Сжимает губы в трубочку, двигает бровями вверх-вниз, моргает, хмурит лоб (три складки), смеётся (уголки губ вверх, глаза сузились). Пытается говорить о страхе
Как думаешь, он — красив? Это страх-то… Наверное, лучше Боли. Боль много есть и кусается, зато неприхотлива. Вот взрастим её большой и сильной — побежит на волю, арену то есть. И будет у нас новая девочка — дорогая, конечно. Садисты, они, всегда дорогие и заказываются чаще. Клиенты, естественно, странные, да только кто сейчас не…Начнем с начала. С города.
Город любит темноту и пыль, хранит их трепетно и не пускает, пусть и противоположны. Пыль родилась от темноты или, если хотите, благодаря темноте, не дающей убирать пыль. Она удобна и приятна, ласково оседает на теле. Солнце не светит давно и телам, по ясным причинам — обнаженным, не хватает ласки — приходится использовать пыль. Набиваясь и проходя людей насквозь, пыль впитала и переняла частичку их бессознательного, света. И стала, собственно, противоположностью темноте, заключив этот вот несчастный свет ровнёхонько в середине. Он, правда, весьма беззащитен и мал, не может разогнать густую и привычную темноту, но, скрываясь в середине пылинки, делает её похожей на звезду и Люди, жители Города, могут чувствовать себя богами, едиными с космическим киселём, как вне, так и внутри. Поэтому Люди, как и полагается, слабы зрением и чувствительны ко всему красивому, ставшему теперь термином осязания. У людей грубая твердая кожа и глаза на выходе орбит. Они добровольно отказались от понятия «Я» и времени, являются всем и сейчас. Большую часть жизни. Они обладают памятью и доступом к ней, но память эта общая, как ощущения и мысли. Люди беспомощны, их ведут. Ведущих называют весьма строго — Организаторы. Организаторы — левое полушарие людей, они осознают, сортируют и имеют доступ к бессознанию любого, иначе — всех. Именно Организаторы формируют «бордели». Эмоции — естественная для людей среда, но Организаторам не доступны. Они, холодные и почти неживые, нуждаются в эмоциональной зарядке, что способствует лучшему проникновению и пониманию людей. «Проститутками» выбираются носители ЕНЭ, Единой Насыщенной Эмоции, не обладающей, или почти не обладающей, ничем иным. ЕНЭ взращиваются в Людях с младенчества в особых, для этого предназначенных, центрах. ЕНЭ — плата (неосознанная, как и всё остальное) людей Организаторам за контроль их бессознательного и популяции — составляет шесть человек (младенцев) ежемесячно. В Городе давным-давно забыли, что такое «секс». Живущие без сознания в пыли люди сами по себе являются любовью и их семя, как у растений, разносится ветром вместе с пылью, прорастая в деревьях, земле, бетоне или же паутине, что, впрочем, случается редко. Сохранение и уход за семенем — одна из центральных задач Организаторов, которые, в сущности, тоже люди, из людей вышедшие, так как являются их, людей, продолжением и частью. Паутина поддерживает и хранит пыль, не позволяя ей обесформиться и слиться с окружающим пространством, именно — воздухом. Пыль любят и ценят, но она, увы, сильно мешает вздохнуть и выдохнуть, навязываясь тем частям человеческого организма, которым не нужна — лёгким, сохраняемым в чистоте и порядке. Лёгкие — леса, улыбаются Люди, они шелестят и вздыхают там, глубоко внутри. Держать рядом с сердцем леса приятно и жестоко, так как они поглощают стук, закрывая, заминая его дыханием и щекоткой равномерно, чтоб способствовать состоянию транса. В трансе центр, в центре спокойствие и любовь, в которой Люди живут и мыслят, но беспорядочно, спонтанно и мутно, как песок в пещерных водах. Их мысли — вода, переходящая из пещеры в пещеру, и в них песок черного, поглощающего, а значит — жадного, цвета. Они не знают, также, как всего остального, но догадываются интуитивно и тихо, что там, в этом песке, в каждой его песчинке, сидит мир. Незначительный, маленький и нежный, как улыбка. Организаторы приходят к ЕНЭ и прикладываются ухом к груди, чтоб мочь слушать шелест и голоса. Всегда разные, боящиеся стука, для них не терпимого. Внутренние, как и внешние, лишены света и зрения, выбрав доминирующим другой способ восприятия: слух. Их солнце — сердца Людей, его лучи — равномерный (ритмичный. Это важно) стук, который они впитывают и которым живут, не всегда веря в его физиологическое происхождение. У Внутренних есть жрецы. Они говорят, так как могут, с людьми, боятся людей, уважают и любят. Люди любят их тоже, соглашаясь слушать и отвечать. После потери сознания Внутренние соединяются с пылью превращаясь в семя. Внутренние — дети людей. Их внутренние миры дублируются и повторяются, похожие в целом и отличные в мелочах. Их (миров) молитвы и песни накладываются друг на друга и звучат вместе, хорошим оркестром. Людям привычно жить под их музыку, подпевая историям, формирующим жизнь, и внося в них, эти истории, частичку своего, людского. Это их рай, их бессознательное. Организаторы же глухи. Зато у них есть глаза и фонарики, не такие, конечно, зрячие, как сердца, но не менее полезные. Организаторы видят. Для них Город сер, тесен и окружен далекими стенами, мягкими и дышащими… Как ты думаешь, где мы? Где? Внутри, естественно. В каком-нибудь гигантском желудке или почках. Кто мы, как ты думаешь? Мы — паразиты, мы живем в Городе и едим его. Почему, как ты думаешь? Чтобы страдать от осознания и мучиться от нашей бесполезности. Сам понимаешь. Живём рядом с радостным, вечным, а сами рабы. Как ты думаешь, мы нужны им на самом деле? Да, Организаторы видят. Люди большие и глубокие. Заходя, тащат за собой миры и пространства, наполненные шумом и копотью. Миры множатся, налезают на соседа и в соседа, сливаясь в нечто, заменяющее всё остальное. Нечто принимает форму сосуда, присоединяя его к себе. Нечто вообще любит всё к себе присоединять, усваивать и превращать в себя же. Таким образом Нечто становится всем и радуется этому своему всячеству, отражаясь в нем и выражаясь через него, свой сосуд. Но, если Нечто уйдет, сосуд останется и зазвенит своею опустошённостью, безмерностью и безмирностью. Сделает глубокий вздох и поменяется местом с Нечто, став главным и пульсирующим, которое поедает части. Поглотив остатки миров, Сосуд задышит и успокоится, задышав. И заживёт дыханием, очищаясь. Когда Сосуд начнем дышать, Время остановится, чтобы слушать, и Люди остановятся, чтобы слушать. Потому что это нужно услышать хотя бы разочек, небольшой и неважный, — дыхание Сосуда, которое зудящи цельно и жарко вездесуще. Оно сильное, это дыхание, и похоже на орган (музыкальный инструмент), вызывая тот же ноющий и цепкий мячик в груди, теряющий форму и плюющийся нитями. Нити сливаются с сосудами, жалко тонкими, и продолжают их, формируя паутину, липкую, какой ей и полагается быть. Так происходит кровосмешение. В точках, ставших стыком и местом слияния нитей, образуются коконы и запретные дети в них. Дети кровосмешение малы ростом и умом, так как и то, и другое у них нарушает форму, выходя за нее в места, неположенные выходам и ощупываниям. У Детей длинные руки с тонкими и узловатыми, напоминающими о рождении, пальцами, что гнутся и изгибаются по секундно, залезая в отверстия, недоступные (например) глазам или носу, не слишком хорошо развитым и потому узким с белыми паутинными жилами, только это уже не совсем правда — жилы расползаются по пяткам, шее и всему телу, потому что близки и привычны. Точно так же Дети тянутся к людям, кажущимся им близкими. Людей они любят, особенно — добрых и с приятной улыбкой. Люди, правда, улыбаются редко, хотя выглядят обычно светлыми, радуя Детей этой вот маленькой и приятной обычностью. Они позволяют Детям ощупывать изнутри свои глаза, носы и уши. Внутри Люди теплые, почти горячие. Внешнее сияние с внутренней теплостью делает их похожими на солнце, еще, к сожалению, плотно живущее в архивах и памяти. Солнце злит Организаторов своей фальшивой материальностью. Организаторы — единственные, кто еще не разучился злиться. Дети, таким образом, не принадлежат Людям или Организаторам, являясь существами, произведенными Городом и Городом же живущими. Дети мыслят, помнят и не похожи на Людей. Дети уничтожили бы Город, вырастая, но они не растут и умирают красиво каждый месяц в Минуту Ветра. Месяцами в Городе называются промежутки от одного Ветра до другого. В Минуту Ветра, его перемены, пыль двинется в ином направлении и Люди двинутся за ней, потому что любят и нуждаются в пыли. А Организаторы двинутся за людьми колоннами и строем. Город не постоянен. Город там, где остановились люди и там, где они идут. Некоторые Организаторы привыкли объединять свои понятия с понятиями Людей, Город с Сосудом и Ветер с Дыханием, хотя слова их легче разъединить, они не похожи и не близки друг другу ничем, кроме живости, и обозначают, к тому же, разное, так как Сосуд останется, когда уйдёт Город, не оставляя ничего, кроме Сосуда, который позже вернётся, конечно. И как ему, собственно, можно не вернуться, если он, лапушка, хочет дышать сознательно, ощущая и ощущаясь зрителем (или слушателем?). Культ пыли, управляющий всем мирком, привёл к озабоченности и привычке к кругу, миру, где «всё, что может быть круглым, должно быть круглым», так как круг впитывает, замыкает и обесконечивает всё и всех близ находящихся. Круг, в понимании жителей Города, есть средство сбежать от Времени, отсоединится от материального, то есть грубого и неприятного на ощупь. Они знают, что ходят по кругу и гордятся этим, их жизнь — повторяющиеся циклы, движение по кругу, но не бег, упаси Круг, не бег, а шаг мягкий и трепетный. Они знают, что у них нет будущего и гордятся этим. Их прошлое, будущие, да и настоящее потонули в пыли, которая тот же круг, и исчезли, растворившись, тоже стали пылью. А её (напомню) Люди любят. Их караваны водят хоровод, жилища, центры ЕНЭ, возможные предметы – всё, сделанное Ими и принадлежащие Им, имеет круглую форму. Так было, так есть и так, конечно, должно было быть, если бы не море. С моря началось Время. Из-за Времени появилась Боль. Как думаешь, он красив? Это страх-то… Наверное, лучше Боли.