Раздели моё безумие

Когда Дин приезжает за ним в Стэнфорд, Сэм растерян и молча смотрит на него, как будто видит призрак из своего давнего и не слишком хорошего прошлого. Он машинально отвечает на вопросы Джессики, на вопросы брата и приходит в себя только после слов Дина: - Сэмми, мне нужна твоя помощь. Неужели, хочется съязвить в ответ. Неужели Дин, так долго отказывавшийся понять и принять хоть чью-то поддержку, сам пришёл к нему, чтобы просить о ней? Сэм не успевает как следует обрадоваться, потому что Дин продолжает: - Отца нет уже несколько дней. Он ушёл на охоту и до сих пор не вернулся. Сэм понимает: ничего не изменилось. Он хорошо помнит тот день, когда видел лицо брата за стеклом отъезжающей от дома машины. После доброй дозы торазина Дин спокойно дал незнакомым людям забрать себя и, кажется, даже не заметил, как с ним прощались. Сэму было страшно видеть это отрешение на лице одиннадцатилетнего подростка, и он тихо всхлипывал, прижавшись лбом к рубашке отца. Он не знал, что случилось, знал лишь то, что старший брат серьёзно болен и ему придётся побыть некоторое время в больнице. Джон обнял оставшегося сына и потрепал лохматую макушку. - Не переживай, - успокоил он Сэма и улыбнулся, когда мальчик поднял на него заплаканные глаза с искоркой надежды под слоем слёз. - С Дином всё будет хорошо. И только сейчас Сэм задаётся вопросом: верил ли отец в то, что говорил? Знал ли он, насколько глубоко Дин ушёл в свой собственный мир, где существуют призраки, оборотни и живущий у тебя под кроватью монстр может оказаться реальным, где их семья - перекати-поле, стоящее между миром нечисти и простыми людьми, где существует семейный бизнес и месть с лёгким привкусом пыли и ржавчины? Вряд ли, думает он, следя за исчезающими огнями Стэнфорда. Дин улыбается тому, что брат здесь, и Сэм не может так быстро отнять у него это счатье. Сэм помнит, как брат разбудил его среди ночи горячечным шёпотом и велел встать в центре комнаты. Отца разбудил топот наверху, и когда Джон оказался в детской, то увидел, как старший сын мечется от окна к двери со старым игрушечным пистолетом, а Сэм стоит в своей потрёпанной пижаме, наблюдая за всем расширившимися от ужаса глазами. Отец был растерян и не сразу понял, что Дин держит в руках зажигалку, почти выдохшуюся, но вреда от неё было бы не меньше. Возможно, он вспоминал пожар, в котором сгорела его жена, когда отбирал у сына крохотную пластмассовую вещицу и выдёргивал поношенный армейский ремень из петель. Мальчик получил по полной, и Сэм после сидел, прижавшись к брату, слушая его прерывистое дыхание с отголосками недавних слёз. Дин сквозь всхлипы бормотал, что всего лишь хотел защитить Сэма от призрака, и не понимал, почему с ним так поступили. - Я должен оберегать тебя, Сэмми, понимаешь? - вздрагивал Дин и обнимал младшего брата свободной рукой. - Я должен. Это моя работа. Ему было одиннадцать. Сэму было шесть. Он раз за разом повторяет себе: ещё одна "охота". Потом ещё одна, не всё продумано до конца. И ещё: Дин пока не готов, он искренне наслаждается своей свободой, и Сэм не может не смотреть на него. Он не знает, что творится в голове у брата, не знает, откуда тот взял всё оружие, не понимает, почему не звонят из больницы, в которой Дин провёл четырнадцать лет. Когда отца не стало, Сэму звонили раз в месяц, чтобы сообщить о состоянии брата. Он приезжал, когда мог, но последние три, кажется, года было совсем не до этого. Он поступал в колледж, встречался с Джессикой, ходил на лекции и жил, как все нормальные люди. А Дин гнил в обитой войлоком палате, мучаясь своей болезнью и тем, что он не может быть рядом с Сэмом. Не может делать то, ради чего родился и жил всё это время. Они колесят по стране, разматывая асфальт под колёсами отцовской Импалы в длинное серое полотно. Машина должна была остаться Сэму, но он не захотел её брать. А Дин вернулся домой, который всегда воспринимал, как очередной захламлённый номер мотеля, и забрал. Он улыбается, стебёт младшего брата, подпевает грохоту из колонок, ржёт, когда Сэм хмурится в ответ, морщит нос под лучами бьющего в стекло солнца и выглядит настолько счастливым, что Сэм не может, просто не может вернуть его обратно. Призрак сменяется вендиго, затем демоном, после снова призраки, вампиры, оборотни, ожившая чертовщина, место которой - на страницах старых книг и в страшилках у костра. Сэм старается заманить Дина в штат, где находится больница, выдумывает разошедшегося призрака, но брат отказывается ехать. Он звонит кому-то, сообщает информацию и кладёт трубку, тут же обзывая Сэма принцессой за растрёпанные волосы. А вечером напивается и горланит что-то из своего любимого репертуара, заставляя брата краснеть. Дин отрубается, не раздевшись, лежит мордой в подушку, храпит, и Сэм понимает, что никогда не видел ничего более настоящего. И он в конце концов сдаётся. Дин натаскан на подозрительность, и она граничит с паранойей; силой затащить его в больницу нельзя. Сэм знает, что не выдержит растерянного и непонимающего взгляда. Он держится ровно до аварии, а потом, когда видит брата, опутанного проводами и трубками, клянётся себе, что смирится с этим безумием, если Дин придёт в себя и вернётся. Вернётся к нему. Они дома, потому что всегда были им друг для друга, и в мире нет больше никого, кто бы мог озаботиться судьбами зацепившихся друг за друга душ. Дин не тяжкий груз. Он его брат. Сэм не может нести безумие Дина за него, но может нести самого Дина. В мировой схеме Дин и Сэм - два припаянных контакта, скреплённых и вдавленных с такой силой, что не разъединить никому. Их отца убил демон и скосил инсульт. Их мать сгорела и была сожжена, а любая царапина становится шрамом, перепоясанным грубыми швами. Десять лет пролетают секундами. Дин старше, от уголков его глаз разбегаются морщинки, похожие на крохотные лучи солнца, оставившие веснушки на его носу. Он всё тот же: с дурацким чувством юмора, с пристрастием ко всякой гадости, с вечной иллюзией защиты мира. С грузом вины на исцарапанном сердце. Никто не знает, что творится в его сознании, как там перемешались легенды, ангелы, Смерть, конец света, бог и левиафаны. Его сознание держится на тоненьком якоре, который крепче всякой стали; его жизнь всё так же определяется двумя словами - беречь Сэма. И Дин до сих пор улыбается каждый раз, когда видит брата. А Сэм до сих пор с ним. Его смех громче, чем в Стэнфорде, а жизнь - полнее и ярче, многограннее, чем виделась бы из кресла адвоката.