Ненавижу

Я могу смотреть на тебя вечно. Человек-без-маски, Боец-без-имени. Как ты стоишь возле забора и чиркаешь зажигалкой, а ветер сдувает пламя — раз за разом. Представляю, как ты злишься. Соби. Это доставляет мне странное удовольствие — видеть, как ты злишься. Это практически невозможно заметить, но я умею читать твои знаки. Тебя выдают руки. Щелчки становятся резче, пока, наконец, слабый огонек не переберется на кончик твоей сигареты. Расслабляешься, откидываешься, зажигалка исчезает в кармане твоего вечного плаща. Даже в одежде ты постоянен. Ты ждешь. Ждешь, когда я позову тебя. Соби. Когда я прикоснусь к тебе мыслью. Тонкий, упругий луч-контакт, всего один, точный, как укол рапирой в сердце. Ты не вздрогнешь, ритм твоего дыхания не собьется, когда ты плавно отделишься от ограждения и последуешь зову. Ты видишь нашу связь столь же отчетливо? Она похожа на золотую струну. Пуповина от меня к тебе и от тебя ко мне. Она — мать и дитя нашей силы, ее невозможно разорвать. Так они думают. Так думаешь ты. Пока что. Ты не подозреваешь, насколько мне больно видеть тебя таким? Связанным — волей, обязательствами, установками, якорями, этой гребаной собачьей преданностью. Боец силен лишь тогда, когда свободен. Они этого не учли. Это они связали тебя, Соби. Они, а не я. Разница между нами лишь в том, что тебе нравятся твои путы, а меня они душат. Знаешь, что я сделаю? Не знаешь. Ты уже почти подошел к дому, поднимаешь голову, смотришь в окно, выискивая меня взглядом. Да, вот я. Отдернув штору, наблюдаю за тобой. Через секунду я потеряю тебя из виду, чтобы вновь обрести: живого и во плоти, здесь, в этой самой комнате. Твое возвращение — каждый раз — обретение себя заново. Ты это знаешь? "Я здесь". Сигарету ты успел выкинуть, но остались твой рот, волосы и плащ. Этот запах никогда не исчезает. Я не курю, но мы оба давно пропахли табаком. Ты снова ждешь. Наконец я приказываю тебе сесть. Нас так учили. Меня — приказывать, тебя — подчиняться. Боги, как душно. Как пошло и нелепо — следовать чьей-то больной фантазии. Ты думаешь, ты один здесь — вещь? Имя, которое ты несешь, никогда не станет твоим. Уж кому это знать, как не мне. Те, кто это сотворил, полагали, что любовью можно связывать и ограничивать. Глупцы. Ты знаешь, что значит — быть Возлюбленным, Соби? Ты не знаешь. И никогда не знал этого. А сейчас не знаю и я. За твоей спокойной улыбкой, за мягкостью и вкрадчивой глубиной голоса — острая сталь натянутых до предела нервов. Ты всегда готов. Только я знаю, что твои слова "Я готов умереть за тебя" — правда. Ты всегда готов умереть. А мне надо, чтобы ты жил. Снова нестыковка. Сидишь на стуле и ждешь. Молча. Пытаешься угадать, о чем я думаю? Не выйдет. Взять тебя за подбородок, слегка приподнять лицо. Другой рукой аккуратно снять очки — пусть пока лежат на столе. Твоя привычка близоруко щуриться — это так мило, Соби. Сейчас ты похож на худого, голодного кота, которого давно никто не гладил. Медленно провести ладонью от виска к белобрысой макушке, запустить пальцы в твои волосы и несильно сжать. Взгляд не меняется. Но я читаю твои знаки — дрогнул уголок губ. Они сами не понимали, как расщепили тебя: довели чувствительность до совершенства, но лишили возможности ее проявлять. У тебя блоки. Везде. Ты несовершенен, Соби. Ты спеленут, словно младенец, этими глупыми путами. Что ты сделаешь, если я?.. – Соби. Слушай меня внимательно. Когда меня убьют, ты станешь Бойцом моего брата. Это приказ. Мне показалось, или ты побледнел? – Да. Я понял. Проклятье. Ты понял. Разумеется, ты всё понял! Резко отпихнуть твою голову, развернуться — не могу этого видеть. Чертова кукла, китайский болванчик! Я не хочу так! Ты должен был сказать... А что ты мог сказать? Что могли возразить мне твои глаза, такие преданные и спокойные? Ты думаешь, я не вижу, что на дне их — океан боли и одиночества? Океан, который плещется, разбиваясь о гранитную скалу твоего "нельзя" и чьего-то "надо"? Даже сейчас — ты продолжаешь слушаться и действовать от ИХ имени, выполняя ИХ установки, ИХ требования. Черт тебя дери, Соби, ты хоть раз можешь поступить по-своему?! Ты всё так же сидишь, не шелохнувшись. Тебя только что предали. Отдали. Как вещь, как сумку или галстук. А ты сидишь. Я впился взглядом в твое лицо. Наконец ты не выдерживаешь и опускаешь его, прячешься. Океан уже подступил к самой кромке, верно? Но не прольется ни капли. Тебя так учили. Ненавижу!.. – Можешь идти. На сегодня это всё. Останься. Пожалуйста, останься, Соби. Хотя бы раз. Поднимаешься, придерживаясь за спинку стула, забираешь свои очки. И на секунду замираешь. На крошечную долю секунды — и я почти поверил, что... – До свиданья, Сэймей. За тобой смыкаются занавески. Будь ты проклят. Ненавижу.