Нулевой километр для побитой бродяги

Внутри что-то неприятно сжимается, снова разжимается и пропадает вовсе. Солдат капитулирует и кажется в первый раз опускает руки. Это конец, официальный провал, Солдат ложиться в метаферическую крио-камеру и засыпает... Баки запускает руки в длиннющие чёрные волосы и вдыхает полной грудью. В первый раз за грёбанные семьдесят лет. Он звал её Баки. Ни Джейми, ни Барнс, ни как либо ещё... Баки. Скорее уж напоминает кличку для блохастой дворняги с 77-ой. Её не брали в игры, потому что она была девчонкой. Его не брали, потому что он был слишком слаб... Его звали Стив и его не любили мальчишки со двора и никто не хотел дружить с мальчиком, который слишком часто болел. - А ты? Почему тебя не принимают в игру? Джейми с минуту смотрит на игровую площадку и переводит взгляд на тощего и болезненно бледного мальчишку. - Я слишком хороша для них, - гордо заявляет Барнс. - Просто они боятся, что окажутся слишком плохи для меня... и тебя. Стив заходится в приступе кашля, но даже сейчас видно, что он улыбается. Она всегда мечтала о длинных волосах. Но стриглась под парня, криво, не ровно, так что густые тёмные пряди торчали во все стороны, а мама приходила в дикий ужас каждый раз, когда дочь устраивала себе внеплановую стрижку. Баки одёргивает старые джинсы, поправляет синюю толстовку, наматывает клетчатый шарф, чтобы скрыть лицо, надевает тёмные очки и стрёмную кепку... По привычке выработанной Солдатом хочет заплести волосы в косу. Но тут же одёргивает себя, пусть будут распущенны, так комфортнее. Её зовут Джейми Барнс, для самого близкого человека, просто Баки, ей шестнадцать и она, чёрт возьми, может покорить этот грёбанный мир. Мальчишки бегали за ней табунами и дарили по букету в день. Те самые с детской площадки, что много лет назад не давали с ними играть. Баки любила их мучить, поиграть с их влюблённостью, сходить на пару свиданий, а как дело доходило до поцелуя объявляла, что уходит... - Это жестоко, - Стивви качает головой. - Нет, - и Баки смеётся пускаясь снова в рассказы об очередном "жгучем" романе. Была война, были горы трупов и миллиарды километров разделяющих её и родной дом. Баки хочет домой, на начало отсчёта собственной жизни, на свой нулевой километр. И она идёт, идёт себе и идёт. Как жизнь или та самая побитая бродяга, что жила на углу 77-ой. Солдат умудряется ворочится в чёртовой метаферической крио-камере, не приятно. Больно. В левой руке. Баки по кусочкам собирает воспоминания. Шатается по Бруклину и на целых три часа зависает под окном своего старого дома. Вот бы казалось... начало-начал. Вот нулевой километр и... Нет. Не он. Бродяга внутри воет и толкает идти дальше. Идти и идти... Пока не кончится дорога. Шишки, тумаки, синяки, дырки от пуль. Одна потерянная рука и багаж воспоминаний, стёртых и восстановленных, снова стёртых и снова восстановленных. Железная рука крепко сжимает плечо величайшего героя Америки... Который, видимо, до сих пор не научился плавать или же... Солдат не хочет, вернее Баки не хочет думать над проклятым "или". Не сейчас, потом... Когда сможет разобраться в своей голове, когда усыпит Солдата и накормит отощавшую бродягу. Ноги сами приводят к музею. Музею Капитана Америки. Вот же бред... Ноги упорно шагают по ступеням, ни шага назад, словно что-то чувствуют. Сами переходят на бег и врываются в... полупустой зал. Джейми Барнс была лучшим другом Стивена Роджерса... Не разлучны с детства... преодолели все опасности вместе... Бродяга виляет хвостом и иногда недовольно потявкивает. А Барнс чувствует себя тысячилетней старухой, родившейся только вчера. Великаном среди людей и чёртовой песчинкой в бесконечном мире. Побитая бродяга тихо воет, а Солдат недовольно переворачивается на другой бок и снова засыпает... Пальцы касаются собственного лица и моментально дотрагиваются до картинки... собственного фото. Голова пустеет и весь зал словно затихает. В оглушительной тишине слышны тихие шаги... - Баки? Секунда. Две. - Да, Стивви. Нулевой километр не обязательно должен быть местом... Роль начала-начал может сыграть и человек.