Красивым можно все

Сначала были часы. Тяжелые и ненормально дорогие для наручных часов, с тремя маленькими циферблатами на большом - и кнопкой тревоги с обратной стороны. - Классические Longines, но немного модифицированные. Надеюсь, ей не придется пользоваться, - говорит Гарри, застегивая толстый кожаный ремешок у него на запястье. Мышцы пресса Эггзи сокращаются от удовольствия: ему нравится подарок и внимание Гарри. Нравится то, как его пальцы возятся с застежкой, как большой давит на пульс напоследок, и Гарри не спешит поднимать глаза, любуясь его рукой в обхвате часов. Эггзи носит их каждый день, и что-то в нем сладко подрагивает каждый раз, когда взгляд падает на циферблат, или слух улавливает тихое тиканье. О практической стороне подарка - тревожной кнопке для особых ситуаций - думать почему-то не хочется. Потом - рубашки, потому что кровь из разбитого носа обезвреженного террориста безнадежно испортила ту, что была на Эггзи в момент удара. - Вот же мудила, - сокрушается он, не на шутку расстроенный. - Ненавижу долбаных террористов. Последняя ведь была! Гарри хмурится, и Эггзи поначалу не понимает почему, чем именно тот недоволен, а после отчета начальству они оказываются в магазине мужских сорочек. От цен немного кружится голова, Гарри в зеркале стоит за его плечом, как тогда. Эггзи ожидает разговоров о гардеробе джентльмена - лощеные фразочки, как из учебника по манерам, скучный тон. Гарри ничего не объясняет, а говорят они о старых боевиках и о том, чем будут ужинать после. Рубашки приезжают к Эггзи домой в серых бумажных пакетах с серебристым логотипом фирмы - в таком количестве, что можно вообще не стирать, выбрасывать грязную и надевать новую. Все равно Гарри купит еще. Эггзи кажется, что у него вот-вот встанет от крахмальной белизны, чистого запаха новых вещей, а у кого в здравом уме встает на рубашки? Он даже не любит классический стиль. Если бы маленькому Эггзи хоть что-нибудь дарили на праздники, если бы Рождество и день рождения не были для него просто датами в календаре, он бы думал именно об этом. Подарки следовали один за другим, и он не уставал радоваться, трогать, смотреть, удивляться. Повод находился всегда, логичный и простой. Безопасность. Престиж. Практичность. - Что он делает? - Эггзи качает на новый телефон игрушку со свиньями и птицами - красная птичка нарисована на его толстовке, название игры подсказал гугл. - Взламывает сайты? Перехватывает управление воздушным транспортом? Гарри буднично жмет плечами: - Вполне может быть, что и так. Новые смартфоны не перестают удивлять. Эггзи не замечает ничего странного, как не замечал того, что единственный в штабе не имел личного телефона. Как-то раз, в прошлой жизни, он украл один: потасканный айфон с трещиной на экране. Ходил с ним, пока не запалил отчим. Пришлось махнуться на старую Нокиа, фингал под глазом был чем-то вроде доплаты, возмещающей разницу. Потом происходит что-то, что поворачивает его мысли в нужном направлении. Эггзи руководит целой операцией, первым пробирается к зданию с заложниками, включает наушник, чтобы дать сигнал опергруппе, и слышит обрывок диалога. Механический голос, лишенный интонаций, предполагает: - Молодчик еще не подставился? А в ответ ему слышится шуршащее: - У него папик из кингсманов руководит планом Б. Вот и назначили. Эггзи отдает команду, выключает наушник, а через минуту реально подставляется, ловит пулю в плечо по собственной глупости. Гарри очень недоволен. Он не разочарован, ничего не говорит об ответственности, которую Эггзи просрал. Просто беспокоится, хоть рана и пустячная. - Почему ты не выходил на связь? Захотел погеройствовать? Повторять услышанное в наушнике Эггзи не хочет. Не потому, что было стыдно. Приятного, конечно, мало. Только ведь это и правдой не было, так? Эггзи вырос в криминальном квартале и слово "папик" узнал раньше, чем мама объяснила, что делают океанологи. Гарри, конечно, чувствует себя обязанным из-за смерти его отца, он привел его в Кингсман и заботится теперь, как наставник, а денег у него столько, что хватит на десятерых таких мальчиков с их пустячными желаниями. Гарри хочет, чтобы он хорошо питался, одевался, как подобает джентльмену, возвращался с операций целым и болтал поменьше чепухи. Гарри не хочет его, Эггзи, не в этом смысле. Даже если бы Эггзи мог... нашел бы, чем отплатить за доброту. Эггзи не так хорош с выдумыванием поводов, поэтому он приходит к Гарри без повода, в дом, который тот называет своим в данный период времени. Ходит по его кабинету, покачивая любезно предложенным виски в бокале, трогает безделушки на книжных полках, читает заголовки газетных вырезок. Гарри поглядывает на него с любопытством, разбирая свою винтовку, начищая черные, холодные детали. Может быть, Эггзи отвлек его от чего-то действительно важного, но тот, конечно, ничего не скажет против. Чертова джентльменская вежливость просто не позволит ему не впустить гостя, или одернуть Эггзи, если тот начнет перегибать палку. - Как насчет того, чтобы купить мне тачку? - Эггзи оборачивается к наставнику, вскинув брови, выпятив подбородок. В руках он держит модель Ягуара Бонда, как намек на то, какая категория автомобилей представляет для него интерес. Теперь смеются не только глаза Гарри, но и рот. Его руки продолжают делать дело: детали соединяются одна с другой, механизмы щелкают, встают на нужное место. - Если будешь хорошо себя вести. Вот и весь ответ. Эггзи задумчиво трет нос, еще недавно нахально вздернутый, возвращает пресловутую машинку на место, поддергивает свободные джинсы, будто готовится прыгнуть на наставника с места, напасть, ударить - надо быть самоубийцей, чтобы нападать на секретного агента, который держит винтовку в руках. - Как насчет того, чтобы поцеловать меня в задницу? По крайней мере, издевательская улыбочка сходит с его лица. Эггзи жалеет о сказанном почти сразу. Он обреченно наблюдает за тем, как Гарри заканчивает работу и поднимается с кресла, как подходит к нему, пересекая кабинет. Усилием воли, каждое мгновение напоминая себе, что он - не ссыкло, Эггзи заставляет себя смотреть прямо, не опускать голову, не сутулить спину. Дело уже сделано и остается только мириться с последствиями. Гарри останавливается вплотную к нему, едва уловимо пахнет вежливым глотком виски, который сделал из своего стакана, чтобы гостю не было неловко пить одному. Глаза Гарри пугающе спокойны, рука, которая ложится на плечо Эггзи - тяжелая, твердая, и на душе у Эггзи становится тяжело. Гарри размыкает губы, делает вдох, и, наконец, говорит: - Поворачивайся. - Что? - Эггзи не верит своим ушам. Гарри вежливо повторяет, глядя ему в глаза: - Поворачивайся, Эггзи, и спускай штаны. Его колени слабеют, сердце вздрагивает, член встает. Когда Гарри наклоняется к нему, Эггзи зажмуривается, как нецелованная девчонка, стараясь не дрожать от возбуждения, предвкушения, испуга. Комната плывет, Гарри целует его и лезет под толстовку. Жадные и нежные руки гладят по бокам, пальцы находят соски и Эггзи издает такой звук, что и вспомнить потом будет стыдно. Гарри приходится раздевать его, самостоятельно спускать с него штаны, белье, разворачивать лицом к книжной полке. Эггзи слишком счастлив, чтобы справиться самостоятельно. Он вцепляется в полку белеющими от напряжения пальцами, упирается лбом в книжные переплеты и сосредотачивается на том, чтобы не кричать, когда Гарри, одернув идеально отутюженные дорогие брюки, опускается перед ним на колени, раздвигает его ягодицы и касается входа языком. Сначала снаружи, а потом внутри. Эггзи кажется, что его сердце не выдержит. Ему кажется, что сегодня Рождество и день рождения - в один день. Что он может получить все, что захочет - и это верно. Когда Гарри заканчивает ласкать его, сфинктер Эггзи раскрыт, готовый принять в себя член, а сам Эггзи зажимает рот рукой и то и дело вздрагивает, не в силах контролировать напряжение мышц. Гарри прижимается к нему со спины, обхватывает рукой поперек талии и входит внутрь, легко скользнув в смазанное слюной отверстие. Кажется, кончив, Эггзи ненадолго отключается. А когда приходит в себя, Гарри трется щекой о его щеку и шепчет в самое ухо: - У тебя есть права? И Эггзи понимает, что сорвал банк. Самый счастливый мальчик на долбаной планете.