Насте больше не хочется плакать

— А тебе не приходило в голову, что ты мне изменил, и теперь я тебя ненавижу? – Насте больше не хочется плакать, она уже наплакалась: позавчера, вчера, сегодня ночью. Теперь в её душе пустота, не хватает чего-то – важного кусочка паззла. Этот кусочек был не с краю, не в рамке её картинки, не во второстепенном пейзаже; он выпал из самой середины, обнажив голые, исцарапанные одиночеством стены, которые сам сначала двадцать, а потом десять лет назад бережно закрыл. И ведь он уже уходил однажды. Уходил под свадебный марш Мендельсона, под резкий плач её новорожденного сына, и тогда, ночью рыдая в подушку, она думала, что он больше не вернётся. Что больше не будет пьяных ночей и скандалов, после которых они кидались друг на друга, и не будет этого отчаянного секса, который Быков называл «просто трахом», потому что ему нравилось созвучие этого слова с ритмом его жизни, с рыком его мотоцикла, а Настя боялась называть «любовью». — Не приходило, — Быков наклоняется ещё ниже. – Ты же не можешь без меня. Ты любишь меня, — шепчет он, пугаясь этих слов. Для него любовь – это табу. Для него «да» под алтарём – это табу, иначе он давно сказал бы его в ответ на все дурацкие условия. Он уже был с ней «в болезни и в здравии». Теперь однажды смерть разлучит их. Быков боится алтаря. Он помнит, как когда-то встретил его в тесном чёрном костюме, помнит, как шуршало отвратительное ослепительное Дашино платье, помнит, как вопила беззубая Алиска у роддома. — Поэтому и ненавижу, — Насте больше не хочется плакать – ей почти удаётся себя в этом убедить, когда начинает горько сосать под ложечкой. – Это предательство. — Я сто раз изменял тебе до этого, — хмурится Быков. – В чём проблема, мышка? — Анастасия Константиновна, — поправляет его главврач. – Просто я устала, — она смотрит на него в надежде, что он поймёт, но он никогда не понимает или просто не подаёт виду. – Устала ждать от тебя… — Чего? — Всего, Быков, — Насте больше не хочется плакать – ей хочется рыдать. — Помнишь, Анастасия Константиновна, я как-то сказал тебе: сначала секс, потом психология? — А как же, — да, она хорошо помнит, как обидели её эти слова, когда она хотела прояснить природу их взаимоотношений. — Так вот, не стоит воспринимать это так буквально. Просто: сначала дело, потом копание в себе, — конечно, когда он произнёс эти слова двадцать лет назад, он не вложил в них и сотой доли того смысла, который пытается донести до Насти сейчас. Просто тогда они были молодыми студентами, и Быкову хотелось секса, желательно – без обязательств, с Настей, именно с ней, но, тем не менее, без обязательств. Но сегодня, когда приходится искать слова, чтобы убедить её вернуться, он готов выдумать любые смыслы старых слов, лишь бы не показаться романтиком и не дать ей повода думать, что он дал слабину. — Я потеряла нить твоей глупой логики, Быков, — Анастасия Константиновна прячет лицо в ладонях. – Просто уйди и всё. И всё. — Всё? – как эхо переспрашивает Андрей Евгеньевич. Он встаёт с кресла, но идёт не по направлению к двери, а обходит громоздкий стол, разворачивает Настин стул, резко дёргает женщину за плечи и целует в горячие сухие губы – они всегда у неё такие, когда она расстроена. Глаза и щёки мокрые, а губы – как раскалённый песок. Они занимаются «любовью», не отходя от стола, и все прикосновения пахнут горечью. Потом они перебираются на диван, не произнося ни слова, а Настя не может отделаться от мысли, что пару дней назад Быков вот так обнимал другую женщину. Они почти впервые трезвые. — Давай поженимся, — тихо говорит Быков, когда вскоре они лежат на тёплых простынях, глядя в потолок и отчаянно избегая взглядов друг друга. Настя поворачивает голову, несколько минут рассматривает Андрея, а потом начинает искренне смеяться. Она и правда верит, что он просто пошутил, чтобы она его простила. И она его прощает. За такие слова – точно прощает. — Клоун. — Главврачушечка моя, — картавит Быков с улыбкой. – Ты мне всю жизнь испоганила. — Ты мне тоже, звероящер ты мой, — вторит ему Кисегач. Насте больше не хочется плакать. Ей хочется… Быков обнимает её за плечи, утыкается носом в волосы и через пару минут засыпает. … да нет, больше ничего.