель теней не торопился действовать. Просто смотрел, словно пытаясь что-то оценить.
–Я думаю, нам поверят, – наконец произнес Тацуми. – И мы вовремя...
–Вовремя для чего? – доктор попытался сесть, Тсузуки тут же кинулся к нему, намереваясь помочь. Мураки понял, что эти двое что-то спланировали... но никак не мог представить, что именно. Ясно ведь: он не выживет даже с такими донорами...
–Чтобы рассказать вам суть нашего плана, – секретарь подошел ближе, отстранил Асато и сел на край кровати. – Вы очень многое усложнили, уважаемый...
Сейчиро, словно проверяя себя, дотронулся до руки доктора. Казутака ощутил нечто вроде страха, иррационального, разумеется – как можно было всерьез поверить, что Тсузуки привел этого шинигами сюда с целью... поделиться? Но почему тогда повелитель теней именно так прикасается к нему? Что пытается оценить?
–Что именно и чем? – по возможности бесстрастно спросил он, позволив себе, впрочем, один умоляющий взгляд в сторону Асато. Умолял Мураки, впрочем, лишь об объяснении – что, во имя всех сил ада, здесь происходит?
–Тсузуки не настолько свободен, как вам могло показаться, – спокойно ответил секретарь. – Есть определенные лица, которые с радостью устроят вам на редкость веселую загробную жизнь, если узнают, что вы имели с ним связь до того, как скончались. То, что у них нет никаких прав, а у моего друга – никаких обязательств перед ними, проблемой для них не является. Я понятно излагаю?
–Кто? – даже дыхание перехватило. – Какая тварь?..
–С определением я согласен, – Тацуми придвинулся еще ближе. Похоже, попытка оценить продолжалась. Нужно было играть... наверняка он хочет понять, насколько достоверны чувства доктора... – Граф – действительно не самый приятный в общении... да и не человек, в принципе. Но, к сожалению, он имеет некоторое влияние в нашей организации.
–Он никогда не позволит тебе стать шинигами, если узнает про нас, – смущенно пояснил Асато. Понятнее стало ненамного. Что же получается – у него есть шанс после смерти воскреснуть?
–Я люблю Тсузуки, – осторожно подбирая слова, ответил Казутака. – Но, если это действительно нужно скрыть...
–Не просто скрыть, – Сейчиро, похоже, закончил свое исследование. И сразу же отодвинулся. – Ни у кого не должно и мысли возникнуть о том, что между вами что-то еще есть. К сожалению, вы сделали все, чтобы эту связь можно было прикрыть лишь... другой связью. Я согласен помочь, если, конечно, вы не станете возражать.
–Можно обойтись без иносказаний? – в принципе, что-то Мураки уже понял. В основном – то, что, кажется, немного сглупил... но отказываться от Асато он не собирался ни в коем случае.
–Можно, – секретарь пожал плечами. – Я притворюсь, что мы с вами уже долгое время состоим в любовной связи. Это позволит усыпить бдительность Графа и объяснит схему, с помощью которой мы решили сохранить ваши деньги. Тсузуки скажет, что мы уже давно обсуждали это. Граф не будет возражать... да он, честно говоря, будет вне себя от счастья, если узнает, что вы вовсе не собираетесь посягать на честь Асато. И простит буквально что угодно. Вы же спокойно станете одним из нас, и через некоторое время мы сможем прекратить притворяться.
–Почему вы?.. – воздуха элементарно не хватало.
–Потому что Тсузуки – мой друг, – повелитель теней встал с места. – Поверьте, я не собираюсь даже прикасаться к вам чаще, чем того потребует роль. Вы можете не бояться. Успокойтесь и приготовьтесь... я прослежу за тем, как Асато возьмет вашу душу, тем более что вам осталось недолго... и я вижу, что вы согласны.
Тсузуки чувствовал себя на редкость мерзко, почти так же, как и после того, как впервые переспал с доктором. Про себя он условился не называть это изнасилованием – в конце концов, Мураки любил его и хотел. Но все равно в этом поступке было что-то неправильное – ведь такие вещи... не должны происходить... точнее, не должны происходить сами собой. В понимании Асато о подобном нужно было... ну, хоть поговорить сначала. И уж точно не пользоваться чужой беспомощностью...
Он в принципе ненавидел выполнять прямые обязанности шинигами. Каждый раз, унося с собой душу, Тсузуки чувствовал себя убийцей... в этот раз было еще больнее, потому что Казутака буквально умер на его руках. И произошло это при свидетеле... Да, Сейчиро старался не вмешиваться, но его присутствия было достаточно, чтобы Асато окончательно упал духом.
Но нужно было играть. До самой передачи... Получив документ о выполнении задания, тоже нельзя было расслабляться, но, по крайней мере, теперь присутствие Тацуми перестало раздражать. Секретарь постарался успокоить бывшего напарника... хотя при этом сделал вид, что все происходит с точностью до наоборот.
Потом уже можно было вернуться домой. Когда за спиной закрылась дверь, Тсузуки почувствовал себя отравленным – этой необходимой ложью, тем, что вообще пришлось отнять жизнь... Мураки ведь мог бы жить дальше. Мог бы – если бы не контакт с пламенем Тоды, даже для Казутаки убийственный...
Раньше, когда жизнь казалась настолько отвратительной, но пить с секретарем или в гордом одиночестве не тянуло, он любил проводить время в обществе своих шики. Теперь все изменилось... ему стало неприятно видеть, как борются за его внимание, как готовы оправдать любой поступок любимого хозяина... конечно, так вели себя не все, но именно такое проявление привязанности ждало его там в любом случае. Да и напарник сейчас тоже там, а вот с ним совсем видеться не хотелось. Хисока с ума сойдет... хорошо, что его нет... очень хорошо...
Мысли путались. Асато рухнул на кровать, не раздеваясь, и прикрыл голову руками, словно в любой момент ожидал удара. Какая же он тварь... доктору, наверное, сейчас тяжело, а он не рядом и не может быть рядом... и вообще, может только жалеть себя...
Умирать было не больно. Неприятно, конечно, но все получилось довольно быстро и не без бонусов. Ощущения Мураки почти не запомнил... не было чем ощущать, строго говоря. Словно его привязали к неподвижному предмету тонкой ниткой, которая порвалась при первом же шаге, и он упал в объятия аметистовоглазого шинигами... даже не обнаженным, а каким-то совершенно очищенным... от всего, кроме памяти, да и ту заволакивал туман.
А потом он очнулся на самом деле. В голове отложились какие-то сюрреалистические картинки... кажется, он вел себя в соответствии с заранее утвержденным планом. Кажется, не проговорился...
–И не пытайся вспоминать, – знакомый голос полоснул по новообретенным слуховым нервам. Доктор вздрогнул, приоткрыл глаза и обнаружил, что лежит на узкой кровати. В остальном обстановка была совершенно минималистичной. – Все прошло идеально. Ты так правдиво играешь, что я даже засомневался...
–Я просто представлял Тсузуки на твоем месте, – в горле, похоже, пересохло. – Можно воды?
–Конечно, – Сейчиро немедленно вошел в поле зрения и занялся стоящим на тумбочке графином. – Непривычно?
–Я уже давно не чувствовал себя настолько живым, – тело до странности легко реагировало на команды. Совсем новое... такое удобное и сильное... но действительно непривычное.
–Чужая энергия не может дать таких ощущений, – Тацуми усмехнулся и протянул доктору стакан. – Мураки, я знаю, каким образом ты протянул так долго. Но осуждать не стану, слишком поздно... и я тебя за это уже выгораживал перед судом, который ты явно не помнишь.
–Прекрасно, – вода показалась удивительно вкусной. Хотя наверняка была набрана просто из-под крана. – Главное, что у нас все получилось...
В памяти носились какие-то смутные образы. Вот секретарь... на месте то ли свидетеля, то ли обвиняемого, ровно отвечает на какие-то идиотские вопросы... вот его голос вздрагивает, так натурально... или это выглядело совсем не так, и там вообще не было ничего, а зал суда – лишь подброшенная больным сознанием метафора?
–Не надо вспоминать, голова разболится, – заботливым тоном произнес повелитель теней. – Просто помни, что все уже закончилось. Теперь тебе придется притворяться только перед Графом... увы, его глаза благодаря достижениям техники видят слишком многое.
–А уши не слышат? – доктор внимательно посмотрел на Сейчиро. Тот смотрел на него довольно странно, словно и правда играл перед камерой, затем медленно взял стакан и отошел, чтобы поставить его на столик. Мураки невольно вздохнул от облегчения. Здесь присутствие этого человека было... давящим.
–Не волнуйся, свой дом я держу чистым, – снова этот изучающий взгляд. Но он же не проговорился ни о чем... если бы проговорился, его сдали бы в тот же момент, не доводя дело до необходимости пользоваться секретарским гостеприимством...
–Тацуми, – доктор попробовал имя на язык. На людях.. точнее, при других шинигами придется называть его именно так, – когда меня ждет выход в свет?
–Не торопись, – повелитель теней неожиданно усмехнулся, его лицо показалось почти живым. – Тебе нужно немного времени, чтобы привыкнуть и прийти в себя. Потом я буду учить тебя... я решил, что будет правдоподобнее самому заняться этим.
–Действительно... надо привыкнуть, – Казутака тоже выдавил из себя короткий смешок и откинулся на подушку. Первая секунда после падения с края водопада – страшно, еще не больно, но уже поздно что-то предпринимать... – Я хочу видеть Асато.
–Я ему позвоню, – затем секретарь сделал нечто неожиданное. Подошел совсем близко и провел кончиками пальцев по щеке Мураки. Доктор вздрогнул и попытался отстраниться. Две разные роли он никогда не перепутает... для этого шинигами он всегда будет изображать, что любит Тсузуки. И никак иначе. – Только сначала оденешься как подобает. И я буду присутствовать при встрече.
–Вуайеризмом можно заразиться? – Казутака потянул на себя одеяло, неожиданно показавшееся слишком тонким. – Новое слово в медицине...
–Мураки, – опять улыбка, но она больше не кажется такой доброй, – я не собираюсь подсматривать за вами. Я поселил тебя в своем доме не для того, чтобы ты...
–Прости, но пока что мы можем быть рядом только у тебя дома, – доктор повернулся на бок, затем приподнялся на локте и посмотрел в глаза все-таки немного ошарашенного повелителя теней. – Тацуми, представь, что подумает Асато, если я постоянно буду отказывать ему в близости, прикрываясь тем, что мы в гостях, мы должны играть роли... Я понимаю, тебе сложно с этим смириться, но я люблю его. И он любит меня. Только он, и я это вижу, не верит в то, что наша близость была плодом обоюдного желания. Ты хочешь, чтобы он продолжал считать себя насильником? Я все готов сделать, чтобы разубедить его...
Сейчиро вздохнул и присел на край кровати. За непроницаемой маской, в которую превратилось его лицо, сложно было рассмотреть его подлинные чувства, но Мураки был почти уверен, что может их угадать. В конце концов, для притворщика было бы логичнее всего ухватиться за любой способ, облегчающий условия игры. Именно поэтому доктор и собирался настаивать на том, что хочет быть с Тсузуки.
Или, может быть... потому, что он действительно хочет? Казутака представил своего аметистовоглазого ангела здесь, рядом... испуганного, смущенного, наверняка нуждающегося в утешении... от одной мысли новое тело отозвалось довольно сильным возбуждением.
–Он скоро придет, – секретарь легонько погладил доктора по плечу. – Извини, если тебя так обижают мои подозрения... но я должен быть уверен, что ты не навредишь Асато. Так что я пошел звонить, а ты вставай и одевайся.
«Кажется, он мне поверил, – Мураки с трудом перевел дыхание. – Его убедило то, что я думаю о чувствах Тсузуки? И почему он все время прикасается ко мне? Я ему нравлюсь, что ли? Или он просто хочет переключить мое внимание с Асато на себя? Должен же понимать, что я не поддамся... я не идиот, чтобы так раскрываться. Вот если бы он тогда пришел убивать меня... у меня не было бы другого выхода. А сейчас для меня может существовать только мой ангел...»
Звонок вырвал Тсузуки из странного забытья, в которое шинигами впал незаметно для себя. Время словно бы текло мимо него, пока в голове раз за разом прокручивались одни и те же мысли, одни и те же подозрения...
Зачем он доверился Тацуми? Конечно, повелитель теней – его друг, и хороший друг, но... что, если Сейчиро окажется в ситуации, когда будет проще сдать бывшего врага, чем и дальше оказывать услугу бывшему напарнику? То, что секретарь сам предложил и помощь, и идею, мало что значило. Бывают же такие моменты... Асато понимал, что на месте Тацуми было бы вполне нормально именно так и поступить, а потом извиниться, что комбинация не удалась...
«Да какое я право имею его подозревать? – Тсузуки вцепился пальцами в волосы, словно неосознанно пытаясь таким образом добраться до своих мыслей. – Сейчиро не станет подставляться, но он делает это для меня, поэтому постарается... и с доктором мы все детали обговорили, а притворяться он умеет... все должно пройти гладко, а если я буду беспокоиться – это как раз и покажет, что я лгу насчет своей роли...»
Потом Асато охватило новое подозрение. Сейчас, когда Мураки не было рядом, оказалось довольно просто подумать, что доктор притворялся. Что с самого начала его поведение было игрой... думать об этом было невыносимо, но Тсузуки продолжал растравлять рану, пока не начинало казаться, что притворство если и было, то ограничилось сказанным после... физической близости. Сказанным, дабы не злить шинигами, не усиливать его чувство вины...
Даже боль не отрезвляла. Слишком странной и непонятной казалась вся эта проклятая ситуация. Собственный поступок... то, что Мураки вообще подсунули ему... то, как они с Тацуми пытались его выгородить... все завязалось в такой узел, что к нему и с топором было не слишком легко подступиться.
А потом прозвенел телефон. Асато сполз с постели, поднял трубку, ожидая чего угодно плохого, и услышал, что Казутака очнулся. Очнулся и хочет видеть его... Мысли о подставе моментально испарились. Тсузуки еле удержался от того, чтобы телепортироваться с места домой к секретарю. Сейчиро прямым текстом сказал, что этот визит оправдан с точки зрения их легенды. Асато якобы хотят объяснить, что он должен делать, чтобы ничего не перепутать.
Тсузуки с некоторым трудом заставил свою ладонь расстаться с трубкой. Он цеплялся за несчастный кусок пластика с такой силой, что не треснул тот по чистой случайности. Внешний вид, как оказалось при взгляде в зеркало, тоже оставлял желать лучшего, пришлось быстро привести себя в относительный порядок, чтобы не возбуждать подозрений у возможных наблюдателей. Асато старался сделать это как можно быстрее, каждая проведенная дома секунда давила, словно сжатая пружина, в результате получалось все не лучшим образом...
Зато, когда он наконец перешагнул порог дома секретаря, все подозрения, включая появившиеся по дороге, моментально испарились. Сейчиро аккуратно закрыл за ним дверь, и в поле зрения показался доктор. Он выглядел иначе, чем тогда, когда умирал на его руках. И не только в том смысле, что от слабости и болезни не осталось и следа. Шрамы возле правого глаза исчезли, это было непривычно... но Мураки шло их отсутствие.
–Я еле дождался, – сообщил Казутака, подходя к гостю, и ласково обнял его. Асато с чувством невероятного облегчения выдохнул, прижимаясь к доктору. Невозможно, невероятно... но Мураки действительно не держит на него зла. Нельзя же притворяться, когда в этом и смысла-то особого уже нет...
–Я тоже, – живое тепло под руками постепенно заставило исчезнуть то ощущение, которое не проходило после доставки души по месту назначения. Все обошлось... все действительно обошлось.
Напряжение уходило медленно. Тсузуки не сразу вспомнил, что смотрится не слишком нормально – застыв посреди чужой прихожей в объятиях новоиспеченного шинигами... человека, который, если верить ему, не перестал любить Асато и после смерти. Или все-таки...
Тсузуки почти испуганно отстранился и попытался понять, что на самом деле думает о нем доктор. Нет... показалось. Как ни странно было в это верить, но Мураки действительно хотел только успокоить и согреть его. После всего, что было... он даже не показывает ничем, что его обижает такое недоверие... или что расстроен. Отсутствие эмпатических способностей не мешало понять, что на обновленном лице доктора читается лишь одно – он очень рад встрече, несмотря на то, при каких обстоятельствах она произошла.
–Прости, – выдохнул Асато, окончательно разжимая объятия. – Я... все-таки тебя подвел.
–Ты сделал все, что мог, – Казутака пожал плечами. – И твой друг – тоже. Я хотел жить и хотел быть рядом с тобой – если ради этого нужно вначале умереть и притворяться, что между нами ничего нет, так эти условия для меня не так уж и обременительны. Не вини себя, Тсузуки.
Смущение нахлынуло горячей волной. Смущение и что-то еще... что-то, из-за чего смотреть в лицо доктору было довольно приятно. На пару секунд весь окружающий мир словно пропал, но Тсузуки сразу же вернулся к действительности, все-таки поймав взгляд секретаря, скорее удивленный, чем недовольный.
–Мне хотелось бы напомнить, что мы не можем стоять здесь вечно, – Тацуми приглашающим жестом предложил своим гостям пройти в комнату. Асато бывал здесь не слишком часто, но сразу же сориентировался, что разговор состоится в гостиной. Там мало что переменилось – бережливый повелитель теней редко тратился на обустройство жилища, а немногочисленным вещам в этой не слишком маленькой комнате было отведено свое место. Тсузуки сел рядом с доктором – почему-то показалось, что ему хотелось бы именно этого. Предположение подтвердилось – Мураки тут же коснулся его колена своим, тело словно прошил мягкий разряд тока.
–Я думаю, что вопросы получения наследства можно обсуждать довольно долго, – Казутака в улыбкой обратился к секретарю. – Особенно, если мы действительно не хотим, чтобы наше доверенное лицо совершило ошибку. Я прав?
–В общем, да, – по лицу Сейчиро всегда было сложно определить эмоции, в этом конкретном случае даже эмпатия была бессильна. – Но я все равно не хотел бы вызывать лишние подозрения.
Асато вздрогнул. Формально доктору уже мало что угрожало, раз уж его сделали шинигами... да и вряд ли он завалит экзамен, с его-то способностями... но результаты ведь можно оценить по-разному. И разлучить их с Мураки навсегда, если какие-то подозрения возникнут. Конечно, сам Казутака при этом может и не пострадать, в смысле физически – просто его отправят работать в другое отделение, предотвратив дальнейшие встречи.
Тсузуки не думал, что доктору такое положение дел понравится. Он и здесь-то почти никого не знает. Нет, конечно, Мураки сможет освоиться где угодно, но...
Еще одно, такое ненавязчивое прикосновение. Да скажи ему кто-нибудь неделю назад, что он будет ждать и жаждать чего-то в этом роде, что он будет радоваться уже тому, что Казутака рядом... да, просто рядом, а не жмется в угол... нет, это не в стиле доктора, он бы скорее демонстративно игнорировал неприятное ему существо. И было бы куда понятнее, но при этом – намного грустнее... Да, неделю назад он бы объяснил сказавшему, что тот с ума сошел. А сейчас от того, что Мураки рядом, становится легче на душе. И почти все равно, что за обстоятельства свели их.
–Тогда не будем терять время, – доктор усмехнулся краешком губ. Эта улыбка была словно предназначена только для Асато. – Поверьте, Тацуми-сан, я уже достаточно пришел в себя, чтобы выслушать ваши соображения. Чем больше я в итоге буду знать, тем лучше для нас всех. Вы ведь, насколько я понял, тоже рискуете.
–Да, – короткий сухой кивок. – Суд, через который мы прошли, был лишь первым этапом проверки.
Там можно было солгать, достаточно хорошо вжившись в роль, и не нужно было слишком сильно показывать чувства. Этого секретарь не говорил, но Тсузуки мог представить себе, как все выглядело для них с доктором. В таких местах тоже довольно консервативно относятся к традициям и формальностям.
–Что еще нас ждет? – почти спокойно поинтересовался Мураки.
–Именно нас всех, скорее всего, постарается разговорить Граф, – Сейчиро внимательно посмотрел на Асато, от этого взгляда старший шинигами поежился. От необходимости присутствовать на формальном суде и слушать, как Казутака доказывает свое раскаяние, желание приносить после смерти пользу, искупая свою вину, Тсузуки был избавлен. Вопрос с наследством решился в сугубо неофициальном порядке, а все остальное... – Я говорил с ним без особых подробностей, когда просил не давать этом делу о наследстве официальный ход... и думаю, что он теперь будет проверять меня при каждой личной беседе. Не думаю, что Хакушаку полностью успокоится, даже узнав, что ты перевел полученные деньги на мой счет, все-таки среди его недостатков наивность никогда не значилась.
Асато невольно придвинулся еще ближе к доктору – то ли поддержать его, то ли получить поддержку... хотелось и того, и другого. Он уже примерно представлял, что секретарь скажет дальше.
–Тсузуки, мне кажется, что на этом этапе слабым звеном можешь оказаться ты, – и снова этот взгляд... а потом он неожиданно теплеет, и приходит в голову, что все-таки Тацуми – друг. И ввязался во все это по его просьбе. И ему тоже довольно-таки тяжело, если подумать.
–Я постараюсь не подвести, – Асато выпрямился, но контакта с Мураки не прерывал. – Эмпатия среди его недостатков тоже не значится, насколько я помню, – как обычно, защищая кого-то, старший шинигами чувствовал себя смелее и сильнее. – Сейчиро, пожалуйста... не надо думать, что я могу вас подставить.
–Намеренно, конечно, не можешь, – секретарь снова посерьезнел. – Ладно, допустим, что ты выдержишь проверку. И Граф поверит в то, что ты просто хотел помочь мне, раз уж так получилось. Главное, не запутайся в интерпретации фактов. Теперь – самая сложная задача.
–Насколько понимаю, моя, – доктор продолжал улыбаться, но только идиот сказал бы, что он не видит серьезности ситуации. Тсузуки чувствовал, что Казутака попросту не слишком уверен в своих силах.
–Тебе придется доказать еще и профессиональную пригодность, – повелитель теней поморщился. – Я не предсказатель, но чувствую, что ты сейчас скажешь. Есть вещи, которые тебе еще предстоит узнать, чтобы не просто получить работу здесь, а попасть именно в разряд элиты. То, что ты побеждал сотрудников нашего отдела, еще ничего не значит.
–Я и не обольщаюсь, – Мураки пожал плечами. – Но вы обещали, что будете учить меня, Тацуми-сан. И я надеюсь, что вы – не самый худший учитель.
–Я тоже могу помочь, – не выдержал Асато. – Сейчиро, ты же никогда не работал с шикигами, ты просто не можешь знать, как именно с ними нужно сотрудничать!
–Что ж... это усложнит дело. Но если тебя это не пугает...
–Ничего не усложнит! – почти выкрикнул Тсузуки. – Пожалуйста...
«Я цепляюсь за все, что позволит мне быть с ним, – с некоторым запозданием осознал старший шинигами. – И ведь я вполне доверяю Тацуми, просто... я не уверен, что выдержу, если Мураки не будет рядом».
–Хорошо, как скажешь, – нехотя согласился секретарь. – Но учти, тебе еще с напарником как-то надо обсудить эту проблему. Хисока не сегодня-завтра вернется. Я сомневаюсь, что ему ты сможешь солгать.
Асато сжался, он почти забыл о том, что именно вскорости существенно усложнит его жизнь. И ладно если бы Тсузуки мог хладнокровно следовать плану, притворяться хотя бы несколько дней кряду... нет, он был просто уверен, что недолгая разлука с доктором просто сведет их обоих с остатков ума. Или Казутака все же выдержит? Старший шинигами покосился на вроде бы спокойного доктора и увидел, как его пальцы выстукивают на обтянутом брюками колене непонятный ритм. Мураки тоже волнуется... его нельзя бросать на Сейчиро... или это просто кажется?
–Я думаю, что смогу ему объяснить, – Асато тщательно следил за интонацией. – Хисока поймет.
–Что он все поймет, я не сомневаюсь, – Тацуми слегка скривился. – Главное, чтобы ты объяснил ему, что, распустив язык, он подставит нас всех. А не только доктора.
–Кстати, – Тсузуки пришла в голову неожиданная мысль, – Мураки, а ты сам хочешь, чтобы я тебя учил? Тебя больше никто так не научит находить общий язык с шики, правда...
–Конечно, – и такая теплая улыбка... А он еще сомневался в любви доктора... он еще смел сомневаться. Да видно же, даже слепому видно, что Казутака на все готов, лишь бы подольше и почаще видеть его... – Ты очень меня заинтриговал, между прочим. Я не думал, что обращаюсь со своим шикигами неправильно, он ведь всегда меня слушался...
–Асато объяснит тебе все позже, – Сейчиро демонстративно посмотрел на часы. – Сейчас не время для уроков практической магии. Я хотел бы все-таки услышать, каким образом...
–Тацуми-сан, – Мураки посмотрел на него почти умоляюще, – получите вы свои деньги. Я ручаюсь, что все пройдет хорошо. Только, прошу вас... оставьте нас с Тсузуки наедине. Ненадолго.
Повелитель теней помрачнел. Асато не сразу понял, в чем дело, но довольно скоро он почувствовал, что начинает краснеть. Действительно... есть темы, которые при секретаре обсудить невозможно.
Сейчиро настороженно молчал, словно не был уверен, что расслышал просьбу правильно.
–Тацуми, – старший шинигами невольно закусил губу. Он понимал, что секретарь может найти сотни благовидных причин, по которым совершенно спокойно откажет им в уединении, – пожалуйста...
–Хорошо, – когда пауза стала уже невыносимой, повелитель теней заговорил. – Полчаса. В той комнате, которую я отвел тебе, Мураки.
–Спасибо, – Тсузуки встал, готовый со всех ног нестись в указанное помещение, останавливало лишь незнание расположения комнат. – Огромное тебе спасибо...
–Идите уже, – Сейчиро тоже поднялся и отошел к окну, задернуть штору. На лице секретаря застыло странное выражение, и Асато не мог его разгадать, как бы ни старался.
Доктор прекрасно понимал, что заставило его попросить об уединении. Продолжать изображать влечение, конечно, можно было и на глазах у ревнующего секретаря. Похоже, только Тсузуки еще не заметил, как из последних сил сдерживался повелитель теней. Мураки даже показалось в какой-то момент, что он переигрывает, и все желание помочь, от которого многое до сих пор зависело, сейчас испарится... уж больно многозначительно вели себя тени в помещении. К счастью, обошлось. Возможно, помогло напоминание о деньгах. Во всяком случае, иголки, на которых доктор сидел, куда-то пропали, как только аметистовоглазый ангел согласился с ним.
Но, с другой стороны, Казутака на самом деле ничего и не изображал. С того момента, как Асато перешагнул порог, доктор хотел одного – прижать его к ближайшей плоскости и... дальше желания уводили довольно далеко, и поддаваться им значило полностью утратить контроль над собой и ситуацией в целом. А отвлекаться пока что было нельзя.
Любая попытка успокоить бдительность Тацуми просто приводила к очередному выпаду с его стороны. Очередному напоминанию о том, как все сложно... Доктор не хотел задумываться над тем, что в итоге отчасти усложнил задачу сам себе. Да, его фамилия действительно значилась в списке потенциальных шинигами. И не было нужды влюблять в себя Тсузуки. Но, в конце концов, это было не только средством достижения цели, которую Мураки ошибочно полагал доступной. Не только...
Сейчас, когда они переступили порог комнатушки, отведенной для гостя, можно было отпустить тормоза, но это могло бы испугать Асато. Конечно, его желание тоже было очевидно – еще до того, как он поддержал просьбу доктора. Казутака, впрочем, понимал, что даже в условиях цейтнота торопиться нельзя. И, к сожалению, придется пока что передоверить управление Тсузуки.
–С тобой точно все в порядке? – Асато прикрыл за собой дверь и уставился на доктора так, что Мураки начал слышать свой пульс. Ксо, это уже давно перестало быть игрой. Тсузуки буквально провоцирует его... и не факт, что совсем уж неосознанно.
–Не совсем, – как же сложно было ограничиваться легкими прикосновениями, играть в притяжение – когда на самом деле приходится воображать себе лед, чтобы не сгореть во внутреннем огне...
–Все будет хорошо, – Асато подошел ближе. – Я обещаю, мы со всем разберемся...
–Да не в этом дело, – Казутака осторожно, сдерживаясь из последних сил, погладил старшего шинигами по щеке. Прикосновение заставило кожу порозоветь. – Я люблю тебя, Тсузуки. Мне все равно, верит ли в это твой... друг. Меня волнуешь только ты... я хочу знать, нужно ли тебе, чтобы я был рядом. Мне это необходимо, но ты... я не уверен, я все еще боюсь, что понял все неверно. Скажи, я нужен тебе?
–Конечно, – Асато окончательно смутился. – Прости... я должен был сказать. Я много думал... это все случилось так неожиданно, но у меня внутри все переворачивается, стоит подумать, что нас могут разлучить, понимаешь?
–Понимаю, – что план сработал наилучшим образом. Да, честно говоря, доктор сам не собирался расставаться с этим чудом. Мураки давно ничего так не хотелось, как дождаться возможности наконец-то получить от этого шинигами все... а потом уже можно обратить внимание и на остальные вопросы. – Теперь насчет тебя я буду спокоен, – доктор решительно заключил Тсузуки в менее невинные объятия. – Я так мечтал об этом... прошу тебя, позволь мне...
Асато все еще стеснялся, это было заметно, только вот первые же пробные поцелуи показали не просто отсутствие сопротивления, но и в какой-то мере ответное желание. Похоже, раскрепостить этого чистого ангела все же удалось. Отчасти...
О времени Мураки забыл почти сразу же, как и о том, что надо бы чем-нибудь посущественнее заблокировать дверь. А, все равно, если хозяин захочет вломиться, зная заранее, что увидит, это его личные психические проблемы. Не так важно, как то, что сейчас даже не хочется, а именно что нужно сделать.
Главное – не прерываться. Целовать, не давая вначале говорить, а затем и думать, ловить тонкие оттенки солености щек – Тсузуки плакал из-за него? Хорошо, можно использовать, все идет по плану... по собственному плану сумасшедшего доктора, который уже обеспечил себе жизнь после смерти и теперь намерен сделать эту жизнь максимально приятной для себя любимого.
Как же хочется просто взять это тело, присвоить... но Асато еще не готов, даже если подержать его еще немного в собственной вине, позволяя окончательно поддаться ложным представлениям. Поставить метку можно и иначе. Связать свой светлый образ с теплом, комфортом, покоем, любовью... убедить, что только с одним человеком Тсузуки сможет быть собой. Асато должно быть только приятно, и пусть он не догадывается, что другого сводит с ума просто возможность прикасаться и чувствовать отклик – не страх и отвращение, а смущение на грани желания, любопытство...
Нет, он не сомнет эти первые побеги. Лишь немного поухаживает за ними... В этом почти нет притворства, спрятаны отчасти лишь подлинные планы на будущее... но в наше время они часто меняются, так есть ли смысл их раскрывать? Неприкрытый цинизм отталкивает непривычные к нему натуры, к ним вначале нужно найти подход... стать незаменимым. И уже потом можно ничего не прятать, не подбирать оправдания, все сделают за тебя. Главное – хорошо потрудиться на начальном этапе.
Тсузуки тяжело дышит, ему все еще непривычно чувствовать то, что сейчас пробуждается и осваивается в нем без помощи химических средств. Его собственная химия, его собственное сознание и подсознание – все сдалось на милость победителя. А победитель думает лишь о том, как бы не утонуть в собственных эмоциях... до того остро они сейчас ощущаются. Новое тело, новые уровни интенсивности... куда проще потерять голову.
Легонько, подливая масла в бушующий чужой огонь, пройтись губами по шее, груди – рубашка расстегнулась почти что сама, на очереди – брюки... только сначала нужно усадить теряющего опору шинигами, благо здесь есть кровать...
Вот теперь можно еще немного обнажить... распаковать подарок, не до конца, так лучше, так дразняще... погладить твердеющий орган, которым раньше так беззастенчиво пренебрегали. Ничего, все меняется.
Сдавленный то ли протест, то ли стон удовольствия... Расслабься, Асато, все будет хорошо, тебе понравится. Обязательно понравится... не напрягайся, не сопротивляйся, все равно уже поздно...
Им обоим сейчас жарко, до безумия жарко, мир сжался до этой комнаты с наглухо зашторенным оконном, до двух тел, до маленькой точки... похоже на ядерную реакцию, все идет само собой, губы и пальцы движутся в заданном природой ритме... и – взрыв. Лишь с одной стороны, но это не так важно. Сейчас – неважно. Потом счет сравняется.
Мир постепенно раздвигается, впуская в себя звук своего и чужого дыхания... тела постепенно охлаждаются, но дышать и правда нечем. Во рту – терпкий привкус... сейчас так ощущается вкус победы, и с этим приходится смириться.
–Не нужно было, – только сейчас Тсузуки решается облечь сопротивление в слова. – Я...
–Нужно. Тебе. Не говори, что не хотел, – доктор усмехнулся и невольно закашлялся. Асато, явно по инерции, все еще полыхал, словно заглянувшая в мужскую баню школьница. – И все равно так проще, чем объяснять словами. Тсузуки, – Казутака ласково погладил его по груди, – я же чувствовал, как ты напряжен. Сейчас тебе легче, постарайся подольше сохранить это ощущение. Я ведь не знаю, когда мы снова сможем побыть вместе...
Продолжая успокаивать шинигами словами, Мураки осторожно привел в порядок его одежду, затем помог сесть. Бесполезно объяснять Асато, что ему вовсе не обязательно терзать себя... точнее говоря, у этих инструкций немного другой смысл. Иногда важно то, что слова просто были сказаны. Когда, кем, какие именно... прямое значение до поры до времени играет только вспомогательную роль.
Тсузуки чувствовал себя окончательно сбитым с толку, но в каком-то смысле ему и правда было легче. Словно из мыслей вытащили занозу. Во всяком случае, стало яснее – он не заблуждается, доктор действительно любит его... разве обращаются так, если просто играют?
Конечно, было более чем непривычно. И стыдно – оттого, что действительно понравилось, оттого, что Мураки был вынужден вот так доказывать свою любовь недоверчивому шинигами... А еще – страшно. Вдруг он понял все не так? Вдруг это все еще не любовь, а попытка удержать нащупанную дорожку к более-менее прочному положению в новой жизни?
«Хватит маяться паранойей, – оборвал собственные тревожные мысли Асато. – Если бы доктор ничего к тебе не чувствовал, он сейчас окучивал бы Сейчиро, разве нет? А раз он чувствует, то и ты прекращай истерику. Мураки не заслужил таких подозрений после всего, что сделал для тебя... и того, что ты сделал с ним!»
–Все будет нормально, – Казутака довольно ласково обнял его за плечи. Почти невинно – словно и не было только что... того, что было. – Тсузуки, ты справишься... и привыкнешь, я уверен.
Нужно было что-то сделать, и Асато не слишком умело поцеловал доктора в ответ. Старший шинигами не был уверен, что поступает правильно, но он просто хотел показать, что Мураки старался не зря... и вообще, Казутака действительно может быть спокоен. Ведь ему наверняка это нужно – уверенность в завтрашнем дне, в том, что его не разыгрывают сейчас... по крайней мере.
Конечно, Тсузуки подставил себя на место доктора, чтобы прикинуть, чем именно сложившаяся ситуация может раздражать или расстраивать. Но он был почти уверен, что догадался правильно. Ведь у Мураки тоже нет никаких причин верить в то, что ему говорят правду – за исключением взаимных чувств к Асато.
Решено, никаких больше сомнений. И без того ситуация сложная, зачем усложнять ее до предела, оставив болтаться в воздухе самый существенный аспект вопроса?
–Конечно, я ведь люблю тебя, – и разве сейчас не его очередь быть сильным? Хватит расклеиваться, пора взять себя в руки и действовать. – Мы со всем справимся...
Доктор так естественно положил голову ему на плечо, что это убило бы любой внутренний протест против отношений с бывшим убийцей и маньяком, если бы протесты не вымерли секундой раньше.
А потом, не подумав постучать, вошел Тацуми. Тсузуки покраснел, поняв, что их чуть было не поймали за менее благовидным занятием, но секретарь не стал устраивать сцены. Просто напомнил, зачем по легенде они собрались втроем в этом доме.
Пришлось-таки вернуться от приятных духовных и плотских материй к финансовым. Странно, но теперь все необходимые операции отложились в голове куда удачнее, и Асато убедился, что действительно ничего не перепутает в деликатном деле получения наследства.
Разумеется, за один день оформить все не получилось, пришлось-таки и о работе вспомнить... но вопрос оказался вполне решаемым. В итоге, за вычетом средств, направленных на определенные цели, довольно немаленькое состояние доктора оказалось разделено между двумя шинигами. Самым сложным оказалось удержать челюсть, увидев одним числом с множеством нулей сумму, составившую, по идее, «скромный посреднический процент».
Что подумал в итоге Сейчиро, осталось неизвестным, но Тсузуки мог ручаться, что повелитель теней доволен... и возражений от него точно не будет. Правда, все мысли о том, что будет делать секретарь со своими деньгами и как теперь распоряжаться собственным состоянием, вылетели из головы, когда Асато вернулся на рабочее место и увидел сидящего за компьютером напарника.
–Смотрю, ты без меня совсем разболтался, – малыш выразительно посмотрел на часы. – Правда, у нас вроде тихо, как я вижу. А почему у тебя такое лицо, словно что-то случилось?
–Хисока, – все слова, которые Тсузуки безуспешно пробовал подбирать, вспоминая время от времени о неизбежности визита напарника, вылетели у него из головы.
–В чем дело? – эмпат тут же вылез из-за стола и подошел ближе, явно собираясь по-своему выяснить, что мешает Асато спокойно говорить. Старший шинигами невольно попятился, мальчик остановился и с подозрением посмотрел на него. – Тсузуки, со мной все в порядке. Если тебе что-то наговорили, то это все неправда...
–Ничего мне не говорили, – слабое беспокойство, касавшееся того, что там могло случиться с напарником, тут же улеглось. Если он сейчас стоит здесь, вполне целый и здоровый, говоря, что все в норме, значит, скорее всего он не лжет. И неважно, что там с ним за эксцесс случился, раз обошлось благополучно. – Прости... я вообще не интересовался, что там с тобой...
–Ну и правильно, – Куросаки снова шагнул ближе. – Подожди... Значит, у нас что-то произошло? Здесь? С тобой?
–Да, – а смысл скрывать от него? Это чудо, что он еще не напоролся на доктора... Точнее, не совсем чудо, Казутака сейчас у Сейчиро... и слишком занят, чтобы гулять по коридорам, пугая общественность.
–Стоит на несколько дней отлучиться, – эмпат на секунду закатил глаза. – Так, давай рассказывай. В чем дело, кто умер, что случилось? Только спокойно...
Асато отвел взгляд в сторону. Старший шинигами предчувствовал, как будет смотреть на него напарник, когда все узнает, и представлял это настолько хорошо, что видеть не хотел.
–Хисока, – неуверенно начал он, сдерживая готовый прорваться наружу поток правды, – Мураки... мертв. Я забрал его душу. И... и его выбрали... он станет нашим коллегой. Он сейчас проходит последние тесты... Скорее всего, пройдет. Он очень сильный...
–Ками-сама, – почти предсказанная интонация... «Я становлюсь ясновидящим, – с ненавистью к себе подумал Асато. – Сейчас он спросит, почему мы не протестовали, почему доктора не могут отправить в порядке обмена сотрудниками на другой край света...» – Тсузуки, – он не заметил, как близко подошел мальчик, – тебе так тяжело, а тут еще я...
Куросаки решительно обнял его, старший шинигами зажмурился, сжимаясь в предчувствии скандала... который ну совершенно не желателен здесь, где в любом углу может торчать камера...
–Хисока, поговорим в другом месте, – быстро выпалил Асато, стараясь предупредить выплеск лишней информации. – Я все объясню, только, пожалуйста, не здесь...
–Хорошо, – неожиданно быстро согласился напарник. Мальчик чуть отстранился от Тсузуки, но продолжал прикасаться к нему... осторожно обнимать. Странно... неужели он почувствовал не все, почему ему не противно? Асато нерешительно открыл глаза и заставил себя посмотреть в лицо Хисоке. Эмпат смотрел без всякого осуждения, скорее с каким-то сочувствием. – Я еще официально не вернулся, просто хотел проверить, все ли нормально... так что давай пойдем куда-нибудь и отметим мое возвращение, раз все равно срочных дел нет...
Спустя некоторое время они уже сидели в небольшом кафе. С момента посадки за свободный столик Куросаки хранил молчание, словно его настолько поразило собственное предложение плюнуть на работу... или прочувствованное в мыслях напарника. Тсузуки тоже молчал, нарушив тишину лишь однажды – чтобы заказать обоим поесть – для видимости... чтобы их не беспокоили. Аппетита у Асато для разнообразия совсем не было.
–Ну, давай начнем, – все же первым заговорил мальчик. – Тсузуки, ты думаешь, что я буду тебя осуждать? – дождавшись еле заметного кивка, эмпат продолжил: – Послушай, мы друзья или кто? Что ты такого сделал, чтобы я на тебя обиделся, устроил сцену и перестал с тобой разговаривать?
–Я... был с Мураки, – тихо принялся перечислять Асато, – влюбился в него... помог ему...
–Прекрати, – маленькие ладошки перехватили готовую ударить по столу руку. Старшему шинигами очень хотелось сделать себе больно – и все равно, что люди смотрят. – Если я не ошибаюсь, Тсузуки, ты думаешь, что доктор изменился, и я этого не пойму. Так вот... я все понимаю. Если он действительно раскаялся, действительно хочет так загладить свою вину перед тобой, если ты сам согласен... я постараюсь это принять. Я не понял бы, если бы Мураки причинил тебе боль, а ты продолжал его выгораживать. И если он сделает что-нибудь плохое, я ему этого не прощу, потому что он не имеет права обманывать твое доверие. Но ты ни в чем не виноват. Ты – мой друг, но у тебя есть право на личную жизнь... и на то, чтобы самостоятельно принимать решения. Я не имею права обижаться на то, что меня не оказалось рядом, когда тебе нужен был совет. Закрыли тему? – Хисока выразительно посмотрел на напарника, убрал руки и отпил из своего стакана. – А если будешь думать, что я маленький ребенок и в шоке от твоей безнравственности, то я тебя стукну.
Асато самого серьезно шокировала неожиданная реакция мальчика. Эмпат и раньше удивлял его взрослостью мышления, но ждать подобной рассудительности от него было сложно. Мешало то, что Тсузуки знал о Хисоке, да и внешность не располагала... но можно было напомнить себе реальный возраст этого мальчика. Как бы в мыслях держать число рядом с изображением. Увеличив это число на размер хоть и книжного, но все же опыта...
–Конечно, если ты так сильно хочешь об этом поговорить, – продолжил Куросаки, время от времени прерываясь на отщипывание небольших кусочков от своей порции, – я попробую тебе помочь. Мы уже разобрались с моей реакцией, так что, полагаю, ты ждешь каких-то советов...
Вздохнув, Асато кивнул. В первую очередь он ждал скандала... но теперь, действительно, почувствовал, что эмпат поможет ему разобраться с бардаком в мыслях. Стоит только попросить. И перестать стесняться... потому что больше ждать подсказок неоткуда.
–Что именно тебя смущает, Тсузуки? – взгляд бездонных зеленых глаз, казалось, пронизывает его насквозь, как рентгеновские лучи в старых фантастических фильмах. – То, что это был доктор? С кем-нибудь другим тебе было бы проще?
–Нет, – с такой точки зрения все казалось очевидным. – Я просто не сделал бы такого... у меня бы ничего не вышло... Хисока, понимаешь, я действительно влюбился в него. Я уже понял, это полное сумасшествие... но мне плохо, когда я не знаю, что с ним. И я верю, что он тоже меня любит, понимаешь? Просто... не до конца.
–Не до конца любит? – малыш усмехнулся, и Асато невольно опустил глаза. В поле зрения попала тарелка, и тут же подумалось, что, наверное, лучше жевать, чем говорить. Даже когда кусок в горло не лезет.
–Не знаю. Когда он рядом, все просто и понятно... и он делает со мной... для меня... такое... – слов не хватало, особенно приличных, уши уже потихоньку начинали разгораться. – Прости, не знаю, как объяснить. Вот сейчас его нет поблизости, и я начинаю думать – чем он занимается, о чем говорит с Сейчиро, зачем я вообще согласился на эту махинацию, зачем я все испортил... Я ни о чем больше не могу думать. Прости... но мне так хочется, чтобы он сейчас был здесь...
–Ты просто ревнуешь, – это прозвучало как диагноз. Хисока подмигнул напарнику. – Тсузуки, если оставить в стороне все лишнее, вопрос выглядит довольно ясно. Влюбленность. Не лечится, но иногда проходит само. Главное, не нервничай.
–Да не могу я не нервничать... – Асато все-таки решился попробовать заказанное. Сладость откушенного ненадолго примирила шинигами с неидеальной жизнью. – Он ведь не играет... я почти уверен. И мне стыдно, что я его подозреваю. И страшно полностью довериться, это же Мураки... несмотря на все, что я с ним сделал... за это мне тоже стыдно.
–Тсузуки, – мальчик успокаивающе погладил его по свободной руке, – ну, хватит дергаться. Чего тут стыдиться? В наше время, если ты до сих пор не обращал внимания, стесняться надо того, что ты этим не занимаешься... Ты же не делал ничего против его воли, я правильно понимаю?
–Нет... – честно говоря, Асато еще и казалось, что у доктора в этом плане было существенно больше опыта. Соответственно, большим потрясением для него произошедшее между ними быть не могло... хотя было неприятно думать о прежних партнерах Мураки. – Я его вообще боюсь трогать первым, после... не знаю, прости, что у тебя спрашиваю...
–Знаешь, – Куросаки осторожно оборвал контакт, – мне нужно будет... как-нибудь прочесть его. Чтобы ты успокоился, – на лице мальчика, впрочем, отражалось в полном объеме, что он чувствует по этому поводу. Тсузуки закусил губу, понимая, что слишком далеко зашел.
–Я не буду тебя просить о таком одолжении, – тихо сказал он. Аппетит снова куда-то пропал. – Ладно... хватит обо мне. Я так и не понял, что там произошло у тебя, – не то чтобы Асато очень хотелось выяснить подробности приключений напарника, но долг требовал. К тому же, на это можно было отвлечься...
Как оказалось, не зря Хисока переводил тему. Тсузуки действительно на несколько секунд оторвался от собственных проблем, все-таки невозможно было спокойно слушать о том, какой опасности подверг себя напарник. Даже то, что в итоге все обошлось, не заставило Асато успокоиться. Постоянное желание мальчика стать сильнее, неважно с какой целью, не могло не пугать старшего шинигами. В какой-то момент его постигла бы неудача... и все ее последствия.
Конечно, это не было поводом не слушать его советов. Но для того, чтобы оградить эмпата от лишних испытаний, повод появился. Тсузуки не хотел никому навредить, особенно – тем, кто собирался разрешать его собственные проблемы. Пусть они лучше побудут в подвешенном состоянии...
Разумеется, Асато не стал ругать напарника, это было бы совсем неуместно, наоборот – поздравил с достижением и посоветовал не торопиться, все-таки с такими сильными шикигами нужно соблюдать определенную осторожность. Невольно разговор снова свернул на Мураки – просто сорвалось с языка. С доктором Тсузуки провел пока что один урок, теоретический, в присутствии Сейчиро... разумеется, рассказал старший шинигами не о неудобствах, порожденных этим обстоятельством, а о том, как «ученик» удивился, узнав несколько прописных истин про грамотное обращение с шики. Похоже, Хисоку это немного повеселило.
Закончив самовольный перерыв на еду, напарники вернулись на рабочее место, где довольно быстро выяснилось, что их, к счастью, никто не искал.
Мураки откровенно скучал. От подготовки к экзаменам его тошнило, что понимал даже секретарь. Во всяком случае, этим утром он был занят перераспределением денег по каким-то своим счетам, и к гостю не лез. А потом и вовсе ушел, оставив Казутаку в одиночестве до вечера. Конечно, можно было выйти, формально никто не запрещал, да и двери изнутри открывались без ключей. Но что-то останавливало, словно пересекать порог было слишком дерзко, неправильно по отношению к хозяину дома.
Доктор не чувствовал к этому шинигами ни благодарности, ни ненависти. Именно повелитель теней выводил его в прошлый раз – погулять, словно собаку или ребенка, не отпуска ни на шаг... Мураки почти чувствовал на коже прицел, взгляды гипотетических наблюдателей. В их существование было глупо не верить. За стенами дома они ждали своего часа... возможно, выходить не хотелось еще и поэтому, пусть даже в принципе прогулка по саду в одиночестве с демонстрацией ожидания ничего не испортила бы.
Он действительно ждал... вечера и вероятного визита Асато. Как-то слишком быстро все приятное в новой жизни сконцентрировалось именно в этих вечерах, в кратких встречах с Тсузуки... было хорошо просто оттого, что он – рядом, его наивные объяснения казались невероятно интересными на фоне новых для доктора, но пресных и скучных фактов, в которых Казутака не находил практической пользы.
Конечно, когда он начнет работать наравне со всеми, магические умения ему понадобятся. Не меньше, чем умение находить взаимопонимание с шикигами... только Мураки почему-то казалось, что во время своих уроков Асато неявно учит его другому... как строить отношение на доверии, а не насилии и обмане. Не то чтобы доктор никогда этого не умел. Друг у него был. Влюбленный в него человек, которым Мураки в какой-то мере тоже манипулировал, пусть даже и позволял ему чуть больше, чем своим марионеткам. Впрочем, главную управляющую нить он никогда не обрезал... не разрешал Ории быть сверху.
Интересно, как отреагирует Тсузуки, узнав об этом обстоятельстве... наверняка для него оно не особенно важно, и осознание лишь распалит окончательно чувство вины, а потакать этой эмоции нельзя. Казутака и без этого получит все необходимое.
Казалось бы, глупо строить отношения на любви, связывать самого себя так же крепко, как и второго... наверняка притяжение к Асато перестанет быть таким уж сильным, как только жизнь начнет становиться интереснее. Просто ему хочется получить Тсузуки в полной мере и объеме... тело скучает по чужим прикосновениям, это все – чистая химия, рассудок должен быть выше... почему должен?
Мураки замер, останавливая этим течение безумных мыслей, толкавшее его ходить без цели из комнаты в комнату, и заставил себя отправиться на кухню. Только там разрешено было курить, хотя нарушить это правило доктора иногда просто подмывало. В конце концов, он заплатил достаточно, чтобы в этом доме ему позволяли все... ну, по крайней мере, гораздо больше, чем позволяют сейчас.
Неприятно было осознавать собственную зависимость – пусть даже и от шинигами, в честности которых Мураки был более-менее уверен. Он никогда не думал, что сам окажется в подвешенном состоянии... точнее, что будет осознавать такое положение, и не сможет ничего изменить самостоятельно. Неприятно плыть по течению, когда привык – против. Чего-то не хватает, чего-то постоянно ждешь... какого-то подвоха. Ищешь что-нибудь, чтобы выразить недовольство. В результате жизнь становится еще менее терпимой, чем могла бы быть...
Главное – вовремя остановиться, поставить точку, хотя бы несколькими глубокими затяжками. Конечно, не слишком тянет радоваться уже тому, что курить разрешают, да и сигареты для него специально купили... Асато лично купил, нарочно еще спрашивал, чего доктору хочется...
Больше всего Казутаке сейчас хотелось обнять это аметистовоглазое чудо и получить наконец-то что-нибудь из того набора, который они оба еще не пробовали. Тсузуки должно понравиться... его чувство вины успокоится, во всяком случае. Хотя трудно судить, что для старейшего шинигами более нормально. Секс пугает его в любой форме, причем до сих пор... хотя, возможно, если бы не это обстоятельство, он просто никому не смог бы отказать.
Мураки хмыкнул и, затушив сигарету, бросил ее в мусорное ведро. Как-то даже смешно – жизнь в стране мертвых ничем не отличается от обычной... можно даже закрыть глаза и представить, что первоначальный план сработал... Но потом придется все-таки их открывать, сознавать, что Асато нет рядом, и не факт, что он придет, а времени до вечера еще много. И книги по магии до того осточертели, что их хочется сжечь не читая... да нельзя.
Смешно. Он никогда так себя не чувствовал. Даже в молодости, когда разочарований еще хватало, а умение управлять другими изредка пасовало. Наверное, Казутака слишком рано начал полагаться на себя, вот и отвык – зависеть, играть по чужим правилам, которые даже изменить нельзя... сам же согласился.
Как ни странно, совершенно не тянуло сблизиться с секретарем. Хотя бы на расстояние, удобное для управления. Мураки чувствовал, что слабина в этом шинигами есть. Тацуми можно было бы раскрутить на непритворно близкие отношения, это было бы приятным дополнением к скучным дням, помогло бы превратиться из опекаемого в кукловода...
Но – не хотелось. Подсознание тормозило даже мысли о возможном проявлении инициативы. Непонятно... ведь можно было провернуть все втайне от Тсузуки, повелитель теней просто не смог бы проговориться. Неужели Сейчиро настолько противен? Ведь в рамках игры не возникает серьезного отторжения. Внешность, возраст... личной гигиеной не пренебрегает, наконец. Доктор не мог понять, что именно мешает поиграть, развеяв скуку, да и не хотелось понимать до конца. Тоже что-то останавливало... что-то неприятное для постижения.
Открыв окно, Мураки уставился на неестественное небо... такая хорошая подделка под настоящее. Он здесь как в клетке, невидимой клетке... неудивительно, что он сходит с ума. Может, поделиться своими переживаниями с Асато? Или напрямую пожаловаться секретарю... вдруг войдет в положение узника? Свежо предание...
Он изобразил на лице ожидание и благостное любование пейзажем, после чего глубоко вдохнул и отошел с возможной линии наблюдения. Интересно, чем можно полностью усыпить бдительность поклонников Тсузуки? Что, если придумать какую-нибудь сказочку о произошедшем в лаборатории? Официальную, так сказать, версию... В духе доктора-маньяка. Главное, не обозлить противника слишком сильно... Или не рисковать? Тут неизвестно, как самый невинный намек подействует. Лучше пока не дергаться без нужды...
Интересно, подпадает ли под понятие «нужды» скука, от которой выть хочется? Криво усмехнувшись, Казутака пересчитал сигареты, оставшиеся в пачке, и вытащил еще одну. Хоть один плюс в ситуации есть. Шинигами, как и продвинутым магам, можно не бояться рака легких. У них есть множество более экзотичных способов испоганить себе жизнь.
Асато всегда волновался, переступая порог дома Сейчиро. И дело было вовсе не в том, что он чувствовал нечто вроде предвкушения... наоборот, больше всего он боялся, что доктора не окажется на месте. Что однажды он придется сюда, и выяснит, что никакого Мураки не было... что вся эта сумасшедшая история ему приснилась. Этот страх заглушал чувство реальной опасности – в конце концов, во-первых, вся история могла раскрыться... а самое страшное – еще день-другой, и повод приходить в этот дом пропадет. Зато Казутака будет встречать его прямо на рабочем месте... и его нельзя будет ни тронуть, ни заговорить с ним, ни уж тем более обнять...
Здесь, в доме секретаря, можно было делать и то, и другое, и третье. Тацуми им больше не мешал. Хотя в доме присутствовал, но это даже не придавало остроты ощущениям, как поначалу. Было понятно, что он не ворвется в комнату, не устроит скандал... если повелитель теней и не доверял доктору полностью, то частичным доверием пользоваться позволял.
В общем, короткую дорогу до дома Тсузуки преодолевал, озираясь по сторонам и дергаясь, словно искал в милом и спокойном, как всегда, пейзаже, признаки неумолимо надвигающейся катастрофы. Вымышленной или реальной – безразлично. И только за порогом убежища, когда за спиной закрывалась дверь, а доктор приветствовал своего учителя и любовника, становилось легко... ну, или почти легко. Как будто сброшенный с души камень оказался привязанным к ней цепью. Пока не двигаешься, ничего не чувствуешь.
В вынужденно одинокие вечера воображаемый камень рос и тяжелел, и эти изменения, увы, сохранялись. Старший шинигами невольно думал, что довольно скоро это притворство просто раздавит его... если раньше не прикончит одиночество.
Асато так и не преодолел робость, не позволявшую повторить тот, первый в жизни, сексуальный подвиг. Собственно, он до сих пор не понимал, что тогда перемкнуло у него в голове. Теперь все встречи проходили по довольно близкому сценарию – вначале Тсузуки честно пытался излагать свой обширный опыт, потом начинал отвлекаться на нежные, почти ненавязчивые ласки...
Желание заставляло терять голову не каждый раз – однажды это случилось на занятии, два вечера перед которым Асато был занят на задании. Он даже не соскучился, а почти сошел с ума из-за этого перерыва... и смущался, невольно вспоминая о том, как целовал Мураки, как буквально прижал его к кровати, боясь отпустить даже на секунду, как шептал что-то невразумительное...
Тогда он был почти на грани того, чтобы поступить, как в первый раз, но заставил себя помедлить, позволив Казутаке без слов объяснить, что нужно делать. Все-таки секс – ничуть не менее сложная наука, чем приручение шикигами... есть свои правила, которые не стоит нарушать. Меньше всего Тсузуки хотел бы причинить любимому боль неосторожными или неумелыми действиями. Что, как старший шинигами с возрастающей силой подозревал, все-таки произошло в их первый раз. Просто доктор не хотел об этом говорить... И было страшно – оттого, что однажды это будет сказано напрямую. Или, наоборот, тайна останется тайной...
–Я скучал, – почти привычно сообщил Мураки. Это было частью ритуала встречи. Не верить этим словам повода не было. Асато легонько – все же нежеланный свидетель еще был рядом – поцеловал доктора, впитывая ощущение тепла, аромат сигаретного дыма и чего-то неуловимого... того, чем, в сущности, и был для него Казутака все последнее время.
–Я тоже, – почему-то не придумывалось ни одного нежного слова. Хотелось назвать Мураки любимым, своим, сказать хоть что-нибудь теплое... но язык не поворачивался. Оставалось надеяться, что доктор и так прекрасно знает, что ему сказали бы, если бы хватило смелости. – Прости, вчера не получилось...
–Ничего страшного, ты же работаешь, – Казутака слегка улыбнулся. – Что сегодня нового расскажешь?
Все заготовленные слова понемногу выбрались из головы, и отловить их было уже невозможно. Тсузуки смог лишь вежливо поклониться секретарю, отдавая дань вежливости, и последовать за доктором – в его скромно обставленную комнату. Впрочем, скудости обстановки Асато как-то не замечал. Для них двоих места было вполне достаточно.
Мураки усадил его – на кровать, больше особо некуда было, – и опустился рядом, приобнял, но успокоиться не получилось. Старшего шинигами лишь сильнее атаковали мысли, которые он, казалось бы, оставил за порогом. Любое лакомство может отравить мысль о том, что ты в последний раз видишь его. Наверное, поэтому испарился из головы план урока, которому, возможно, суждено было стать последним. Точнее, предпоследним... но последний предполагал бы совместный визит в Генсокай и знакомство с королевским шикигами в спокойной обстановке. Для проверки навыков. И там... там уже придется притворяться. Потому что это будет урок и для Тсузуки. Урок лжи.
–Что с тобой? – доктор явно почувствовал его напряжение и осторожно погладил Асато по плечу. – Что-то случилось? Мне почти ничего не говорят...
–Ничего, – Тсузуки вздохнул и неожиданно, повернувшись к любимому, уткнулся в его плечо. Слова по-прежнему не приходили, было страшно облечь в них собственное беспокойство. Будто бы от этого оно могло материализоваться и съесть их обоих. Старший шинигами чувствовал себя суеверным ребенком, боящимся наступить на стык между плитками... и случайно забредшим туда, где все вымощено очень мелкой плиткой. Что ни делай, все равно случится страшное.
–Счастье мое, – Мураки продолжал ласкать его. Правильнее было бы отдаться этим прикосновениям, запоминать их... но сделать это значило – смириться с ужасной перспективой. Согласиться с тем, что жизнь меняется.
Казутака ведь, наверное, тоже догадывается... что же делать? Расстроить его, сказав вслух о том, что они двое чувствуют? Или лучше попытаться забыть обо всем... но тогда неизбежный ужас расставания они встретят поодиночке. И кто его знает, что хуже. Нельзя решать за Мураки... может, он как раз хотел бы не делиться горем. Доктор ведь не из тех, кто жалуется... он даже перед смертью был сильным, несмотря на телесную слабость.
Правда, когда он умирал, было не так страшно. Асато тогда еще не решил, что любит, да и почти все было известно заранее. А сейчас... сколько им придется притворяться, прежде чем можно будет сыграть в неожиданно возникшую любовь? Одна секунда покажется вечностью...
–Тсузуки, – обращение проскользнуло в ухо, тихое, теплое, – не надо от меня ничего скрывать. Что-то ведь с тобой творится... может быть, из-за меня? Я просто хочу знать.
–Нет, – не Казутака же в этом виноват, в конце концов. – Из-за меня... это я все испортил... и все еще порчу... я, наверное, просто не могу по-другому...
–Все нормально, я ни за что тебя не осуждаю, – Мураки чуть отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. Лицо доктора отражало беспокойство. – Послушай, у нас не так много времени, чтобы я его тратил на разгадывание загадок. Лучше поделись со мной... вместе решим, в чем заключается проблема, и разберемся с ней. Если только ты не предпочитаешь мучиться... а я не думаю, что тебе так уж приятно этим заниматься.
Асато почувствовал, что твердое решение не озвучивать мучившее его состояние понемногу прогибается под настойчивыми словами Казутаки. Еще немного... и он просто не выдержал. Слова вырвались наружу, в какой-то момент на глазах показались слезы... шинигами понимал, что ведет себя как истерик, но слишком много всего накопилось. Слишком.
–Теперь все понятно, – Тсузуки не видел лица доктора, но достаточно было ласк, которыми сопровождались успокаивающие слова. Сейчас – действительно успокаивающие. Когда изнутри больше ничего не давит, чужое участие начинает действовать, не раньше. Раньше от него становится лишь больнее. – Послушай, Асато, все не так страшно, правда. Нам просто предстоит ненадолго разлучиться... ну, представь, что ты уедешь куда-нибудь, где увидишь человека, похожего на меня. Тебе нужно будет только удержаться... представляй что хочешь, можешь даже думать, что я – это тот убийца, которым я был раньше, если так будет легче. И не думай о том, как я выдержу все это, потому что я продержусь... если у тебя хватит сил, то и у меня тоже. Но мы еще не расстаемся... и можем побыть вместе. Я ведь хочу одного – чтобы тебе было хорошо со мной.
Советы звучали странно, но неожиданно верно. Хотя Тсузуки и не мог вообразить пока что, как это будет... как именно он будет притворяться, врать себе. Но, наверное, другого пути просто не было. И Мураки очень правильно сказал... прямо сейчас они еще были вместе, и этот момент нельзя было упускать. Терять возможность попрощаться... запомнить друг друга.
Теперь он сам чуть отодвинулся, чтобы посмотреть в лицо доктора. Казутака выглядел так, словно последние слова говорил от чистого сердца, но так и должно быть. Асато неожиданно почувствовал желание – как-то по-новому окрашенное, отчаянное, сумасшедшее... желание сделать то, чего он всегда так боялся.
–Мураки, – тихонько, не веря собственным ушам, заговорил старший шинигами, – мне с тобой было очень хорошо. Всегда. А... тебе со мной? Ты же всегда хотел... по-другому... разве нет?
–Какие у тебя странные вопросы, – доктор и впрямь удивился, это было заметно. – Тсузуки, как будто есть разница... Если два человека любят друг друга и хотят доставить любимому удовольствие, разве так уж важно, как это происходит? Главное, что обоим это нравится.
Асато почувствовал, что на его ушах сейчас можно будет что-нибудь поджарить при желании. Он сам завел неудобный разговор, теперь самому следовало все это расхлебывать.
–Послушай, если ты хочешь попробовать поменяться, я, в принципе, за, – продолжил Казутака. – Не стыдись своих желаний, все нормально. Я... ждал, когда ты меня попросишь об этом.
По телу Тсузуки прошла странная, сладкая дрожь, похожая на ту, что охватывает иногда перед входом на новый, опасный с виду, но такой интересный аттракцион. Другие испытывали это... другим понравилось. Почему бы не отбросить страхи и не довериться другим предчувствиям?
–Я хочу попробовать, – довольно твердо произнес Асато, пытаясь не обращать внимания на пульс, часто забившийся в висках. Мураки все-таки очень хотел получить такое предложение. И он вполне заслужил... на прощание. Ведь ему тоже будет сложно ждать встречи...
–Тогда доверься мне, – доктор протянул руку и легонько погладил его по щеке. Пальцы Казутаки показались совсем холодными. – И не бойся. Тебе нужно расслабиться, иначе ничего не получится.
Тсузуки неуверенно кивнул. Решимость постепенно испарялась, стало страшновато... но ведь он сам предложил. Нельзя отказываться от собственных слов, ведь он уже обнадежил Мураки. Поздно отступать, придумывать причины для того, чтобы повременить с... сексом. Он ведь уже не раз делал это с доктором... и тот прекрасно знает, что делать. Но почему-то все равно боязно... И не получается расслабиться по команде. Физически не удается.
Ощущение, словно он себя в жертву приносит. Разве так можно думать... Казутака наверняка не хочет, чтобы он так думал... Хватит искать отговорки, сам предложил...
Мысли метались в голове, словно вспугнутые птицы, запертые в тесной комнате, пульс участился, уговоры не действовали... словно и не было всего того опыта, что успел накопиться за те недели, которые они знали друг друга. Страх перед тем, чтобы пустить кого-то в себя, оказывался сильнее желания.
–Не надо бояться, – повторил доктор перед тем, как поцеловать его. Очень нежно, но эта нежность лишь разожгла внутренний жар еще сильнее. Огонь и страх разрывали Асато на части, шинигами уже просто не знал, чего больше хочет – сделать Мураки подарок или бежать отсюда... нет, нельзя убегать, просто нельзя...
Он и не думал, что будет легко, но никогда не представлял, насколько сложно это – довериться, позволить другому сделать с тобой то, что ты сам делал с ним несколько раз. Возможно, только мысль о последнем обстоятельстве еще держала его здесь, не позволяя найти отговорку, убежать, исчезнуть, наверняка обидев при этом Казутаку. Тсузуки ведь так его любит... но почему все равно страшно, почему невозможно расслабиться и так пугают даже почти привычные ласки?
Мураки, конечно же, все это чувствует... но при всем желании не оскорбить доктора собственное тело контролировать не удается. В какой-то момент Асато прикусил губу, пытаясь сосредоточиться на этом маленьком неприятном ощущении, но ничего не вышло – его тут же поцеловали, пришлось отказаться от такого простого и все равно не помогающего способа...
Солоноватый вкус его губ... остатки слез на щеках, немного крови, терпкий аромат страха... просто сносит крышу, с каждой секундой все сильнее хочется наплевать на условности, просто взять такое доступное тело, плюнув на то, что за стеной наверняка подслушивают, на то, что после такого Тсузуки вряд ли придет снова...
Комок нервов. Ощущение, словно держишь испуганное, парализованное ужасом животное, только боязнью и недоверием отделенное от того, чтобы полностью покориться сильному.
Но Мураки не привык пасовать в таких ситуациях. Он прекрасно знает, что делать... и что времени хватит, ведь к ним уже давно перестали врываться, и можно не опасаться внезапного появления помехи. Золотые очки, полностью закрывающие глаза, надежнее розовых, это он всегда знал... но и розовые можно использовать. Особенно в сочетании с чувством вины.
–Асато, – обращение по имени в таких случаях помогает, – расслабься. Ну, хочешь, все будет, как ты привык? Любимый, – слово слетает с губ так легко, словно это правда, – я подожду...
«А ты в жизни не догадаешься, что я предлагаю тебе только ту альтернативу, от которой ты откажешься... не столько потому, что хочешь рискнуть, сколько из-за нежелания повредить мне. Ты такой наивный, Тсузуки-сан».
–Не надо, – опущенные ресницы, нарастающий страх... «ты словно сам себя приковал к моей кровати и выбросил ключ. Ты не уйдешь, мой ангел. И никогда не догадаешься о том, что я чувствую на самом деле...»
Никто не догадается. Потому что сам доктор уже не уверен. Казутака не мог сказать, что предпочел бы чувствовать страх Асато, а не полное доверие. И вовсе не потому, что последнее было более выгодно с точки зрения игры, которую Мураки вел последнее время. Доктор вообще перестал чувствовать грань между допустимым и нежелательным, с которой было так приятно играть, теперь он улавливал другое – настроение Тсузуки, его готовность к новым впечатлениям. Это было полезно и помогало определить правильное поведение, но возможное значение этого изменения покойному маньяку более чем не нравилось. Мураки никогда не думал, что глупое суеверие, предлагающее не называть вещи своими именами, чтобы не накликать беду, будет иметь к нему отношение...
–Я никогда не причиню тебе вреда, – и почему вот эти слова ощущаются как правда, почему роль так сильно переплелась с жизнью, что расплетать полученную безумную паутину бессмысленно? Они оба прилипли к ней, даже тот, кто пытался притвориться пауком...
Доктор хорошо знает, где нужно прикоснуться к чужому телу, чтобы снять мешающее напряжение, сделать то, на что не способны обычные слова. Но по отношению к Асато все немного иначе... подход более индивидуальный, что ли? Этот шинигами был с ним нежен, насколько это вообще возможно для новичка в вопросе... хочется постараться и порадовать его. Чтобы душа не наблюдала ошарашенно за тем, что вытворяет тело, не потеряла контроль от страха, а хотела того же, что и оболочка.
Поэтому – очень долгие ласки, словно все совсем внове, совсем впервые, и опыта у партнера нет вовсе, даже теоретического. И контроль... хотя сам теряешь голову, хотя даже кончики пальцев покалывает от напряжения, хотя собственное дыхание сбивается... жарко, постепенно обнажающееся тело в руках – словно непрерывный поток горючего, поддерживающий огонь, доводящий до сумасшествия...
Но все равно – нежность на первом месте, для начала – более-менее привычные ласки, но ближе к финалу темп меняется, и Мураки вступает на до сих пор заповедную территорию. Крайне осторожно... мягко, ласково, стараясь вызывать в партнере отклик, разжечь ответный огонь, убрать страх – этой приправы больше не нужно...
Жаль, что они так и не подготовились к этим встречам понадежнее, ведь никто ничего не заподозрил бы, даже если и изучает список покупок... всегда можно попросить секретаря, но «всегда» вечно отодвигалось на самый крайний случай. Ладно, придется обойтись доступными средствами. Тем более что при немного другом раскладе их вполне хватало... но, с другой стороны, у доктора болевой порог всегда был высоким.
Приходится делать все, чтобы Тсузуки расслабился и пребывал на грани потери сознания от близости вершины.... время хоть и есть, но его не так много, чтобы продержать Асато на краю, пока тот не начнет сходить с ума от желания, готовый на что угодно, лишь бы пытка наслаждением прекратилась... да и потом его вовсе не обрадует такое обращение.
Себя бы удержать в руках. Стоит чуть отодвинуться – и от одного вида сносит остатки крыши. Беспомощный шинигами смотрит на него невидящими потемневшими от расширения зрачков глазами, в которых страх почти окончательно уступил место желанию... «Что же ты со мной делаешь, Тсузуки?»
Очень медленно... как можно медленнее, тем более что кажущийся таким доступным и подготовленным вход почти сразу же сжимается так, что от неожиданности можно кончить... нет, надо удержаться, что бы ни происходило, нужно следить... обещал же не делать больно, в конце концов... ксо, он же сам сойдет с ума сейчас, до того сложно держать себя на рвущемся поводке, контролировать собственное тело...
Медленно, осторожно, отвлекая внимание, целовать, гладить, все что угодно, лишь бы расслабить, да и поддержать чужой огонь... и вот, словно ответ на все мучения, поддающееся на ласки тело начинает осторожно двигаться навстречу, все быстрее... вот они уже оба горят в одном пламени, их несет одним потоком, одним ритмом, полная синхронность, лишь бы не отпустить тормоза, Асато ведь уже сделал это... нет, они все-таки слишком долго держались...
Взрыв. Бешеный стук сердца – собственного, чужого? – неважно. Сил хватает лишь выйти... и жестом покорности опустить голову на грудь Тсузуки. Пока что нужно сохранять иллюзию, что вне зависимости от частностей в этом безумном танце ведет он... а доктор так, просто повинуется желаниям своего ангела.
Асато, тяжело дыша, осторожно обнял усталого любовника. Все оказалось не так уж и страшно, как представлял себе старший шинигами. Даже и не больно почти. Точнее, боль как-то не запомнилась. Мураки был таким ласковым... После всего, что между ними было, Тсузуки ожидал другого. Но доктор словно знал все его подсознательные страхи – и уверенно обходил их, словно вор – сигнализацию. Только воры все-таки действуют в своих интересах, так сказать. А это... словно кто-то проходит сквозь систему хитрых ловушек, чтобы оставить скрытому за семью замками человеку приятный сюрприз. Непривычно. Сложно понять.
«Я что, все еще не верю, что он любит меня?» – подумал Асато, ласково поглаживая любовника. Это было почти рефлексом, вроде бы правильным... шинигами хотел показать, что ему было приятно, что Казутака... а вот тут даже не скажешь однозначно. Хорошо постарался? Отдает чем-то неприятным. И вообще как-то странно думать о таких вещах... Он ведь уже понял, что верит, и другого объяснения здесь быть не может. Или – может? Да ну, глупость...
Тсузуки попробовал подумать о другом. Например, о том, каким хрупким почему-то кажется доктор, если его раздеть... как сводят с ума его ласки... как приятно вообще вот так лежать рядом с ним, хоть и маячит на заднем плане подсознания мысль о том, что скоро вставать, отравляя все удовольствие. Наверное, именно из-за нее в голову и приходят странные идеи.
Интересно, если бы все вокруг были против их связи с Мураки, всячески мешали, давили на совесть и жалость, было бы легче? Если бы никто не верил в то, что чувства, возникшие между ними – реальность, а не порождение злых чар? Точнее, если бы друзья не просто не верили, а еще и пытались с достойным иного применения упорством доказать эту точку зрения Асато... Может, тогда он не маялся бы подозрениями сам, ругая себя за это и не смея высказаться вслух – потому что доктор обидится. Казутака вот говорит об их чувствах как о чем-то само собой разумеющемся. А друзья... просто не мешают. Точнее, еще и помогают – делай что хочешь, Тсузуки, сам убеждайся, прав ты или нет, мы тебя в любом случае поддержим...
Он просто не привык к такому, вот и все. Не привык к тому, что никто не пытается ему указывать, что все поняли сложность его ситуации и стараются убрать всю лишнюю нагрузку... и вроде бы в случае чего не отвернутся, не оттолкнут, но это почему-то совсем неважно.
Наверное, он просто боится. Боится, что эта сказка закончится... и объективно недолгие грядущие испытания превратятся в попытку идти над пропастью после того, как настил моста кончился. Ползти по тонкому льду, не зная – будет ли впереди прочный. Асато не был уверен, что выдержит притворство, даже последовав совету Мураки. Ну, представит он доктора плохим... что от этого изменится? Он просто начнет все сильнее подозревать, что изначально ошибся, все сильнее казнить себя... потому что Тсузуки по уши влюбился в этого человека, и даже темнота его прошлого тут не помеха. Полюбил и готов оправдывать. Остальные и то видят, поэтому и отступились – чтобы при любом раскладе не превратиться во врагов, понятное дело...
Только что было так хорошо, а теперь... ощущение, как после падения с высоты. Пусть даже удачного. Что-то внутри болит, отбитое, возбуждение ушло вместе со страхом... хочется даже повторить, чтобы дух захватывало если не вечно, то почаще.
–Я люблю тебя, – прошептал Асато, продолжая гладить Казутаку. Доктор шевельнулся, прижимаясь к нему... родной, близкий, любимый, никому не отдам, никому не позволю обидеть... Себе тоже не позволит. Лучше сам будет изводиться, сравнивая ощущения, свои действия с чужими, думать о том, не делал ли другому больно... это еще более мучительные мысли, чем подозрения, за которые так стыдно...
Чего ему все время не хватает? Сопротивления среды мало? Или боли? Почему он сам себе портит последние приятные минуты? Вопросам суждено остаться без ответов... наверное.
Сейчас он вспоминал то, что позволил с собой сделать, и чувствовал себя не лучшим образом. Нет, ощущение легкого неудобства благодаря скорости регенерации быстро прошло, физически он был в норме, но вот в душе происходило что-то страшное.
Они с Мураки лежали так довольно долго, потом пришлось все-таки вставать. Мелкими перебежками, словно по осажденной территории, двигаться в ванную. По крайней мере, теперь Сейчиро не возмущался насчет перерасхода воды, как в прошлый раз...
Тсузуки мотнул головой, прогоняя воспоминание, которое сейчас только болезненно давило на нервы. Несколько дней назад... а кажется, что он только что ушел из дома Тацуми.
О том, что было потом, воспоминать и вовсе не хотелось. Он знал, что, покинув гостеприимное жилище секретаря, отложит на потом часть жизни, важность которой все больше возрастала в последнее время. И правда... такое ощущение, что у него что-то вырезали, и теперь под кожей болит пустота, потому что сердце Асато осталось там, за закрытыми шторами.
Он видел доктора после этого. Все прошло в точности так, как предупреждал Мураки. Старший шинигами словно столкнулся с давним прошлым – Казутака полностью изменился, об его слова можно было порезаться... Доктор обращался с ним пренебрежительно, постоянно намекая на доставшиеся ему деньги, на то, что можно было хотя бы привести себя в порядок... Возможно, у Мураки обливалось кровью сердце после каждого издевательского замечания, но с виду этого не было заметно совершенно.
Тсузуки было сложно относиться к этому как к игре. Он нередко вынужден был притворяться кем-то по работе, так что в принципе был немного знаком с основами лицедейства... но вот так скрывать чувства ему еще не приходилось. К тому же... от такого доктора хотелось убежать по-настоящему. Во всяком случае, поступить именно так и хотелось Асато, но вместо этого он, стиснув зубы, был вынужден продолжать показательный урок. Причем он не то чтобы действительно боялся того образа, который выстроил Казутака, просто обращаться с ним, как того заслуживала личина, было невероятно сложно, а терпеть постоянное ехидство, не чувствуя моральной возможности ответить... не самое приятное времяпровождение. Наверное, так должны себя чувствовать репетиторы, работающие с капризными и избалованными детьми... точнее, с подростками, достаточно умными, чтобы постоянно сажать оплачиваемых родителями учителей в лужу. Только это было еще хуже...
В конце концов Тсузуки слегка разозлился. Да, вокруг было много свидетелей, но вряд ли они сразу кинулись бы передавать все их начальству. Улучив момент, Асато сообщил Мураки, что даже здесь они, в принципе, могли бы ненадолго уединиться, было бы желание... но в ответ последовал довольно презрительный взгляд, и старший шинигами покорно заткнулся, не желая утруждать любимому без того сложную задачу. Наверное, он долго входил в роль и теперь не хотел досрочно сбрасывать маску.
Шикигами доктора стоил своего хозяина... точнее, две личности из трех точно стоили. Гордость и тяжелый характер этих личностей были нормальны для королевского шики, а вот третья личность открыто посочувствовала Тсузуки. Да и вообще всем, кому еще предстояло наплакаться с этим человеком. Правда, выяснилось также, что Мураки трехголовый дракон обожал ничуть не меньше, чем шикигами Асато – своего хозяина. О-рю открыто восхищался им и был только рад появившейся возможности официально защищать обожаемого повелителя...
После этой ознакомительной прогулки Тсузуки чувствовал себя так, словно по нему проехался груженный кирпичом грузовик. Шинигами постоянно напоминал себе, что доктор обязан притворяться, что так будет и дальше, но на самом деле... А вот на этом месте почему-то снова проснулась паранойя. Конечно, держаться в роли сложно... но за ними же никто не следил, что стоило Мураки хоть на секунду обнять его, подбодрить, да хоть спросить о том, получилась ли маска негодяя... Хотя, наверное, доктор и сам видел, как вышло. Уверенный в его чувствах Асато и то подумал на секунду, что никакой маски Казутака не надевал. Наоборот, снял...
Тсузуки вытащил руку из-под одеяла и посмотрел на часы. Четыре утра, вставать уже скоро надо, а он все никак не может заснуть, все пытается понять, что творится сейчас с доктором после той прогулки... как у него вообще получается что-то сдавать... Асато взяли практически без проверки, и он совсем не представлял, насколько тщательно будут изучать возможности Мураки.
Наверное, он так и не успокоится, пока не увидит доктора на рабочем месте... но ведь там к нему даже подойти нельзя будет. Тсузуки не мог сказать точно, станет ли ему легче, если Казутака будет просто находиться рядом – пусть даже от него и придется шарахаться. Слушать от него подколки было очень неприятно, но не слышать его голоса вообще?
Провалявшись еще два часа, шинигами встал и потащился на кухню. Приканчивать старые запасы растворимого кофе. К внезапно появившимся деньгам он никак не мог привыкнуть – особенно к тому, что они лежали где-то в банках. Наверное, находись вся сумма в его квартире, привыкнуть было бы проще, зато жить было бы негде... в смысле, тогда дорогие бумажки просто вытеснили бы его из этого помещения в другое, также оставшееся в собственности.
Пока что более-менее активно Асато употреблял эти деньги только на раздачу долгов, а потратить их на нечто существенное шинигами все время что-то мешало. Хотя стоило бы попробовать решить с их помощью какую-нибудь из насущных проблем.
Ага, подушку не мешало бы купить с охлаждением... хотя вряд ли поможет. Наверное, единственным действенным снотворным для него был бы доктор, лежащий рядом. Или хотя бы один разговор с ним. Короткий, но без язвительных замечаний. Или известие о его судьбе...
В кои-то веки Тсузуки пришел на рабочее место вовремя. Напарник тут же принялся сверять часы, заподозрив, что те отстают. Убедившись, что это не так, Хисока подошел к нему... и, слава ками, ни о чем не заговорил. Просто сел рядом и обнял. Асато знал, что мальчик считывает сейчас его эмоции, но совершенно не возражал против этого. Он и сам в них не мог разобраться, зачем тогда делать из этого секрет? Куросаки хоть понимает...
Постепенно стало немного легче, словно эмпат забрал его боль. Тсузуки внимательно посмотрел на него, но не нашел на лице мальчика признаков страдания. Только сочувствие.
–Он завтра выйдет на работу, – наконец произнес Хисока, и по спине старшего шинигами промаршировала рота мурашек с отмороженными лапами. – Я узнавал... для себя.
Асато вспомнил о том дне, когда они оба выяснили, что доктор еще жив. Наверное, после этого малыш начал терять страх перед Мураки... но заметить ростки уверенности и спокойствия тогда было сложно. И мало кто это сделал. Поэтому сейчас Куросаки играет просто играет вместе с ним... успокаивает его, по-настоящему и для вида одновременно...
–Прости, – Тсузуки подумал, что сейчас небольшая импровизация будет уместной. – Я обязан был его учить... Тацуми попросил...
–Я понимаю, – мальчик произнес это холодно, даже отстраняясь от напарника, но в его глазах светилось тепло. Все равно на записи, даже если она сейчас и ведется, не будет видно таких мелких деталей. Хисока просто не любит с головой уходить в притворство, особенно когда это и не нужно... – Деньги, опять же...
–Да я сам не знаю, на что они мне сдались, – это уже было сказано искренне. – Чувствую себя так, словно мне их на хранение доверили, что ли... И ведь понимаю, что доктор их не все преступлениями заработал, но все равно...
–Успокойся, – посоветовал эмпат. – Просто вспомни, на что тебе всегда не хватало средств, пойди и купи что-нибудь из этого. Развейся немного, отвлекись. Может, тогда легче станет... Главное – начать. Не зря же ты мучился, в конце концов...
–Компанию не составишь? – Асато понимал, что совет по сути правильный. Но последовать ему в одиночку шинигами просто не мог. Одиночество просто давило на него, как слишком низкий потолок, мешая думать и действовать.
–Конечно, – малыш хлопнул его по плечу. – Если на нас сегодня ничего не повесят, то после работы, хорошо? А пока постарайся ни о чем не думать. Я вот стараюсь...
Увы, последнему совету у Тсузуки последовать не получилось. Он честно пытался занять свои мысли чем-нибудь, кроме доктора, действительно, хотя бы подумать о том, что хотел бы иметь, но мысли все время сворачивали в запретном направлении. О чем бы старший шинигами не пробовал подумать, все имело какое-то отношение к Мураки – очень хотелось знать его мнение, посоветоваться с ним... им ведь так и не хватило времени на то, чтобы просто поговорить, побыть вместе...
Но жаловаться Хисоке, даже иносказательно и зная заранее, что напарник ни за что не скажет вслух правды о том, насколько ему неприятно говорить на подобные темы... Асато был недостаточно глуп для того, чтобы поступать настолько бестактно. Да, мальчик больше не испытывает панического страха, но доктор не может не напоминать эмпату о его прошлом. Просто одним фактом своего существования.
Кофейная бодрость, довольно жалкая по сути, испарилась где-то на середине совещания. Тсузуки не заметил, как отключился на середине занудной речи шефа... и очнулся только после того, как кто-то от души заехал ему в плечо. Оказалось – напарник. Продрав глаза, Асато обнаружил, что в принципе все уже закончилось... а значит, никаких срочных заданий не появилось. Зато всем сотрудникам сообщают приятную новость...
Новость заключалась в том, что через три недели Граф желает видеть всех у себя на празднике... прикинув на пальцах дату, Тсузуки понял, что праздник Хакушаку выдумал сам. Чтобы развеяться, вероятно. Или еще по какой-нибудь своей причине. Думать позитивно о том, что придется веселиться в замке, Асато не мог. Зато заранее разозлился на невидимого отшельника – ведь именно его ревность и совершенно ничем не обоснованная страсть к одному аметистовоглазому шинигами была причиной устроить всю эту проклятую комбинацию.
Интересно, может, предложить Графу денег за то, чтобы он отстал? Хотя на деньги этой маске в принципе плевать, ему другое интересно... Зависимость. Ведь с человеком, который тебе по жизни должен, можно обращаться так, как хочется. Если он не способен в любой момент швырнуть в лицо благодетелю эквивалент тех одолжений, которые были ему сделаны, да при этом еще обладает совестью...
Тсузуки не был уверен, что Хакушаку не решит вдруг напомнить ему о старых, прощенных в принципе долгах. Просто так – потому что сейчас их есть из чего стребовать. Не ради самих денег, ради того, чтобы Асато понервничал... и сорвался.
–Только бы на нас свалилось что-нибудь, – прошипел шинигами сквозь зубы, выходя из кабинета. Напарник поймал его за руку, но ничего не сказал – наверное, все было понятно и так, а слова – да что они могли сейчас значить? От проклятого праздника Тсузуки ничего хорошего не ждал. Да еще и был уверен, что о грядущем появлении доктора никто не упоминал – иначе пробуждение определенно наступило бы немного раньше. Вероятно, кто-то хотел, чтобы Мураки стал своего рода сюрпризом для общественности. И, что самое смешное, так вполне могло оказаться. Странно, но «роман секретаря» не стал популярной сплетней – или это просто при Асато его старались не обсуждать?
Хисока вел себя практически образцово – он даже не говорил о докторе, не пробовал подогревать ревность старшего шинигами... все, что он делал в тот день – пытался помочь Тсузуки развеяться. Ненадолго забыть о завтрашнем дне и о том, что ждет их через три недели. Наверное, мальчик и сам хотел этого же самого, и ему тоже нужно было помочь. Асато понимал это, но у него недоставало сил на то, чтобы что-нибудь сделать.
Куросаки даже вытащил его в магазин, после работы. Эта глупая с виду идея в итоге оказалась довольно разумной. Конечно, про Мураки забыть не получилось, он словно незримо присутствовал рядом... аметистовоглазый шинигами почти слышал его ехидные комментарии касательно каждой покупки. Правда, Казутака, которого представлял Тсузуки, не язвил так уж сильно, как в ту их последнюю встречу, и некоторые покупки даже одобрял... в конце концов, Асато очень хотелось встретить любимого во всеоружии. Ну, или хотя бы показать, что удалось найти достойное применение его деньгам... раз уж поговорить не удастся.
А вот грядущее через три недели испытание из головы понемногу выдавилось. Все-таки почти месяц впереди... мало ли что случиться может. Про себя Тсузуки решил, что увильнет от присутствия любым возможным способом. А если его туда все-таки затащат – симулирует какую-нибудь болезнь. Может, Ютака войдет в его положение, если согласиться поучаствовать в парочке его экспериментов?
После марафона покупок они с напарником немного посидели в кафе, что в какой-то мере почти примирило Асато с негативными сторонами жизни. Все-таки Хисока оказался прав, тратить деньги на себя, осознавая, что при этом практически никаких ограничений нет, оказалось в итоге довольно действенной терапией. Просто нужно было, чтобы для начала кто-то оказался рядом и подсказал парочку идей, напомнил, что действовать можно... а потом уже стало довольно легко, словно идешь под уклон.
Дома, разбирая сделанные самому себе подарки, Тсузуки мог только удивляться собственной фантазии. Нет, конечно, то, что он наконец-то решился обновить гардероб, было в какой-то мере естественно. Новую одежду шинигами уже давно покупал в одном случае – когда старая приходила в негодность на задании. И в принципе старался приобретать что-нибудь такое, что было бы не жалко испортить. Впервые он купил что-то такое, что ему действительно понравилось. Интересно, как бы отреагировал на это доктор? Асато решил про себя, что наденет новый костюм завтра. В этом ведь нет ничего провокационного... а доктор, возможно, поймет правильно.
Парочка пакетов так и остались неразобранными, потому что шинигами выдохся на одной технической новинке, предназначенной для записи и последующего просмотра тех фильмов, которые постоянно выпадали на рабочее время. Разбираясь, как подключить это к старому телевизору, Тсузуки элементарно устал. Но в оставшихся пакетах, кажется, не было ничего скоропортящегося. Для очистки совести Асато заглянул в них... да, это он отоварился в любимом магазине напарника. Книги, в принципе, могли спокойно подождать своей очереди. Для них еще нужно было найти место на полках... Шинигами приблизительно помнил, что купил какие-то красочные пособия по садоводству и ландшафтному дизайну, а также несколько кулинарных книг. Более подробное изучение их он отложил на ближайшие выходные. Сейчас, предвкушая, как сядет и начнет выписывать названия цветов... или ингредиентов для нового блюда, не суть важно, Тсузуки почувствовал себя отчасти счастливым. Мешало только одно – мысль о том, как воспринял бы эти увлечения Мураки. Но он, кажется, любил цветы...
Утром, одеваясь, Асато чувствовал себя почти уверенно, несмотря на то, что немного опаздывал. Этой ночью он спал нормально, доктор хоть и снился ему, но от этих снов становилось скорее тепло, чем страшно.
Тсузуки, не обращая внимания на время, ненадолго замер перед зеркалом. Вчера он неосознанно купил эти вещи... сейчас они в комплексе неплохо оттеняли его внешность. Похоже, продавщица не лгала, говоря, что с его цветом глаз нужно одеваться именно так, чтобы подчеркнуть его.
Интересно, что будет, когда доктор увидит? Он не может не заметить, такие мелочи он всегда отмечает... точно скажет что-то хорошее, какой-нибудь комплимент, пусть даже сомнительный. И этого будет достаточно, чтобы дожить до следующего дня. Просто услышать его слова...
Опоздания не засекли, хотя старший шинигами не особо прятался, входя в рабочую комнату. Кроме бдительного напарника, никто не отреагировал, но и Хисока просто внимательно посмотрел на Асато, словно подзывая его взглядом. Не понимая, что происходит, Тсузуки подошел ближе.
–Он уже здесь, – тихо пояснил мальчик. – Мураки видели в кабинете секретаря...
Дальше Асато не слушал, он пытался удержать в груди сердце, которое упорно билось изнутри в решетку ребер. Было почти больно... и так же тепло, как и во сне. Наверное, со стороны Тсузуки выглядел абсолютно ошарашенным новостью. Как и следовало ожидать... Кто-то, не напарник, похлопал его по плечу, выражая сочувствие – шинигами даже не заметил, кто это был.
Чуть ли не впервые в жизни он шел на собрание, не чувствуя, что потеряет бездарно час времени. Впрочем, наличие бесконечного количества этого самого времени позволяло относиться к потере его философски, что Асато обычно и делал, когда пребывал в хорошем настроении. Но сейчас он чувствовал себя иначе. Почти на седьмом небе... и даже не мог одернуть себя, напомнив, что все может выйти из-под контроля или просто пойти не так, как представляет себе один зарвавшийся шинигами...
Странно, но ему никто не посоветовал съесть лимон... хотя, судя по отражению, его лицо можно было назвать скорее растерянным, чем блаженным. Тсузуки последний раз поправил галстук, прежде чем войти на территорию секретаря.
Мураки действительно был там. Сидел отдельно от всех, к нему нельзя было даже подойти, и об этом Асато помнил, но вот оторвать от доктора взгляд было выше его сил. Разумеется, именно из-за этого шинигами не преминул споткнуться о стул.
Хисока сел рядом с ним, изображая, будто притворяется бесстрашным. Все-таки при желании малыш мог играть неподражаемо. Но Тсузуки смотрел на него лишь краем глаза. Мураки... безупречен, как всегда, похож на модель, отдыхающую после показа, а не на прошедшего суровые экзамены бога смерти... чертовски красив, адски элегантен, смотрит на окружающих... как они того, в принципе, отчасти заслуживают... словно меряет по никому не известной мерке.
И вдруг сердце Асато замерло, пропустив удар. Казутака повернул голову, чтобы бросить взгляд на входящего в кабинет секретаря, груженного папками... и в глазах доктора засветилась та нежность, которую Тсузуки привык видеть лишь по отношению к себе. Старший шинигами знал, что это – игра, но подсознание взбунтовалось. Асато все еще не мог отвести глаз... но теперь это превратилось в пытку. То, что он видел, заставляло все внутри переворачиваться.
Напарник приник к нему, словно прося помощи, на деле – это Куросаки помогал, оттягивая боль, чуть снижая градус кипения эмоций. Если бы не он, Тсузуки точно взорвался бы, когда Тацуми представлял «нового сотрудника»... Перед глазами стояли возможные картины репетиции этого «представления». Доктор явно долго тренировался изображать такую любовь... Или нет? Или для него сделать вид – проще простого? Актером тебе надо быть, Мураки...
Последняя капля упала, однако, после собрания. Когда они выходили... Асато сделал вид, что немного замешкался, чтобы оказаться у дверей одновременно с доктором, получилась короткая заминка... И вот тут Тсузуки наконец-то услышал слова, которые так ждал.
–Знал я, что самоубийцы любят одеваться в фиолетовое, но чтобы полностью? – негромко, но довольно отчетливо, чтобы все поблизости расслышали, заметил Казутака. При этом он выглядел так, словно ему подсунули нечто на редкость непрезентабельное, причем под самый нос, и попросили что-то с этим сделать.
Асато почувствовал, как отнимаются и понемногу подкашиваются ноги. Нет, конечно, Мураки как раз должен быть сказать что-то в этом духе... ага, конечно, – пустая отговорка... нет, доктор не виноват, нужно подыграть...
–Кадзу, я же тебя просил оставить его в покое, – голос секретаря, ровный и спокойный, прорезал напряженную тишину. Тацуми обнял Мураки за плечи с таким видом, словно удерживал на месте большую злобную собаку... зная, что хозяина та никогда не посмеет цапнуть. – Еще раз увижу...
–Сейчиро, только не ревнуй, – доктор сделал вид, что полностью покорился «любовнику»... Тсузуки потребовалось собрать все остатки воли, чтобы удержать это слово в кавычках. – Он ведь учил меня обращаться с шики, и я всего лишь хочу научить его прилично одеваться...
–Кажется, в качестве благодарности он попросил тебя больше с ним не разговаривать, – чуть жестче добавил секретарь, одновременно кистью второй руки показывая Асато, чтобы проходил, пока Казутаку держат. Старший шинигами и сам хотел убраться отсюда... но, желательно, провалившись под землю, потому что ноги совершенно не двигались.
–Пойдем, Тсузуки, – спасителем оказался напарник. С его помощью удалось сделать первый шаг, а потом идти стало уже проще. Когда за ними закрылась дверь рабочего кабинета, старший шинигами упал на ближайший стул и впился пальцами в сиденье, почти ничего не чувствуя. Хотелось выть от боли, разрывавшей душу на части.
Неужели все было сном, затяжной галлюцинацией... или – игрой, притворством?.. Младшего коллегу, потянувшегося было помочь, Асато отстранил – не хватало еще делиться с ним, и без того ведущим себя как святой, этой накопившейся внутри дрянью.
А как естественно себя вел Тацуми... правда, на секретаря злиться не получалось. В то, что повелитель теней играет, еще можно было поверить... и Тсузуки иррационально верил именно в это, а не в предательство старого друга. Иначе можно было сразу думать о том, как бы сделать что-нибудь с собой... на это мысли сворачивали так же легко и просто, как раньше. Даже проще.
И Мураки... просто слишком хорошо играет сейчас, не щадя Асато, или притворялся с самого начала? Доктора винить тоже не следовало, после того, что с ним сделал Тсузуки...
«Я ничего другого и не заслужил, – с мрачной ненавистью к себе подумал шинигами. – Я – чудовище...» Застывшими стоп-кадрами вставали перед глазами воспоминания о безумии, с которого и начался весь этот кошмар. Да как вообще можно было подумать, что после такого унижения Мураки мог испытывать к нему что-нибудь кроме отвращения и презрения? Конечно, он притворялся, чтобы не переживать все заново в более страшной форме... И теперь хочет отомстить...
Странно, что еще напарник не сбежал от такого подонка... жалеет, что ли? Асато опустил голову, во рту стоял едкий вкус желчи – от собственной мерзости тошнило. А еще ждал чего-то... еще смел надеяться.
–Тсузуки, – маленькие теплые ладони все-таки легли на плечи, – успокойся. Пожалуйста... не мучай так себя...
–Отойди, – на что-то большее не хватало сил. Но Хисока не послушал. Он продолжал быть рядом, пока мерзкий комок, облепивший сердце Асато и сдавливавший его, словно грязный кулак, не отпустил. Немного... но дышать уже можно было.
–Послушай меня, – Куросаки обошел стул и навис над напарником, – я ведь был там. Я почти уверен, что Мураки не хотел так тебя... провоцировать.
–Не надо меня успокаивать, – Тсузуки почти забыл о необходимости конспирации. Какая уж тут скрытность... детские шпионские игры. – Ты не понимаешь... после всего, что...
–Тише, – мальчик наклонился ниже, так, что их головы оказались на одном уровне, и зашептал в ухо: – Он просто хотел тебя поддеть, без этого не обошлось бы в любом случае... Приди в себя... он уже все понял, правда.
–Думаешь? – Асато чуть поднял голову, это заставило малыша отодвинуться, чтобы не стукнуться лбами. Старшему шинигами стало стыдно оттого, что он вообще думал всякие гадости о любимом человеке. Мураки сейчас тоже наверняка тяжело, если напарник прав...
–Почти уверен, – повторил младший коллега. – Посиди немного, я сейчас воды принесу. Ты же белый весь, Тсузуки... нельзя так.
Расслабляться нельзя было даже на секунду. Отсутствие жучков в своей квартире повелитель теней мог гарантировать, а вот насчет рабочего места не был так уверен. Это обстоятельство доктор уяснил в первую очередь.
Впрочем, Мураки всю жизнь носил те или иные маски, поэтому не думал, что с игрой могут возникнуть проблемы. Изображать любовь он уже наловчился, оставалось сменить точку приложения. На этом этапе, на удивление доктора, появилось какое-то отторжение.
Наверное, он слишком сильно привязался к Асато. Образ этого шинигами застрял в голове, Тсузуки и раньше был для него чем-то вроде навязчивой идеи... но теперь Казутаку просто раздражало то, как сложно стало думать об отношениях с кем-то другим. Даже понарошку.
Радовало одно – то, что теперь Асато никуда не денется. Да, Мураки сейчас немного трудно. Но и богу смерти с глазами ангела уже не удастся найти для себя кого-то еще. Они связаны накрепко... вот только связь эта была бы куда слабее, если бы ее можно было легко открыть. Во всяком случае, так думал доктор. Пока Тсузуки был в какой-то мере рядом, по нему можно было скучать, и это подогревало аппетит, но теперь разлука превратилась в специю без блюда, и от нее внутри что-то ощутимо жгло.
Подливал масла в огонь и секретарь. Тацуми полностью самоустранялся, пока связь его гостя с Асато проявлялась под его кровом, но к появившейся обязанности изображать любовника Мураки за пределами своего жилища повелитель теней отнесся на удивление серьезно. С одной стороны, это упрощало игру. Сейчиро, казалось, был готов притворяться сколь угодно долго – то ли отрабатывая полученные деньги, то ли преследуя какие-то свои цели. С другой – слишком уж хорошо он это делал. Казутака даже заподозрил секретаря в том, что тот влюбился по-настоящему... но все проявления чувств, такие естественные на вид, пропадали, стоило двери захлопнуться.
Жаль, что это относилось только к двери дома Тацуми...
–Ты оставишь Тсузуки в покое? – повелитель теней неплохо вел партию, можно было просто подыгрывать. Собственно, в данный момент доктор не был способен на что-то большее. Лицо Асато, с которого после достаточно нейтрального замечания сбежали все краски, стояло перед глазами.
Мураки не думал, что язвительный комментарий заставит его ангела так отреагировать, он всего лишь прошелся по новому костюму своего наследника в прежнем духе... не то чтобы Тсузуки так уж не шел выбранный наряд. Просто больше всего доктору хотелось сорвать эти вещи и овладеть тем, что пряталось в упаковке разных оттенков фиолетового. Впрочем, он был согласен и на то, чтобы Асато разделся сам... и побыл лидером еще раз. Все равно и то, и другое было недоступно. Это и бесило Казутаку до предела... к счастью, можно было сорвать злость, что он и сделал... о чем теперь и сожалел.
Он ведь думал о Тсузуки все время. Даже во время экзаменов. Даже во сне. Доктор отгонял эти мысли с упорством, достойным любого применения. И вот... первое же, что сделал при встрече – оскорбил своего ангела. «Ничего, теперь Асато будет проще играть ненависть и отвращение, – успокоил себя Мураки. – А его чувства все равно никуда не денутся... и он простит, стоит мне сказать, что я не хотел обижать его на самом деле».
–Нужен он мне, – почти натурально отмахнулся Казутака. – Просто глаза резало... Сейчиро, я ведь тоже могу начать ревновать. Почему ты так беспокоишься об этом шинигами?
–Потому что я все еще считаю его другом, – отрезал секретарь, довольно жестко для своей роли. – Я не хочу, чтобы ты оскорблял моих друзей, Кадзу. Я многое тебе позволяю, но на это ты никогда не получишь разрешения.
–Хорошо, я постараюсь его игнорировать, – Мураки невольно фыркнул. Они так легко начали называть друг друга по именам... это получалось почти естественно. Разумеется, только пока они играли роль. Впрочем, и в рамках притворства можно было обменяться информацией, а если она немного и искажалась, потом удавалось внести ясность.
Сейчас все было понятно и без объяснений. Тацуми хотел, чтобы его «друг» поменьше страдал от этого притворства. И, честно говоря, доктор был согласен с повелителем теней. Хоть и неприятно было признавать, что тот абсолютно прав.
Тсузуки все-таки не смог переломить себя, их связь оказалась слишком прочной... сейчас любое, даже самое мягкое слово, сказанное в рамках роли, произвело бы еще один сокрушающий эффектный удар. Не по светлому образу Мураки – это было совсем не так страшно, если бы Асато и засомневался в нем, все можно было бы потом подправить. По самому Тсузуки, вряд ли когда-либо верившему в себя, в свою способность быть любимым. Да, он простит потом, но до этого прощения успеет так измучиться... нет, лучше не поддерживать эту боль только ради игры. Лучше молчать.
Конечно, Асато будет тяжело видеть его, но они будут встречаться не так уж и часто. Для начала. Потом – чаще... у них ведь теперь вечность впереди. Может, через пару лет они начнут вспоминать об этом периоде жизни со смехом. Или вообще не будут вспоминать, никогда...
–Я уверен, он не специально оделся так, чтобы оскорбить твой художественный вкус, и впредь будет благоразумнее, – повелитель теней почти тепло улыбнулся и сел за стол. – Кстати... что ты думаешь о празднике? Вчера ты сказал...
–Я помню, – вчера Мураки был абсолютно вымотан, потому что его, явно нарочно, заставили непозволительно долго ждать решения. Разумеется, все результаты испытаний оказались блестящими. А невидимый отшельник – его маску и перчатки доктор все-таки имел сомнительное удовольствие лицезреть, – даже не пробовал к ним придраться. О теплых отношениях нового сотрудника и секретаря ему уже доложили.
Но отказать себе в удовольствии вначале заставить Казутаку ждать – в довольно неприятном месте, – а затем в разговоре как бы неумышленно цеплять тему Асато, ожидая, когда замученный гость проговорится... о нет, этого Граф просто не мог себе позволить. Похоже, эта невидимая тварь была непревзойденным энергетическим вампиром. Но и Мураки в таких вопросах новичком не был... хотя совсем без потерь не обошлось, но из роли доктор не вышел.
В конце беседы Хакушаку вполне официально пригласил нового сотрудника, как он высказался, на испытательном сроке, на этот проклятый праздник. Куда, собственно, пригласили всех поголовно. И Тацуми не преминул спросить у вернувшегося усталого жильца, как он смотрит на это мероприятие.
Больше всего Казутаке хотелось ответить, что он резко отрицательно смотрит и на мероприятие, и на самого секретаря, и на его идиотское начальство, но вежливый доктор даже не сказал вслух о том, как мечтает возвращаться в собственный, пусть даже пустой дом – лишь пообещал подумать обо всем завтра.
–Если не появится какое-нибудь форс-мажорное обстоятельство, явка практически обязательна, – мрачно предупредил повелитель теней. – Я так хотел бы провести этот вечер с тобой... даже если нас отправят на задание.
По крайней мере, в вопросе полезности, нужности и приятности праздника их мнения совпадали дословно...
–Сейчиро, я тоже, – а посторонним ушам просто не дано знать, что два наблюдаемых объекта предпочли бы чистому обществу друг друга даже яму с крокодилами. Но не замок, полный свечей... Лучше действительно закрыться в разных комнатах и тихо радоваться, что зрителей рядом нет, а секретарь прекратил свои поползновения и провокации. По крайней мере, один шинигами почти свято верит в то, что между Асато и Казутакой что-то есть, ведь вера эта оплачена самым святым для него – деньгами. – Но ведь мы пойдем туда вместе...
Мураки подумал о том, что на празднике наверняка будет и его аметистовоглазое увлечение. Тоже поневоле... потому что вряд ли сумеет найти отговорку. Конечно, начальство сделает все, чтобы на его празднике присутствовали все желаемые лица.
Доктор был готов поручиться, что торжество превратится для него в финальное испытание. После которого уже будет как-то неприлично не доверять тщательно разыгранной «официальной версии». И, вполне возможно, после чертового праздника, когда все станет как бы ясно, а положение Мураки изменится, получится разыграть ссору с повелителем теней. И как бы заново начать роман с Тсузуки. В какой-то мере, возможно, настоящий... и уж точно лишенный недоразумений первого. Пробного, так сказать. Завязавшегося несуразно и очень давно – еще тогда, когда молодому Казутаке попалась на глаза черно-белая фотография.
Хотя, если немного поразмыслить здраво, с Асато обойтись без недоразумений нельзя. Но они, по крайней мере, будут не такими травматичными для психики.
–И я никого к тебе не подпущу, – пообещал Тацуми, смерив доктора довольно плотоядным взглядом. Мураки невольно подумал, что поторопился заносить повелителя теней в ряды своих сторонников. Похоже, проверка еще продолжается... или это уже не совсем проверка?
Самое неприятное – когда приходится полагаться на людей, которым не можешь доверять. На бывших врагов. И не просто полагаться – а подчиняться им, потому что в теории они более осведомлены, и не знать при этом, до чего они могут додуматься. Когда в сотрудничестве они обнаружат удобный инструмент для личной мести...
Доктору еще никогда не хотелось так неистово сбросить хотя бы одну из масок. Роль становилась все более... душной. И от мысли о том, что секретарь, возможно, просто увлекся игрой... или своим гостем?.. – легче не было. Казутака помнил, на что способен этот шинигами, когда речь идет о страсти. И потом, кто сказал, что его интересует именно Мураки – а не возможность вклиниться между ним и Асато?
Нет, это уже просто глупо. Сейчиро не станет целенаправленно вредить тому, кого любил так долго. Даже если слова «все еще считаю его другом» – не игра, а проблеск правды... Суть их общей импровизации изначально состояла в том, чтобы обеспечить Тсузуки счастье – в долговременной перспективе. Свою задачу доктор видел именно так. Разумеется, сам он предполагал, раз не выгорело с бессмертием в мире людей, для начала устроить собственную загробную жизнь, более-менее устойчиво, затем привлечь в эту жизнь, уже официально и ничего не опасаясь, своего аметистовоглазого ангела, а потом...
Вот в этом месте планы как-то изменились. Значение Тсузуки серьезно возросло. Казутака желал обладать им уже не для чего-то, а просто так. Чтобы вожделенный полудемон хотя бы был рядом. Чтобы он был счастлив – и не потому, что за издевательство над Асато последует кара... Все равно, если действительно захотеть, ни секретарь, ни эмпат ни о чем не узнают.
Впрочем, Мураки старался думать о том, что эти странные соображения все-таки вызваны искусственным напряжением, разлукой, не более того. И достаточно обрести Тсузуки, чтобы он начал надоедать. А там уже можно будет воспользоваться переданными ему деньгами, строить новые планы... делать все, о чем сейчас все равно думать некогда.
–Разумеется, я только твой, – наверное, они уже переигрывают. Еще немного, и во всем этом появится привкус дешевой мыльной оперы. – Сейчиро, я чем-нибудь могу тебе помочь?
–Пока нет, – Тацуми внимательно посмотрел на него. – Подожди немного, я немного разгребусь... и познакомлю тебя кое с кем. У вас смежные специальности, в какой-то мере, и вам, возможно, придется работать вместе. Если я буду занят.
Доктор знал, о ком идет речь. В идее не было ничего, что могло бы вызвать страх или беспокойство. Может, Мураки и не мог до конца доверять повелителю теней, но иногда это нужно было делать, чтобы не сойти с ума.
Поэтому он просто подошел к небольшой кофеварке и выдоил из нее последние капли напитка. Казутака предполагал, что на вкус кофе окажется отвратительным, поэтому не удивился, когда предчувствие оправдалось. В любом случае, хотелось выпить чего-то в этом роде. Чтобы прийти в себя и убедиться, что все еще далеко не так страшно, как могло бы быть.
Асато, в конце концов, разберется. Он не маленький, и они обсуждали весь этот план. Рано или поздно он все-таки переключится... а пока что их ждет работа. Мураки был уверен, что справится с любой задачей так же легко, как и с экзаменами, просто нужно немного адаптироваться. Да... адаптироваться. И все пойдет легко... а в голове перестанет заевшей пластинкой проигрываться одна и та же мысль.
Смирился бы прежний Казутака с таким ограничением? Даже если оставить в стороне вопрос о том, что доктор вряд ли полюбил бы секретаря. Мураки достаточно сильно удивлял себя в последнее время, так что решил считать, что способен на большее, чем думал раньше. Может быть, слабость, испытанная перед смертью, вызвала это извращенное желание... оказаться внизу – в цепочке командования, в сексе, во всем. Позволить кому-то решать. Возможно, это пройдет, и он снова станет самодостаточным.
Что, если предположить, что он уже избавился от способности подчиняться, и последней зависимостью в его жизни остался Тсузуки? Нет, не так... Доктор отпил еще немного кофе. По бодрящим свойствам напиток не уступал нашатырю, как и по вкусу. Нужно представить то, чего никогда не было. Ту историю, которую придумали они с секретарем. Придумали без четкого начала и не до конца, потому что никто не стал бы ей интересоваться в подробностях, максимум – удивились бы тому, какие причудливые кренделя выписывает иногда любовь.
Но сейчас было неважно, почему Тацуми вообще смог влюбиться в человека, причинившего его другу столько боли. Значение имело другое – почему Мураки повелся на эти чувства. В рамках вымышленной реальности, разумеется. Из-за слабости? Или, как на самом деле обстояли дела вначале, от желания таким образом устроиться после смерти? Да... звучит почти как брак по расчету.
А браки по расчету распадаются, когда расчет заканчивается. Можно считать, что теперь каждый уже получил свое... и что будет, когда вдруг неожиданно вскроется, как на самом деле обстояли дела? Что в действительности доктор мечтал получить вечную жизнь и добраться до Тсузуки? Поэтому и настаивал изначально на том, чтобы привлечь его, а не потому, что Асато обладал документально подтвержденными, почти не фальшивыми, свидетельствами земного существования, да и все равно влез в это дело, когда получил задание.
Секретарь, как ему и хотелось, останется чистеньким, при деньгах... и, конечно, облапошенным в глазах общественности, но никто не рискнет смеяться над его рогами, равно как и сделать что-нибудь с Мураки – ведь никаких законов загробного мира Казутака не нарушит. Но ведь... должны быть какие-то сигналы, которые расшифруют только потом, правильно?
«Да скажи себе честно, что для тебя просто невыносима мысль о том, чтобы избегать Тсузуки», – язвить доктор мог и тогда, когда обращался к себе самому. Но отчасти этот ехидный внутренний голос был прав. Стоило только представить себе, что придется молчать и выходить из комнаты, если Асато окажется там, и сразу становилось в разы противнее. Вот Мураки и пытался доказать себе, что продолжать поддевать аметистовоглазого шинигами будет логичнее... Хотя только что принял вполне обоснованное противоположное решение.
У последнего глотка вкуса не было. Никакого. Потом что одновременно с ним пришла мысль о том, что они оба загнали сами себя в угол – и он, и Тсузуки. В тупик. И если им обоим не хватит благоразумия немного подождать, потерпеть... доктор надеялся, что никто из них не сойдет с ума. С другой стороны, он так же надеялся и на то, что Асато потеряет свою значимость, став доступнее, и (это было более вероятным) на то, что в будущем их ждет какое-нибудь дело. И не одно. Тогда все получится само собой.
А уже после праздника в компанию тех, кто будет интересоваться, где были их глаза, бесповоротно войдет и Граф. Мураки почти придумал, как можно убедить Хакушаку в том, что он не должен подозревать нового сотрудника в посягательствах на Тсузуки. Вот только выдержит ли Асато, когда увидит такие железобетонные доказательства? А ведь наверняка увидит...
–Ну вот, – доктор невольно обернулся. Тацуми стоял за его спиной... и почему-то казался выше ростом, хотя на самом деле это было не так. – Пойдем... тебе пора вливаться в коллектив.
Казутака считал, что будет хуже... судя по тем взглядам, которые на него бросали на собрании. Но там было не так уж и сложно, ведь довольно легко держаться непринужденно, если мысленно поставить себя выше всех, кто на тебя пялится. Почувствовать себя не зверем в клетке, а кем-то вроде модели на подиуме или актера на сцене. Напомнить себе, что раз эти люди пришли на тебя посмотреть. Значит – ты для них значишь намного больше, чем они для тебя.
Да, эта компания, похоже, по умолчанию сочувствовала Тсузуки, что было понятно – ведь в представлении они не участвовали и о том, что происходило, так сказать, за кулисами, знать не могли. С другой стороны, доктор был им интересен. Любой человек, о котором столько говорят за его спиной, пробуждает у окружающих понятное любопытство.
Именно последнее относилось к привлекательному блондину, с которым Мураки познакомили. Мужчина этот, кстати, также показался доктору занятным. Как говорится, маньяк маньяка видит издалека, пусть даже речь идет о патологическом энтузиазме в вопросах научного характера, а вовсе не о том, чем один доктор прославился при жизни.
Правда, говорить о науке хотелось не очень сильно. Казутака чувствовал себя не лучшим образом, хоть и постарался на время выбросить из головы все мысли об Асато. Они устраивали в сознании такой невероятный беспорядок, что их следовало запереть поглубже и не выпускать до того момента, когда вокруг не будут барражировать потенциальные чтецы в чужих сердцах. Но постоянное удерживание контроля над собой не помешало произвести на местного гения положительное впечатление. Достаточно было вникнуть в суть части его изобретений, которые с образованием Мураки легко было понять, и похвалить некоторые удачные решения.
Избавиться от общества золотоглазого красавчика также удалось без особого труда. Достаточно было подать новую идею, и эффект не заставил себя долго ждать. Этот Ватари тут же выставил гостей, чтобы не мешали полету творческой мысли. Секретарь, кстати говоря, не обиделся ничуть, лишь заметил, что доктор нашел подход к этому шинигами.
Было сложно не воспринимать Тацуми как человека, на которого можно положиться, так он себя вел. Причем – весь день, раньше совместные отыгрыши были существенно ограничены по времени. Пришлось даже напоминать себе, что толика актерского дара для шинигами обязательна – ведь им часто приходится кем-то притворяться.
Мураки тоже умел это делать. Достаточно хорошо, чтобы не позволить роли поглотить себя – больше, чем необходимо. Как-то незаметно он начал цепляться за нее – это было легче, чем задыхаться от привкуса страха и недоверия. Из границ роли действия секретаря выглядели вполне органично, их можно было терпеть.
День закончился как раз вовремя – до того. как терпение доктора подошло к концу, а накопившаяся со вчерашнего дня усталость взяла верх. Похоже, от визита к Графу было нормально отходить некоторое время. Разумеется, если пробыть в его замке так долго... и без дружеской поддержки. Казутака не сомневался, что присутствие там хотя бы секретаря убрало бы львиную долю мерзостности этого места. Оно атаковало только тех, кто позволил себе зайти туда в одиночку.
При всей крепости характера доктор невольно возвращался мыслями к тем галлюцинациям, которые видел, пока ждал приема. Да, Мураки знал, что замок вытащил их из подсознания нового гостя, чтобы поиграть с ним, знал, что этот прием используется отшельником намеренно... тогда этого было достаточно, чтобы держаться. Он надеялся, что получится все забыть, стереть из памяти, напомнив себе несколько раз, что он видел всего лишь вариации на тему собственного прошлого, то, что давно стало частью его...
Не получалось. Картины словно становились ярче после каждой попытки от них отмахнуться. Хорошие, добротные галлюцинации, действующие на все чувства разом, врезающиеся в память и питающиеся самыми больными воспоминаниями, тревожащие неестественно сильно... Боль, страх, разочарование, неудовлетворенная месть, – хорошая пища для видений. Казутаке казалось, что он словно заразился ими, унес с собой из этого проклятого места, и вне стен замка они обрели свою собственную силу. Потому что изначально они покоились в его памяти, атмосфера замка всего лишь поработала проявителем.
Возможно, если бы рядом был Асато... если бы существовала хотя бы на заднем плане мысль о том, что он скоро окажется рядом! Отделявшее Мураки от счастливого будущего с любимым время все сильнее казалось непреодолимым промежутком, а само воссоединение – все менее реальным.
Чушь. Все это – чушь. Он просто должен отдохнуть. Лечь пораньше, выспаться, восполнить дефицит никотина в организме... конечно, невозможность перекурить ведь тоже могла повлиять на общее настроение... Все пройдет. И собственное разбушевавшееся подсознание удастся усмирить, как всегда удавалось... и временная маска перестанет казаться такой неудобной, и повелитель теней выйдет из списка угрожающих докторскому спокойствию лиц.
В последнее Казутака поверил, когда они наконец-то оказались дома у секретаря. Точнее, когда Тацуми закрыл дверь и, посмотрев на гостя, тихо попросил его куда-нибудь на время исчезнуть. Так как лично Сейчиро его вид за день порядком надоел.
Доктор почти физически ощутил, как с него спадает проклятая маска «расчетливого-любовника-притворяющегося-искренним». Стало намного легче, наконец-то получилось взять себя в руки и вздохнуть свободно. Переодевшись, Мураки направился на кухню – но лишь за тем, чтобы позаимствовать пепельницу. По мнению Казутаки, за сегодня он заслужил некоторое послабление. И вообще – если его и дальше будут ограничивать в таких мелочах, он сорвется. И пора бы секретарю это понять. Мелкий демарш прошел совершенно незамеченным, но доктор, в конце концов, не был ищущим внимания подростком. Он хотел только одного – немного покоя.
В какой-то мере желаемое удалось исполнить. Мураки искренне наслаждался одиночеством, пока в голову не начали возвращаться все те же тяжелые мысли. Затушив недокуренную сигарету, Казутака удобнее устроился на кровати и уставился в потолок. Одиночество, казалось бы, такое желанное, показалось совершенно невыносимым. Может быть, потому, что он изначально хотел не остаться наедине с собой, а чего-то другого?
Да... например, поговорить с Тацуми вне рамок искусственной роли. Подбирая слова, исходя из нежелательности лишь одного значения. Все же нет ничего страшного в том, чтобы позволить себе признать: в данный конкретный момент доктора действительно очень интересует Асато. До крайности. Самообман – это просто глупость. Точно так же нет смысла скрывать и то, чем его пытался пронять Хакушаку. Не жаловаться, просто сообщить – чтобы временный партнер по роли вошел в положение...
Впрочем, это совсем не обязательно. Мураки и так выдержит, разве нет? И уж точно нет нужды проявлять слабость перед повелителем теней. Да... просто надо следовать намеченному плану. Еще светло, конечно, но ничто не мешает лечь и выспаться, а утром взглянуть на все трезвым взглядом отдохнувшего человека. То есть, шинигами.
Да, объективно никаких преград не существовало, но спустя несколько минут доктор понял, что не уснет. Казалось, мысли только и ждали, когда он наконец ляжет, чтобы атаковать с новой силой. В своей жизни Мураки иногда переживал «час волка» и знал, каково это – устать до такой степени, что сон начинает тебя сторониться.
Конечно, можно попытаться обмануть себя. Не поддаваться на провокации, а лежать спокойно, позволяя отдыхать хотя бы телу. Только вот сознание устало больше. Казутака еще раз с сожалением подумал о том, что нельзя хотя бы ненадолго притащить сюда Тсузуки. Извиниться перед ним за утреннее оскорбление, да хотя бы просто обнять его, почувствовать, как Асато успокаивается в его руках... и самому прийти в себя. С ним можно было бы поделиться, сказать хотя бы отчасти, как ему сейчас тяжело... даже рассказать о проклятых видениях. Тсузуки ведь сразу забудет, что ему сделали больно, если поймет состояние виновного.
Доктор мысленно запретил себе раскисать и отвернулся от окна. Даже зашторенное, оно продолжало оставаться источником света, и сейчас этот свет мешал. Вот и все. Просто слишком светло, но это ничего не значит, Мураки нужен отдых – и этот отдых от получит. Вне зависимости от того, какие душевные раны все еще ноют. Нужно просто заставить себя заснуть. Ведь прошлой ночью ничего не снилось... по крайней мере, он ничего такого не помнит. После смерти Казутаке вообще редко снились сны. Да и при жизни кошмары доктора особо не донимали. Он всегда полагал, что способен удержать себя в руках. Сможет и сейчас.
В конце концов, с чем связаны его проблемы? Стресс, внезапное отсутствие нормального общения с тем, кто так... химически ему подходит, в общем – ничего экстраординарного. Мураки заставил себя подумать о том, что теперь станет несколько свободнее. Конечно, придется снова и снова возвращаться в эту опротивевшую клетку, но теперь из нее будут по крайней мере выпускать. Может быть, даже завтра получится вырваться. И что, он хочет испортить себе долгожданную свободу?
Постепенно он почувствовал, что все-таки начинает засыпать. Но, похоже, у подсознания были другие планы на эту ночь. Повиноваться и отдыхать оно вовсе не собиралось. Разболталось за период предсмертной слабости, надо полагать... впрочем, доктору было не до того, чтобы искать определение.
Да, обычно кошмары ему снились очень редко. Но уж когда прорывались... Как назло, он заснул довольно крепко... словно сам захлопнул за собой дверь ловушки.
Сны атаковали внезапно, вначале обрушив Мураки в прошлое, довольно глубоко, заставив прочувствовать так ненавидимое им бессилие... а потом повторив урок, на базе менее давних событий. Беспомощность... то, что он всегда ненавидел. Хуже всего на свете – когда не можешь защитить никого, даже самого себя... когда нити управления, обретенные с таким трудом, вырываются из рук...
Безумный калейдоскоп образов затягивал Казутаку, словно водоворот. И боль... раз за разом в тело проникает лезвие, меняются только руки на рукояти да мертвые лица атакующих. Один – ненавидимый, всегда мешавший нормально жить... убит до того, как успел нанести смертельный удар, другой... другое лицо принадлежит тому, кого так хотелось заполучить, игрушке, обретшей внезапно волю... нет, это вовсе не лаборатория, и ножа нет, это сам Мураки нанес удар. Словом, которое всегда причиняет больше боли, чем любой клинок.
Бледное, растерянное лицо Асато заслонило собой все... а потом вокруг взметнулись языки пламени, и доктор наконец-то проснулся, едва сдерживая крик. Чтобы понять: он проспал всего ничего. А за окном просто горит закат, подсвечивая штору.
Мураки сдержанно выругался и откинулся на подушки, чувствуя, как тело просто звенит от напряжения. Отдохнул, называется... все это – оттого, что он слишком преувеличивает роль Тсузуки в своей жизни. Вот только один вопрос – как выбросить его из головы хотя бы ненадолго? После всего, что между ними было, как-то не получается.
Легкий скрип заставил повернуть голову и увидеть, как поворачивается ручка, а затем – открывается дверь. Хозяин решил проведать гостя... странно. Впрочем, именно этого явления и не хватало, чтобы прийти в себя. Казутака подобрался, готовый в случае чего дать отпор. Но – не понадобилось.
–Ты уже лег? – Тацуми скользнул взглядом по накрытом простыней телу. – Извини, что вломился без стука. Мне показалось, что ты кричал.
«И ты на всякий случай выждал, пока я не перестану, – немедленно родилась язвительная мысль. – Похоже, ты своей совестью тоже редко пользуешься...»
–Спасибо за беспокойство, – доктор решительно сел, несмотря на то, что организм пока протестовал против резких движений.
–Я знал, что здесь нет посторонних, – ах да, не следует забывать, что это существо может разведать обстановку, воспользовавшись любой тенью. А их в комнате хватало, несмотря на общий аскетизм обстановки. – Но мне показалось, что тебе может понадобиться моя помощь.
Тянуло сказать, что ни в какой помощи Мураки не нуждается. Но секретарь не выглядел сейчас противником. Тень беспокойства на его лице казалась доктору совершенно настоящей, несмотря на то, что Казутака прекрасно представлял себе объем лицедейского таланта Сейчиро. К тому же, сегодня днем они порядочно друг от друга устали.
–Чем вызвано такое мнение? – Мураки слегка улыбнулся. Он все еще чувствовал себя отвратительно, но вел себя в соответствии с ролью, которую пока что играл лишь для этого зрителя. – Все в порядке...
–Мне тоже иногда снятся кошмары, – Тацуми словно пропустил его слова мимо ушей. Он смотрел на доктора очень внимательно. – Это из-за вчерашнего? Я даже не спросил...
–Не понимаю, почему тебя тревожит мое состояние, – Казутака потянулся за сигаретами... и слегка удивился, когда повелитель теней передал ему пачку и даже подвинул ближе пепельницу.
–Хотя бы потому, что, когда ты не в духе, это отражается на Асато, – спокойно ответил Сейчиро. – Мураки, я не слепой. Когда человеку тяжело, он совершает ошибки и не замечает их, потому что слишком занят ненавистью к своему окружению. В общем, я подумал... пора нам перестать усложнять друг другу жизнь.
–И как вы предлагаете реализовать это на практике? – доктор почти с наслаждением втянул в себя порцию дыма. Странно, но он был даже благодарен секретарю за столь бесцеремонно навязанное общество. Вести тренировочную словесную дуэль было приятнее, чем сражаться с призраками, порожденными собственным сознанием.
–Мураки, нам предстоит работать вместе, – напомнил Тацуми. – Это предполагает наличие некоторого доверия между партнерами. Я лично не сомневаюсь, что в случае чего ты прикроешь мне спину, хотя и могу представить, насколько моя гибель упростит нашу комбинацию. Я с самого начала знал, что рискую, и знал, чем.
–Честно говоря, я не обдумывал твою смерть как вариант решения проблемы, – медленно, тщательно подбирая слова, произнес Казутака.
–А зря, – моментально отпарировал Сейчиро. – У нас довольно опасная работа, все может случиться. Даже со мной. Знаешь, мне иногда в голову приходят странные мысли. Например, о том, как это страшно – сознавать, что последнее сказанное тобой кому-то близкому слово было обидным... и тебя больше уже не простят. В общем... нужно рассматривать все варианты, – он посмотрел в глаза доктору. Так, что тот невольно замер, чуть не забыв, что собирался стряхнуть пепел. – Мураки, в прошлом я воспринимал тебя как угрозу, но в данный момент ты очень важен для дорогого мне человека. Честно говоря, я с трудом представляю, как тебя можно любить, но насчет Тсузуки у меня сомнений нет. Я доверяю ему... и я доверяю тебе. Так что можешь не тратить силы на то, чтобы предугадывать мои действия, убеждать меня в чем-нибудь... я буду тебя защищать, пока между тобой и Асато есть связь.
–Я не настолько беспомощен, – все же было сложно признать, вот так, всерьез, что действительно нуждаешься. В защите. В том, чтобы кто-то оказался рядом и поддержал... да нет, хотя бы просто перестал раздражать. Чтобы можно было играть, не опасаясь, что игра перейдет в жизнь против его воли, и произойдет что-нибудь непоправимое. – Но в принципе.... и помощь не отвергаю, – в пепельницу все же обрушился длинный сгоревший столбик. Доктор невольно подумал. что просто завоевал промежуточную награду. Расколол наконец повелителя теней. Конечно, не полностью, но то, что сейчас было сказано, на взгляд Казутаки звучало искренне.
–Может, тогда встанешь и выпьешь со мной? – мир, хрупкий, но на данный момент уже являвшийся определенным прогрессом, наконец-то установился. Это предложение можно было счесть за провокацию, попытку разговорить гостя, но интонация не вызывала сомнений. – Иногда это помогает... отогнать внутренних демонов.
–Так бы и сказал, что тебе просто срочно понадобился собутыльник, – Мураки не мог не пошутить на эту тему. Хотя, конечно, секретарь был прав на все сто двадцать процентов. Именно этого ему сейчас и не хватало, наверное. Возможности ослабить затянутую до предела пружину.
Лишнего он не скажет, разумеется. Но само ощущение взаимного доверия – не то, чем стоит разбрасываться, когда оно нужно почти физически. И маска возлюбленного Тсузуки, как бы он в глубине души ни боялся сливаться с ней – как раз то, что нужно. На данном этапе, конечно.
–Не беспокойся, – едва заметная улыбка. Шутка воспринята и оценена по достоинству. – Я примерно представляю твои вкусы. Надеюсь, хотя бы содержимое моего бара тебя не разочарует.
Тогда оказалось, что на выпивке Тацуми экономил немного меньше, чем на всем остальном. Или просто решил купить наконец чего-то дорогого, чтобы попробовать и отметить таким образом обретение состояния? Доктор до того вечера обращал мало внимания на то, чем занимается его, так сказать, сосед по дому в свободное от их общей игры время.
Нет, они не превысили тогда норму, и не сделали ничего, о чем могли бы потом пожалеть. Просто культурно посидели вдвоем, разговорились – причем темы Асато касались мало. Нашлись и другие – менее болезненные.
А потом... как ни странно, но мешавшее жить напряжение ушло. Ощущение враждебной территории пропало, во всяком случае. Да и тяжесть роли перестала казаться неподъемной. Недоразумения прояснились, опять же... конечно, не до конца, но хотя бы стало ясно, что Сейчиро никогда не сделает того, что могло бы навредить Тсузуки, даже косвенно. Повелитель теней уже достаточно обжигался.
Наверное, в другой обстановке Мураки все-таки почувствовал бы досаду на то, что его ценят не самого по себе, а только в приложении к Асато. Только вот нельзя было сказать, что дело обстоит именно так. Когда-то – возможно, но Тацуми определенно нашел в своем госте и другие симпатичные черты, иначе они так бы и не сделали этот шаг навстречу. Да, совместная работа сближает, особенно – работа над чужим счастьем.
Кошмары оставили доктора в покое, уступив место снам неоднозначным, но все же не настолько пугающим. А на следующее утро Казутака, практически не чувствуя негативных последствий от вечерних возлияний, впервые получил возможность оказаться участником расследования... с другой стороны. Это было как нельзя уместно... Мураки и правда очень не хватало уважительной причины для того, чтобы оказаться на расстоянии от своего аметистовоглазого наваждения. Конечно, оказалось не так просто отгонять новые, тревожные мысли... но доктор с этим справился. Достаточно было только напоминать себе, что на данный момент Тсузуки не занят ничем опасным, с ним рядом есть один непрошеный, мелкий, но все же защитник... и, раз этот защитник раньше не отговорил Асато от опасной связи с Казутакой, то не преуспеет и сейчас.
Тсузуки сидел на диване и делал вид, что все в порядке. Сегодня он не видел Мураки, тот был на задании... с повелителем теней. Последний раз старший шинигами пересекся с доктором вчерашним утром, тогда Казутака даже не смотрел на него. Зато улыбался секретарю, ни на что не обращая внимания – даже на то, что остальные старались отсесть от нового сотрудника подальше. Мураки просто не волновало, что думают или делают окружающие, он видел и слышал только одного человека во всем помещении. Асато чувствовал буквально кожей, что входит в перечень игнорируемых. От этого становилось больно. Каждая улыбка словно оставляла на его сердце незаживающую рану.
Вчера Тсузуки уже не старался одеваться красиво. Новые вещи просто жгли кожу, поэтому он запихнул их в шкаф и надел старое. Он ничего не мог с собой поделать, несмотря на попытки Хисоки как-то успокоить его, убедив, что доктор лишь играет. Асато в конце концов сказал, что тогда тоже... играет. Адекватно для себя реагирует на поведение Мураки. Куросаки отстал, предупредив, что все-таки будет присматривать... и сегодня исполнил свою угрозу.
Просто отсутствие Казутаки, которое в принципе должно было заставить старшего шинигами успокоиться, произвело противоположный эффект. Тсузуки думал о докторе чуть ли не вдвое чаще, чем вчера, он волновался... Конечно, Асато уже осознал, что Мураки и не мог извиниться перед ним, этого не позволяла делать проклятая роль. Собственно, он уже готов был простить доктору что угодно. Лишь бы тот целым и невредимым вернулся с задания.
Как назло, работы для самого Тсузуки не находилось. Только бумажная, которую он все равно толком не способен был делать. Но малыш справился с ней удивительно быстро, и после этого предложил напарнику немного развеяться. Асато был совершенно не в настроении.. в итоге Хисока пришел к нему домой.
С одной стороны, Тсузуки был бы рад, оставь его напарник в покое. Занялся бы своими тренировками, например... у мальчика все-таки тоже сложный период, становление отношений с первым шики, а Куросаки вместо этого тратит время на... него. Но, вопреки общему мнению, старший шинигами был способен мыслить здраво, и представлял по итогу вчерашнего дня, чем закончится одиночество.
Вчера он сидел в этой же комнате один... напоминанием об этом в углу стояла пустая бутылка. Да, он выпил, пытаясь прогнать страшные картины, порожденные собственным воображением. А также ревностью и страхом. Следит ли Сейчиро за доктором? Станет ли защищать его? Не обидит ли сам? Асато не мог представить себе человека, который отнесся бы равнодушно к его возлюбленному, Мураки ведь так притягивал... немудрено сорваться.
Конечно, оценивать всех по себе было глупо и неправильно. Тсузуки все время мысленно извинялся перед Тацуми за то, что думает о нем так. Повелитель теней не мог... заиграться. И не мог навредить доктору. Но глупые мысли не желали проходить.
Кажется, вчера он пробовал читать. Даже взял одну из новых книг... вот она, до сих пор лежит между подушкой и подлокотником. Асато до сих пор не мог вспомнить, что заставило его купить ее. Ему казалось, что он брал только книги для себя. Наверное, подсознательно сгреб... решил, что Казутаке понравится, наверное. Конечно, это было более чем глупо, наверняка Мураки такая литература не заинтересовала бы, он и так знает больше, чем там написано, а все новые знания может почерпнуть без посторонней помощи. Особенно такого дилетанта, как Тсузуки, который даже одеться нормально не может. И вообще не может придумать, что делать со своей жизнью, чтобы это не смотрелось со стороны так смешно... даже позаботиться о себе не может.
Асато поднял голову и выпрямился, стараясь заодно скрыть свои эмоции. В комнату вошел напарник, держа в руках то, что при нормальных условиях могло поднять настроение и примирить с жизнью. Большая салатница, полная мороженого, посыпанного тертым шоколадом. Своего рода компромисс между желанием Хисоки сделать другу приятный сюрприз и нежеланием Тсузуки напрягать мальчика.
–Асато, ты не пробовал подписывать, где у тебя что хранится? – поинтересовался эмпат, ставя свое творение на столик. Помимо шоколада, туда явно было добавлено что-то еще... в целом шедевр, на который Куросаки затратил десять минут, смотрелся замечательно. – Может, ты поэтому все время путаешь ингредиенты, когда готовишь?
–Наверное, – машинально согласился Тсузуки. Он уже осторожно, стараясь не нарушить общую гармонию блюда, брал пробу. – Слушай, ты как это сделал? Так вкусно...
Тяжелые мысли никуда не делись, конечно, но ненадолго отодвинулись в сторону. Все-таки малыш был способен сделать так, чтобы на какое-то время стало легче. Но нагружать его не хотелось, и поэтому на еще одно предложение поймать доктора, например, в коридоре или на том же совещании, и все-таки просканировать, Асато опять ответил отказом. Да, это сняло бы большую часть вопросов, можно было бы провернуть все так, чтобы выглядело не подозрительно... но Тсузуки не желал этого. Во-первых, после такой проверки малыш узнал бы много лишнего. Того, что сейчас хоть и предполагает, но не в подробностях. Не говоря уж о том, как на него вообще подействует контакт с Мураки. Достаточно и того, что их с доктором отношения – действительно очень личное дело, для обоих. Нельзя в такое лезть чужим, пусть даже близким друзьям.
Во-вторых, Асато было стыдно, что он вообще сомневается в докторе и ревнует его. Казутака бы точно понял, чем вызван такой интерес эмпата к нему. Возможно, Мураки и простил бы его за проверку, но сам Тсузуки себя – вряд ли. Это грызло бы его еще долго... Права на ревность и даже боль старший шинигами за собой не чувствовал.
После того, как мороженое было съедено общими усилиями, а Хисока ушел, Асато показалось, что в квартире стало намного темнее. Он зажег свет и, чувствуя внутри холод, порожденный отнюдь не угощением, лег. Да.. именно холод. Холод и пустота. И еще боль, приходящая сама по себе, никогда не спрашивающая разрешения, всегда такая неуместная...
Он полежал немного на диване, свернувшись калачиком, а потом сел и невольно начал вспоминать детали полученного доктором задания. Может быть, на совещании назвали хотя бы город? Тсузуки никак не мог вспомнить. Он знал, что мешать выполнению задания будет тем более неуместно, но с желанием оказаться там спорить не мог.
Увидеть Мураки вне возможного прицела камер. Поговорить с ним. Да хотя бы постоять вдалеке, посмотреть на него... Или, может быть, помочь... хотя они там наверняка справляются вдвоем. Какая же чушь лезет в голову! Почему нельзя просто довериться, закрыть глаза и перетерпеть? В других обстоятельствах ведь получалось...
О возвращении доктора с задания никто не предупреждал. Просто спустя несколько дней Мураки снова сидел на своем месте в зале для совещаний и смотрел на секретаря. Асато знал это, хотя сам старался отводить глаза по возможности. Он никогда раньше не предполагал, что в этой комнате столько отражающих поверхностей.
После того совещания Тсузуки посетила очередная странная идея. По идее, ведь мало что мешало ему поговорить с Сейчиро. В том числе – и выйдя за пределы действия камер. Тацуми, конечно, вряд ли бы развеял все подозрения... но через него можно бы было что-то передать...
Идиотизм этой мысли был очевиден, как и возможная опасность. Поэтому Асато не без сожалений расстался с ней. И переключился на другую – о том, что в принципе на доктора ведь можно смотреть. Нужно только сделать вид, что ждешь от него подвоха... хотя на самом деле пытаешься украдкой высмотреть, не пострадал ли он. Увы, отчеты о заданиях публично зачитывались лишь тогда, когда происходило нечто нетривиальное... точнее, если сотрудники допускали особо крупный ляп, который следовало вынести на всеобщее обозрение, дабы подобное больше не повторялось. Пришлось удовольствоваться уже тем, что внешне все выглядело нормально.
А на следующий день появилось задание уже для второго участка. Довольно рутинное, слава всем богам. Отвлечься, разумеется, почти не удалось, но Тсузуки сомневался, что его могло бы отвлечь что-нибудь помимо необходимости спасать чужие жизни в авральном темпе.
Нет, конечно, качество работы от переживаний исполнителя не пострадало, тем более что рядом все время был напарник, только время от времени к Асато приходили мысли о том, зачем он вообще этим занимается. Почему нужно делать что-то для других, когда больше всего хочется лежать и не шевелиться... мысли пугали и заставляли действовать даже раньше, чем их смог бы прочесть Хисока. Как бы плохо он себя ни чувствовал, но это все внутри... он не имеет права показывать ничего тем, кому меньше всего стоит видеть.
Тсузуки даже пытался найти в жизни поводы для радости, хотя бы мелкие. Например, то, что доктора отметили за прекрасную работу... это ведь значило, что план входит в завершающую фазу. Что у начальства пропадает возможность по-тихому избавиться от Мураки, когда внезапно окажется, что он вовсе не так удобен, как казалось бы.
Правда, радоваться по заказу не получалось. А тут еще и неотвратимо надвинулась дата, о которой при всем желании не удалось забыть. Проклятый праздник... проклятый Граф.
Многие из приглашенных вели себя так, будто им хочется оказаться в Замке. Они самозабвенно обсуждали, что наденут, и обменивались мыслями по поводу возможной развлекательной программы. Конечно, для них это была всего лишь вечеринка, возможность погулять на халяву в привычной компании. Не более того. Это для Асато такие торжества никогда не были просто праздниками. Всегда – своего рода испытаниями, которые он раз за разом проваливал.
Все складывалось по одной и той же схеме. Неявка не допускалась, приходилось появляться... а дальше он старался напиться, чтобы чувствовать себя не так противно, забыть о том, где находится, что происходит вокруг, зачем это все... в результате потом иногда оказывалось, что он наговорил или сделал что-нибудь такое, о чем сожалеет. Попытки же не пить или пить поменьше ничем хорошим не заканчивались... как правило, компания в таком случае быстро надоедала, а уходить было нельзя...
Тсузуки неожиданно для себя подумал, как сложился бы сюжет графской книги, включи этот старый графоман туда новый состав сотрудников отдела. Разумеется, Хакушаку пообещал не повторять эксперименты, но цены этому обещанию... кажется, Сейчиро с него что-то там потом стребовал, в качестве компенсации за моральный ущерб.
Опустив листики календаря, так, что они скрыли притаившуюся под ними пометку (увы, иероглифы предательски просвечивали сквозь всего лишь два слоя тонкой бумаги), Асато откинулся на спинку стула и попытался успокоиться. Ну, или хотя бы перевести дыхание. Времени осталось мало, нужно было решить, как он будет действовать. Не напиваться, не подходить близко к Мураки – это очевидно... Постараться ни во что не вляпаться... или это как раз будет подозрительно? Снова в голову пришла книга. Наверняка доктора бы вывели там в так привычном ему амплуа злодея. Хотя, скорее всего, Граф бы и правда побоялся создавать такого героя...
Оправдывать доверие и проявлять гениальность оказалось неожиданно легко. Мураки и при жизни считал, что в большинстве душ, было бы желание, разобраться ничуть не сложнее, чем во внутренностях тех же людей, имея скальпель. Просто требовался иной инструмент – разум и воображение. Последнее – для того, чтобы представить себе чужую извращенную логику.
Три недели пролетели довольно быстро, стоило лишь изменить свое отношение к ситуации, и время перестало тянуться так мучительно долго. Конечно, все еще немного мешали жить мысли об Асато, но себя можно было обмануть... даже с учетом того, как близко находилось это аметистовоглазое наваждение. Убедить, что Тсузуки никуда не денется. И очень скоро представится возможность, уже ничего не опасаясь, поймать его, остаться наедине и реализовать наконец все те идеи, которые приходили теперь по ночам вместо кошмаров.
Доктор был уверен, что это поможет им обоим. Конечно, Асато наверняка было тяжелее, бедный шинигами влюбился по-настоящему... но именно поэтому ему станет легче сразу же, как только их вынужденная разлука закончится. Мураки надеялся, что проблем не будет... во всяком случае, он искренне старался не создавать новых поводов для обид. А за все остальное можно и извиниться, если еще будет нужно. Впрочем, Тсузуки должен простить и так. Не в том смысле, что обязан, просто с точки зрения логики иначе не выходит...
Чем меньше оставалось времени до праздника, тем сильнее досаждали мысли и сны... в последнюю ночь Казутака проснулся в практически полной уверенности, что Асато все-таки пробрался сюда, в его комнату... и, честно говоря, доктор испытал самое настоящее разочарование, пробудившись. В конце концов, роль была почти доиграна, оставались лишь завершающие образ штрихи... а при всем своем перфекционизме Мураки мог допустить, чтобы их нанес кто-то другой. Конечно, жаль было проработанной для праздника схемы действий, но не стоила она того, чтобы соблюдать правила в ущерб себе.
Доктор погладил сбившуюся простыню, прикрыл глаза и мысленно воскресил в памяти отдельные моменты сна. Потом представил, как будет медленно целовать это воплощение красоты, пробуждая и возвращая к жизни... этого действительно хотелось до такой степени, что ладони буквально чувствовали прикосновение мягких волос, а на губах появлялся вкус чужого тела. Мураки был уверен, что сделает все, чтобы первая ночь после вынужденной разлуки стала идеальной.
И он наконец-то сможет покинуть этот дом, где за вычетом секретаря нет ничего заслуживающего внимания. Доктор не страдал излишней сентиментальностью и не хотел бы сохранить для себя ни одного предмета из этой комнаты, где был вынужден ютиться. Отношения с Тсузуки нужно было начать действительно заново, оставив позади все не слишком презентабельные воспоминания.
Теперь, правда, Казутака больше не считал, что его заставили жить здесь из чистой вредности. Просто у Тацуми было не так уж и много свободных комнат, и на тот момент только одну можно было выделить, чтобы обеспечить гостю минимальный комфорт... хотя бы уединение. А потом, когда уже появились деньги, на которые можно было бы улучшить условия жизни, этого не было сделано из конспирации. Чтобы никто не подумал, будто им нужен такой дом, в котором можно днями не встречаться. Появись у кого-нибудь такие мысли, и всю игру можно было бы выбросить на свалку истории. А пока что в ней был смысл... и не было ничего совсем уж невыносимого.
В целом, после откровенного разговора с секретарем роль перестала быть такой уж тяжелой. Это касалось обеих масок – и той, с которой доктор боялся однажды не суметь расстаться, и другой, временной. Все же намного проще играть, когда между тобой и партнером нет взаимного недопонимания. Можно, как они сделали вчера вечером, обсудить и даже отрепетировать финальную мизансцену... и потом вместе представить реакцию Графа. Ведь отшельник-извращенец исходит из неверных предпосылок и не сумеет вообразить, что два бывших врага стали не только напарниками, но и друзьями. Во внезапно вспыхнувшую страсть и то проще поверить.
От ненависти до любви совсем недалеко, особенно если знать короткую дорогу. А вот от равнодушия... Возможно, и это в какой-то мере отталкивало Мураки от мысли завести игру чуть дальше в сторону правдоподобия. Не могло все дело заключаться только в Асато, как бы ни хотелось с ним быть.
Жалкая отговорка. Неужели он все еще боится признать, что чувство между ним и Тсузуки, возможно, окажется далеко не таким непрочным, как один мертвый доктор убеждает себя? Как ни странно было себе в этом признаваться, но ответ вполне мог стать положительным. Перечеркивающим все смешные в своей серьезности оправдания и отговорки.
Казутака с трудом смог выбросить из головы мысли об аметистовоглазом чуде. Просто желание... да, самое обыкновенное неудовлетворенное желание. Подсознание мрачно предложило поспорить, но получило отказ. Мураки уже концентрировался на более важной роли, и посторонние мысли ему сейчас только мешали.
Вечер наступал неудержимо, время, словно конвейер, подтаскивало Асато к тому, от чего он так хотел избавиться. И ничего не вышло. Он даже честно пытался заболеть... точнее, притвориться больным, использовав симптомы из того самого случайно купленного справочника. Наверное, нужно было тщательнее выбирать болезнь...
На праздник Тсузуки шел с видом мученика, но в этом не было ничего подозрительного, он и раньше так себя вел, после того. как раскусил, чем эти торжества чреваты помимо халявной еды и выпивки. Хотя в этот раз причина была иной. Асато никогда не страдал боязнью сцены, но именно в этот день испытал нечто подобное. От того, что он был здесь не единственным актером, легче не становилось.
Для многих сотрудников это, впрочем, была в первую очередь пристойная (по крайней мере, поначалу) вечеринка, и они даже не обращали внимания на чужую игру. Тсузуки поискал глазами напарника – они сначала собирались прийти вместе, но потом он задержался, так что Хисоке пришлось идти одному. Асато не знал, насколько нарочно сделал этот ляп в документе, из-за чего все пришлось перепечатывать. Наверное, это все-таки было подсознательное... желание задержаться. Не надо было этого делать...
–Тсузуки, – голос заставил шинигами вздрогнуть. Он обернулся и тут же встретился глазами с пустым взглядом полумаски. – Прости, что так неожиданно подошел. Ты в последнее время так нервничаешь...
–Нет, Хакушаку-сама, – зачем-то попытался соврать Асато. Наверное, просто от нежелания дать этому существу повод проявить заботу. – Я... просто задумался.
–Не волнуйся, все твои проблемы можно решить, – из-под маски раздался негромкий смешок. – Просто скажи мне, и я помогу тебе... Тебя смущает чье-то общество? Или чье-то... предательство? Друзья иногда бывают так непредсказуемы...
–Нет, – Тсузуки замотал головой. – Пожалуйста... если вам опять от меня что-то нужно, так и скажите, я еще ведь тот долг не отдал, а у меня теперь деньги есть...
–Полагаю, они сильно жгут тебе руки, – белая перчатка легла на плечо Асато. Шинигами почувствовал себя словно в капкане. – Но ответ – нет. Я простил тебе твой долг, когда ты был не в состоянии его выплатить, и не собираюсь стребовать его сейчас. Тсузуки, я готов помочь тебе и бесплатно... если только это поможет тебе снова радоваться жизни.
Асато сжался. Ему показалось, что их наивное притворство давно раскрыто. В конце концов, это ведь Граф отправил его тогда забрать душу доктора. Но если он знает – почему тогда не действует, чего ждет? Ему нравится наблюдать, как остальные страдают, пытаясь вырваться из этой ловушки?
Или... или он и правда ни о чем не подозревает, принял их игру за чистую монету? А сейчас думает о Тсузуки как о легкой добыче именно потому, что доктор надежно занят?
–Извините, – Асато судорожно вдохнул, – я... я вынужден отказаться.
Чужая, казенная формулировка соскользнула с языка, словно мертвая змея. Но, кажется, Хакушаку понял правильно. Впрочем, по маске сложно судить, не нахмурился ли носящий ее.
Говоря честно, хотелось высказать Графу все. Прямо и откровенно. Нет, не правду о докторе, разумеется, а то, что на самом деле Тсузуки думает о кое-чьей помощи, которую сначала приходилось вымаливать, а потом жить под нависающей сверху скалой долга.
И после этого всего Хакушаку еще говорит о том, что нужно радоваться?
Вот как это можно высказать, не обидев собеседника? Точнее, не разозлив... хотя Асато почти всегда инстинктивно старался не задеть того, с кем общался, кроме ситуаций, когда вежливость и тактичность теряли смысл. Сейчас до этого еще не дошло – по крайней мере, не было ясно, что Граф хочет именно задеть его.
Наоборот, Хакушаку вел себя так, словно Тсузуки – пострадавшая сторона, а все, что подчиненные отыграли для него – правда... принять это все на веру мешала только легкая паранойя и знание о том, что отшельник непредсказуем.
Асато осторожно попытался отодвинуться – стараясь не показать, что все дело именно в прикосновении Графа. Пусть думает, что его сотруднику прикосновения неприятны вообще.
–Тсузуки, мальчик мой, – перчатка по-прежнему чуть сжимала плечо, а дергаться более явно было уже откровенно невежливо, – я понимаю, что тебе тяжело. Мне это очень не нравится. Я хочу всего лишь позаботиться о тебе. Просто скажи, кто так тебя расстраивает, и я сделаю все, чтобы ты больше его не видел.
Шинигами ощутил острое желание сказать правду. Какой бы грубой эта правда ни была. Сказать: «Вы, Хакушаку-сама. И ваша проклятая страсть ко мне, ваша ревность, ваши заскоки...» Может, даже взяв предварительно слово, что Граф поможет – безотносительно того, о ком пойдет речь. Полный зал свидетелей... И пусть оправдывается – как тогда, когда все узнали о его маленьком литературном опыте.
Конечно, это глупость. Так нельзя... и невозможно попросить даже о том, чтобы Хакушаку отстал от Мураки, вообще позволил всему идти своим чередом. Это положило бы конец их притворству. И Граф нашел бы способ отомстить за такое оскорбление, такой плевок в маску...
Оставалось смириться. Было очевидно, что хозяин не собирается отпускать своего гостя.
–Я никому не хочу причинять неудобства, – выдавил из себя Асато вместо бурлящей внутри гневной речи. – Они ведь будут знать, что это я попросил вас... даже если вы сами догадаетесь.
Насколько проще играть, когда притворяешься кем-то совершенно чужим... а не самим собой образца двухмесячной давности. Нет ничего сложнее, чем надеть на себя старую шкуру... она всегда будет жать и натирать душу, причиняя еще больше боли, чем раньше.
–Ну, если так, – Хакушаку подозвал жестом слугу и взял с подноса в его руках бокал с чем-то светлым и определенно крепким, – тогда я просто помогу тебе отвлечься. Думаю, остальные простят мне, если я займусь тобой... им и без моего внимания весело.
Тсузуки неуверенно взял бокал и опасливо отпил глоток. Было довольно вкусно... но, наверное, придется растянуть это вино на весь вечер. Иначе тут же дольют, а напиваться нельзя категорически.
Граф пока не переходил границу, он даже убрал руку с плеча Асато. Сразу стало легче дышать, но Тсузуки все еще оглядывался по сторонам, пытаясь найти предлог, чтобы отойти от невидимки. Увы, уважительной причины не находилось. Хисока тут точно помочь не мог, хоть и наверняка видел, в какое затруднительное положение попал напарник.
Асато поймал взгляд эмпата и понял, что мальчик не просто видит, но и отслеживает ситуацию. В зеленых глазах можно было заметить напряжение, какое иногда встречается у игрока в ожидании хода противника. Тсузуки, чуть помедлив, отвел глаза. Он мог сейчас показать, что срочно нуждается в помощи, но лучше было справиться самостоятельно. Точнее, он чувствовал, что обязан справиться. Хисока и так делал для него слишком многое.
Граф говорил о каких-то безобидных вещах, ни словом не напоминая о содержании тех похожих на элемент следствия бесед, которые вел раньше. Сейчас Асато почти не помнил, что врал тогда, объясняя, почему согласился помочь секретарю, и его вполне можно было бы подловить... собственно, момент был просто идеальным. Но ожидаемых вопросов не прозвучало.
Честно говоря, Тсузуки предпочел бы перекрестный допрос. На него можно было отвлечься, начать думать о том, что ответить, как не сделать ошибки... А Хакушаку вместо этого действовал так, словно на самом деле пытался только помочь. Притворялся близким человеком. Это было невыносимо. Особенно в свете того, что происходило вокруг. Асато очень старался не пялиться на беседующих секретаря и доктора. Тацуми как бы невзначай приобнял Мураки, ясно показывая, что этот человек принадлежит ему и находится под его защитой. Тсузуки мог только мечтать о том, чтобы оказаться на месте повелителя теней, и мечта эта с каждой секундой казалась все несбыточнее.
Мураки очень хотелось сделать что-нибудь. Лишь бы только у хозяина этой вечеринки появилась срочная необходимость отлипнуть от Асато. Но не самоубийственных (в переносном смысле) идей пока не появлялось. Поэтому доктор старался просто не смотреть в ту сторону. К тому же, он был занят, изображая, что здесь для него существует только Сейчиро. Последний же излучал такое спокойствие, что Казутаке было очевидно: под толстым слоем льда сейчас определенно что-то кипит. Если бы к секретарю был приделан манометр, прибор был бы близок к тому, чтобы зашкалить.
Граф словно не чувствовал ничего – и неудивительно, если учесть, сколько сил прилагали все участники этой мистификации, чтобы скрыть свои истинные эмоции. От главного зрителя, но не друг от друга...
–Мне больно, – очень тихо заметил Мураки. Тацуми кивнул и разжал пальцы, секундой раньше так впившиеся в тело доктора, что сейчас там наверняка уже проявились синяки. Впрочем, такую мелочь можно было и оставить без внимания. С учетом того, что происходило за их спиной. Энергичные движения перчаток вкупе с вымученными улыбками Тсузуки, больше похожими на гримасы боли, не оставляла сомнений, что невидимка действительно не понимает, что больше всего аметистовоглазый шинигами хотел бы сейчас провалиться сквозь землю.
Казутака невольно подумал, что повелитель теней реагировал почти точно так же, когда Асато общался с ним. Почти – потому что доктора Тсузуки не так сторонился, особенно в последние дни, и уж точно не мечтал спрятаться от него. А значит – и у Сейчиро имелась причина сдерживаться.
Было очень сложно понять, уложить в голове то, что так бывает – когда от любви к другому человеку позволяешь ему быть с кем угодно, если его это делает счастливым. И при этом готов убить любого, кто осмеливается приближаться к нему против его воли. Иногда Мураки даже становилось жаль секретаря. Сейчиро просто не верил в то, что может быть интересен Асато сам по себе... хотя в этом и заключалась изрядная доля правды. Тсузуки нуждался в стимуле, чтобы сделать шаг навстречу кому-нибудь, а не отступить в ответ на попытку сближения. Его легко можно было напугать, неудачно применив силу. Но, возможно, у секретаря и был бы шанс, не вмешайся в жизнь Асато доктор. И... если бы Тацуми не так опасался навредить человеку, которого любил.
Впрочем, глубоко под этими рассуждениями в сознании Мураки имелось еще одно соображение. И касалось оно того, что Сейчиро просто не представляет себе, как преодолеть расстояние между собой и кем-то еще. Избегает близости ничуть не слабее, чем делал это Тсузуки. Если бы препятствий между ним и Асато не было, Тацуми создал бы их сам... нет, никакого «бы», ведь этот сценарий с придуманной пропастью работал уже несколько десятков лет – до того, как на сцену вышел Казутака. Мураки даже не был уверен, что в глубине души секретарь не осознает это сам.
В любом случае, какими соображениями ни руководствовался повелитель теней, пока что его поведение устраивало доктора. И заниматься решением его проблем Казутака не собирался. Разве что в немного ином смысле – поскорее закончить это притворство, ранящее... нового друга ничуть не меньше, чем двух остальных участников действа. А, возможно, и сильнее.
–Не могу на это смотреть, – Сейчиро чуть слышно вздохнул. – Давай... уйдем отсюда.
–К сожалению, это невозможно, – Мураки чувствовал, что Граф не рискнет заходить дальше. Так и будет пытаться достучаться до Тсузуки, вытащить его из этого болезненного состояния, развеселить... Возможно, в какой-то степени стоило позволить ему действовать дальше, но внутри все переворачивалось. У них обоих...
Доктор не считал, который бокал уже пьет Тацуми, но общее количество слегка настораживало. Если в начале вечера секретарь объяснил все шуткой – мол, бесплатно же (повелителя теней от тяги к экономии посредством халявы было невозможно излечить никаким богатством), и даже предлагал некоторые опробованные напитки спутнику, то теперь уже просто пил, словно у него что-то жгло внутри и пожар требовалось погасить.
Мураки был уверен, что Сейчиро нескоро сорвется. Секретарь неплохо держал себя в руках. Но симптом был тревожным и требующим внимания. Казутака, стараясь, чтобы это выглядело естественно, поднял руку и нежно прикоснулся к Тацуми. Повелитель теней не мог не обратить внимание... это был своего рода сигнал начать выполнение отрепетированного сценария.
Он поймал ладонь доктора и осторожно поднес к губам, затем придвинулся ближе и шепотом поинтересовался, не рехнулся ли Мураки.
–Я предлагаю поискать более укромное место, – с той же громкостью ответил Казутака. Разумеется, он не собирался делать ничего провокационного на глазах у Асато. Из них троих Тсузуки сейчас был хоть и самым трезвым, но и наиболее неустойчивым. Ему лучше вообще ни о чем не знать. Пусть Граф полюбуется их игрой в одиночку, когда будет просматривать записи после праздника. Доктор уже знал об этой привычке отшельника, собственно, ее и предполагалось использовать...
–Не думаю, что здесь такие есть, – ладонь Сейчиро легла на талию Мураки и скользнула чуть ниже. Казутака невольно ощутил дрожь. Не переоценил ли он способности секретаря в области устойчивости к выпивке? Конечно, они все это не раз проигрывали, причем вдвоем, но...
–А тебе не все равно? – доктор почти натурально улыбнулся. – Мне даже нравится быть на виду... это возбуждает.
Если бы на месте Тацуми сейчас оказался Асато, Мураки бы и правда не волновали такие незначительные мелочи. Иногда осознание того, что за тобой наблюдают, и правда становится чем-то вроде приправы к основному блюду. Пусть завидуют... их проблемы.
–Меня тоже, – еще сантиметров на пять ближе... повелитель теней пьян, но свою роль помнит. Сейчас они оба постараются улизнуть. Заметно. Притворяясь, что находятся в той степени опьянения, когда тянет на авантюры. Вполне возможно, что Граф не выдержит... и помчится на наблюдательный пост сразу, чтобы полюбоваться прямым эфиром, а не записью. А это значит, что Тсузуки оставят в покое.
Главное – не зайти слишком далеко, ведь на пленке нельзя оставить случайное свидетельство того, что все это было лишь представлением. Играть придется очень натурально.
Асато чувствовал себя отвратительно, несмотря на все попытки Графа развлечь его. Точнее, отчасти благодаря им. Отшельнику и раньше зачастую изменяло чувство такта, а темы, которые он выбирал для беседы, казались Тсузуки неуместными. Даже если взглянуть с другой точки зрения и предположить, что хозяин Замка свечей принял на веру все то, что они навертели вокруг персоны доктора... к этой версии Асато постепенно склонялся, но раньше времени успокаиваться не торопился. В любом случае, зачем было делиться с ним какими-то странными соображениями, вся суть которых заключалась в том, что лучший способ забыть старую любовь и предательство – это как можно скорее завести новые отношения?
Хакушаку, наверное, и правда хотел помочь, но его «помощь» значила все то же... и Тсузуки не принял бы такого благодеяния ни под каким видом. Больше всего он хотел уйти отсюда, но никак не мог собраться с духом и попросить об этом. Он не собирался расстраивать и злить Графа, сказав правду, а признавшись в том, что устал от праздника, наверняка получил бы предложение остаться в замке после того, как всех отправят восвояси. Отшельник вполне мог выкинуть такую шутку.
–Асато, – шинигами снова вздрогнул. Кажется, он упустил какую-то часть графского монолога, – я думал, что тебе понравится...
–Простите, Хакушаку-сама, – Тсузуки не чувствовал сейчас никакого стыда за свое неподобающее поведение. В конце концов, с ним обращались не лучше. – Я... я отвлекся.
–Все нормально, – белая перчатка погладила его по щеке. Ощущение было примерно как от ожога крапивой, только не в физическом смысле. Асато не хотелось этих прикосновений. Он мечтал совсем о других руках... Шинигами украдкой взглянул на секретаря и Мураки. На секунду подумалось, что, возможно... он действительно больше ничего для них не значит. Они превосходно обходятся друг другом. И, может, так даже правильнее... ведь он – такой неуклюжий и недалекий.
–Ничего не нормально, – Тсузуки не смог удержать в себе эти слова. Что-то прорывалось изнутри – вопрос о том, зачем все так несправедливо устроено, почему он никогда не сможет быть уверен в том, что его не обманут, почему он сам должен лгать, чтобы получить то, чего хочет... и по какому праву граф вообще решил распоряжаться его жизнью? – Вы знаете... вы все понимаете...
–Тише, – белый палец коснулся уголка глаза, словно стирая слезу. Это прикосновение отозвалось еще большей болью. – Я не хотел тебя расстраивать, Асато. Я хочу лишь, чтобы ты знал, что я всегда рядом. Я жду, когда ты наконец перестанешь жить прошлым. Оно ведь делает тебе больно... Разве тебе нравится страдать?
–Никому не нравится страдать, – эхом отозвался Тсузуки. – Просто иногда... это не от меня зависит. И я... только не принимайте на свой счет, Хакушаку-сама, но я не могу просто взять и поверить... довериться. Я слишком много раз... ошибался.
«И пусть думает что хочет... может, хоть поймет, что мне плохо... оставит меня в покое!» – сейчас он сосредоточился только на этой мысли. Ревность, отягощенная невозможностью проявить свои права на любимого, словно дикая кошка, точила когти о его сердце. А роль, от которой нельзя было избавиться, все сильнее давила... Асато казалось, что сейчас он просто разорвется на части. И стало совсем не легче, когда он увидел, как доктор и Тацуми выходят. Наоборот, только хуже...
–Я подожду, Тсузуки, но мне больно смотреть, как ты изводишься, – Граф убрал руку, словно понял, что все-таки переходит рамки. – Я найду способ избавить тебя от их общества. Хотя бы ненадолго... раз ты так не хочешь причинять им неудобств.
–Не надо, – Асато продолжал сопротивляться, хотя в рамках роли уже давно стоило дать согласие. – Я справлюсь, правда, просто... мне нужно время. Немного времени.
–Ты его получишь, – отшельник коснулся перчаткой руки шинигами. Погладил, словно пытаясь успокоить. – Тебя очень сложно понять, Тсузуки, но я стараюсь.
Асато попытался выдавить из себя положенное слово благодарности, но ничего не получилось, и он просто опустил голову. Он не знал, о чем сейчас зашла речь, и боялся неосторожным словом испортить жизнь любимого и лучшего друга... даже несмотря на то, что он сейчас о них думал. Точнее, именно эти мысли и заставляли кидаться на защиту Мураки и Тацуми, как бы подозрительно это ни выглядело. Тсузуки стало невероятно стыдно – теперь, когда их больше не было перед глазами.
«Может, им и самим это притворство на самом деле поперек горла, – шинигами попробовал успокоить себя. – Сыграли на публику и ушли, потому что больше не могли притворяться, а я ками знает что подумал, идиот несчастный!»
Граф последний раз погладил его ладонь и встал. Асато тут же почувствовал себя так, словно рядом открыли окно. Дышать определенно стало легче. Шинигами поднял почти забытый бокал и отпил пару глотков, отмечая свое избавление. Короткое, возможно, но... это было просто потрясающе, что Хакушаку решил заняться другими гостями.
Спустя пару минут Тсузуки заставил себя встать. В голову пришло одно соображение – если он попробует куда-нибудь спрятаться, подальше от глаз невидимки, то, возможно, до конца дня будет избавлен от его общества. Конечно, лучше всего было бы просто сбежать, но испытывать доброту Графа Асато не хотел. Уж лучше помучиться...
Он не так уж и плохо знал замок, но, отойдя подальше от основной банкетной залы, так, что шум праздника стал напоминать звук работающего неподалеку телевизора, немного изменил мнение. Бродить по этим коридорам в одиночку все же не стоило. Тсузуки решил, что все-таки найдет напарника, а потом уже они смогут спрятаться от невидимки вместе. Заодно можно было и поделиться наболевшим. Хисока наверняка развеет все его глупые идеи. Их даже вслух произносить будет необязательно. Асато почти хотел услышать, что он – бака, что все это скоро кончится...
Когда он уходил, малыша в зале не было. Это Тсузуки запомнил очень хорошо. Но так было даже лучше – возвращаться не хотелось, слишком много там было соблазнов... то есть, один основной соблазн – взять и напиться, чтобы день не пропал совсем уж даром. Можно было, конечно, и поесть, но кусок не лез в горло. Нет, сначала – отыскать Хисоку, остальное второстепенно. Может, вдвоем они и обнаружат в этом проклятом празднике что-нибудь положительное.
Поиск Асато вел довольно бессистемно, осторожно заглядывая за приоткрытые двери. В какой-то момент он даже начал бояться за напарника – вдруг Куросаки в одиночку столкнулся с какими-нибудь неприятными для себя миражами? Даже когда знаешь, что особого вреда тебе не причинят, как минимум настроение они испортить могут...
Приоткрыв очередную дверь – практически бесшумно, дабы никого не потревожить, – Тсузуки буквально прирос к полу. Глаза отказывались видеть представшее перед ними зрелище. Это был не мираж. Совершенно точно не мираж. Асато готов был отдать что угодно, лишь бы все это происходило не по-настоящему.
Мураки стоял спиной к двери, но на его лицо смотреть необходимости не было. Голова доктора бессильно откинулась назад, в волосах нежно, но настойчиво хозяйничали пальцы секретаря, перебирая мягкие серебристые пряди. Другая рука Тацуми обнимала его за талию, удерживая почти на весу...
Эта исполненная любви сцена располосовала больное сердце Тсузуки, словно раскаленный иззубренный меч. Сколько раз он вот так же обнимал Мураки? Слишком мало... но достаточно, чтобы запомнить, как тот реагирует на ласку, на поцелуи...
Асато отшатнулся от двери и впился пальцами в лицо. Хотелось кричать... хотелось вырвать собственные глаза, увидевшие это. Негромкий стон донесся до шинигами, и Тсузуки бросился прочь – так быстро, словно это могло спасти чью-то жизнь. Он несся по коридорам, не разбирая дороги, и по закону подлости выбежал в зал... где и замер на пороге. Нужно было пересечь эту комнату, чтобы выйти. Пройти мимо людей, которые наверняка поймут, что с ним...
Он заметил, что держится за косяк так крепко, что пальцы уже на миллиметр погрузились в дерево. С трудом разжав хватку, Асато побрел к попавшейся на глаза почти непочатой бутылке. Взяв стоявший рядом бокал, шинигами начал было наполнять его, но руки тряслись, и тогда он взял всю бутылку, которую и утащил в угол. Укрытие было сомнительным, но он уже не искал полного уединения.
Худшие ожидания оправдались. Пока он ждал и мучился, Сейчиро соблазнил его любимого. Или это Кадзу на самом деле никогда не любил Тсузуки? Конечно, кто может полюбить такое мерзкое чудовище...
Вино не приносило облегчения, только чуть зашумело в голове – возможно, просто от непролитых слез. Асато не мог позволить себе плакать. Только не здесь.
Когда плеча кто-то легонько коснулся, Тсузуки поначалу не заметил, потом дернулся, словно его укусил шмель или слепень, и развернулся, чтобы увидеть, кто рискнул к нему приблизиться.
Это оказался всего лишь Хисока. Малыш выглядел одновременно испуганным, растерянным и виноватым, злиться на него было невозможно. Асато закусил губу, чтобы слезы не прорвались сейчас – когда рядом был тот, кто был готов понять его в полной мере.
Эмпат не сказал ни слова. Лишь снова положил руку на его плечо и легонько сжал, хотя было видно, что это прикосновение причиняет ему сильную боль.
Тсузуки немногое запомнил из продолжения вечера. Кажется, тогда все-таки дело закончилось еще одной бутылкой... и потом малышу пришлось вытаскивать его оттуда. Асато было довольно стыдно вспоминать об этом, но он ведь всего лишь хотел избавиться от своей боли... не делясь ею с окружающими. Но малыш не спросил разрешения, когда снимал часть ее.
Утром шинигами проснулся поздно и не сразу понял, почему его не разбудили. Он был в своей квартире, лежал в кровати, хоть и одетым, никаких признаков чужого присутствия не наблюдалось... правда, в кресле, кажется, кто-то выспался, но уже ушел.
Думать над этой проблемой долго не получилось, голова болела, пришлось тащиться на кухню и искать таблетки. Их, правда, все тот же кто-то выложил на видное место... только в этот момент Тсузуки вспомнил о напарнике. Конечно, на всякий случай у него имелись ключи... да и без них перетащить одного перебравшего друга домой малыш вполне мог...
Вчерашний вечер навалился на сердце сразу же, как только похмелье отступило. Память издевательски подбросила несколько картинок, от которых Асато снова начало трясти.
Мураки все еще чувствовал себя немного грязным, хотя физических предпосылок для этого уже не было. Да, вчера они немного увлеклись, но рамок не перешли... почти. По крайней мере, из них двоих он сохранил здравый смысл и самоконтроль, поэтому не позволил событиям зайти слишком далеко...
Вчера все прошло гладко. По плану уж точно... и хотя кажется, что во рту до сих пор остался неприятный привкус, это все решаемо. К примеру, утренней сигаретой, которую так приятно выкурить на пустой кухне. Еще слишком рано, чтобы отправляться на работу, но хозяин дома уже этот сделал. Казутака немного сочувствовал Тацуми – после всего еще и не выспался...
Затушив сигарету, доктор потянулся, встал и отправил пепел в мусорное ведро. Взгляд опять зацепился за оставленную на холодильнике записку. Всего несколько иероглифов... «Вчера я вел себя непозволительно, Мураки-сан, это больше не повторится». Пожалуй, стоит выбросить и ее, хотя суть вполне двусмысленна, чтобы вписаться в созданную ими картину. С другой стороны... они ведь уже решили, что завязывают?
Да, вечером кое-кто перебрал с методами раскрепощения творческого начала. Роль была отыграна безукоризненно, но, покинув «сцену», Сейчиро из нее не вышел. Случись это раньше, когда Казутака не доверял этому человеку, все могло бы окончиться плачевно. Но оказалось вполне достаточно оттолкнуть секретаря, чтобы тот пришел в себя и бросил свои приставания. Наверняка это даже последней проверкой на моральную устойчивость не было. Обычная расфокусировка ориентации по пьяному делу. Сопряженная с бредом... что-то там такое Тацуми нес насчет не сознающих своего счастья великовозрастных глупцов.
Надо будет ему сказать, что никаких разногласий между ними не появится, но все-таки пора кончать с этим всем. Да, наверное, стоит разыграть ссору. Крупномасштабную и правдоподобную. Повод уже практически имеется, осталось только его использовать... потом выждать некоторое время, воспользоваться им для того, чтобы отселиться, и перейти на Асато. Мураки предчувствовал, что с последним пунктом могут возникнуть сложности, но не особенно волновался. В своей способности сделать все, чтобы Тсузуки побыстрее забыл об этих неделях, доктор не сомневался.
У них впереди вечность, и она вот-вот начнется. Это соображение придало Казутаке сил перед тяжелым рабочим днем. Доктор был в форме, но предчувствовал, что для остальных этот день станет настоящей мукой. С другой стороны, если бы праздником или его последствиями испоганили выходной, возмущение было бы еще сильнее.
Подозрение оправдалось. На лицах большей части тех, кто вчера праздновал, было крупно написано количество выпитого и сожаления по этому поводу, и Сейчиро исключением не был. Хотя от него так сильно пахло кофе, что этот запах заглушал все, в остальном секретарь напоминал того, кем и являлся в принципе. Но пятиминутку никто не отменял... впрочем, кое-кто счел, что его это не касается.
Отсутствие Асато не особенно насторожило Мураки. В конце концов, у его любимого демона была уважительная причина для опоздания. Вряд ли кто-нибудь упрекнул его в отсутствии.
Не удивило доктора и то, как на него смотрел Куросаки. Взгляд эмпата, словно зеленый клинок, уперся в грудь Мураки... и, будь он способен убивать, Казутака уже не успел бы попрощаться со своей второй жизнью. Но с точки зрения доктора эта ненависть была понятна. Мальчик просто сдерживался раньше, в присутствии Тсузуки, а теперь не видит необходимости скрывать свои истинные эмоции.
Только когда Тацуми заговорил, излагая повестку дел, Мураки ощутил беспокойство. Он никак не мог понять, зачем было именно сегодня поручать Асато и его напарнику задание, явно требующее длительного отсутствия. Это не укладывалось в голове. А еще – чем-то очень не нравилось доктору. Но Казутака постарался справиться со своим беспокойством, убедив себя, что это обстоятельство он сможет использовать во благо.
Возможно, Тсузуки в какой-то мере стоило отдохнуть от него. Это придаст свежести впечатлениям, когда они наконец-то смогут проявить свою любовь. Да, пусть Асато отвлечется, займется делом...
Как все-таки легко иногда убаюкать совесть, заслониться от ее голоса – стоит лишь придумать подходящее оправдание. То же самое можно проделать и с собственным здравым смыслом – нужно лишь счесть себя мудрым и предусмотрительным, а свое подсознание – глупым и легковерным. Задача упрощается, если ты уверен, что знаешь, как лучше... как надо. Или пытаешься спрятать от самого себя чувство, в котором до сих пор боишься признаться без оговорок, но отрицаешь и собственный страх.
Впоследствии Мураки не раз вспоминал это утро – когда он мог, всего лишь задав несколько вопросов и кое-что сказав, спасти положение. Когда нужно было только перешагнуть через собственную гордость и прислушаться к предчувствиям.
Но человеческое сознание упорно защищается от неприятной, уязвляющей гордость правды, сохраняя таким образом собственную целостность. Уверенность в собственной правоте, умение подбирать аргументы для собственной защиты – тоже своего рода элементы механизма, призванного удержать личность от распада. Увы, но когда падают последние дамбы.... когда происходит нечто такое, что не укладывается в уютный мирок за розовыми очками, только тогда и понимаешь, что носил их все время. Что все время заблуждался...
Сохранить себя после обрушения, после катастрофы, когда, казалось бы, теряется всякий смысл к существованию – вот это уже подвиг, который под силу не всем. Только личностям, способным стоять на ногах без опоры на свои заблуждения. Тем, кто не потерял себя в попытках спастись.
О том, что кто-то, скорее всего – носящий маску и перчатки, решил сделать одному шинигами подарок в форме длительной командировки, Асато узнал по телефону. По случайности он лежал возле кровати, поэтому раздражение, вызванное мелодией звонка, победило первый порыв – ничего не трогать и лежать дальше.
Тсузуки уже успел принять душ и найденные в шкафчике таблетки от головы, но самочувствие по-прежнему соответствовало отвратительному настроению. Поэтому он вернулся в постель. Где-то на заднем плане сознания маячила мысль о том, что день в принципе рабочий, но Асато успокоил ее, пообещав себе, что встанет ближе к обеду. Хотя по правде говоря ему было все равно, опоздание ему поставят или прогул. Безразличие было своего рода следствием онемения, распространявшегося внутри, где отполыхала боль. Тсузуки уже убедил себя, что во вчерашнем инциденте виноват только он сам.
Это каким надо было быть идиотом, чтобы решить, будто Мураки может полюбить слабое существо, уступающее жалости к себе и собственным сиюминутным желаниям, чудовище, причинившее ему столько боли? Мысль, заставляющая Асато ненавидеть самого себя, глубоко укоренилась в его сознании и повторялась раз за разом, ничуть не ослабевая, скорее – усиливаясь с каждым витком. Конечно, доктор преследовал собственные цели, а он, болван, ничего не заметил. Конечно, Мураки просто ничего другого не оставалось. Конечно, человек вроде Тацуми ему подходит больше... а он, Тсузуки, здесь определенно третий лишний. Как и всегда. В любых отношениях. Он может только причинять боль. Только вредить. Ему уже давно пора было уйти... зачем он поддался на уговоры малыша? Ведь и ему только больно находиться рядом...
От звонка раскалывалась голова, поэтому Асато нехотя взял трубку и попытался вслушаться в голосок напарника. Помимо новости о том, что таки придется вставать и тащиться даже не в родной департамент, а в совершенно незнакомое место, Хисока решил поделиться и своими соображениями. Тсузуки обрадовался бы позволению остаться дома до отъезда, если бы вообще был способен радоваться. А так – он лишь вяло поблагодарил друга.
Куросаки вознамерился зайти к нему и помочь – протестовать против этого у Асато не было сил. Заодно эмпат посетовал, что так и не смог выяснить, «о чем думает этот бессовестный» и лишь словесно отмахнулся, когда Тсузуки сказал, что ему и так все ясно. Точнее говоря, сказал, что не собирается даже говорить с доктором. Просто хочет узнать, чем тот думал, когда вот так поступал.
–Хисока, – слабо возразил старший шинигами, – он же взрослый человек... я ему просто не нужен, и никогда не был нужен...
За этим последовала короткая пауза, а потом тишина в трубке взорвалась... Нет, напарник говорил негромко, но все компенсировал тон и смысл слов.
–Послушай, я же тебе сказал, что не прощу ему только одного – если он сделает тебе больно, – жестко сказал мальчик. – Если он намеренно сделает тебе больно. Помнишь? И не собираюсь понимать, если ты начнешь его оправдывать. Поэтому – прекрати. Это не телефонный разговор... я скоро буду, и мы нормально обсудим все...
Обсуждения не получилось. Асато твердо стоял на своем, утверждая, что доктор имел право сделать выбор в пользу повелителя теней. Тсузуки больше не упирал на то, что недостоин, зная, что это разозлит напарника, а просто пытался доказать, что разговаривать тут не о чем.
Когда Хисока попытался прочесть его, старший шинигами инстинктивно закрылся. Он больше никому не хотел причинять боль. Малыш наверняка расстроился бы, узнав, как ему плохо... так Куросаки мог лишь догадываться. И, разумеется, никогда бы не понял, что намерен сделать его напарник.
Да... больше никаких демонстративных самоубийств. Это будет просто ошибка, от которой никто не застрахован. Просчет в оценке противника. Несчастный случай... Так всем будет легче. Без него – легче. И ему самому тоже станет... ну, во всяком случае, не так плохо, как сейчас. Ведь его уже не будет.
Когда наказываешь себя сам, всегда бываешь суровее, чем нужно. Но при этом думаешь, что обращаешься с собой слишком мягко.
Возможно, при других обстоятельствах это расследование, с перерывами на отдых и еду, заняло бы больше времени. Конечно, командировочные им выделили, как обычно, довольно скромные, но у Асато были свои деньги. В принципе, он их и тратил, чтобы не вызывать лишних подозрений у напарника. Только ни одна сладость, ни одно блюдо больше не казались Тсузуки вкусными. Он словно питался одним пеплом. Горьким и кислым.
Он специально снял отдельный номер, чтобы напарник не узнал, что Асато не спит по ночам. Шинигами ложился на час-другой, не больше. И то в основном смотрел в потолок. Он достаточно спал после праздника...
В какой-то мере маниакальная зацикленность на желании умереть помогла Тсузуки быстро понять, с чем они имеют дело. Он так хотел, чтобы их противник оказался одним из тех опасных демонов, которые могли бы причинить ему серьезный вред и даже убить, что невольно начал сличать имеющиеся факты с признаками их присутствия. И сразу же натолкнулся на явное сходство, которое не бросилось бы ему в глаза в другом случае.
Эти дни отложились в его памяти очень фрагментарно. Как раньше – то, что произошло в лаборатории доктора и сразу перед тем, как он туда попал. Отдельные кадры и факты, не более того. Достаточно, чтобы пересказать, но слишком мало, чтобы пережить заново. Слишком сильной была боль, чтобы запоминать незначительные детали...
Он чуть было не подставил малыша своим молчанием и желанием сохранить тайну, пока не станет слишком поздно. Возможно, это было бы еще одним наказанием за попытку уйти от всех проблем... Еще одним грехом, который он не смог бы простить себе. Но, как и в прошлый раз, Асато мог не допустить непоправимого, и он это сделал. Он не помнил, что именно – просто отложилась в памяти зарубка: Хисока в безопасности. Только после этого Тсузуки позволил демону терзать свое тело.
Это тоже было больно, раны горели, словно залитые кислотой, но боль от клыков и когтей показалась Асато исцеляющей. Он словно выпускал наружу всю дрянь, скопившуюся в душе, через эти разрывы в оболочке... поначалу быстро затягивающиеся, но демон попался неутомимый, и Тсузуки быстро ослабел. Шинигами все-таки сохранил какие-то остатки самоконтроля и помнил, что должен прикончить эту тварь. Кажется, он это сделал, прежде чем провалиться в темноту. И он действительно чувствовал облегчение, теряя сознание. Потому что все кончилось...
...А потом он очнулся, ощутил кожей чистую ткань и мягкое давление одеяла. Это показалось Асато настоящим предательством – весь мир предал его, отобрав то, о чем он действительно мечтал... Было совсем не больно, просто большая часть тела ничего не чувствовала, словно онемела. Тсузуки с трудом повернул голову набок и заплакал. Он просто не мог сдержать слез, и они текли, пока подушка под щекой не стала мокрой, текли, не принося ни свободы, ни облегчения.
Все, казалось бы, шло наилучшим образом. Отсутствие Асато оставляло большую свободу для маневра, и Мураки не был бы собой, если бы не воспользовался этим. Не говоря уж о том, что не делать ничего было просто невозможно. Сразу же начинали лезть в голову посторонние мысли – в основном касающиеся того, чем занимается Тсузуки. Хотя, казалось бы, было очевидно, что его прекрасный демон с ангельской душой просто работает. Занимается тем, что делал много раз, в основном успешно...
Доктор твердо решил подготовить сюрприз к его возвращению. Для этого Казутака поделился с Сейчиро своими мыслями насчет расставания... и получил полное одобрение. Секретарь даже признался, что ему самому постоянное присутствие Мураки уже немного опротивело. Приятно, конечно, иметь возможность в любой момент поговорить с умным человеком, но иногда и это начинает надоедать. С точки зрения повелителя теней, по крайней мере – официальной, которую он был готов озвучить, – ему было больше чем достаточно того, что доктор останется его напарником. Работать с ним Тацуми нравилось, а вот жить... Да, славно, когда сходишься с кем-то во мнениях.
Запланированную разборку они в итоге разыграли как по нотам – причем так, что народ разошелся во мнениях. Непосвященный Ютака, к примеру, решил, что Сейчиро со своей ревностью уже умом тронулся. Ибо именно к нему и приревновал Мураки секретарь... А большинство было солидарно скорее с повелителем теней, как и предполагалось изначально.
Следующее действие было уже практически отрепетировано. Во исполнение плана доктор демонстративно остался ночевать на работе. Но Казутака никак не предполагал, что утром совершенно обычного, распланированного дня его разбудят и срочно заставят вспомнить все прижизненные навыки.
Поднял его, собственно, Хисока – бледный от ярости и страха, в испачканной кровью рубашке, с таким лицом, словно как минимум пришел убивать... о чем Мураки в первую очередь и подумал, но слова эмпата быстро развеяли наваждение. Не мгновенно, потому что доктору потребовалось время, чтобы переварить информацию, но очень быстро.
Рефлексы, наработанные в прошлой жизни, позволили начать действовать еще до того, как происшествие дошло до сознания. Все-таки он достаточно насмотрелся на последствия разных зверств, не только своих, поэтому удержался от ненужных реакций. Хотелось, конечно, повести себя как обычный человек. Очень хотелось. Но он не имел права.
Контроль. Полный и всеобъемлющий контроль над собой. Никаких эмоций. Хотя, конечно, бешено сложно оперировать того, кто тебе не безразличен... того, кого любишь. Прозрение пришло без спроса, он просто не смог защититься привычными отговорками, настолько ясным было осознание того, что без Тсузуки с таким трудом сохраненная собственная жизнь утратит последний смысл.
Неважно, как ты защищаешься от любви – рано или поздно она уложит тебя на лопатки и заставит признать, что существует. После этого твоя жизнь уже никогда не станет прежней.
Операция получилась тяжелейшей, несмотря на высокую регенерацию, присущую шинигами. Во время работы Мураки все время казалось, что Асато просто не хочет жить. Но все возможное и невозможное было сделано...
Сняв окровавленные перчатки, доктор словно отдал этим приказ «вольно» своим рукам. Во всяком случае, они так затряслись, что Казутака не сразу смог зажечь сигарету. Поглощенный вначале тем, как бы достать искомое из пачки, затем борьбой с зажигалкой, Мураки не сразу заметил приближение врага. Точнее говоря, маленького эмпата. Засек его краем глаза лишь тогда, когда ретироваться было уже поздно – осталось только стоять, курить и изображать усталого хирурга, сделавшего свое дело.
Впрочем, судя по всему, к качеству лечебных услуг у мальчика претензий не было. А если и были, то Куросаки не торопился их высказывать. Он просто стал рядом, немного помолчал, а потом негромко попросил поделиться куревом. Немного ошарашенный доктор просьбу выполнил.
Их руки соприкоснулись на несколько секунд, пока эмпат брал сигарету и прикуривал – от уже зажженной. Возможно, в какой-то мере это было затеяно ради того, чтобы прочесть эмоции... но Мураки был уверен, что курить его бывшей жертве хотелось на самом деле. Только вот вряд ли мальчик занимался этим раньше... что ж, когда-то нужно начинать. Доктор не мог сейчас посмеяться над иронией ситуации или даже над тем, как неловко Хисока затягивается.
Казутака докурил и тут же зажег новую сигарету. Организм упорно отказывался возвращаться в прежнее, нормальное состояние, и это было плохо, потому что темп жизни не собирался меняться. А может, сейчас он просто подсознательно хотел отложить возвращение в палату, понимая при этом необходимость... и чувствуя собственный страх перед тем, что наверняка увидит там. Все здравые мысли куда-то улетучились, и Мураки сознавал, что теперь только смертельная опасность может заставить его взять себя в руки. Да и то не обязательно.
Малыш тем временем закашлялся, но быстро с этим справился и затушил окурок – учился он быстро, особенно плохому, этого у Куросаки было не отнять. Равно как и того, что было очень сложно понять, о чем он на самом деле думает.
–Ты о чем-то со мной хотел поговорить или так, просто с твоей внешностью сигарет не купишь? – доктор и сам чувствовал, насколько его словам не хватает привычного яда. Даже интонация вышла не той.
–Поговорить, – мальчик поднял руку и потер висок. – Насчет Тсузуки.
–Пока сложно делать прогнозы, – более-менее знакомое поле. Казутака невольно почувствовал себя увереннее. – Я сделал все, чтобы он выкарабкался. И, если понадобится, сделаю еще больше.
–Это – меньшее, что ты можешь сделать, – Хисока снова посмотрел на Мураки так, словно тот был виновен во всех его бедах. Впрочем, большей частью это было правдой... – После того, как довел его до такого...
–Я? – это был удар в незащищенное место. Резкий и сильный. Доктор сразу почувствовал, как перехватило дыхание. И вопрос получился... почти риторическим. Казутака и без того знал, что виновен. Косвенно, но виновен. Что-то он не сделал... или сделал не так.
–Вы с Тацуми и ваша идиотская конспирация, – каждый слог звучал, словно удар комка земли о крышку гроба. Глухо и безысходно. – Конечно, ты не знал, о чем он подумает. Ты и сам думал только о себе, правда? Знаешь... если бы я не прочел твоих последних мыслей... не знаю, что бы я с тобой сделал.
«Да ничего бы ты не сделал, – тихо высказался здравый смысл. – Даже если и можешь... Кто бы еще вылечил твоего ненаглядного напарника?»
–Мы все обговорили, я не могу нести ответственность за каждую бредовую идею, – Мураки ощущал фальшь в своих словах. Знал, что просто оправдывается. – Как и за то, что Асато...
–Ты был в курсе насчет того, насколько Тсузуки не уверен в себе, – перебил его мальчик. – Когда ты хотел этим воспользоваться, ты об этом помнил. А когда целовался с секретарем и не удосужился оглянуться... не говоря уж о том, чтобы предупредить заранее, до каких глубин дойдет ваша инсценировка!? – зеленые глаза пылали гневом. – Это чудо, что он продержался так долго, прежде чем сорваться... да, я не уследил, но умереть он хотел потому, что решил, будто ты перестал в нем нуждаться! И ты сделал все, чтобы он в это поверил!
Выплюнув последние слова, эмпат прислонился к стене. Было заметно, насколько юноше плохо.
–Ты прав, – чуть помедлив, выговорил доктор. Последние кусочки головоломки легли на свои места. Асато видел их тогда. Не мог вмешаться, не чувствовал себя вправе спросить потом...
Мураки тоже хотелось за что-то держаться, потому что пол уходил из-под ног. Да, Казутака всегда заботился только о себя... как он оттолкнул Тсузуки в тот раз, когда они были в Генсокае? Еще и радовался, что Асато больше не допускает промашек, не раскроет их тайны даже ненамеренно...
А потом он был поглощен игрой... и в последнюю очередь думал о чувствах своего демона, ведь это могло только мешать. Он сделал все, чтобы ни у кого не осталось сомнений в его чувствах к Сейчиро. Ни у кого... даже у Тсузуки.
–Что ты сказал? – Куросаки все еще смотрелся довольно злобно. Словно рассерженный львенок.
–Я сказал, что ты прав, – через силу повторил Мураки. – Я не мог о нем думать...
–Не хотел, – жестко поправил Хисока. – Давай будем называть вещи своими именами.
Искушения вновь заняться самообманом у доктора даже не появилось. Сейчас это было настолько глупым... а он уже совершил достаточно глупостей, чтобы наконец остановиться.
–И не хотел, – возможно, было и необязательно проговаривать это признание вслух, но Казутака сейчас обращался не к мальчику, прекрасно знающему его мысли, а в основном к самому себе.
Из-за идиотской гордости он так долго не признавал своей любви, что сейчас о ней и правда стоило говорить. Просто чтобы видеть, от чего один доктор упорно отрекался. Чтобы показать себе все стороны явления, о котором Мураки до сих пор размышлял лишь в негативном ключе.
Он боялся запутаться в своих сетях – но разве стал бы он расставлять их и делать ставку на эфемерную материю чувств, если бы Асато не привлекал его изначально? Нет... его собственные действия были доказательством отрицавшегося чувства. Он лишь притворялся, что по-прежнему холоден и расчетлив. Теперь смысла продолжать не было.
Эмпат кивнул – в ответ то ли на слова, то ли на мысли доктора. Странно, но Казутака не чувствовал себя униженным, хотя определенно проиграл мальчишке в поединке воль. Да, этот малыш, некогда боявшийся его и подчинявшийся подобно покорной марионетке, уже не просто проявлял характер, а полностью освободился от влияния своего убийцы. Которому, в свою очередь, осталось лишь принять обстоятельства такими, какими они всегда являлись.
Мураки больше не хотелось чувствовать на языке фальшивый вкус отговорок. Всего несколько стен отделяли его от результата, достигнутого с их помощью.
Рука снова вздрогнула, пепел просыпался на пол. Да, так всегда бывает – все гениальные планы при столкновении с жизнью либо разбиваются, либо увечат тех, кого ранить не предполагалось. Именно потому, что так законченно и идеально выглядят в руках – словно тонкие стеклянные безделушки. А жизнь – штука сложная, жесткая и обладающая массой непредсказуемых углов, которые так не хочется замечать...
Чужие глаза иногда просто необходимы. Они увидят, как самозабвенно ты заблуждался, как прятал страх под целым набором масок... страх перед смертью, одиночеством, любовью. Страх показаться смешным. Боязнь признать, что у идеального существа, коим он мнил себя, могут быть человеческие эмоции, что он может нуждаться в ком-то еще, тем более – в Тсузуки...
–Надеюсь, теперь ты перестанешь его мучить, – в глазах Хисоки отразилась боль, которую доктор вряд ли мог бы причинить намеренно. Боль... и в какой-то мере понимание. Не поступков Мураки, а жизни в целом... Да, его кукла повзрослела, обрезала ниточки и стала куда самостоятельнее хозяина, так и не выпутавшегося из собственных представлений о правильности. – Потому что... если ты собираешься продолжать, лучше просто зайди туда и добей его. Если ты хоть что-то слышал о слове «милосердие»...
–Верю, – он отбросил сигарету, догоревшую уже до пальцев. Казутака даже не чувствовал боли – такой легкий дискомфорт не мог пробиться сквозь стену эмоций. Мальчик не приукрашивал, говоря, что для Асато умереть, не приходя в сознание, было бы лучшим выбором. В конце концов, Тсузуки сделал этот выбор сам.
Спасать его, не изменив те обстоятельства, что толкнули несчастного шинигами на самоубийство, было так же глупо, как реанимировать больного, чей мозг уже давно мертв.
–Во что? – похоже, эмпат не читал его мысли постоянно. Это уже радовало.
–В то, что придется постараться, если мы хотим, чтобы он жил дальше, – по крайней мере, это эгоистичное желание еще объединяло их. Иначе этот мальчик не стал бы спасать своего друга, раз это значило лишь обречь Асато на новые страдания.
Приятно знать, что тот, кто критикует твое поведение, и сам не идеален. Даже когда это не имеет практического значения.
–Да, нам обоим... Знаешь, я никогда не скажу ему, что ты лгал и подстроил все в самом начале, – чуть помедлив, нанес завершающий удар Хисока. – Я очень хорошо понимаю, на что можно решиться, когда хочешь жить... а потом ты больше обманывал сам себя.
Доктор не мог не согласиться с тем, кого и сам в свое время назвал своей несовершенной копией. Что ж, взгляд в зеркало, пусть даже нечеткое, зачастую помогает найти в совершенном, казалось бы, облике незаметный глазу изъян.
Похоже, он потратил все силы, пытаясь выплакать свое горе, потому что даже не заметил, как ненадолго отключился. А может, и надолго – Тсузуки не мог сказать, сколько прошло времени. Во всяком случае, когда он очнулся, подушка была уже сухой, но этим положительные стороны жизни решительно исчерпывались, а все негативные остались на своих местах.
Асато не торопился открывать глаза. Он и так знал, что увидит. И кого – в худшем случае. Он испытал уже достаточно боли, чтобы не подкармливать голодного зверя, точащего когти о его сердце. К тому же... если Мураки действительно заставили заниматься его здоровьем, то доктор вряд ли хочет, чтобы о его подвиге знал сам спасенный. О, Тсузуки неплохо научился играть за это время... он сыграет в незнание, хотя прекрасно сознает, что вытащить его вряд ли смог бы кто-то другой. Если Казутаке так будет легче, он даже обойдется без благодарностей...
Чья-то рука коснулась его лба, потом осторожно погладила по волосам, перебирая пряди. Сердце на секунду екнуло, но Асато быстро убедил себя в том, что с ним сидит напарник. А вот перед Хисокой надо извиниться. Мальчик же выпросил у него обещание, которое Тсузуки нарушил... но он просто не знал, что когда-нибудь станет настолько больно. Что однажды совершит ужасную вещь... и что влюбится в доктора. Все произошло так неожиданно... и так же неожиданно превратилось в худший из кошмаров.
Он почувствовал, что его снова тянет плакать. Наверное, из-за лекарств... но он уже выплакал свое, поэтому ощутил лишь жжение в уголках глаз.
–Все уже хорошо, – голос доносился как бы издалека, словно уши были накрыты одеялом, но Асато понимал, что говорящий рядом, только не мог определить, кто это. Наверное, напарник. Некому больше. Или Ютака. – Не плачь, Тсузуки...
Значит, слезы еще остались... или просто по лицу понятно, что его сейчас тянет отнюдь не рыдать от счастья. Скорее, второе...
Прохладная ладонь продолжала гладить его, в другой ситуации Асато ощутил бы умиротворение, но сейчас его смятенная душа не была готова к таким приятным эмоциям. К тому же, шинигами засомневался в том, что верно определил свою сиделку.
Он с трудом приподнял веки. В палате было темновато... такой достаточно приятный полумрак, не режущий глаза, но Тсузуки все равно невольно заморгал. Он чувствовал себя так, словно поднялся на поверхность с глубины в пару-тройку метров – небольшой перепад давления, но для неподготовленного человека все-таки ощутимый. Словно его придавило волной, а теперь та отошла, оставив его распластанным на дне.
Пальцы мягко взъерошили его волосы. Отчасти еще было похоже на ласку, отчасти – на проверку. Асато помнил, как практически по этому же месту прошел обжигающий коготь. Нет, прикосновения не вызывали желания передернуться... конечно, там уже все зажило. Ну, хоть понятно теперь, почему до него дотрагиваются.
Это все-таки был доктор, и он заметил, что Тсузуки пришел в себя. Правда, Казутака почему-то обрадовался, наверное, его очень заинтересовали в том, чтобы пациент выжил...
–Доброе утро, – Мураки склонился над ним до того, как Асато успел притвориться, что ничего не соображает, а глаза открыл просто так. Тсузуки вообще не успевал ничего придумать, мысли словно вязли в болоте, и это вряд ли можно было оправдать действием лекарств. Старший шинигами просто чувствовал себя идиотом. Доктор вел себя вовсе не так, будто его заставили поухаживать за ненавистным чудовищем. Хотя... Казутака и раньше притворялся. Очень хорошо притворялся... что ему стоит изобразить участие и заботу?
Тсузуки даже не попытался ответить. Просто продолжал смотреть, так ничего и не понимая. Выбрать из возможных выводов потенциально верный не удавалось, а успокаиваться, не зная истинного положения дел, не хотелось. Вот сейчас он уснет, думая, что все хорошо, просто один шинигами себя вел как последний придурок и неизвестно в чем подозревал любимого, а потом все опять станет как было...
Мураки наклонился еще ниже и осторожно коснулся его лба губами. Так нежно... это уже не походило на проверку. Значит... да ничего не значит, мало ли, вдруг доктор просто не хочет, чтобы его пациент волновался. Вот и пытается успокоить доступными способами.
Чуть отстранившись, Казутака посмотрел на него изучающим взглядом, затем повернулся к столику и налил воды в стакан – только сейчас Асато осознал, что и правда хотел пить. Доктор бережно поддерживал его голову, пока стакан не опустел, затем мягко опустил своего пациента обратно на подушку.
–Так лучше? – негромко спросил он, и Тсузуки понял, что уже опоздал уходить в несознанку. Что ж, придется как-то включаться...
–Да, – попытался выдавить он, получилось не слишком внятно, но по крайней мере это были слова. Значит, можно было попробовать донести до врача еще немного информации. – Все... в порядке? – почему-то получился вопрос, наверное, Асато просто не мог произнести это с утвердительной интонацией.
–Конечно, – Мураки снова смотрел ему в глаза. Так нежно... что хотелось поддаться и обмануться в очередной раз. Конечно, старший шинигами понимал: он не переживет, если опять окажется, что он поддался на обман. Уже пережил только чудом... – Ты поправляешься, значит, все нормально, – доктор тепло улыбнулся.
Тсузуки замолк. У него элементарно не хватало сил спросить, неужели он сам еще нужен любимому. Неужели то, что он видел между Казутакой и Сейчиро, все-таки было неправдой? Асато не боялся показаться глупцом, он просто не хотел случайно обидеть Мураки... если все-таки страдал по ошибке. Впрочем, наверное, доктор и так знает, какой ревнивой твари спас жизнь...
–Что-нибудь болит? – странно, Казутака выглядел немного... виноватым. Это выражение лица было знакомо Тсузуки, он зачастую видел нечто подобное в зеркале. Старший шинигами отрицательно покрутил головой, благо та более-менее подчинялась, а вот на язык положиться было сложно. – Послушай, тебе нужно отдыхать. Не думай ни о чем, просто выздоравливай... у нас еще будет время поговорить. Много времени.
Слова доктора измученный Асато воспринял как разрешение закрыть глаза и снова уйти в сон. Сейчас старшему шинигами очень хотелось так и сделать, слишком сложно все было наяву. Он словно шел по тоненькой ниточке, натянутой над пропастью, и эта ниточка глубоко врезалась в ступни.
К счастью, во сне он был избавлен от видений, воплощавших образные описания проблем, да и от воспоминаний тоже. Возможно, помог доктор, но тогда Тсузуки об этом не задумывался. Любые мысли лишь сталкивали его на все тот же замкнутый круг личного ада.
В реальности любая проблема всегда становится сложнее, чем запланировано. Откуда-то вылезают неучтенные детали, новые вопросы... и поиск решения превращается в попытку собрать несколько целых механических часов из груды деталей, куда незаметно для сборщика подбросили несколько неподходящих пружинок и колесиков, изъяв взамен жизненно важные компоненты. С виду все в порядке, пока не приступишь к делу и не поймешь, что готовые схемы механизмов к ситуации подходят так же слабо, как и рецепт яичницы.
Главное – не думать, что все может получиться идеально, несмотря на имеющиеся помехи. Даже если и удастся, отступив от схемы, собрать хоть что-то работающее, оно наверняка не влезет ни в один из готовых корпусов и будет иметь лишь одно достоинство – отпечатки ваших пальцев, следы вашего пота и, возможно, крови... в общем, то, что вы собрали его сами ценой неимоверных усилий.
К ситуации это описание подходило как нельзя лучше. В мыслях все было гладко, на деле появилось столько дополнительных огрехов, что у кого-нибудь другого могли бы опуститься руки. Доктор же, хоть и был во многом реалистом, отступиться от задачи уже просто не мог.
Он действительно любил Асато, как ни пытался убедить себя в обратном. Страх потери стал тем последним доказательством, которое сломало выстроенную систему противовесов, заблуждений и натяжек. Куросаки лишь помог осознать, в какую пропасть они оба чуть было не угодили. Точнее, по отношению к Тсузуки можно было даже не применять сослагательное наклонение. Это невероятное существо все-таки сорвалось, по вине Мураки, и ее было бессмысленно отрицать.
Восстановить тело, изорванное когтями демона – еще не самое сложное. Чтобы вернуть Асато к жизни, нужно было как-то склеить его сердце – не в физическом смысле... восстановить его душу, с которой Казутака обращался так вольно и грубо. Да, доктор не предполагал, что их план вызовет столько проблем... но, похоже, здесь кто-то просто разучился быть внимательным к чужой боли. Собственно, никогда и не умел толком...
Сейчас он чувствовал все даже слишком хорошо. И не только потому, что эмпат, всегда готовый поделиться своими соображениями, находился поблизости. Мураки больше не нужен был этот маленький словарь, чтобы прочесть любимого. Только поначалу, чтобы разобрать несколько непонятных мест, заполнить пробелы... потом картинка сложилась сама собой. Сложности, конечно, остались, ведь подсказок насчет того, как следует действовать, чтобы не навредить еще больше, не было и быть не могло.
Доктору решительно опротивела та игра, которую он поневоле вынужден был вести, но он все же довел план до конца. Отыграл расставание, довольно резко высказался на тему того, что для него сейчас пациент намного важнее, чем их с секретарем бесперспективные отношения...
Возможно, после того разговора с Куросаки игра и вовсе могла потерять смысл, но, судя по всему, никто их не подслушал. Иногда Мураки об этом жалел. Он чувствовал, что сейчас находится в безопасности – не только потому, что от него зависело выздоровление Тсузуки. Просто что-то изменилось... когда над головой перестает висеть меч на волоске, это чувствуешь сразу. Словно наступаешь на твердое после того, как долго шел по болоту. Именно так он себя и чувствовал сейчас, хотя при этом постоянно ловил себя на том, что поступает странно. Как будто назло собственному здравому смыслу. Хотелось постоянно проверять мир на прочность. Причем – только собой. Не причинять боль другим, а выяснить пределы собственной свободы. Просто чтобы быть уверенным – все, игра кончилась. Поводок обрезали, ошейник сняли.
Шаг вправо, шаг влево... пока Асато спит, наведаться в мир живых, посмотреть на окна пустой квартиры. Купить цветы – секретарь отдал доктору одну из кредиток, как и было договорено. Не самый большой из счетов, но за бессмертие и свободу нужно платить. Все имеет свою цену.
А еще доктор все время вспоминал о том, каким нежным был Тсузуки. Неумелым, трогательно-наивным... что из этого с ним еще осталось? Что еще не сломано его собственными руками? Казутака торопился к нему, старался быть рядом, когда любимый приходил в себя, словно пытался вернуть хоть часть той нежности. Только Асато смотрел так растерянно, что до него становилось страшно дотрагиваться. А уж тем более говорить... и тут уже не имело никакого значения, прослушивалась ли палата. Хотя, возможно, Тсузуки не начинал разговор именно поэтому...
«Еще скажи, что он боится твоих прикосновений только потому, что не хочет тебя подставлять», – язвительно предложил себе Мураки, поправляя розы в вазе. Доктор принес их вчера вечером – пока что свежие, какой-то новый сорт, почти без шипов. Ему все еще хотелось осыпать это аметистовоглазое чудо цветами... а еще больше хотелось, чтобы Асато нормально воспринимал такую перспективу. Чтобы доверял, чтобы не вел себя так, будто каждую секунду ожидает подвоха...
Мечтать о доверии человека, чья психика – как перекаленное стекло... чуть тронешь – и разлетится осколками. Только этим он сейчас и способен заниматься. После того, как пытался одновременно сшить это тело почти из кусочков и удержать душу на грани жизни и окончательной смерти. После того, как сидел рядом с ним и тихо уговаривал держаться, быть сильным, в полной уверенности, что пациент на самом деле не слышит. Просто так было легче. Казалось, что делаешь все необходимое. Сейчас он тоже притворялся перед собой, что делает все необходимое для Тсузуки, потому что не мог решиться и наконец сказать ему то, что уже сотню раз успел проговорить про себя.
Рука дрогнула, и стебелек розы хрустнул в пальцах. Мураки только сейчас заметил, что на него смотрят испуганные аметистовые глаза.
–Зачем? – почти неслышным шепотом.
Доктор оставил в покое цветы, включая сломанную розу, и сел рядом с Асато. Старший шинигами уже почти поправился в физическом смысле, страшные раны зажили, осталось лишь восстановить силы... и вот этот процесс шел крайне медленно. Слабость словно служила Тсузуки дополнительной броней, оберегая его от чужих слов, проявлений нежности... но отчасти и от себя самого. В таком состоянии Асато ничем не мог навредить себе.
–Мне хотелось тебя порадовать, – искренне ответил Мураки. – Чтобы ты больше не плакал... из-за меня. А сломанную я сейчас уберу.
–Оставь так, – Тсузуки отнюдь не собирался улыбаться. Словно эти розы напомнили ему о чем-то плохом. Может, стоило взять другие цветы? Выспросить бы осторожно, какие он больше любит... как-то раньше об этом разговора не заходило.
А может, дело не в далеком прошлом, а в делах недавно минувших дней. Доктор так же легко сломал жизнь своего любимого, как и эту несчастную розу. И если цветок действительно можно просто выбросить, то с воспоминаниями так не поступишь.
Не так давно Казутака надеялся, что Асато с легкостью простит его, стоит лишь поговорить с ним откровенно. Сейчас слова застревали в горле. Проходили немногие. Не те.
–Тсузуки, если тебе что-нибудь нужно, просто скажи, – сейчас он опять отвернется и вздохнет... или скажет, что хочет только спать. Забрать бы его отсюда, куда-нибудь, где они могли бы лежать в одной кровати... хотя бы просто лежать рядом. Для начала. Мураки, казалось бы, достаточно часто за последнее время прикасался к любимому, но это было не то. Совсем не то. Хотелось не отрываться от него ни на секунду, говорить телом то, что никак не получается сказать словами – теперь, когда нет больше лжи...
–Ничего, правда, – уголок губы чуть дернулся, словно Асато пытался улыбнуться, но разучился это делать.
–Тогда я просто посижу рядом, – доктор протянул руку и погладил Тсузуки по волосам, удивляясь, как быстро отросли они там, где совсем недавно еще виднелся шрам. Даже почти не кололись уже. Совсем как раньше, такие же мягкие... Мураки нравилось дотрагиваться до них, перебирать пальцами отрастающие пряди. Это было вполне невинно, и Асато почти не дергался, когда доктор делал так. Но стоило заиграться, и в глазах Тсузуки появлялась эта пугающая растерянность. Словно он пытается что-то припомнить или не знает, с какой стороны приступать к решению сложной задачи.
–А тебе никуда не нужно уходить? – Асато выглядел беспокойным, и доктор счел за лучшее убрать руку.
–У меня только один пациент, – с легкой вежливой улыбкой ответил Казутака. – А ты хотел бы, чтобы я ушел?
Тсузуки отрицательно шевельнул головой. Почему-то он предпочитал не произносить вслух короткое слово «нет» после того, как очнулся.
Когда-то Мураки терпеть не мог возиться со сломанными куклами. Но и тогда у него была любимица, которую он продолжал хранить даже после того, как ее лицо треснуло. Сейчас он почти не вспоминал о своей коллекции...
–Я все время думаю, – доктор понизил голос и наклонился совсем близко, чтобы их никто не расслышал, – о том, как ты за мной присматривал. Кажется, мы во всем время от времени меняемся ролями... но на сей раз ненадолго, обещаю. Ты очень сильный, Асато, тебе нужно только захотеть выздороветь...
–Тогда ты точно уйдешь, – не громче шелеста ткани. Кажется, они наконец смогли начать этот тяжелый разговор.
–Я не уйду, – Мураки мысленно обругал себя. Нужно было все-таки поднять эту тему раньше. Тогда Тсузуки не вбил бы себе в голову очередную глупость. – Наоборот, мы сможем быть вместе не только здесь...
Асато промолчал, но Казутаке показалось, что нужно просто подкрепить правду небольшим положительным стимулом. Он легонько поцеловал лежащего шинигами в губы, впервые за такое долгое время, отчасти надеясь, что хоть таким образом сможет объяснить все. Впрочем, довольно слабый отклик заставил доктора с сожалением отстраниться. Он не хотел пугать Тсузуки. Время для выражения чувств наступит чуть позже, сейчас нужно было просто показать любимому, что все наладилось.
–Я никогда не оставлю тебя, – повторил Мураки. «Даже если ты сам меня будешь просить, – доктор невольно улыбнулся этой мысли. – Ты слишком мне нужен, Асато». – Все закончилось, любовь моя. Больше никаких игр.
На лице Тсузуки появилось странное, почти больное выражение. Он отвел глаза и уставился куда-то в сторону, слова Мураки явно не обрели для него предполагаемого значения.
–А как же Сейчиро? – тихий голос прозвучал почти как гром. Казутака немного растерялся и даже почти захотел разозлиться на эту очередную глупость, но так и не успел. В конце концов, его же предупреждали насчет того, как глубоко Асато вбил себе в голову эту мысль после того, как увидел их инсценировку. Вытряхивать подобное суждение из начинающего ревнивца довольно сложно. То, что он вообще сейчас произнес это вслух, было само по себе большим прогрессом.
–Ничего он для меня не значит, – резко ответил доктор. – Тсузуки, пойми, между мной и Тацуми ничего нет. Да и по сути не было ничего, кроме моего желания выжить... чтобы быть с тобой, – последние слова Мураки произнес более ласково. Одновременно – взял своего пациента за руку. Все-таки хорошо, что Асато не обладает эмпатией, иначе заметил бы это легкое искривление души.
В любом случае, для доктора прошлое осталось в прошлом. Его почти что и нет. Значит, нет и проблемы. Конечно, все, что он делал, он делал потому, что был собой... И Тсузуки он сломал именно поэтому. От страха показаться себе излишне мягким, сентиментальным... от страха перед неизбежным изменением. Казутака не любил отказываться от своих убеждений, но сейчас случай был особым.
–И вообще мне кажется, что ему были больше нужны мои деньги, чем я сам, – Мураки хотелось поскорее покончить со всеми недоразумениями, наверченными вокруг секретаря и их вымышленных отношений. – Их он в итоге и получил, так что все могут быть свободны и счастливы, – «и ты тоже. Счастлив, разумеется, а не свободен...» Доктор надеялся, что Асато поймет намек. Хотя бы частично.
–Прости меня, – Тсузуки все еще смотрел в сторону. – Я не имел права думать...
–Имел, – Мураки осторожно коснулся его лица, чтобы получить возможность заглянуть в растерянные фиолетовые глаза. – Я заигрался, признаю. И не думал о тебе. Это я должен извиняться, Асато. Больше этого не повторится.
–Обещаешь? – настороженность никуда не делась. Возможно, Тсузуки и был готов простить его, но вовсе не потому, что действительно поверил. Что ж... пока придется довольствоваться малым. Сам виноват...
–Клянусь, – он поднес ладонь Асато к губам и нежно поцеловал, словно оставляя на ней личную печать. – И не бойся за меня, я же сказал – все уже хорошо.
–Я не выдержу, если с тобой что-нибудь случится, – почти будничным тоном. Даже не предостережение, так – информация к размышлению.
–Взаимно, – еще один поцелуй, еще одна незримая печать. – Тсузуки, я очень надеюсь, что теперь у тебя есть повод поберечься... если тебе больно, то больно и мне. Только не вини себя... ни в чем себя не вини. Я люблю тебя. Я никогда тебя не покину, что бы ни заставляло меня это сделать. Это правда, а все остальное не имеет значения.
Асато, казалось бы, слушал, вот только сложно было сказать, что именно он услышал и как интерпретирует эти слова. Но всегда есть кое-что получше слов... Доктор прекрасно осознавал, что его действия уже не навредят Тсузуки, поэтому довольно решительно обнял его и прижал к себе – нежно, но достаточно сильно, чтобы чувствовать кожей учащающееся биение сердца.
Чуть помедлив, Асато обвил его руками, сперва слабо, а затем просто вцепился, сжав пальцами ткань халата, так сильно, словно висел над бездной или тонул. Сложно было представить, что эти руки совсем недавно были не в состоянии удержать чашку.
Мураки хотелось зацеловать его до обоюдной потери контроля. Он готов был наплевать на все – пусть даже на них сейчас любовалась одна невидимая тварь... Но вместо этого Казутака лишь нежно прикасался губами к нежной бледной коже, словно пытался подобно реставратору картин очистить лицо любимого от следов страданий.
Этого было недостаточно, но сейчас Тсузуки еще не был готов принять более сильное лекарство. Впрочем, довольно скоро положение дел изменится. Должно измениться.
В какой-то момент доктор почувствовал, что Асато продолжает робкие попытки действовать самостоятельно. Что ж, стоило ожидать. Хороший симптом. Мураки поддался, ничуть не притворяясь – ему нравились эти неуверенные поцелуи, постепенно обретавшие силу по мере того, как к любимому возвращалась утраченная вера.
Потом Тсузуки снова начал слабеть, он отпустил доктора и позволил уложить себя обратно на подушки. В аметистовых глазах снова стояли слезы, но уже не такие горькие, как раньше. Асато определенно стало лучше. Казутака двумя легкими поцелуями убрал их, затем не удержался и впился в губы, чувствуя, что сейчас просто соскользнет...
Сожаление окатило Мураки ледяной волной, когда он наконец отстранился от любимого. Тот лежал совершенно спокойно и смотрел на доктора – во взгляде уже не было страха, а неуверенности – не больше, чем в норме для Тсузуки.
Казутака мысленно пообещал себе, что больше никогда не ранит это чудо, не сломает, даже если это будет означать частичный отказ от себя. Он уже совершил достаточно ошибок, пытаясь сохранить свою жизнь, свою самость... Асато стоил намного дороже. Он заслуживал того, чтобы пару раз перешагнуть через разросшуюся подобно зарослям шиповника гордость.
Доктор тщательно укрыл Тсузуки, уже постепенно засыпавшего, расправил смятое их телами одеяло. Затем, видя, что шинигами наблюдает за ним из-под ресниц, дотронулся до сломанной розы и прочел короткое заклятие. Срезанные цветы все равно не живут долго... а сейчас важна любая деталь.
Он посидел в палате, пока дыхание Асато не стало абсолютно спокойным, и только после этого вышел. Сейчас Мураки думал только об одном – у него все-таки получилось еще немного продвинуться... это было божественное ощущение, такое полное, что любая мелочь, способная нарушить его, воспринималась как личное оскорбление.
И, разумеется, такая мелочь немедленно обнаружилась. В лице... точнее, в маске и перчатках. Одна из перчаток касалась стены – воображение могло дорисовать образ ждущего человека. Со своей позиции Граф никак не мог слышать то, что происходило в палате – если, конечно, не прятал помимо своего тела еще и ноутбук, подключенный к тайной сети жучков и камер.
Казутака ненавидел это существо. Пока что его поведение в точности соответствовало тем описаниям, которые доктор слышал из чужих уст, так что это не было предубеждением. А сейчас Мураки и вовсе ощутил нечто близкое к ярости.
–Я хотел бы увидеть Тсузуки, – спокойным тоном произнес Хакушаку. Словно бы ставил в известность, ожидая беспрекословного подчинения. При этом ничто не указывало на то, что осведомленность Графа изменила свои границы. Доктор вполне здраво не хотел видеть, что произойдет, когда этот аристократ обо всем узнает, но... с другой стороны, мечтал бы полюбоваться на это зрелище с безопасного расстояния. Или просто узнать, что все свершилось. Тогда можно было бы отказаться от надоевших ролей и быть собой – только не стараясь оставаться неизменным, не боясь показаться смешным.
–Он сейчас спит, – Мураки невольно скопировал тон визитера. Хотя, конечно, хотелось просто выгнать его отсюда. – К сожалению, вы не сможете с ним увидеться.
–Как жаль, – отшельник картинно вздохнул. – Но чем ему повредит мое общество, если он действительно спит? – очень сложно выражать эмоции маской, но именно это сейчас прекрасно получалось у Хакушаку. Можно было различить довольно сложносочиненный спектр, включающий презрение, уверенность в собственной правоте и ехидную насмешку – словно Граф давно уже разглядел все жалкое притворство доктора и молчит лишь из желания уязвить гордость собеседника еще сильнее.
–Тсузуки сейчас необходим полный покой, – все же власть врача что-то да значит еще в этом безумном мире. Казутака смело посмотрел в прорезь маски, будто видел за ней не пустоту, а глаза обычного родственника своего пациента. – Вы хотите, чтобы его выздоровление затянулось?
–Боюсь, оно затянется в любом случае, – из-под маски донеслось многозначительное хмыканье.
–Что вы имеете в виду? – в другой ситуации Мураки удержался бы, но сейчас он был зол. А еще доктору очень хотелось наконец расставить все точки и черточки, чтобы больше вопросов не осталось. Пусть это и значило в какой-то мере воспользоваться ситуацией, точнее – использовать Асато в качестве живого щита...
–Как будто вы сами не знаете, – все тот же ехидный тон. – Я никогда не был идиотом, Мураки-сан. И мне очень не нравится то, как вы поступаете. Тсузуки – не игрушка, как бы вам этого ни хотелось, он обладает чувствами...
–Вы это мне говорите? – вопрос получилось выдержать в довольно холодном тоне, но Казутака почувствовал, как по спине проползло что-то холодное. Их действительно раскрыли. Когда? Неужели вся игра была бессмысленной? И Асато пострадал совершенно напрасно?
–Да, именно вам, – перчатки замысловато переплелись пальцами, в этом жесте было что-то неприятное. – Вы довели его до больничной койки, уже не в первый раз, не отрицайте.
–Странно, а я думал, что на него напал демон, – разговор все больше напоминал дуэль – воля против воли, язвительность против язвительности. – Ваше стремление обвинить меня во всех грехах человечества уже начинает выглядеть... забавно.
–Вы прекрасно понимаете, на что я намекаю, – маска чуть наклонилась и подалась вперед. Доктор с трудом удержался, хотя у него и возникло горячее желание отступить. Да как же Асато выдерживал общество этого типа? – Я понимаю, что для вас слово «нравственность» – нечто из рода терминов, требующих словаря для расшифровки, но вы уже переходите все границы...
–С каких это пор вас заботят нормы морали? – Мураки начинало нести. Он понимал, что его провоцируют, но удержаться уже не мог. – И кто вам сказал, что вы имеете право решать за Тсузуки? Он, в конце концов, совершеннолетний...
–Я могу задать вам тот же вопрос, – Граф снова хмыкнул. – Послушайте, я хочу предложить вам сделку. Оставьте его в покое. Дайте прийти в себя. Прекратите навязываться. Вы спасли ему жизнь, но у вас нет права портить ее и дальше...
–А вы уверены, что я ее именно порчу? – Казутака не удержался от смешка. – Вы как-то превратно оцениваете Асато... поверьте, он способен на такое, что вы даже представить не сможете. И я ему нужен. Если я отойду в сторону... если я попытаюсь игнорировать его, очень скоро он снова окажется здесь. Просто чтобы привлечь мое внимание. Или, возможно, вообще отсюда не выйдет. Его самочувствие очень сильно зависит от эмоционального состояния, особенно сейчас...
–Что ж, – Хакушаку развел руками и отклонился назад, словно признавая свое поражение, – этого следовало ожидать... Я могу понять... мне сложно, конечно, но ради счастья Тсузуки я готов поступиться своим. Только, знаете, – за маской что-то сверкнуло, – если после всего, что вы с ним сделали, вы снова причините ему боль, Мураки-сан... я вас уничтожу.
–Займите очередь за Хисокой, – холодная волна, прокатившаяся по сердцу, медленно отступила. – Он уже записался первым. Правда, я не собираюсь доставлять удовольствие ни вам, ни ему.
–Мне кажется, что вы знаете меня, – взгляд невидимых глаз ледяным наждаком прошелся по коже, – куда хуже, чем я по вашему мнению знаю Асато.
Сколько же масок пряталось под этой, прихотливо изрезанной? Казутака уже видел это существо на судилище, в замке, да и на празднике тоже... Издалека и лицом к лицу. Достаточно, чтобы вынести независимое суждение – и вот теперь он видит нечто, не стыкующееся с образом хитрого извращенца, помешанного на том, чтобы заполучить для себя Тсузуки и готового уничтожить любого, кто коснется этого аметистовоглазого чуда. Любого, кто хотя бы посмотрит с вожделением.
–В этом есть и ваша вина, – осторожно произнес доктор.
–Знаю, – отмахнулся Граф. – Я не стремлюсь выглядеть лучше, чем я есть. Особенно перед теми, кто мне не нравится... а вы мне очень не нравитесь, Мураки-сан. То, как вы воспользовались моим доверчивым секретарем... то, как вы достигаете ваших целей.
Снова отлегло от сердца. Значит, для графских глаз игра все же была истиной.
–Я многим не нравлюсь, – доктор немного покривил душой. При жизни он, напротив, старался очаровывать всех, с кем имел дело. Было бы желание... а так можно заставить кого угодно простить все грехи и полюбить грешника, не думающего даже о раскаянии. Казутака часто смывал совершенное своими руками зло еще большим злом, не видя в этом ничего дурного – даже если задуматься, за свою жизнь он совершил достаточно добра, чтобы остаться чистым... нет жертв, нет и греха, а если жертва лишь благодаря тебе дожила до смерти от твоих рук, то в чем тут вообще может заключаться грех? Мнение доктор сменил не так давно, и то – лишь по отношению к Асато.
Можно было, приложив немного усилий, очаровать и Хакушаку. Заняться этим с самого начала. Но и самому Мураки это существо не нравилось. Заочно, по рассказам Тацуми, а после личного знакомства – тем более.
–Но Тсузуки в их число не входит, – вкрадчиво произнес Граф. – Вначале мне казалось, что он не может сдержать омерзения при виде вас, и только потом я понял... Вы сделали все, чтобы Асато мучился безответной любовью к вам, ненавидя самого себя за это чувство. Знаете, даже учитывая то, что он убил вас, забрал вашу душу – вы обошлись с ним слишком жестоко. Вы, я вижу, уже поняли, что перегнули палку...
–Давайте не будем касаться моих методов, – Казутака только сейчас заметил, что с силой сцепил пальцы – желая то ли отгородиться от слов собеседника, то ли причинить себе боль. Во всяком случае, именно боль и позволила обнаружить этот жест отчаяния. Обычно доктор старался беречь руки, но сейчас, когда ему выговаривал... тот, кто, похоже, принял за чистую монету все это представление!
–Если вы постараетесь обойтись без них впредь, – Хакушаку продолжал внимательно рассматривать его, – возможно, я позволю вам жить дальше. Мураки-сан, вы превратили небезразличного мне шинигами в разменную монету в своих играх. Тсузуки мягкосердечен, еще немного правды о вас просто убьет его, и он вряд ли позволит мне избавиться от вас теперь, когда вы похитили его сердце... Я ненавижу выбирать из двух зол, особенно если дело касается Асато, и однажды могу сделать выбор не в вашу пользу. Помните об этом. Я знаю, как вы цените свою жизнь. Я мог бы сделать так, чтобы вы зависели от Тсузуки, чтобы одно его слово превратило вас в плохое воспоминание, но по отношению к нему это было бы нечестным.
Казутака лишь промолчал в ответ на этот выпад. Было бы глупо возражать или тем более оправдываться. Особенно перед Графом. Даже если представить, что доктор немного заблуждался, когда составлял свое мнение об этом существе, в общем и в целом отшельник не был ангелом по характеру. Можно было поверить, что Асато действительно ему небезразличен, но неравнодушие это было каким-то насквозь собственническим. Да и самоуверен Хакушаку был... не то чтобы непомерно, но чуть больше необходимого. Даже для сверхъестественной сущности.
Нет, они в любом случае поступили правильно. Заподозри Граф раньше, как на самом деле Тсузуки относится к доктору, наверняка начал бы действовать исходя из этого предположения. Сейчас игра зашла слишком далеко, чтобы даже это существо рискнуло вмешиваться. В чем Хакушаку и признается. В какой-то мере это даже неплохо... если забыть о том, до какого состояния они совместными усилиями довели Асато.
–Хорошо, что вы согласны со мной, – похоже, отшельник и впрямь ждал возражений. Точнее, повода, чтобы все-таки сорваться. Обойдется... если бы от Мураки сейчас ничего не зависело, он бы не промолчал, но за спиной кое-что осталось. Палата со спящим Тсузуки... его любимым, его жертвой, его ангелом. Остальное не имело значения. И не могло иметь. – По крайней мере, вы в состоянии различить грань... но я буду следить за тем, как вы обращаетесь с Асато, так что трижды подумайте, прежде чем навредить ему снова.
–Я могу поклясться, что впредь не причиню ему боли, если вы избавите нас обоих от вашего мелочного контроля, – этот бунт был не так опасен, но, в конце концов, у доктора еще осталось самоуважение. – Тсузуки, между прочим, знает, как вы следите за его личной жизнью, и я бы не сказал, что он от этого в восторге...
–Даже так? – из-под маски снова послышался смешок. – Вы прекрасный актер, Мураки-сан, но мне кажется, что сейчас вы не притворяетесь. Неужели вы и вправду полюбили моего мальчика? О, в таком случае будет лишь справедливо оставить вас вдвоем... даже я не придумал бы для вас лучшего наказания!
Казутака чуть скрипнул зубами. Проклятый Граф все еще считал Асато своей собственностью... да и наблюдение снимать не собирался. Хотя против этого тоже есть приемы. И теперь их вполне можно применить...
Хакушаку, отпустив еще несколько колкостей, ушел, пообещав вернуться, когда Тсузуки станет лучше. Мол, он все-таки хочет увидеть своего опекаемого, просто чтобы убедиться, что злобный доктор не устроил в очередной раз представление, чтобы спасти свою жизнь...
Мураки чувствовал себя так, словно в его душе кто-то покопался грязными руками, но после общения с отшельником это было еще в порядке вещей. Возможно, стоило подловить невидимку на слове и действительно заключить контракт – полное снятие наблюдения с них обоих в обмен на гарантию непричинения вреда. Лично Казутака ничего не потеряет, он и так намерен обеспечить Асато счастливую жизнь... в какой-то мере доктор был даже готов на заключение брачных уз с любимым. Любой способ сгодится, лишь бы Тсузуки наконец начал доверять ему полностью...
В палате было тихо. Похоже, звуки из коридора сюда не доносились. Мураки подвинул стул и принялся изучать плафоны... возле одного из них из потолка едва заметно торчали остатки чего-то электронного, некогда выдранного с мясом. Что ж, возможно, время откровений просто еще не пришло, да и есть ли смысл откровенничать с Графом? Тот все равно поймет по-своему. У этого существа какая-то странная логика. Не то чтобы ее нельзя было разгадать и использовать... просто доктору пока что с головой хватало Асато.
Из этой точки спящий шинигами выглядел таким беззащитным... Казутака почувствовал, что его в какой-то мере «отпускает». Невозможно было не понимать Хакушаку... да и вообще кого бы то ни было, кто бы ни пробовал заявить права на это чудо. Злиться на непрошеных опекунов это не мешало, конечно. Мураки спустился и, подойдя к кровати, наклонился над пациентом. Да, похоже, Тсузуки теперь должен пойти на поправку. Наверное, стоит забрать его отсюда... подать заявление на отпуск и провести, так сказать, полную реабилитацию.
Граф думает, что поймал его... но у этой веревки два конца, и оба закреплены надежно.
Асато снилось, что он снова и снова теряет любимого. Обстоятельства разнились – то это была лаборатория, где его собственная рука наносила удар чуть выше, чем в реальности, пронзая сердце; то он упускал душу Казутаки, и та ускользала в небытие... то, в конце концов, относительно живой и здоровый Мураки уходил куда-то вдаль в обнимку с секретарем.
Видения переплетались, мучительно сдавливая сознание, пока Тсузуки наконец не открыл глаза и не почувствовал чужую руку на своей груди. Доктор лежал рядом, осторожно обнимая его. Асато несколько раз медленно вдохнул и выдохнул, напоминая себе, что все хорошо. Ну, насколько это вообще возможно...
Он так отчаянно хотел поверить Мураки, что, кажется, у него вышло. Только подсознание еще сопротивлялось, да тело день за днем саботировало процесс выздоровления. Доктор вместе с Ютакой тщательно изучили все обстоятельства полученного ранения и пришли к одному выводу – Тсузуки имел все шансы вернуться к норме. Демон, с которым шинигами сцепился в надежде покончить таким образом с собой, был опасным, но сведений о том, что раны от его когтей и зубов могут вызвать такой упадок сил, до сих пор не всплывало.
Вначале Мураки предположил, что Асато просто восстанавливает силы, потраченные на заживление ран. Ускоренная регенерация вполне могла сопровождаться таким эффектом, особенно с учетом того, насколько обширными они были. Но шрамы уже почти сгладились, а Тсузуки по-прежнему чувствовал себя вымотанным, словно все его силы уходили на что-то еще. Нет, они возвращались... но невероятно медленно.
Асато изо всех сил отрицал, что его состояние вызвано нервным потрясением и нежеланием выздоравливать. Но реальное положение дел указывало лишь на эту причину. Он полагал, что становится бесполезным, и разве что не молился о том, чтобы снова по достоинству считаться сильнейшим из шинигами. Тсузуки было все равно, что его никто не упрекает, он лишь думал, что опять все портит.
Доктор решил, что ему пойдет на пользу смена обстановки, но Асато не мог наслаждаться этим совместным отпуском в полной мере. Казалось бы – свобода, в том числе от чужих глаз, любимый человек рядом, о чем еще можно мечтать? Да, в первый день Тсузуки и правда чувствовал, что становится сильнее. Потом накатили мысли... воспоминания, от которых не помогало избавиться ничего – ни новые впечатления, быстро надоевшие, ни разговоры с Казутакой, каждый из который был своего рода стрессом, потому что все время хотелось задавать один и тот же вопрос, ответ на который вроде бы был очевиден и дан не раз...
Мураки любил его. Искренне считал, что все проблемы Асато с течением времени решатся, нужно лишь немного подождать. Не думать о них. Расслабиться, отдохнуть, наслаждаться жизнью... кажется, само предложение расслабиться заставляло старшего шинигами накручивать себя.
Он слышал лишь «слишком медленно», и пропускал «но в принципе неизвестно, каковы границы нормы в данном случае, ведь для человека в такой ситуации выжить – уже больше, чем чудо». Точно так же мимо сознания проходили и другие слова. Возможно, потому, что Тсузуки очень хотелось бы в них верить... или он думал, что верит в них.
Наверное, он первым кинулся бы на того, кто сказал бы, что Мураки лишь играет с ним. На себя в том числе... Никто не имел права думать так о докторе. Никто... он просто сам придумал себе невесть что, сам довел себя до такого состояния, и еще смеет ждать чего-то...
Да, наверное, он ждал чего угодно. Какой-то мести за то, что сделал, какого-то воздаяния, не понимая, что уже пережитых страданий было больше, чем достаточно. А Казутака, как назло, был с ним так предупредителен и нежен... что это заставляло вспомнить о глупых подозрениях.
Асато было стыдно воспоминать, что он думал, будто доктор хотел одного – переспать с ним наконец и бросить куклу, от которой добился всего желаемого. В этих мыслях было невозможно признаться, они были просто... преступными. Но хуже всего было то, что Тсузуки был уверен: если рассказать обо всем, любимый не уйдет. Просто примет и это оскорбление как должное...
А ведь ему тоже было тяжело! Асато понял достаточно из нечаянных обмолвок, которые слышал намного лучше, чем нежные слова. В то время, когда один глупый шинигами строил дурацкие подозрения и мечтал о том, чтобы умереть, Мураки приходилось идти на жертвы, притворяться, страдать... и при всем при этом доктор верил в него. Верил, что в итоге все будет хорошо. И что получил взамен?
«Да, он молчал и делал вид, что я ему безразличен, – подумал Тсузуки, гладя теплую ладонь – легонько, чтобы не разбудить доктора. – Но ведь он просто не мог иначе. А я? Навертел столько идиотских подозрений...»
Казутака чуть повернулся во сне и убрал руку. Асато немедленно отодвинулся и сел на кровати, пользуясь моментом. Он уже мог сидеть и даже вставать... правда, ходить без опоры на кого-нибудь было еще сложно. Точнее, возможно в принципе – если двигаться медленно, без резких движений, от стенки до стенки. Выходить за пределы домика, который они сняли на двоих, было уже опасно. Тсузуки уже сделал так однажды, когда искал после кошмара вышедшего покурить доктора, и споткнулся на невысокой ступеньке – а может, и просто зацепился за порог, шинигами тогда был во власти паники и ничего не замечал. Теперь Мураки старался не вставать рано, зато проснувшегося рядом с ним Асато тянуло подняться и отойти от кровати, которую они делили...
Да, может быть, это тоже вносило свою лепту. Они спали вместе – но просто спали, доктор ограничивался лишь поцелуями, объятиями, почти невинными ласками. Тсузуки уже забыл, как на него действовали эти «невинные ласки» совсем недавно. Сейчас он не смущался, наоборот – ему было мало, но он боялся попросить. Боялся даже показать, что хочет еще. Наверняка Мураки лучше знал, что ему можно, а с чем стоит повременить. Зачем же говорить об этом, если в ответ услышишь, что еще рано? Да... а потом опять будешь мучиться и думать, что Казутаке просто неприятно. Может, из-за того, в каком состоянии он видел это тело. Или он не хочет снова пробуждать подозрения...
–Асато? – сонный голос доктора заставил старшего шинигами дернуться и понять, что Мураки уже нащупал пустоту на его месте. Встревожился, тут же проснулся...
Тсузуки повернулся и встретился взглядом с серыми глазами Казутаки. Тот смотрел на него без осуждения, скорее вопросительно... честно говоря, в его лице читалась готовность, к примеру, принести то, за чем собирался с утра пораньше пойти любимый. Асато невольно отвел глаза – он испугался, что доктор поймет его мысли.
–Все нормально, Мураки, – негромко ответил он, заставляя себя снова лечь. Тень кошмара все еще лежала на подушке, дожидаясь усталого шинигами. Он не хотел засыпать снова, хотя было очень рано. Даже близость любимого не могла отогнать проклятые сны и мысли – лишь усиливала ту боль, которую они приносили. Кому-нибудь другому Тсузуки мог бы признаться в своих страданиях... хотя вряд ли. Слишком стыдно. Он сам во всем виноват.
Казутака бережно обнял его, словно стеклянного. По коже пробежала мелкая дрожь – будто в этой осторожности было что-то плохое. Что-то еще, кроме нежелания навредить без того слишком медленно выздоравливающему. Что-то кроме тепла и любви.
Странное ощущение – словно смотришь сквозь тонкое стекло на то, чего хочешь, но не можешь достать это – потому что для этого нужно разбить стекло, и тебе страшно – не столько порезаться осколками, сколько поверить в то, что вожделенный предмет существует. Вдруг он лишь искусно нарисован на этом тонком стекле, выплавленном из молчания? Уничтожив преграду, он уничтожит и горькую иллюзию...
–Тебе нужно выспаться, – Мураки легонько коснулся губами его лица. – Ты мне говорил, что тебя обычно и будильник сразу не поднимает...
–Я преувеличивал, – кратко возразил Асато, чувствуя, как его тянет к этому прекрасному человеку. После смерти доктор стал потрясающе притягательным, и это никуда не ушло со временем. Наверное, к его красоте невозможно было привыкнуть, как нельзя вычерпать до дна колодец, питаемый родником.
Хотелось прижать его к себе, целовать, пока губам не станет солоно, и любить – из последних сил, но для этих сил нет лучшего применения. Может, он проснется, вырвется наконец из лап своего кошмара... может, выздоровеет по-настоящему. Нет, так думать просто глупо. Если бы что-то в этом роде могло помочь, разве доктор был бы так осторожен?
Мысли неслись по натоптанной колее, можно было лишь ненадолго удержать их у поворота на болезненные и бессмысленные подозрения. Но заставить себя сделать что-то из желаемого всем сердцем – уже нет. Тсузуки хорошо помнил, как странно повел себя его любимый – тогда, еще в лазарете. Словно ему были неприятны те поцелуи, которые Асато дарил ему. Или то был морок, заблуждение, наваждение? Могло же показаться... но почему так страшно проверить? Если Казутака отвергнет его, неважно по какой причине, все рухнет...
–Что не дает тебе спать? – Тсузуки не хотел говорить о кошмарах. Слишком опасная тема. Поэтому он просто промолчал. – Асато, все хорошо. Нам больше ничего не угрожает. Я же сказал тебе...
–Помню, – старший шинигами рискнул придвинуться чуть ближе. – Ты решил все вопросы... и Граф тебе больше не опасен. Потому что у него пунктик на мне...
«А ты никогда не сделаешь мне больно. Зато он может, если навредит тебе. Я помню, что значу для него очень много, – Асато с трудом остановился. Сейчас он еще додумается до того, что Мураки сдерживается потому, что боится Графа. Идиотские подозрения, не имеющие ничего общего с реальностью. – Просто я всегда был параноиком. Параноик ты, Тсузуки, и ревнивый дурак, кто тебе еще это скажет, кроме самого себя...»
–Ты так говоришь об этом, словно не веришь мне, – Казутака грустно улыбнулся. – Наверное, я зря подстроил так, чтобы он не смог поговорить с тобой до отъезда...
–Если бы он хотел, он все равно нашел бы способ, – Асато всегда боялся недооценить Графа. Сейчас – в особенности. Невидимка был расположен к нему даже сильнее, чем Энма – возможно, потому, что с психологической точки зрения больше напоминал человека и был способен привязываться. Напоминал – разумеется, лишь по сравнению с таким сверхъестественным существом, как Энма...
–Может, ты и прав, – продолжая улыбаться, Мураки ласково провел ладонью по спине старшего шинигами. Это прикосновение могло рассеять многие страхи – доктор совершенно определенно наслаждался, дотрагиваясь до нежной, полностью восстановившейся кожи. Желание, а не оценка качества работы. – Значит, Хакушаку просто признал, что он может вылезти из своей маски и перчаток, но наши отношения останутся неизменными... Разве это плохо, Тсузуки?
–Наверное, нет, – Асато опустил голову на его плечо, чувствуя, как постепенно развеивается боль кошмара. – Я так боюсь, что он придумает что-нибудь... и найдет способ нас разлучить...
Он так хорошо наловчился подбирать безопасные слова, что продолжал делать это и здесь, только с другой целью. Ведь за ними больше не наблюдали.
–Не найдет, – осторожные движения постепенно перешли в успокаивающие поглаживания. – Если ты не позволишь ему отравлять твою жизнь на расстоянии.
«Опять я виноват, – мрачно подумал Тсузуки. Хотя, с другой стороны... кто еще мог отвечать за его собственные сны и опасения? – Зачем только ты мне это говоришь, Мураки? Если бы я только мог хоть что-нибудь исправить...»
Всех послушать, так он буквально всем же и был обязан – в первую очередь быть счастливым, несмотря ни на что. Особенно – на то, что они делают и говорят. Как будто можно внезапно начать радоваться жизни – по приказу... словно реально зачеркнуть все плохое, что было в ней, все то, что уже не получается перекрыть маленькими повседневными радостями. Да и есть ли они, эти радости? Найти бы их еще... и не думать, где в них спрятан подвох.
–Знаешь, Асато, – Казутака прервал затянувшуюся паузу, – я ведь тоже иногда... боюсь, – было заметно, что это признание доктору делать не слишком хотелось. – Потерять тебя, например... но я знаю, что сделаю все, лишь бы этого не случилось.
Тсузуки чуть поднял голову. Ему неожиданно захотелось посмотреть в глаза любимого. Словно так можно было понять, говорит ли он правду. Мураки всегда обладал прекрасным умением не показывать истинные чувства...
Но вот именно сейчас было совсем не похоже, что он лжет. Хотелось верить – не обращая внимания на прошлое, не думая о будущем... существовало только настоящее. И в этом настоящем Казутака смотрел на него – с любовью. Будто держал сейчас в руках самое дорогое сокровище.
Странная дрожь прошла по телу, словно тепло наконец-то нашло дорогу в самые остывшие уголки души Асато. Волнами нахлынули воспоминания – вплоть до последних дней. Он наконец-то позволил себе обнять любимого, почти так же сильно, как раньше – когда падал на пороге, когда впервые по-настоящему пришел в себя, когда расставался с ним перед испытанием, не зная, насколько тяжелым для них обоих оно окажется... Словно слабость и внутренняя сила доктора вновь послужили катализатором для действия.
Шаг, на который он так долго не мог решиться. От собственной смелости чуть кружилась голова. Было страшно продолжать... куда легче снова отступить, напомнить себе, что все равно не сможешь дойти до конца...
Может, Тсузуки и отступился бы, но именно сейчас он смог понять, как на самом деле реагирует любимый. Да, Мураки определенно чего-то ждал... но без всякого страха перед действиями Асато. Скорее, с затаенной радостью... Если и боялся – то лишь спугнуть этот настрой, редкий проблеск поступка.
Как он вообще мог подумать, что Казутака не хочет мешать ему из-за каких-то опасений? С самого начала доктор лишь тактично ожидал, пока Тсузуки не будет готов. Просто не хотел оскорблять, подталкивая и направляя... приказывая. Хотя, наверное, «действуй сам» – это тоже приказ... Или, может быть, просто разрешение, которое иногда хочется получить, чтобы точно знать – все по желанию и согласию? Каким же он все-таки был идиотом...
Больше никаких глупостей. Только то, чего ты действительно хочешь, Мураки... Кадзу. Любимый. Единственный.
Может, это и было смешно. Может, и выглядело так, словно с неподатливой резьбы в одну прекрасную секунду сорвало кран. В конце концов, возможно, стоило подумать, не навредит ли он так себе самому... но Асато было все равно. Он наконец-то осознал... все же смог расшифровать еще одно непонятное явление в своей жизни. Еще один элемент в сложном понятии «любовь». Не последний... но, возможно, один из важнейших.
Упоительное чувство. Тсузуки ощутил желание почти сразу же, как понял, что сможет его удовлетворить. Слишком большой подарок, конечно... но, наверное, настоящие подарки и должны быть такими.
Каждый поцелуй, каждое короткое, заменяющее выдох «да!», каждое движение – все усиливало блаженство, позволяя наконец-то испытать наслаждение в полном объеме. Никого рядом. Ни о ком не нужно думать. Только он сам – и Кадзу. И совсем не страшно вести, и больше не срывает крышу от собственной смелости, наоборот – все идет так, как должно идти. Ведь им обоим это нравится...
Конечно, получилось всего раз, но достаточно полно – с учетом состояния Асато. В какой-то момент стало тяжеловато, но их обоих уже несло, как на волне, и Мураки просто повернул его на спину, а сам продолжил двигаться на нем... кажется, разрядка никогда не была настолько сладкой.
Вечером того же дня они сидели на берегу. Доктор курил, обнимая Тсузуки свободной рукой. Асато, прислонившись к нему, смотрел на длинную дорожку, тянущуюся к восходящей луне, и невольно вспоминал утреннее... прозрение. Старший шинигами никогда не думал, что у него могут быть такие пошлые мысли, только вот пошлыми они ему больше не казались.
–Знаешь, – Мураки затушил сигарету о плоский камень, который уже не первый раз выбирал для этой цели, – я давно хотел тебе кое-что сказать...
–Что? – Тсузуки невольно вздрогнул. Неужели... неужели все сейчас опять рухнет?
–Не знаю, имеет ли это для тебя какое-то особое значение, – он повернулся к Асато так, чтобы видеть его глаза, – но ты был первым... и, наверное, единственным, кому я когда-нибудь позволю быть сверху. Не думаю, что мне могло бы понравиться... с кем-нибудь еще. Просто хочу, чтобы ты знал.
«И, собственно, это все, что тебе нужно знать, – доктор внимательно изучал, как по лицу Тсузуки расползается румянец. Способности смущаться у этого чуда, конечно, никто не мог отнять. – Потому что я просто обманывал себя, когда пытался доказать, что не умею любить...»