Алый

      У надежды – алый цвет.       Люди, со всей уверенностью утверждающие, что это совсем не так, откровенно глупы. Конечно, большинству приятнее и проще сказать, что алый – это цвет крови, алый – это цвет боли... Но Грей всегда знал, что это не так.       Если на его ладонях и выступала кровь, так это потому, что он, презирая страх и непогоду, карабкался по вантам, задыхаясь от волнения, цепляясь за разрезающие руки веревки и чувствуя, что только в эти минуты он по-настоящему живет, жадно вдыхая соленый морской воздух. Грей никогда не боялся ни воды, что бурлила возле корабля, ни морской пены, готовой поглотить его, если юноша сорвется... Нет, он не боялся этого. Ему были в радость мозоли и бесконечная качка, в радость путешествия и испытания...       Он действительно любил море.       Грею нравилось то время, когда он, будучи еще простым матросом, залезал на мачту и оттуда смотрел, как солнце медленно встает, поднимаясь из глубины волн. Тогда, на рассвете, солнечный диск тоже бывал красноватым, но он разгорался очень быстро и становился лишь сияющим пятном в поднебесье. А вечером, когда тихая ночь медленно подползала, готовясь воцариться над морем, солнце снова становилось алым и тихо опускалось в синюю бездну.       Порой Грею начинало казаться, что это море перерождает своей солью солнце – воплощенный свет и воплощенную мечту. Благодаря одному лишь морю появлялась эта бесконечно алая надежда...       Да, юноша любил море, и с годами эта любовь только окрепла, но даже больше моря он любил морские сны.       Ему редко снились сны, пока Грей не вышел впервые в бесконечное плаванье и не отдал себя на волю ветру и волнам.       Но эти соленые брызги, искрящиеся на солнце, эти мельчайшие капли вечности подарили ему его мечту.       Он не знал, как зовут ту девушку, что являлась ему во снах.       Грей мог поклясться, что не встречал ее никогда, а вся команда никак не могла признать в ее описании ни одну из когда-либо встреченных ими женщин. Нет, то было новое лицо, то был сон, дарованный откуда-то сверху, быть может, наваждение, но при этом удивительно реальное.       Грей изучил каждую черточку ее лица. Будь он художником, то запечатлел бы этот образ на бесконечных портретах, но юноша никогда им не был. Он знал превосходно лишь одно: у его музы есть какая-то маленькая тайна.       Он видел ее стоящей на берегу моря в белом, как морская пена, платье. Девушка простирала руки к морю, и на губах ее играла робкая улыбка, напоминавшая почему-то ему об уюте, о покое и о каком-то особом тепле, с которым должен ассоциироваться дом. Грею казалось, что она, эта загадочная незнакомка, всегда была рядом, удивительно непонятная и в то же время такая родная...       Вполне могло быть, что это ветер нашептал ему ее облик: распущенные светлые волосы, в которых путалось само солнце, удивительно благосклонное к этому земному ангелу; тонкие губы, изящный нос, немного острые скулы, кожа вся в веснушках, вечно приподнятые в полувопросе брови и глаза... Что это были за глаза! Грей не видел никогда прежде таких глаз.       В их морской синеве, чуть подернутой тем самым неуловимым бирюзовым цветом отдельных волн, отражалась, как в зеркальной глади прибрежных вод, вся ее душа. И эта душа была бесконечно чиста. Никогда сердца этого земного ангела не касалась сжигающая злоба или горькое, немое отчаяние, которое не могло найти выхода. Нет! Ей, как прекрасной морской богине, удалось пройти через жизнь с душою ребенка, столь бережно несомой...       Но что же, что могло дать ей силы продержаться в этой детской незапятнанности так долго?       Ответ был для Грея только один, и он цеплялся за него, как в сильный шторм цепляются матросы за борта корабля и канаты.       Ее вела надежда.       Маленькими шагами ступала по жизни эта удивительная девушка, и в глазах ее Грей видел надежду. Надежду на исполнение какой-то сумасшедшей и практически неосуществимой мечты. Будто бы она, безрассудно храбрая девушка, загадала когда-то желание и теперь ждала, ждала каждый день его исполнения.       Грей чувствовал, что она поняла бы, зачем он смотрит на рассвет, потому что сама его муза каждое утро приходила в рощу на берег моря и встречала новый день... Юноша видел ее только там и все никак не мог понять, чего она ждет. На что надеется? О чем мечтает?       Юноша не знал ее тайны, но так отчаянно жаждал этого познания, так отчаянно цеплялся за эти сны...       Он никогда не думал, что может влюбиться в образ, созданный тихой ночью шаловливым ветерком. Он никогда не полагал, что одно лишь прекрасное лицо может превратить его в раба этой глупой, глупой надежды на встречу...       И все же Грей ждал. Надеялся.       Однажды он увидит ее не во сне, а наяву. Однажды они встретятся, и он был уверен, что эта морская богиня узнает его.       Ведь она ждет. Ведь она тоже надеется.       У надежды алый цвет. Как у солнца, как у тонкого платка на плечах девушки-загадки.       Надежда и мечта сильнее всего на свете.