Дождь начинается

— Она очень красивая… — единственное, что смог выдавить из себя Тецуя. — И платье ей идет… — Да, — Акаши кивнул. — Жаль, что я не смог взять тебя с собой. Я думаю, ты был бы рад… — он осекся, поймав на себе внимательный взгляд Тецуи. Конечно, Тецуя безумно хотел присутствовать на свадьбе Момои, которая с давних пор была ему хорошим другом и заботливым советником, как он мог не подумать о таком… С его, Акаши, стороны это очень бездушно — говорить о ее свадьбе, напоминая, что теперь Куроко навсегда вычеркнут из жизни тех, кто так сильно любил его. Спохватившись запоздало, он потянулся к Тецуе, но убрал руку. Выражение лица Куроко сейчас говорило о том, что это не самый лучший момент для выражения нежностей. — Ты злишься? — спросил Акаши. — Хочешь что-то сказать? Скажи… Твое молчание иногда становится невыносимым. — Я просто думаю, что Момои-сан прекрасна в образе невесты. Жаль, что не удалось увидеть это, но мне хватит и этого фото… Ты ведь оставишь его мне? — уточнил он. — Для тебя и захватил, — кивнул Акаши. — Сын прыгал и шумел там, как невоспитанный… Пришлось отправить его домой пораньше. Ребенок… — Он вернулся радостным и возбужденным, — сказал Тецуя. — Обнял меня и сразу уснул. Он еще такой маленький, Акаши-кун… Было бы хорошо тебе почаще брать его с собой. Иначе так и пропустишь, как он вырастит. — Я бы лучше взял тебя с собой, — сказал Акаши. Он обеими руками взял руку Куроко и прижал его ладонь к своим губам. — Давай возьмем отпуск на неделю-другую… Уедем на Хоккайдо… Будем есть свежих крабов и любить друг друга. Разве это плохо? — Нет, конечно, это не плохо, совсем не плохо, — Куроко печально смотрел, как Акаши целует его руки. — Но у меня новый контракт. И работа. Я с ней пока плохо справляюсь. Наверное, мне стоит уйти и… — Пока нельзя, — Акаши принял серьезный вид. — Я, разумеется, и не думаю, что ты всегда будешь айдолом. Но пока тебе стоит побыть на людях. Года через полтора мы осторожно закроем твое дело, ты покинешь сцену и будешь только моим, но пока… — То есть, — Куроко внимательно посмотрел на Акаши. — Через полтора года ты планируешь посадить меня под домашний арест, да? Запретить мне работу? И сделать меня чем-то вроде мебели? — Да, планирую посадить тебя дома, — Акаши выдержал пристальный взгляд Куроко. — Именно это я и планирую сделать. В качестве моего спутника жизни. Разве тебе не нравится такой вариант? Я положил к твоим ногам все, Тецуя… Я создам мир, в котором тебе будет хорошо, и сам останусь в нем с тобой. — Ты обещал назвать мне имя того, кто пытался убить меня, — напомнил Куроко. — Ты обещал сказать мне, кому я обязан гибелью Эрик-куна… Ты обещал защитить меня. Я не имею права предъявлять тебе претензии, но я так и не знаю, почему теперь должен быть вечным пленником чужого имени… Я убил человека, пусть даже и косвенно. Могу я хотя бы предположить, почему я кому я помешал… — Я сдержу свое слово, — устало сказал Акаши. — Но, быть может, ты и прав. Я нарочно отдаляю этот момент, потому что так ты станешь дальше от меня. Они оба замолчали — удивленный согласием Акаши Куроко и сам Акаши, сжимающий руку Куроко в своих. Куроко вдруг стало неловко, он опустил взгляд, желая провалиться сквозь землю сейчас, Акаши мягко привлек его к себе, прижался к нему, поцеловал его вкрадчиво и нежно. — Я боюсь потерять тебя снова, Тецуя, — сказал он серьезно. — Однажды я попробовал отпустить тебя, но ты едва не погиб. Больше я рисковать не намерен. Раньше это касалось только тебя самого, теперь это и мое дело тоже. Я хочу, чтобы ты остался со мной… Быть может, это звучит эгоистично, но таково мое желание. Я не отпускаю тебя. Я просто не могу теперь это сделать. Даже если мне предстоит разрушить все, что я имел, даже если это будет означать, что я потеряю все, чем дорожу. Я пойду на это, Тецуя. Я сделал свой выбор. Куроко замолчал, слушая, как бьется сердце Акаши. Он вдруг вспомнил, что однажды тоже сделал свой выбор — выбрал странного грубоватого мужлана с настоящим сердцем, и его вырвали из его, Тецуи, рук. Он тосковал по Кагами — и внезапно ему показалось, что он понимает, о чем говорит сейчас Акаши. Просто потому что и сам испытывал нечто подобное… — А ты? — внезапно спросил тот. — Чего ты хочешь, Тецуя? Какое решение ты принял? Скажи мне… Будем искренними друг с другом… — Я… — Куроко осторожно сжал свои руки, спрятавши лицо на груди у Акаши. — Я тоже сделал свой выбор… И ничто другое не нужно мне. Я не предам твоего доверия. Я обязан тебе жизнью. Кровь Эрика на мне и тебе — и она связывает нас. «Но в то же время, — пронеслось в его голове, — Я не позволю никому разрушить мир Кагами-куна… Он был мне светом, я был его тенью. И во имя этих воспоминаний, я обязан помочь ему, спасти его, даже если я снова буду на прицеле. Даже если я и умру… Хотя разве может умереть тот, кто уже умер?..» — Давай поедем на Хоккайдо, — сказал он, как будто проснувшись. — Когда кончится мой контракт. Оставим ребенка, семью, дела… Поедем вместе на пару дней. Я покажу тебе красивые места… Сделаем фотографии. Я хочу отплатить тебе хотя бы немного за все то, что ты делаешь для меня, Акаши-кун… Акаши ответил ему долгим поцелуем. Он еще не знал, что это было началом его конца. *** — Черт, черт, черт, — бесновался Аомине, снова и снова вколачиваясь в узкую задницу Кагами. — О черт… Он, наконец, кончил — излился густым тяжелым семенем, высвобождаясь из его тела, падая на пол. Кагами тяжело дыша, как гончая, развернулся и с ходу ударил Аомине в челюсть. Тот послушно упал на грязный пол, увлекая за собой и стул, на котором он трахал Кагами, и его самого. — Ты дебил, ублюдка кусок, — Кагами сплевывал. — Из-за тебя я не смогу сидеть… У меня от задницы ничего не осталось, урод! Он дрожащей рукой проводил по тому самому месту, ужасаясь кровавым разводам на ладони. Он ненавидел Аомине, он ненавидел самого себя за то, что связался с Аомине, ненавидел целый мир… После встречи с информатором Аомине буквально затащил его в этот мотель и практически изнасиловал, не заботясь ни о подготовке, ни о смазке, ни о презервативах. — Урод, — сказал он. — Ты просто ублюдок, Аомине Дайки… — И хер с этим, — Аомине сплюнул. — Думаешь, правда все? Он лежал на спине, тяжело дыша, раскинув руки, глядя на грязный потолок. В голове крутились мысли, но думал он туго, с этим лучше разобрался бы Мидорима или аники… Мидорима, впрочем, уже и разобрался… Решил провести переворот, вот тебе и идея. Интересно, что скажет аники, когда узнает, насколько сильно прогнили его подчиненные, его братья и сыновья… Но не все ли равно должно быть ему, Аомине? Он ведь порвал с семьей, с Тейко его больше ничего не связывает… — Правда, неправда… — Кагами скривился, протирая свой раненный зад, — Он сказал и еще кое-что, когда ты вышел. Твоя Момои Сацуки вышла замуж. За Маюзуми Чихиро. Стала счастливой женушкой. Как ты на это смотришь?.. — У Сацуки есть голова на плечах, — подумав, сказал Аомине. — Я еще вернусь к ней и все расскажу ей… Она поймет меня, я уверен. Зачем этот информатор нашел нас… Зачем сказал, что готовится переворот… — Вероятнее всего, денег хотел, — почесал в голове Кагами. — Или твоего сотрудничества. — Нет же, идиот, — Аомине встал, глядя большими глазами на Кагами. — Ты натуральный идиот, Кагами. Он не денег хотел… Он нас провоцировал… Какие-то наши чувства… Что-то мы должны были с тобой предпринять в ответ на все это, понимаешь? Не понимаешь?.. Но я хочу сначала понять, что именно от нас с тобой ждут… Чтобы мы сорвали переворот? Или поддержали? А? Кагами, ты… — Я не знаю, — Кагами бессильно развалился на полу. — Я уже не знаю, что думать. Решай сам. Я сейчас полностью плыву по течению. Делаю так, как говоришь ты. И мне уже плевать, плевать мне… Он отвернулся — и в мутном оконце вдруг ему почудился слабый силуэт мертвого Куроко, мягкого и нежного, любящего его, верящего в него. Рядом с Куроко ему нравилось быть сильным и ведущим — рядом с Аомине можно было только выживать и не иметь претензий на большее. Кагами теперь и не знал, как ему нравилось больше. Он знал и помнил только то, что скучал по Тецуе безмерно.