Капитан цур зее

Ледяная равнина, покрытая толстым слоем снега, раскинулась перед глазами. Ровная белая поверхность казалась необъятной, уходя за горизонт. Свистел злой, холодный и колючий ветер. Вебер стоял на огражденной площадке, находящейся намного выше этих снежный полей. Он обернулся. Позади него вверх уходил крутой гранитный склон, в который была вмурована большая стальная дверь, ныне закрытая. Отто поежился, но не от холода. Картина эта казалась ему знакомой, будто он уже множество раз наблюдал ее. Он выдохнул. Густое облако пара вырвалось у него изо рта. Отто запрокинул голову. Небо, закрытое низкими, тяжелыми тучами, было столь же неприветливым, что и местность вокруг. Он был один, один в этом пустынном краю. Но, с другой стороны, площадка была очищена от снега, значит, тут были люди. Да и он сам как-то знал это. Люди, много людей. Много… Но насколько? Тут он уже не мог припомнить. Сто? Тысяча? Десять тысяч? Отто наморщил лоб. Место казалось знакомым, знакомым до боли, но, все же, где это он? Сердце Вебера бешено стучало в груди. «Где я? Что это такое?!» — Панически носились мысли у него в голове. Ветер стал резко крепчать, с неба посыпались первые снежинки. Приближалась буря. И ему следовало бы найти укрытие, если он не хочет подохнуть от холода на этом крохотном пятачке, возвышавшимся над ледяной пустыней. Капитан подошел к двери. Снаружи располагался запорный механизм, такой же, как и на его кораблях. Надо просто повернуть штурвал запорного механизма, и все, дверь открыта. Капитан стоял возле нее. Что же там, за ней? Может, ответы на его вопросы о прошлом? Если да, то еще одна причина, зачем ему надо попасть внутрь. Хотя, нет, не просто еще одна, а самая важная причина! Отто схватился за штурвал… *** Вебер проснулся в холодном поту. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он попытался вдохнуть. Легкие будто сдавило спазмом, отчего они пропускали воздух очень неохотно. Что-то пробежало по лбу. Он провел ладонью над глазами. То был всего лишь пот. И только сейчас он заметил, что весь взмок, хотя ночь не была жаркой. Капитан сел, и огляделся вокруг. Пустая комната, в которую проникал слабый лунный свет. «А-а, точно…. — Устало прошептал он, падая обратно на кровать. — Я же теперь с ними…». По его прогнозам, было около трех часов ночи. И, хоть лег он поздно, и вставать надо было рано, после того, что он сейчас увидел, спать не хотелось вообще. Да и вообще, что именно он видел? Это было так знакомо, так привычно, но, в то же время так волнующе, будто он узрел это впервые. Отто напрягся, отчаянно пытаясь вспомнить. Но, сколько он не пытался, ничего, кроме того, что было в его странном сне, он не мог вспомнить. Зато от напряжения у него разболелась голова. Будто предупреждение, что за черту лучше не заходить. Но не попытаться он просто не мог! Это было жизненно необходимо! Он просто обязан вспомнить! Но, разум, словно насмехаясь над ним, был непроницаем, не желая отдавать спрятанное прошлое капитана. Вебер стиснул зубы. Как он ненавидел свой собственный разум за эту скрытность! О, как бы он хотел сломать все барьеры, что мешают ему вспомнить, и окунутся в объятья воспоминаний! Но нет. По крайне мере, не сейчас. Сердце капитана стало биться ровнее, дыхание тоже нормализировалось. Спать не хотелось вообще, и он стал вспоминать то, что было доступно. А именно, события последних дней… *** С момента осмотра кораблей прошло уже больше недели. Адмиралу, наконец-то, ответили из Германии. Как он и ожидал, по кораблям капитана информации было ноль. Немцы даже выудили некоторых конструкторов, работающих над проектами новых кораблей Кригсмарине, дабы разузнать у первоисточника. И все допрошенные, как один, твердили, что ничего не знают ни о каком «типе Н-44V», ни о каком «Авианосце на базе Н-42», ни о прочих судах Вебера. Они единогласно твердили, что дальше закладки пары Н-39 дело не пошло, да и их сдали на слом почти сразу, после начала постройки. Почти та же участь постигла и «Графа Цеппелина», о котором они знали — тот авианосец так и не поучаствовал ни в одном бою, почти всю войну прослужив плавучей казармой. Про интерфейсы они также ничего не слышали. В общем, ничего ценного Адмирал не узнал. Но в отчете была одна часть, на которую он все же обратил внимание: один из допрашиваемых, который считался «слегка тронутым», сказал, что в конце войны несколько мастистых кораблестроителей пропало без вести. Это было очень странно. А насчет Вебера в телеграмме говорилось, что архивы слишком большие, и что для поиска информации по одному человеку нужно намного больше времени. Впрочем, адмирал уже понял, что, скорее-всего, с капитаном ситуация будет та же, что и с его кораблями. И придётся смирится, что у них на базе шастает «человек из ниоткуда». А до получения телеграммы, Адмирал был занят тем, что организовывал разгрузку хранилищ немецких кораблей. Припасы для экипажа на них явно были лишними, а на базе они бы очень пригодились. Адмирал попросил Нагато прикинуть, сколько же человек в сумме должны был составлять экипажи этих шести кораблей. Посидев около часа за расчётами, Нагато выдала оценку: от восьми, до десяти тысяч. Ответ поверг в шок ее начальника: итого, около десяти тысяч нацистов (а кто ж еще мог служить на кораблях Кригсмарине?)! Помимо этого, в целях снабжения, он и Вебер представили Акаши по несколько снарядов от каждого из типа орудий, пару торпед и глубинных бомб. Мастер Базы, покорпев над ними четыре дня, сказала, что, вроде бы, сможет все это воссоздать, так что проблем со снабжением кораблей быть не должно. Но, когда она отвела Адмирала в сторонку, и разъяснила, сколько ресурсов, особенно алюминия, потребуется на радиовзрыватели для снарядов и системы акустического наведения для торпед, то командира канмусу едва не хватил удар. А ведь еще надо будет изучить и наладить производство самолетов для Графа. А для этого тоже нужны горы алюминия… Адмирал, представив эти затраты, застонал. Вот так, тихо и мирно прошла эта неделя. Документы на Вебера и его корабли были оформлены, капитану были разъяснены его полномочия и обязанности. Вебера это удовлетворило. Под конец этой недели он, казалось, даже более-менее успокоился. Правда, как знал Адмирал, с канмусу он особо не общался. Он не отказывался заговаривать с ними, когда те подходили к нему. Он был вежлив, он был спокоен, но, все же, было видно, что особо говорить он не хочет. В столовой он всегда сидел один, в дальнем углу помещения. А большую часть свободного времени проводил или со своими интерфейсами, которые тоже жили весьма обособленно, или гуляя по набережной. И, как говорили, во время этих прогулок вид у него был абсолютно потерянный. Капитан полностью уходил в себя, не замечая ничего, что творилось вокруг. За закраской свастик Вебер наблюдал лично с Адмиралом, и начальство видело, что Отто был напряжен. И это было так. У Вебера буквально сердце кровью обливалось — ведь закрашивали не просто черный угловатый символ, символ нацизма — закрашивали частичку его прошлого. Он не знал, как именно он был причастен к этому, но сам факт этого причастия ощущал ясно. Знамена кригсмарине сменились белым полотнищем с красным кругом. На хвостах самолетов авиагруппы «Графа Цеппелина» теперь тоже красовались красные круги. Вкупе со балкенкройцами это выглядело странно. Вот так улаживались бытовые вопросы, и Отто втягивался в жизнь базы. Но капитану хотелось действия, хотелось сокрушать ненавистных ему глубинников, а не сидеть тут. Но он знал, что рано или поздно он пойдет в бой. И принесет своим новым союзникам победу. Надо просто ждать… *** Вот эти воспоминания сейчас плыли перед глазами Вебера. Он усмехнулся. В комнате постепенно светлело — вставало солнце, начинался новый день. И сегодня, возможно, наконец-то представится шанс выйти в море, за битвой, и за победой. Но, все же, его сон тревожил его. Из темноты абсолютного беспамятства вырвался, пусть крошечный, но островок. Но Отто не сказал бы, что это радовало его. Это, скорее, пугало. Капитан помотал головой. Нет! Негоже капитану цур зее позволять каким-то снам беспокоить его. Но все равно, мысли о том сне прочно засели в его мозгу…