Nightmares

Откуда берутся кошмары? Куда они уходят, стоит солнцу коснуться лучами земли? В них отражение наших страхов и проблем, необъяснимых опасений, пустых надежд, разбитых жизней? Или это простое понимание несоизмеримой малости сознания перед Вселенной, которую оно никогда и ничем не будет способно охватить? Одинокое, потерянное, опустошённое бессмысленностью своего случайного временного существования, это сознание боится равнодушия окружающего огромного мира, не так ли? Биллу, по большей части, наплевать. Он знает ответ, позволяет ему плавать за пределами того я, которым Сайфер выбирает быть в конкретный отрезок времени в конкретном месте. Билл - есть, а причины вторичны. И пока Солнце озаряет одну часть Земли, на другую он приносит кошмары. Сайфер щедр и не делает различий между людьми, делясь тем, чем является, он разрывает своё "тело" на части и раздаёт его, будто это пустяк. Каждый новый кошмар - Билл, он вытаскивает их изнутри, как вытаскивают занозу из пальца, кинжал из спины, тонкую иглу из шеи. Вскрывая свои несуществующие вены, Сайфер наблюдает как его кровь превращается в копошащихся червей, а те - в ядовитых змей. Последние становятся полупрозрачными скользкими кишками, обматывающимися вокруг чьей-то шеи. Он выламывает себе рёбра, чтобы кто-то во сне с ужасом наблюдал за вытекающей из раны костяной крошкой вперемешку с кровью. Он - то, чего люди боятся. От смутной тени за углом, до пронизывающего ужаса настигающей смерти. Билл не может быть чем-то иным, ни перед кем, никогда. И стоит кому-то невзначай увидеть его истинную форму, всё заканчивается как в рассказах - "герой" навсегда уходит в себя и не в состоянии найти дорогу обратно. Дипперу всё равно - он не боится ничего из этого. Почти. Ему часто снится одинокий мерцающий тёплым желтовато-оранжевым светом силуэт. Пайнс не страшится его. Срываясь с места, каждый день он пытается достичь этого света, тянется к нему, падая и поднимаясь, теряя из виду за высокими деревьями и широкими лапами елей, пока тот не растает в темноте неясной блёклой дымкой, пока Диппер не перестанет дышать и не проснётся. Он долго лежит, глядя в потолок и слушая шум ветра в кронах деревьев, и как перекатывается по пересохшей грунтовой дороге забытая кем-то жестяная банка. И всё это кажется каким-то искривлённым днём сурка, повторяются раз за разом лишь сон и ночь. Он быстро собирается, уверенным тихим шагом преодолевает зал на первом этаже, целуя в щёку заснувшую в кресле перед телевизором Мейбл, и отправляется к старому засохшему дереву. Оно стоит почти на другом конце леса, на пустыре, будто сошедшее с иллюстраций к историям о призраках и духах, кто-то веселья да сходства ради даже привязал к ветке висельную петлю, качающуюся от любого дуновения ветра. Диппер, закрыв глаза, шепчет самые нелепые детские стишки для призыва демонов и ждёт, долго, мучительно, вглядываясь в темноту чащи, забывая о зябком ночном воздухе и холоде, забирающемся под рубашку. Гость приходит лишь через полчаса. Шепчет что-то Пайнсу в спину, вычурно изламывая тени деревьев, завывая вместе с ветром и вместе с ним же случайно ломая иссохшие сучки то тут, то там, пока потревоженная птица не вспархивает где-то глубоко в лесу. С жалобным одиноким криком она улетает с насиженного места, подальше от игр чуждой этому миру силы, вместе с ней уходят почти все звуки живых существ, останется лишь неясный треск в темноте, шорохи и скрип старого дерева. Диппер чувствует будто петля затягивается у него на шее. Аккуратно, миллиметр за миллиметром, почти нежно. Пайнс резко поворачивается, когда его затылка касается ровное спокойное дыхание, но ничего и никого не видит, лишь ощущает объятия - всё так же со спины. -... шёл, - раздаётся тихое, протяжное эхо, и Дипперу не за чем отвечать. Тот же кошмар, то же место, тот же призрачный голос вдалеке, коротко отзывающийся на его мысли: "...ешь ...щё ...дин?" - Нет. Хочу увидеть тебя, - говорит он, хотя, на самом деле, не хочет, но этот диалог ещё мучительней. И Пайнс совсем не хочет знать, что происходит, не хочет понимать, помнить и думать о том, что будет. - Как скажешь, - Билл стоит прямо перед ним. Обычный человек, эксцентричные цвета классического костюма, светлые глаза, даже чёртов голос - и тот вполне себе зауряден, никакого очарования кошмара, просачивающегося сквозь слои реальности, разделяющего её на до, после и никогда. У Сайфера нет тени, но есть двойник, созданный из клубящейся темноты, его видно в отдалении, между деревьями. Двойник движется сам по себе, и Диппер старается не смотреть - кажется, что "тень" становится ближе каждый раз, стоит ему взглянуть на неё. Билл под его руками сейчас вполне материальный, безразлично усмехающийся, как и всегда. Дипперу не хочется анализировать, искать нестыковки с реальностью, он безотчётно тянется к воплощению кошмаров, мягко целуя монстра в губы. Время нажимает на спусковой крючок. Сайфер с отчаянием вцепляется в него, когтями вспарывая ткань рубашки, но не задевая кожи.Они не замечают сгустившейся вокруг них тьмы и нарастающего шума радиопомех, медленно заполняющих условную тишину. Диппер касается чернеющей кожи Билла, на глазах теряющего человеческую форму, прижимается ближе, скользит языком по заострённым клыкам и терпит металлический привкус, пока Сайфер впивается в него взглядом, наблюдая за каждым движением, за бегущей по венам и артериям кровью, за раскрывающимися на вдохе лёгкими, и как Пайнс дрожит от прикосновений, плавных движений рук под рубашкой, вдоль позвоночника. Это длится несколько почти бесконечных секунд. Потом Билл отшатывается от Диппера, падая на колени, и его рвёт кровью вперемешку с кусками собственного желудка. Он умирает там, под деревом, ещё пять минут - потому что Пайнс в этот момент боится так, как не боялся никогда в жизни, комкая в руках окровавленный воротник светло-жёлтой рубашки, касаясь лбом груди Сайфера и слушая хриплое, стихающее дыхание. Билл смеётся, прижимая к себе готового расплакаться Диппера. Говорит грубости и нелепости, стыдит Пайнса, обзывая маленьким влюблённым мальчишкой, а потом хватает за загривок и целует, отвратительно пошло, влажно, будто пытаясь замарать его изнутри, оставить часть кошмара внутри человека, заставить страдать ещё больше от непреодолимого желания невозможного. - Хорошо, что я ничего не боюсь, - усмехается Билл. И Диппер с этим согласен. Он закрывает затянувшиеся дымкой глаза Сайфера, и, не в силах больше смотреть, как тело Билла медленно разлагается, поднимает голову, наткнувшись взглядом на двойник. Дрожащая полупрозрачная тень уже тянется к Пайнсу тысячью руками и уже слишком поздно что-либо делать... Он просыпается у себя в кровати. Оставленный на полу фонарик то тухнет, то вновь тускло светит, выхватывая из темноты груду книг, старые коробки и чью-то тень. Смаргивает слёзы - её нет. В груди комок из боли и желания, отвращения и привязанности. Диппер Пайнс боится. И ненавидит себя за это.