***
Она просыпается рано утром, когда солнце ещё даже не показывается на горизонте, но уже предвещает мирно спящий город о своём приходе, щедро разливая по небосводу светло-розовую краску. Наташе снилась война, в которой умерли её родители. Пылающий огнём дом, из которого её в пелёнке со второго этажа выбросила в руки отцу родная мать, со словами: «Храни её!». Пламя пожирало всё вокруг, оставляя после себя лишь горстку сухого пепла. Женщина не выжила в пожаре. Мужчина не спасся от плена. Но они сохранили то, ради чего жили. Они выполнили обещание друг друга. Наташа Романова исподлобья смотрит вверх, в небо. Туда, где должны быть её родители. Она не подведёт их. Прохладный ветер гуляет по пустым коридорам академии, врываясь в окна и нагоняя девушку. Невидимый проказник играет с Наташей, подбрасывает туго завязанный хвост из волос вверх и выбивает несколько прядок, которые девушка упрямо убирает за уши. Джеймс ждёт её, меряя шагами большой зал, одиноко поглядывая на часы на стене, то и дело потакая глупым мыслям. А ведь что-то в ней есть. У неё зелёные глаза, словно изумруды, добытые из глубин земли, найденные под толстым слоем камня. Её волосы – жидкий янтарь, разлившийся в огне. Она целованная Солнцем, Джеймс Барнс знает. Он верит. И поэтому даёт слабину. Наташа появляется тихо, бесшумно открывая дверь в освещённый зал. В воздухе пахнет сыростью и еле уловимым запахом корицы, что так дурманит. – Стрелять умеешь? – тихо спрашивает Зимний Солдат, упираясь руками в деревянный стол по левую сторону от Наташи. Она отрицательно качает головой, кусает губы и глазами изучает пистолеты самых разных калибров, что лежат перед ней. – Нам туда. Взмах руки у Солдата легкий, какой-то натренированный. Он берёт средний из пистолетов и шагает вперед, ведя Наташу к тиру. Перед ней – несколько мишеней, в центр которых она уже должна попадать к концу занятия. Всё довольно легко. Но так только кажется. – Прежде чем принять стойку, возьми пистолет и проверь, заряжен ли он для начала. Баки одним ловким движением руки открывает магазин у пистолета и вытаскивает патроны. Медленно вертит в руках, показывая Наташе маленьких железных убийц, и убирает обратно. Так же быстро и легко. Романова невольно думает, что этот человек родился с оружием в руках. – Сними с предохранителя, вот так. Щелчок, и пистолет уже опасен для Наташи. Она впитывает взглядом каждое движение рук учителя, наблюдает за его ловкими пальцами. Иногда взгляд ее переносится на чужую бионическую руку, которая ничуть не отстаёт от настоящей. Она кажется Наташе чем-то неземным, чего в жизни быть не может. Но она опять ошибается. – Теперь ты. Джеймс протягивает Наташе пистолет дулом к себе, и она замечает, как уголки его губ слегка приподнимаются, когда девушка со скоростью умелого стрелка разбирает и собирает пистолет обратно. – Это успех, – кивает он головой и приглашает Романову к мишеням, едва касаясь рукой её спины. Но Наташа чувствует это. Всё чувствует. Оттого и пробегает волна мурашек по коже. – Ноги на ширине плеч, спина прямая, – говорит он, наглядно принимая стойку и сжимая в руках огнестрел. – Тебе нужно лишь сфокусировать взгляд, выдохнуть и… Он спускает курок, и пуля неумолимо летит прямо в цель. – Выстрелить, – заканчивает за него Наташа. Джеймс смотрит на неё. Лёгкая рябь ветра подхватывает её локоны и весело треплет. Свет озаряет лицо, выделяя женственный изгиб носа, длинные от природы ресницы и акцентируя внимание на пухлых губах. Таких девичьих. Сочных. И столь манящих. – Верно, – говорит мужчина и жестом подзывает девушку, снова вручая ей пистолет. Наташа ставит ноги на нужную ширину, выпрямляет спину как учили и вытягивает руки, крепко сжимая холодное оружие. – Не торопись. Рука у Джеймса тёплая и мягкая. Совсем как тогда. Он аккуратно придерживает Романову за талию, чуть тянет на себя и медленно говорит: – Теперь расслабься и дыши на «раз-два». Вместе. Наташа замирает. Она чувствует на шее его горячее дыхание, его руки на своих бёдрах. Плечом улавливает стук чужого сердца и уже теряет контроль. Так близко. Так пошло. Но, чёрт возьми, как приятно. И хотя это просто занятие, просто стрельба из пистолета. Просто… – Стреляй. Шепот раздаётся над самым ухом, проникает в сознание крохотным семечком и прорастает там пышным цветком. Это заводит, ускоряет сердцебиение, и вот уже на грани срыва, Наташа прищуривается, шумно дышит и стреляет несколько раз в одну точку. На поражение.***
Наташа не спит ночью. В голове, как в старой киноплёнке, прокручиваются эпизоды этого дня один за другим. Луна смущённо заглядывает в окно общей женской спальни, стараясь не обделить ни одну девушку своим серебряным светом, по-матерински укрыть куполом сна и даровать покой. Только Романова становится исключением. Она босиком ступает по холодному полу, обхватив себя руками, пытается согреться в первую весеннюю ночь, но мёрзнет только больше: дурная привычка у девиц из спальни распахивать в коридорах окна. За стеклом ночь быстро обрушивается на землю, и мир постепенно погружается во тьму, словно в хаос. Наташа ступает тихо, оглядываясь назад и перехватывая озябшими пальцами спадающую с плеч тонкую накидку. Волосы девушки распущены, свободно развеваются на ветру, то касаясь кожи, то вновь попадая под потоки ночного воздуха. Наташа видит проблеск света в ночной темноте, подходит ближе и толкает уже знакомую дверь. Но она больше не скрипит. Джеймс сидит на полу, тихо, почти неслышно читая стихи русских поэтов из грубо сплетённого сборника с пожелтевшими от времени страницами. Пальцы быстро листают бумагу, останавливаясь на самых красивых стихах, которые с особым усердием произносит Барнс. Наташа невольно вслушивается в его произношения, заворожённая прекрасными строчками о первой любви. – Почему ты не спишь? Голос солдата становится громче, как только он дочитывает последнее слово и захлопывает сборник. Он смотрит на девушку, у которой сна ни в одном глазу. Наташа стоит в одной сорочке по колено, устало облокотившись плечом о дверной косяк, скрестив руки на груди, но не выдумывает привычных отговорок. Она говорит правду. – Я не могу. Без тебя. Джеймс Барнс чувствует, что ему не хватает кислорода.***
Он оставляет на её бёдрах следы от пальцев, словно метки: «Моя». Двигается резко, глубже вбиваясь в узкое девичье тело. Наташа кричит. Кричит так громко, что у Барнса сносит крышу. Кричит до хрипоты, чувствуя, как внизу живота что-то с треском разрывается и вытекает наружу. Она смахивает рукой налипшие на лоб рыжие пряди волос и впивается ногтями в его широкую спину. Зимний Солдат накрывает её губы поцелуем, шепчет куда-то в шею слова утешения и говорит, что скоро будет лучше. Легче. И приятнее. Романова верит ему. А он и не обманывает. Через завесу боли прорывается незнакомое ранее чувство наслаждения, желания продолжать соитие и умирать, снова возрождаясь. Погрязнуть в крови и заново отмыться. Наташа стонет, не жалея горла. Похотливо выдыхает ему в губы это грязное слово: «ещё». И он слушается её. Блаженство немыслимой волной накрывает обоих, жаром отдаваясь внутри их разогревшихся тел, тонкими струйками скатываясь по голым ягодицам девушки, растворяясь где-то в белых простынях. Джеймс запирает дверь собственной спальни на замок. Наташа всё понимает, гладя мужчину по волосам, аккуратно переплетая свои длинные пальцы с его темными локонами. Она предлагает называть его «Баки», легко сокращая фамилию. Он соглашается, целуя её губы и ощущая на языке пьянящий сладкий привкус. Романова приходит к нему каждую ночь, незаметно пробираясь по пустым коридорам. Для неё дверь всегда открыта.***
Наташа приступает к тренировкам как ни в чём не бывало, но всё так же с опаской озираясь по сторонам. Кажется, никто ничего не слышал. У неё появляется больше теории, работы с бумагами и предложениями работы, и с Баки встречи становятся ещё реже и короче. Она не жалуется. Он и так всё понимает, проводя свободное время в зале, скромно перечитывая стихи из потрёпанного сборника. Но однажды ей всё-таки повезло. Смущённо улыбаясь, Наташа входит за знакомой женщиной в тренировочный зал. Ноги болят от продолжительных занятий балетом, прыжков и падений, но девушка не жалеет потраченных сил. Жалеть уже поздно. – Захват, – командует стальным голосом женщина, наблюдая, как усердно вырывается рыжеволосая из объятий мужчины. На время тренировки, конечно. Наташе удаётся покинуть плен больших рук, перебраться за спину напарника и резво набросится на шею, закрывая обзор чужим глазам ладонями. Баки сам учил её этому приёму. Баки знает, что Наташа всё схватывает на лету. И поэтому ничуть не жалеет о том, что его девочка выросла и уже повалила его на пол, жадно придавливая небольшими коленями к земле. Баки едва сдерживает ухмылку. – С ума сойти, Романова, – изрекает женщина, подходя ближе и дотрагиваясь костлявой рукой до плеча ученицы, – ещё неделю назад ты была на месте инструктора. Тренировки определённо идут тебе на пользу. Наташа молча кивает, впервые соглашаясь со словами этой женщины. Рыжеволосая уже чуть выше поднялась в её глазах. Девушка встаёт на ноги и принимает бойцовскую стойку, сжимая кулаки и сгибая ноги в коленях. Следующий приём. Баки нападает внезапно, как он и умеет. Руками обхватывая Наташу за талию, тянет к себе и слегка ослабляет хватку ради неё. Он знает, что Наташа поймёт его хитрость. Вырвется, ударит непробиваемого солдата в грудь и подставит ногу, чтобы тот упал на пол. Он готов. Только Наташа почему-то не делает этого. Она тяжело дышит и держится за живот, готовая в любой момент повалиться на землю. Что-то пошло не так. – Романова? Но Наташа не услышит ни женщины, которая запретит покидать зал, ни Баки, который растерянно останется стоять в холодном помещении. Наташа бежит прямо по коридору, задыхаясь и прижимая ладонь к животу. Там на глубине что-то отчаянно рвётся наружу, вкалывает острые иглы в тело и болит, болит, болит. Голова кружится, и мир перед глазами смазывается, словно кто-то водит по изображению пальцем. Ноги подкашиваются, и колени в кровь разбиваются о холодную плитку. Наташу выворачивает наизнанку в женском туалете. Перед глазами пляшут разноцветные пятна, на языке остаётся мерзкий привкус приближающейся рвоты. Наташа плачет, когда украденный из-под матраса знакомой одноклассницы тест на беременность показывает две полоски. Она молчит до приближающейся ночи, прося прощения у учительницы за сорванную тренировку. Говорит, что поела перед занятием, и еда не успела усвоиться. Наташа врёт. Но без этого не выжить. Баки встречает её хмурым взглядом в своей комнате, но, когда девушка вытаскивает из-за пазухи использованный тест, он замирает. – Ты станешь отцом, – выдержав паузу, тихо говорит она, держа злосчастную палочку в руках. Зелёные глаза уже наливаются слезами. Со времён Второй Мировой войны Баки и не думал, что когда-нибудь услышит такие слова. Баки не знал, что делать в такие мгновения. Но сердце само ускоряло ритм, не давая времени на размышления. Оно уже давно всё решило. – Чего ты плачешь, дурочка? – неожиданно ласково говорит Баки Барнс, заключая дрожащую девушку в объятиях. Сомнения в миг развеиваются. – Но… – Мы воспитаем нашего ребёнка вместе. Джеймс гладит её по волосам, шепчет куда-то в шею, что после выпуска Наташи из академии он уйдёт вместе с ней. К тому времени девушка уже будет на серьёзном сроке, когда живот заметно округлится. К тому времени всё уже поменяется. Они разговаривают о будущем всю ночь, медленно попивая горячий травяной чай. Они решают держать новость о ребёнке в секрете, и Наташа даже не наведывается к женскому врачу. Тем лучше. Баки становится совершенно другим. Медленно, но что-то в нём переворачивается. И так происходит с первой встречи с Наташей Романовой. Она меняет его.***
Единственное, что сейчас заботит рыжеволосую – как бы никто ничего не узнал. Отсутствие связей в академии помогает ей держаться в тени собственных тайн и секретов. Порой она даже счастлива, что никто не обращает на неё внимание. Тем лучше для неё и Баки. И их ребёнка. Наташа не подаёт виду. Она посещает теоретические уроки, подавляя внезапно проснувшееся чувство голода. Ходит на каждую тренировку. Порой выпадает шанс встречи с Баки. Он действует осторожно: старается меньше её трясти, не дотрагивается до живота, хватая девушку за плечи. Романова отгоняет все подозрения, каждый раз доказывая женщине-смотрителю, что умеет ловко владеть пистолетами разных размеров и калибров. Так продолжается неделю, две. Месяц. Близится конец учебного года в академии. Наташа сидит у Баки на коленях, долго вчитывается в содержимое белых листов перед глазами и листает дальше. «Старк Индастриз» и Корпорация «Щ.И.Т» - самые выгодные из предложенных мест для работы, думается ей. Можно даже попытаться пройти собеседование. Баки слушает внимательно рассуждения Наташи о каждом из мест работы, нежно целуя плечо и наслаждаясь её звонким смехом. Скоро всё закончится. На утро всех девушек собирают в незнакомом ранее кабинете с белыми стенами и скамейками ожидания. Доктор. Наташа держит себя в руках, вдыхает через нос и выдыхает ртом, как учил ранее Джеймс. Она не боится. А чего, собственно, бояться? Обман не раскроется. О ребёнке никто не узнает. Они же не полезут внутрь девушки, верно? – Романова Наталья Альяновна. Рыжеволосая встаёт со скамейки, оглядывает оставшихся учениц и делает шаг за дверь навстречу немолодой женщине в белом халате. Там уже дожидается тележка-каталка. – Ложись, – командует врач, надевая резиновые перчатки. Наташа чувствует, как её руки холодеют от волнения. – Зачем это? – спрашивает она, держась как можно дальше от ненавистной конструкции. Наташа понимает, что обычным медосмотром здесь не обойдётся. – Ложись. Необходимая стерилизация. На секунду мир для девушки замирает. В груди что-то больно щемит, когда Наташа начинает кричать. До неё доходит смысл этих слов. Она просит этого не делать, умоляет на коленях перед доктором, но та лишь призывает необходимую группу врачей, которые крепко держат девушку за руки и укладывают на тележку. Она извивается в их руках, ударяется локтями о железное приспособление для пациентов и кричит, как не кричала ещё никогда. Она завывает, словно пойманный зверь, которого уже ничто не спасёт. Слеза скатывается по щеке Романовой, когда та уже не в силах сопротивляться. Яркий свет, исходящий от лампы на потолке, мерзко режет глаза. В горле встаёт ком. – Не надо, – из последних сил шепчет Наташа, беспомощно бегая глазами по комнате. Женщина вставляет в шприц иглу, – прошу Вас. – Так надо, дочка, – тихо говорит врач и что-то вкалывает Наташе в шею. Что-то, от чего по телу разливается противное вещество, затуманивающее разум, высасывающее всю жизнь. Тело девушки обмякает в ладонях врачей, и группа расходится по кабинету, каждый подготавливая свой инструмент и прибор. Наташа борется с лекарством, стараясь не закрывать глаза. Конечности отказывают, жидкость быстро берет над телом верх. Но даже сквозь кромешную темноту девушка всё равно чувствует колющую боль внизу живота. Ловушка захлопнулась.***
В воздухе неприятно пахнет лекарственными препаратами самых разных назначений. В помещении, где делали операцию сразу несколько врачей – ни души. Лишь стальные инструменты, испачканные в чужой крови, отмокают в специальной жидкости. Девушка аккуратно поднимает голову, проводит ладонью по белой рубахе, в которую её одели, и пытается подвигать ногами. Наташе знакомо только одно чувство – невыносимая боль. Она разветвляется тонкими ниточками по телу, глухими толчками отдаваясь где-то в голове. На слёзы сил нет. На крики тоже. Наташа встаёт босиком на холодную плитку, упираясь рукой в стену, чтобы не потерять сознание. К горлу подкатывает ком рвоты, а ноги подкашиваются, когда Наташа заглядывает в мусорное ведро, в котором лежит знакомый лоскут одежды – её разрезанная юбка, перепачканная в крови. А рядом – едва сформировавшийся плод младенца, размером с яблоко. Они всё знали. Теперь Наташа уже никогда не сможет иметь детей. Она неуверенно ступает на ноги, придерживается за стену, медленно, но верно приближается к знакомой комнате в конце коридора. По академии снуют такие же ученицы в белых рубашках и с растрёпанными волосами, которых быстро уводят с глаз долой учителя-предатели. Наташа стучит в дверь ослабшими кулаками, смотрит по сторонам и вслушивается в звук открывающегося замка. Баки стоит в проёме, не моргая изучает Наташу одним взглядом. Она закрывает глаза, но это не помогает: слеза успевает скатиться по впавшей щеке.***
Она плачет всю ночь. В подушку, крича, и, как раньше, желая умереть. Только теперь ещё сильнее. Она хочет чувствовать эту боль на кончиках пальцев, хочет пройтись лезвием по венам. Потому что ей уже всё равно. Только боль связывает её с реальным миром. Простыни вокруг становятся влажными, воздуха критически не хватает. Наташа морально уничтожена. Плод выкинули в мусорное ведро, как сломанную игрушку. Убили маленького человека, со словами: «Вас ничего не должно отвлекать от будущей работы». Как будто шпионы – не те же люди. Баки устало глядит в потолок, мысленно смиряясь с тем, что мимолётное счастье, махнувшее хвостом у него перед носом, так же быстро растворилось в воздухе, словно ничего и не было. Баки снова сломался, так и не успев хватить побольше воздуха в грудь. Им не надо лишних слов. Баки не спрашивает, как помочь Наташе. Она не говорит, что это может быть только смерть. К концу года у учениц выдается больше «пустых» дней, и тогда рыжеволосая свободно петляет по коридорам академии, заходя в самые пыльные и заброшенные помещения, ища укромные местечки. Шкаф, полный мехов. Давно забытый тренировочный зал. Шкафчик в библиотеке. Здесь темно, и найти одинокую девушку среди этого хлама почти невозможно. Наташа с яростью расчёсывает начавшие заживать раны от собственных ногтей на руках и завывает от горя, которое накрывает её с головой. Временами кто-то с очень холодной рукой вытаскивает её наружу, в реальный мир. Сначала Наташа отбивается, орёт во всю глотку, но потом захлёбывается слезами и повисает на спине Зимнего Солдата, который не спит уже девятую ночь. Они проходят мимо окон, и Наташа видит, как над городом разливается оранжевый закат. Выпуск учениц проходит тихо, с торжественной(глупой) речью директора и скромным банкетом среди девушек, которые ни единой клеточкой тела не ощущают себя свободными. Наташа уходит, как только учителя приступают к еде. Она не хочет оставаться в этом помещении ни на мгновение больше и сбрасывает старые каблуки прямо на выходе, босиком ступая на холодный асфальт. Баки выбегает за ней следом, оставляя за спиной место, в котором когда-то встретил ту, без которой уже не сможет представить и дня. Наташа твёрдо решает отомстить. – И что мы будем теперь делать? – спрашивает он, едва поспевая за уверенно шагающей девушкой. Ветер треплет подол её красного платья и играет с распущенными янтарными волосами. – Жить, – отвечает она, сплетая свою руку с его и смотря прямо перед собой. Туда, где садится солнце.***
Корпорация «Щ.И.Т.» гордится таким сотрудником как Наташа. Они обучают её новым технологиям борьбы с преступностью, выдают личное оружие и даже рабочий костюм. Американцы произносят её фамилию «Романофф», беззаботно смеются и дружелюбно принимают в свои ряды, ничего не подозревая о её прошлом. Вместе с Баки Наташа снимает квартиру в центре Нью-Йорка, заводит новые знакомства и начинает жить, как и хотела раньше. Однажды Джеймс приглашает её в элитный ресторан на окраине города. Наташа надевает своё черное шелковое платье, закручивает длинные отросшие локоны и красит губы алой помадой. Бесстыжей, кроваво-алой. Наташа знает, какой ключ нужно подобрать к сердцу Джеймса. Официант после нескольких закусок приносит два бокала шампанского, как и просил Баки. – За наше «новое настоящее», – торжественно говорит он и поднимает бокал, не скрывая улыбки. – За нас, – соглашается Наташа и едва касается своим бокалом чужого. Тихий звук бьющегося стекла, и она подносит к пухлым губам бокал, делая глоток. Наполненная пузырьками жидкость попадает на язык, отдаваясь терпким вкусом. Баки пьёт медленно, наблюдая за реакцией Наташи, не отводя взгляда. Что-то неизвестное касается женских губ и мгновенно падает обратно в бокал, шумно встречаясь с тонким стеклом. Кольцо. – Таша, – начинает Баки, вставая из-за стола. Девушка вынимает украшение из бокала, вертит в руках и ошеломлённо переводит взгляд зелёных глаз с золотого кольца на приближающегося мужчину, – мы с тобой уже три года вместе, представляешь? Три года. Эта цифра эхом отдаётся в голове рыжеволосой. – И за это время я испытал к тебе слишком сильные чувства, – продолжает Баки, подавая руку девушке, выводя её из-за стола. – Ты оживила меня. Дала шанс на спасение. Помогла очистить руки от чужой крови и стать на путь миротворца. Наташа слушает с замиранием сердца, дышит через раз и невольно понимает, что Баки что-то задумал. – Ты помогла мне обрести покой, – тихо говорит он, беря кольцо из её рук, – и теперь я помогу тебе. Он садится на одно колено перед девушкой, поправляет костюм, который надел только ради неё, и, прочистив горло, начинает: – Романова Наталья Альяновна, – торжественно говорит Баки, заглядывая ей в глаза, – я давно хотел спросить тебя, но решился только сейчас. Ты выйдешь за меня? Где-то за стеклом гудит ночной Нью-Йорк, рассекают воздух дорогие иномарки, оставляя за собой восторженные крики богатых горожан и клубы дыма. Где-то мужчина захлопывает дверь, а женщина в слезах бежит ему вслед. Где-то падает звезда, а маленькие дети загадывают желание, сидя на пороге своего дома. Но это всё где-то. А Наташа и Баки в этой реальности, отчуждённые от всего мира, вне времени. Сколько часов проходит, прежде чем они поймут это? День? Месяц? А может быть, вечность? – Я согласна. Всего одного мгновения хватает, чтобы жизнь круто изменилась. Наташа снова плачет. От счастья это, Баки знает. Он улыбается так, словно сейчас он самый счастливый человек в мире, а прошлого никогда не было. Будто впервые чувствует солёный привкус на губах, когда целует Наташу. Они сыграли тихую свадьбу в кругу близких знакомых и друзей. Тони Старк арендовал молодожёнам парк в центре города, пригласил лучший оркестр. Всё-таки хорошо иметь связи с гением, плейбоем, миллиардером и филантропом в одном лице, даже если он коверкает твоё имя из-за американского акцента. Ник Фьюри пожелал молодым счастья, поправил белоснежную фату Наташи и поцеловал её в лоб. Словно это отец выдаёт свою дочку замуж. К слову, именно одноглазый агент вел русскую шпионку под венец. Полюбившийся Романовой лучник Клинт Бартон задорно отплясывал под ритмы джаза, что играли на свадьбе, а Стив Роджерс, кажется, всё понял. Через месяц Баки и Наташа переехали в башню Тони Старка, потому что «Щ.И.Т.у» требовалось больше агентов под прикрытием. Баки Барнс знал, что это сохранит Наташу в безопасности. К тому же, главный механик еженедельно проверял работу механизмов железной руки Джеймса. Выходит, жизнь имеет свойство налаживаться.***
Баки забирают на гражданскую войну. Внезапно, без предупреждения. Они, как объяснял Наташе Джеймс, считают его одним из лучших наёмных бойцов из России. Такие воины им нужны. И тут уже Фьюри бессилен, как бы Наташа не рыдала ему в телефонной трубке. Баки просит её подождать. Недели, месяцы, годы. Он не знает, когда вернётся. Наташа обещает дождаться. Она справится с этим, она сильная. Баки целует её на прощание, шепчет на ухо что-то глупое, но до одури приятное, и Романова улыбается, постепенно отпуская его за горизонт. Она теряет его. Бионическая рука в пути крепко сжимает маленькую потрёпанную фотографию улыбающейся рыжеволосой девушки. Баки чувствует её присутствие даже за километры. Вспоминает её нежные прикосновения рук на своей коже. Её янтарные волосы, развевающиеся на ветру. Звонкий смех, ласкающий слух солдата. Он слегка улыбается, поглаживает пальцем по бумаге и убирает её во внутренний карман чёрного костюма, который клялся больше никогда не надевать. Зима медленно надвигается на север, предупреждая о своём приходе сильными ветрами, которые гонят солдат дальше от дома, в самое пекло войны. Командир что-то кричит отряду, и длинный полк из офицеров и сержантов волной оседает на землю, закрывая уши руками. Гремит взрыв. Противник надвигается с небывалой скоростью, раскидывая бомбы по земле, словно семена ужасных цветков. Одним махом. То тут, то там сверкают всполохи огня, армия миротворцев десятками валится на холодную землю. Они уже никогда не вдохнут воздуха. Не увидят собственных жён и матерей. Не поцелуют дочерей и сыновей. Они не вернутся домой, потому что кому-то приспичило восстать в родной стране. Баки решает отомстить за товарищей. Как раньше достаёт из-за спины советский автомат, который не променяет ни на любой другой, и стреляет в самое сердце восставших. Пуля, выпущенная наружу, не способна остановиться, и она пробивает тонкую броню противника насквозь, врезаясь в кровавую плоть. Лучший стрелок сороковых стреляет метко, бьёт больно и ни о чём не жалеет. На войне все средства хороши. Минуты превращаются в часы, а те – в дни и недели. Это кажется жестокой игрой на выживание, из которой нет выхода. Замкнутый круг. Смертельно раненый командир даёт Баки координаты укрытия союзников, наспех начерченную на салфетке карту к этому месту и молит Баки отстоять страну. Солдат обещает. Это последнее, что слышит бывший предводитель, прежде чем его сердце останавливается. Он с усердием достаёт из-под мундира медальон, открывает его, целует пожелтевшую фотографию семьи: жены и двух малышей, завёрнутых в пелёнки, и навсегда закрывает глаза. На его губах застывает подобие улыбки. Баки обещает. Но враг уже давно поджидает на высоком холме.***
Наташа сидит, завёрнутая в синий плед, перелистывает альбом с фотографиями, найденный у Старка в пыльном шкафу. На первых страницах мелькают старые фотографии его отца Говарда за работой над изобретениями. Агент Пегги Картер целует его в щеку. На стенах развешаны плакаты против фашизма. Наташа понимает: война была, есть и будет, потому что кому-то всегда будет мало власти. Но, когда желтые и чёрно-белые фотографии остаются позади, и приходит эра цифровых фотоаппаратов, краски так и бросаются в глаза. Вот Тони в своём железном костюме парит где-то в облаках. Это Роуди на каком-то торжественном событии читает важную речь на фоне американского флага. Пеппер Поттс в длинном красном платье кокетливо улыбается на камеру. Наташа и Баки целуются на свадьбе. Наташа не верит, что уже прошло пять лет. Пять чёртовых лет, за время которых почтальон сошёл с ума, забрасывая в почтовый ящик уведомления о том, что Джеймс Бьюкенен Барнс то "пропал без вести", то "был убит на поле боя". Наташа не знала, как перестать кричать по ночам и плакать от кошмаров. Но она ждала, когда другие отчаивались и переставали верить. Когда вид за окном менялся с сезона на сезон. Когда Мстители снова хоронили своего товарища. Ждала и верила, что Баки вернётся. Дотронется до её огненных волос, коснётся губами её губ. Шепнёт на ухо что-то нежное, от чего её сердце вновь растает. Но пять лет медленно убили в ней надежду. – Наташ, выйди на улицу, – тихо просит Тони Старк, заходя в комнату. Впервые русская шпионка не может прочитать эмоции по лицу человека. Баки возвращается в первых числах октября, когда деревья уже покрываются золотыми и медными листьями, а в воздухе витает тонкий запах сырости и прелой зелени. У него всё такие же длинные для мужчины волосы, колючая щетина и усталый взгляд человека, вернувшегося с войны. Он сдержал обещание командира. Отстоял страну. Он сдержал обещание жены. Вернулся домой. Наташа выбегает на улицу, завернутая в плед и прищуривается, разглядывая лицо гостя. В груди что-то больно сжимается. – Здравствуй, Таша. Плед падает на холодную землю, покрывая нагретой тканью сухие листья под ногами. Наташа не слышит, ничего не чувствует. Она лишь, не жалея ног, бежит к нему, к Баки. Падает в его объятия и плачет, плачет, плачет. От счастья, Баки знает. – Джеймс, – выдыхает она ему в губы и сама поддаётся вперёд, крепко держа его лицо в ладонях. Сама чувствует на языке горький привкус пепла. И что-то шепчет в ответ на его «ты дождалась». А её волосы цвета янтаря всё так же развеваются на ветру.