Восток - дело тонкое

Великий падишах Абдул Хамид ибн Махмуд возлежал на подушках, лениво потягивая кальян и время от времени поглаживая светлые волосы своего любимого наложника, вольготно раскинувшегося у него в ногах. Абдул невыносимо скучал. За свою долгую жизнь он добился многого. Участвовал в войнах и политических интригах, перепробовал все удовольствия, разрешенные заветами Древних. Даже огромное количество наложников и наложниц со всех уголков земли не приносило удовлетворения и не разгоняло скуку великого падишаха. А когда Абдул Хамид скучал, весь дворец трепетал в страхе, ибо скука господина могла иметь множество не лучших для его подданных последствий. Поэтому все жители дворца, начиная от охраны и заканчивая наложниками и женами, искали способ удивить и впечатлить великого падишаха. Лишь любимый наложник Шамси (Солнечный) не трепетал перед своим повелителем. Он давно и прочно занял место в его сердце, служа ему и умом, и телом. Минуло пятнадцать лет, как Шамси занял место в ногах у трона повелителя, и с тех пор конкурентов ему не находилось, хотя молодых мальчиков привозили во дворец достаточно часто. Но куда было этим юным неразумным созданиям соперничать с Шамси, покорившим Абдул Хамида не только своим идеальным отзывчивым телом, но и острым умом вкупе с редкой проницательностью. Легкий стук в двери прервал их вечернее уединение. Падишах недовольно нахмурился, но подал знак рабу впустить наглеца, посмевшего побеспокоить господина. В покои, согнувшись почти до пола, вошел главный евнух гарема Казим (Молчаливый). - О великий господин, - начал он прямо от дверей, - простишь ли ты меня за то, что я нарушил ваш с Шамси вечерний отдых? - Все зависит от новостей, с которыми ты пожаловал, - приподнялся падишах с подушек. Его заинтересовало неожиданное появление главного евнуха, который никогда не позволял себе нарушать распорядок дня господина и входить без приглашения. - О великий, - Казим, несмотря на довольно внушительный животик, резво плюхнулся на колени, - сегодня вернулись наши корсары и привезли сказочный подарок - юношу неземной красоты. Европеец, блондин. Он слишком напуган и не знает наших традиций, но у него есть все шансы стать ярчайшей звездой вашего гарема. - Европеец… - Абдул Хамид задумчиво посмотрел на главного евнуха, - блондин… Ну что ж, давай его сюда, посмотрим на твою звезду. Главный евнух резво вскочил и трижды хлопнул в ладоши. Тут же распахнулась дверь, и из коридора послышались возмущенные вопли на английском языке. - А ну, отпусти меня! Да ты хоть знаешь, с кем связался?! Не смей прикасаться к мантии, извращенец! Пусти, говорят! Падишах в волнении напряженно выпрямился. Английским он пользовался очень редко, но язык знал еще с молодых лет. А в голосе ему послышались слишком уж знакомые интонации. Но такого просто не может быть! Он в нетерпении вглядывался в проход, куда трое охранников силком втаскивали юного блондина, громко орущего и яростно вырывающегося. - Если хочешь жить, немедленно прекрати концерт и поклонись своему новому господину! - громко прошипел главный евнух, хватая строптивца за длинные платиновые волосы. - А не пошли бы вы все к мордредовой бабушке! У меня нет господина! Я свободный гражданин Англии, мой отец работает в Министерстве! И если вы меня сейчас же с извинениями не отпустите, вам грозит громкий международный скандал! - продолжал вырываться юноша. Из-за его отчаянных телодвижений Абдул Хамид никак не мог рассмотреть этот чудный цветок. В глаза бросался только необычный цвет волос. Великий падишах любил блондинов и блондинок, из которых, собственно, практически полностью и состоял его гарем, но обладателя столь изумительной платиновой шевелюры у него не было уже более двадцати лет. - А ну, сейчас же успокойся! - грозно взрыкнул главный евнух. Несмотря на невысокий рост и пухлость, он обладал тяжелым нравом и одной лишь устрашающей интонацией мог навести в гареме беспрекословный порядок. Должность свою Казим занимал уже пару десятков лет, сменив своего менее удачливого предшественника, которому отрубили голову за то, что он не смог справиться с одним слишком строптивым наложником. - Не надо так кричать на мальчика, - ласково произнес Абдул Хамид, вызвав удивленный и встревоженный взгляд Шамси, так и сидевшего в ногах господина. - Он просто испуган. Я уверен, как только паника уляжется, он сможет достойно показаться мне. Вырывавшийся и отчаянно брыкавшийся юноша настороженно глянул на падишаха из-под длинной челки. Видимо, до этого никто даже не пытался разговаривать с ним без криков и угроз. Уловив что-то во внешнем виде Абдул Хамида, он сразу же изменил свое поведение: высвободился из рук охранников, гордо выпрямился и низко поклонился, чтобы тут же получить тычок в спину от главного евнуха. - Презренный раб должен приветствовать господина на коленях, до тех пор, пока ему не позволят иного, - злобно прошипел Казим. Естественно, мальчишка не удержался на ногах, выругался вполголоса и распластался прямо перед Абдул Хамидом. Тот быстро поднялся с подушек и подошел к нему. Несмотря на преклонный возраст, великий падишах был все еще достаточно могуч и силен, легко расправлялся со своими врагами и не обделял вниманием наложниц и наложников своего многочисленного гарема. - Если ты встанешь на колени, у главного евнуха будет меньше поводов наказать тебя, - стоя над головой юноши, вновь без всякого раздражения пояснил Абдул Хамид. Вся эта ситуация его немного отвлекла от привычной скуки. Да, среди новичков гарема порой попадались непокорные, но они быстро усваивали правила и выясняли пределы терпения падишаха и главного евнуха, буквально за неделю понимая, что можно и чего нельзя делать во дворце и, особенно, в присутствии господина. Юноша неловко поднялся, запутавшись в некогда роскошном черном одеянии, напоминавшем халат, но от всех перипетий плена превратившемся в жалкие тряпки. Внимательно взглянув на падишаха, он воспользовался его советом и остался стоять на коленях. Абдул Хамид довольно улыбнулся и, подойдя к нему на расстояние вытянутой руки, убрал с глаз челку, внимательно рассматривая свое приобретение. В этом юном, бледном лице он с удивлением, непередаваемой радостью и некоторым опасением узнавал знакомые черты. Волосы были чуть короче, чем осталось в его памяти, но изумительно-холодные серые глаза в обрамлении длинных черных ресниц, темные брови, расположенные красивыми ровными полудугами, прямой аккуратный нос с трепещущими от волнения крыльями, четко очерченные губы, которые так и хотелось поцеловать, и бледная, словно сияющая изнутри кожа в сочетании с надменным и в то же время настороженным взглядом - все это было до мелочей знакомо Абдул Хамиду. - Не может быть! - тихо прошептал он. Его услышал только стоящий рядом на коленях юноша. - Как зовут тебя, свет моих очей? - Драко Люциус Малфой, - чуть дрогнувшим голосом ответил тот и опустил глаза, скрыв за великолепными ресницами смятение во взгляде. - Мой отец… - Люциус Малфой, - продолжил за него Абдул Хамид, приподняв его голову за подбородок и заставляя смотреть прямо себе в глаза. Зрачки Драко расширились, но он тут же взял себя в руки и чуть улыбнулся, вызывая в сердце великого падишаха давно забытый трепет. - Лорд Люциус Абраксас Малфой, - слегка кивнул он. - Вы его знаете? - Ах, - падишах не смог удержаться и погладил нежную бледную кожу мальчишки, которого, кажется, напугала эта невинная ласка. - Мой прекрасный Цветок Лотоса стал лордом? - пробормотал он. - Ну что же, никто и не сомневался. - Он в Министерстве Ма… э-э-э работает, - с надеждой и удивлением продолжил Драко. - Вы же отпустите меня? Все-таки, похищение ребенка должностного лица - международный скандал… - В конце монолога в его словах проскользнули дерзкие нотки. Абдул Хамид крепче сжал подбородок мальчишки. В глазах того с невероятной скоростью сменялись чувства: от страха и подобострастия до дерзости и наглости. Падишах усмехнулся и, потрепав пленника по платиновым волосам, вновь вернулся на свои подушки. - Я отпущу тебя. - Эти слова вызвали удивленный вздох у всех в комнате. - Но не из-за скандала, которым ты меня пугаешь. А лишь из-за твоего отца. Я не хочу причинять боль моему прекрасному Цветку Лотоса. Аббас, - окликнул он начальника дворцовой стражи, почтительно застывшего у входа, - сообщи хранителю сокровищ, чтобы принес мне Подарок Лотоса. Он знает. Начальник стражи тут же исчез в дверях, а Абдул Хамид продолжил с сожалением рассматривать Драко, словно запоминая его черты. Тот смущенно краснел под пристальным взглядом, но вдруг злобно прищурил глаза и показал Шамси язык. Падишах впервые за много лет забыл, что в комнате присутствует его любимый наложник, и тот, видимо, почувствовав невнимание господина, напряженным и недобрым взглядом рассматривал стоящего на коленях мальчишку. Спустя несколько минут в комнату ворвался запыхавшийся казначей и, отвесив три уважительных поклона, передал Абдул Хамиду плоскую коробочку, обтянутую серебристым бархатом. - Вот, Драко Люциус Малфой, передай этот подарок отцу и скажи, что великий падишах Абдул Хамид все еще помнит свой нежный Цветок Лотоса. Аббас, проследи, чтобы этот достойный юноша без осложнений сел на рейс, отправляющийся в Англию. Начальник охраны важно кивнул и, повинуясь жесту падишаха, вышел вслед за остальными. Двери в покои закрылись, и Абдул Хамид в изнеможении откинулся на подушки. - Дозволено ли мне будет говорить, мой господин? - подал голос молчавший все это время Шамси. Абдул Хамид благосклонно махнул рукой. - Великий господин, ты никогда не отпускал рабов… могу ли я спросить – почему?.. - Почему я отпустил этого прекрасного юношу? Потому что не хочу, чтобы мой дворец превратился в сумасшедший дом, а слуги впадали в истерики на каждом шагу. Я уже слишком стар для подобных потрясений. - Но как такое возможно, мой господин?! - удивленно воскликнул Шамси. - Разве посмеют слуги нарушить ваш покой и вести себя столь неподобающе? - О, мой дорогой Шамси, - Абдул Хамид потрепал любимца по волосам, с сожалением отмечая, что они у него не платиновые, а солнечно-золотистые, - поверь мне, если этот мальчик пошел в своего отца, то, оставь я его, мир и покой в нашем прекрасном доме продлились бы недолго. Неужели ты не слышал ходящих по дворцу страшных историй про Ядовитый Ландыш? - Слышал, господин. Так звали наложника, который смог перессорить всех во дворце. Это вроде было много лет назад. Но при чем тут?.. - Слухи обычно обрастают множеством неправдоподобных деталей, но в данном случае все они правдивы. А Ядовитый Ландыш... Так его прозвала прислуга дворца и наложники гарема. Для меня же он был и навсегда останется Цветком Лотоса. И да, мой драгоценный Шамси, ты правильно догадался, этот мальчик - его сын. - Господин, но я думал, что все эти истории о Ядовитом Ландыше - вымысел... - Нет, свет очей моих, не вымысел. - Абдул Хамид покачал головой с печальной улыбкой. - Хочешь, я расскажу тебе, как впервые в жизни отпустил из гарема и из своей жизни самого любимого наложника? Шамси настороженно посмотрел на господина, но согласно кивнул. Ему было интересно, ради кого великий падишах поступился своими принципами, и к кому он до сих пор испытывает нежные чувства. А Абдул Хамид поднес мундштук кальяна ко рту, сделал глубокий вдох и, прикрыв глаза, начал свой рассказ. *** Много лет назад, когда я только взошел на трон после своего отца, я был дерзок, любвеобилен и очень приветствовал разнообразие во всем. Молодой и горячий, не чета сегодняшнему, я хотел попробовать в жизни как можно больше. Я еще только собирал свой гарем, в который свозились рабыни и наложники со всех сторон света, и не видел особой разницы между ласками юной прелестницы или приручением молодого строптивца. У меня не было особых пристрастий ко внешности. И черноволосые испанцы, и горячие француженки, и русоволосые славяне - все приходились ко двору и были мне по вкусу. Пока в один прекрасный день, такой же как сегодня, ко мне не привели обворожительного светловолосого юношу из далекой Англии. Он дерзил охране, ругался, поминая того самого Мордреда, который, наверное, является их языческим божком, и всячески вырывался, заставив буквально волоком тащить себя по коридору. Мой главный евнух Назир (Предупреждающий), лишь глянув на нового строптивого раба, посоветовал мне избавиться от него. Но пленник был удивительно красив, а его непокорность взбудоражила во мне тягу завоевателя. С первого взгляда он запал в мое сердце. Однако, поняв, что от меня зависит его дальнейшая судьба, он стал покорен, как выезженный конь. Склонившись в почтительном поклоне, он грациозно приветствовал меня, тем не менее, продолжая напряженно оглядываться вокруг. Эта выдержка и удивительная приспособляемость еще больше привлекли меня, и я решил, что уже скоро, не позднее будущей ночи, этот котенок будет мурлыкать от восторга в моих руках. Велев главному евнуху подготовить пленника к официальному представлению в качестве наложника, я совершил одну из самых немыслимых ошибок в своей жизни, не разглядев за редкостной способностью подстраиваться под обстоятельства виртуозного интригана. Вечером, когда должно было состояться официальное представление, главный евнух впервые опоздал ко мне с новым наложником. Уже тогда я видел в этом прекрасном беловолосом юноше восхитительный цветок лотоса и именно так велел называть его. Я ждал, в раздражении меряя шагами комнату, но процессия с Лотосом так и не появлялась. Наконец, когда я уже решил отправить в гарем слугу, чтобы узнать, что могло помешать представлению, двери распахнулись, и вошел бледный как полотно главный евнух и несколько его подчиненных, которые вели обмотанного тончайшими шелковыми шарфами наложника. Но в каком же он был виде: лицо разрумянено, волосы, вопреки правилам, взлохмачены, а не сколоты сзади, одежда, виднеющаяся из-под шарфов, висит непонятными клочьями. Назир, видя мой гнев, пал ниц и умолял пощадить его. Он бормотал что-то об опоздании, и о том, что они не смогли в полной мере подготовить нового наложника к представлению. Но я его не слушал. Я буквально поедал глазами это чудесное видение. В таком естественном виде - без макияжа и прически - он мне невероятно нравился. В нетерпении подойдя к нему, я, не в силах побороть желание, прикоснулся к лицу, заставив посмотреть на себя. - Если ты будешь послушен, я отпущу евнухов и тебя развяжут. Он пристально посмотрел на меня, словно пытаясь проникнуть в душу нечитаемым взглядом своих стальных глаз. Затем слегка расслабился и робко кивнул. - Я буду послушен, господин. - Назир, пойди прочь! Главный евнух пытался мне что-то сказать, но не осмелился ослушаться моего приказа. Мы с моим нежным Цветком Лотоса остались одни. В мгновение ока он выпутался из сдерживающих его шарфов, оставшись в разодранных парадных одеяниях наложников: полупрозрачных шароварах и парчовой безрукавке. Я не смог сдержаться и коснулся его атласной бледной кожи, заметив на ней несколько царапин. Гнев вскипел во мне, и я грозно рыкнул: - Кто посмел причинить тебе вред? Лотос перевел удивленный взгляд на свою исцарапанную руку, как будто и не замечал саднящих ранок. - О, господин, это сущие пустяки. - Он сделал осторожный шаг назад, взмахнув роскошными платиновыми волосами. - Когда ваши слуги пытались подготовить меня к встрече с вами, один из них неаккуратно дернул бритвой и слегка поранил меня. Я, естественно, вздрогнул, а они посчитали, что я сопротивляюсь и попытались схватить меня. В испуге я принялся отбиваться. К тому же пока я не знаю вашего языка, и вот… - Он скромно потупил глаза, и я сей же миг поверил его словам. В злости я срочно вызвал главного евнуха и велел сослать нерадивого слугу, посмевшего поранить моего мальчика. Назир пытался оправдаться. Рассказывал, что “нежный” Лотос дрался как лев, так и не позволив побрить себя нигде кроме лица и, более того, не дав евнухам прикоснуться к интимным местам, чтобы подготовить и облегчить ему первую ночь. Но во время этого разговора Лотос был так растерян и напуган, что я, пригрозив Назиру понижением, велел ему выметаться и отправить нерадивых прислужников чистить конюшни, за то, что не смогли бережно обойтись с моим цветком. И если ты думаешь, что после первой ночи, мой нежный Лотос стал более покладистым, то глубоко ошибаешься. Первой ночи у нас в тот вечер так и не случилось. Нет, он не дерзил мне, был полностью послушен и сговорчив, выполнял все, что я просил от него, даже, очаровательно краснея, полностью обнажился передо мной. О, он был невероятно красив! Стройное, пропорционально сложенное тело, нежная, словно шелк, алебастровая кожа, румянец смущения, лепестками роз окрасивший бледные щеки, и белоснежные волосы в паху, которые этот паршивец так и не дал сбрить. Вопреки обыкновению, лишняя растительность на его теле не вызывала отвращения, а возбуждала еще сильнее. Но, несмотря на его притягательный вид, я так и не смог возбудиться для любовной игры, видя его страдания и страх. А он боялся до ужаса. Чуть заикаясь, он поведал, что у них на родине мужеложство сурово карается, и вообще он еще в своей жизни не познал любовных утех даже с женщиной. В итоге в тот первый вечер мы с ним так и не окунулись в сладострастную негу экстаза. Но до поздней ночи мы с ним разговаривали. Отбросив свой страх и панику, Лотос оказался невероятно интересным собеседником. Ему с легкостью давались арабские слова, он мгновенно запоминал их и уже к концу вечера вполне сносно мог произнести несколько фраз. Так я, вопреки обыкновению, и отправил его обратно в гарем нетронутым. А после этого во дворце начали происходить странности, которые я долго не мог связать с изворотливостью моего прекрасного Цветка Лотоса. Почти каждый день я приглашал его в свои покои. Мы вместе ужинали, пили вино, разговаривали. В первый же раз он поразил меня изяществом манер и безупречным знанием европейского этикета. Однако, наш совместный ужин омрачил неприятный инцидент: в тарелке моего прекрасного Лотоса оказались мелкие осколки стекла. Я, признаться, испугался, когда увидел выступившую у него на губе капельку крови. В гневе я хотел приказать отрубить провинившимся поварам руки, но мой нежный цветок уговорил меня на ссылку этих несчастных. Естественно, в тот вечер нам опять было не до любовных утех. Срочно вызвав гаремного лекаря, я передал ему Лотоса. Главный евнух предлагал мне прислать другого наложника, но я не захотел, расстроенный досадным происшествием. На следующий день, когда я вновь призвал мое персональное наваждение, Назир, бледнея и заикаясь, сообщил, что сегодня Лотос не сможет появиться в моих покоях по причине легкого недомогания. - Он что, женщина, чтобы у него случались внезапные недомогания? - разозлился я. - Отвечай мне правду - что с Лотосом? - Господин, - евнух распростерся предо мной на полу, - у него выступила сыпь неизвестного происхождения, и мы опасаемся распространения инфекции. Я в задумчивости прошелся по покоям. Что-то здесь было нечисто. Гаремный лекарь не допустил бы ко мне больного наложника. - Я хочу навестить Цветок Лотоса! - не терпящим возражения тоном потребовал я. Назир не посмел мне перечить и тут же проводил на территорию гарема, где я появлялся лишь пару раз за все время. Лотос лежал в своей комнате - а, надо признаться, заметив мой интерес, главный евнух выделил ему покои фаворита, - накрытый простыней и весь раскрасневшийся. Щеки его были обсыпаны мелкой красной сыпью. - О, господин, вы пришли проведать меня? - слабым голосом простонал он. - Какая честь! Может, вы объясните вашим слугам, что у меня не инфекция, а обычная аллергия на вытяжку из вишневых листьев. Она, вероятно, входит в состав снадобья, которым меня вчера напоил ваш лекарь. - А что ж ты не сказал ему, что у тебя бывают аллергические реакции? - недовольно спросил Назир. - Я не понял вопроса, ведь язык едва знаю, - недоуменно посмотрел на него Цветок Лотоса. - Но если он один из лучших лекарей в вашем государстве, то должен отличать аллергическую реакцию от какой-то там инфекции? - с этими словами он обиженно отвернулся. - Сослать в провинцию! - с трудом удержавшись от рыка, произнес я. - Лотоса? - с какой-то непонятной мне надеждой спросил Назир. - Лекаря! Пусть отправляется врачевать коров, раз не может нормально лечить моих наложников! - с этими словами я, погладив мягкие платиновые волосы, покинул гарем. И так продолжалось изо дня в день. За короткий промежуток времени я поменял почти всех слуг во дворце. Это коснулось и садовников, которые недостаточно хорошо убирали дорожки, и мой Лотос подвернул себе ногу на непонятно откуда взявшемся посреди сада камне. И смотрителя дворцового зверинца, когда на мой нежный цветок почему-то напали павлины, умудрившись поклевать его. Это происшествие выглядело бы невероятно забавным, если бы я так не перепугался за звезду моего сердца. Помню, он выглядел невероятно обаятельно, весь исцарапанный и исклеванный, с пучком павлиньих перьев в руке, которые он выдрал из хвостов этих птиц, защищаясь. С тех самых пор я и не держу в зверинце этих отвратительных созданий. Поваров и лекарей за время его пребывания во дворце пришлось менять трижды. В его еде постоянно обнаруживались то стекло, то волосы, а в моей тарелке во время нашего с ним ужина однажды нашелся таракан. Такого безобразия я стерпеть не мог, и лишь мольбами Лотоса главный повар не был казнен немедля. Несколько раз он травился непривычной его нежному организму пищей, хотя она и была отменного качества. И придворные лекари были наказаны за то, что не смогли вовремя остановить его мучения. Пришлось мне сменить и банщиков, которые как-то умудрились вместо теплой воды обдать Лотоса в купальнях ледяной, и он простудился. Затем это коснулось евнухов гарема, костюмеров и прочей прислуги. Однажды ему по ошибке выдали одежду несоответствующего размера. В итоге по дороге в мои покои с него сползли шаровары, открывая охране и прочим дворовым слугам вид на то, чем мог любоваться только я. Всех, кто застал его в тот день в коридорах, я велел тут же сослать в дальние селения, чтобы неповадно было смотреть на моего мальчика. Личный слуга, полагающийся каждому фавориту, менялся у него почти каждый день, и под конец никто под страхом смерти не желал ему прислуживать. Вся челядь тряслась при его появлении, ожидая очередного скандала или ссылки. Причем каждый раз лишь Цветку Лотоса удавалось уговорить меня не рубить провинившимся руки, ноги, головы. И что бы мне ни пытались доказать Назир и остальные, я не видел в происходящем вины своего фаворита. Возможно, дело было всего лишь в его феноменальном невезении, но за время, проведенное во дворце, с ним произошло несчастных случаев и прочих казусов больше, чем со всеми моими наложниками за прошедшие годы. А я был опьянен. Я увлекался все сильнее и сильнее, не в силах побороть это сумасшедшее влечение. Так же, как он притягивал к себе всевозможные неприятности, он притягивал и меня, и я ничего не мог с этим поделать. Полностью погруженный в это наваждение, я совершенно не замечал, что в гареме начались слишком бурные волнения, внутренние распри, которые грозили вылиться за толстые стены дворца. Там, конечно, всегда присутствует достаточно сильное соперничество среди наложников, но никогда еще эти скандалы не достигали моих ушей. И лишь когда в гареме произошел самый настоящий бунт, который пришлось усмирять с помощью дворцовой стражи, мне пришлось одуматься и, стиснув зубы, понять, что такое увлечение одним единственным фаворитом не доведет до добра. Я был словно околдован им, и это при том, что за все время так ни разу и не смог показать ему всю сладость плотской любви. Все эти происшествия не давали нам физической возможности предаться любовным утехам и напрочь сбивали настрой. Я стал злым и агрессивным. Всем, кто пытался обратиться ко мне с жалобой на моего ненаглядного Лотоса, приходилось покидать дворец чуть ли не бегством. Но бунт в гареме стал последней каплей в чаше моего терпения. Все наложники и наложницы, которые участвовали в этом событии, были проданы или отправлены по домам, в зависимости от тяжести совершенного проступка. Евнухи были сосланы на черные работы, а Назир - за то, что не заметил и не пресек все эти веяния вовремя, лишился головы… После публичной казни, совершенной посреди дворцовой площади, я не мог найти себе места, не понимая, почему случилось так, что мои подданные словно сошли с ума и меня предали те, от кого я никогда не ожидал удара в спину. В тот же вечер ко мне зашел Цветок Лотоса. Сейчас, когда евнухи гарема были в большинстве своем разогнаны и наложников почти не осталось, неудивительно, что ему так свободно удалось попасть ко мне. Вопреки обыкновению он был одет не в гаремную, а в европейскую одежду. Я даже не представляю, где он смог ее достать. Черные классические брюки и широкая белая рубашка с манжетами и пышными рукавами - несколько странный наряд для нашего времени. Я заметил, что мой нежный Цветок выглядит подавленным и печальным, и в то же время на лице его проступала непонятная мне решимость. Не дойдя до меня пару шагов, Лотос смиренно опустился на колени. - Простите меня, господин! - опустив голову, прошептал он. - За что мне тебя прощать, свет очей моих? - я подошел ближе и запустил пальцы в его изумительные волосы. - К счастью, ты не принимал участия в этом бунте, ведь был со мной. И я бесконечно рад этому! Но почему ты в такой странной одежде? - Я хочу, чтобы вы любили меня, господин, но не как ваш Цветок Лотоса, а как англичанина - Люциуса Малфоя. Я в растерянности смотрел на него, не в силах поверить собственному счастью. Он испытующе глянул в ответ и, поднявшись, стал медленно расстегивать рубашку. Спустя пару томительно долгих минут он скинул ее на пол, за ней почти тут же последовали брюки. Я сел на ложе и поманил его к себе. Он подошел, все еще напряженно смотря на меня. - Не бойся, - прошептал я, стараясь успокоить его смятение, - я буду нежен и аккуратен, мой драгоценный Цветок… - Зови меня Люциус, мой повелитель, - так же тихо промолвил он и, полностью обнаженный, опустился передо мной на колени. - Люциус… - произнес я непривычное имя, может, слегка коверкая его, но когда он склонился над моим пахом и его длинные белые пряди в невесомой ласке скользнули по внутренней стороне бедер, я мог уже только шептать: - Люциус, Люциус-с-с... Этой ночью мы самозабвенно занимались любовью. Не помню, сколько раз я брал его, вознося на вершины наслаждения, и как так получилось, что я пообещал отпустить его утром. Когда рассветная дымка развеялась под первыми лучами солнца, он склонился надо мной. - Прости меня, господин, - тихо и как-то печально прошептал он, - но ты дал слово. Я не хотел исполнять свое обещание, понимая, что дал его под влиянием момента, с мозгом, затуманенным наслаждением. Видя мои сомнения, он признался, что все проблемы, которые не давали нам ни минуты покоя в последний месяц, его рук дело. Куда делся тот ласковый и покорный наложник, который самозабвенно отдавался мне ночью? Сейчас передо мной был расчетливый интриган, скользкий приспособленец, отлично маскирующийся за прекрасной и такой невинной внешностью. Но даже несмотря на все его признания, я не смог подавить в себе восхищение этим странным англичанином. Моим Цветком Лотоса, ставшим для всех Ядовитым Ландышем. Человеком, известным на родине как Люциус Малфой. *** Шамси задумчиво посмотрел на Абдул Хамида. - И что, мой господин, ты отпустил его и даже не возненавидел после всех неприятностей, что он принес тебе? - Да, отпустил, - все еще витая в своих воспоминаниях, кивнул головой падишах. - И нет, не возненавидел. А за что? За то, что я, ослепленный красотой, не заметил невыносимого характера? За то, что он, находясь в чужой стране, в несвойственной себе обстановке, смог так повернуть ситуацию, что его практически без ущерба вернули домой? - Но ты мог казнить его, мой господин, - немного обиженно произнес Шамси. - Не мог… - вздохнул Абдул Хамид, - кого угодно, но не его. Он слишком необычен, слишком непредсказуем, слишком... Люциус. В комнате воцарилась длительная тишина. Падишах все еще перебирал в памяти воспоминания об удивительном наложнике, а Шамси что-то напряженно обдумывал. - Мой повелитель, а вы знаете, что Казим… Абдул Хамид не дал закончить фразу. - Шамси, радость очей моих, вряд ли тебе удастся сравниться в мастерстве скрытой интриги с Цветком Лотоса. Ты - не он, и чувства к вам у меня абсолютно разные. Вряд ли я смог бы быть с ним рядом в течение столь длительного времени, которое я провел с тобой. Лотос - комета, которая вспышкой прошла через мою жизнь, оставив после себя приятные воспоминания и сожаления о чем-то несбывшемся. Так цени же то, что у тебя есть моя многолетняя привязанность и доверие. Казим - неплохой главный евнух, и не стоит плести интриги у него за спиной. Шамси покаянно опустил голову, пряча взгляд. - Как вы догадались, мой повелитель? - еле слышно прошептал он. - Хорошие учителя были, - произнес падишах на английском. - Не переживай, Шамси, ты прочно обосновался в моем сердце. На старости лет мне не нужны потрясения, а лишь покой, стабильность да умный и верный наложник под боком. - Так, может, этот наложник поможет своему господину развеять печаль? - Шамси сладострастно потянулся, выгодно выставляя свое тело пред очи падишаха. Тот усмехнулся на эту провокацию и потянулся вперед в первой ласке. *** - Отец, ты не хочешь мне ничего рассказать? - Драко сидел в кресле напротив Люциуса, который с легкой ироничной улыбкой разглядывал бриллиантовый гарнитур, привезенный сыном. Несколько заколок для волос с миниатюрными цветами лотоса, выложенными мелкими бриллиантами, и красивая серебряная цепочка с аналогичной подвеской и гравировкой: “Лотос всегда в моем сердце”. - Что ты хочешь от меня услышать? Как много лет назад я, так же как и ты, по глупости попал в плен к арабам? Или как провел время в гареме тогда еще молодого падишаха Абдул Хамида? - Мне интересно, как тебе удалось вырваться из гарема и чем ты так зацепил падишаха, что он спустя столько лет дарит тебе дорогие подарки. Хочу заметить, мать обзавидуется, когда узнает о пополнении твоей коллекции украшений. - Не думаю, что Нарциссе стоит знать о приключениях, произошедших со мной до брака, - хмыкнул Люциус, задумчиво прокручивая в пальцах подвеску и заставляя грани камней весело играть в отсветах пламени камина. - Что же до твоих вопросов… Хорошо, я расскажу тебе, только это останется между нами. - Я ни с кем не откровенничаю о делах семьи, - с упреком посмотрел на отца Драко. - Да и с матерью никогда не веду подобных разговоров, ты же знаешь. - Знаю, поэтому слушай… Мне было примерно столько же, сколько сейчас тебе, или чуть меньше, когда я отправился после окончания школы посмотреть мир… Люциус рассказал, как попал в плен, как по глупости лишился палочки и всего своего багажа и как очутился во дворце падишаха Абдул Хамида. О своих приключениях в плену он поведал с легкой ироничной улыбкой, и лишь однажды тень набежала на его лицо, когда он вспомнил казнь главного евнуха Назира, произошедшую по его вине. Закончился рассказ возвращением на родину спустя месяц плена и быстрой свадьбой с Нарциссой, которую в спешке организовал Абраксас. - Не понимаю. - Драко поставил на стол пустой бокал и недоверчиво посмотрел на отца. - Ты что, на самом деле в восемнадцать лет не знал арабского? - За кого ты меня принимаешь? - недовольно нахмурился Люциус. - Я получил образование не хуже твоего. Латынь, арабский, французский, испанский, итальянский, немецкий и даже некоторые фразы русского языка, подслушанные у Долохова в школьные годы... Но чем меньше знает противник о твоих талантах, тем проще обвести его вокруг пальца. Мне кажется, ты и сам неплохо усвоил эту истину во время войны. - Ты прав, отец, - кивнул Драко, - я ведь тоже там не дал оснований заподозрить, что прекрасно понимаю по-арабски. - Я и не сомневался. Ведь ты Малфой! - Но я не понимаю… все эти происшествия… Ну ладно, можно изводить слуг, настраивать друг против друга обитателей гарема, но нападение павлинов, все твои травмы и недомогания… Как тебе удалось все это? - Знаешь, сын, страх служит прекрасным стимулом для развития человеческих способностей, - хмыкнул Люциус, щелчком пальцев зажигая свечи на каминной полке. - Не понимаю... - растерянно посмотрел на него Драко. - Ну что ж тут непонятного? - По мановению руки огонь в камине вспыхнул ярче. - А ты можешь так? - Нет, конечно, и ты прекрасно знаешь, что я не владею беспалочковой магией. - Эх, зря Абдул Хамид не оставил тебя в гареме хотя бы на недельку, - насмешливо покачал головой Люциус. - Отчаяние и боязнь застрять там навсегда послужили бы прекрасным стимулом для изучения собственных магических возможностей. Все эти мелкие и не очень казусы, происходившие со мной, - всего лишь плод моих тренировок с магией. Плюс попытки легиллименции, ментального воздействия и прочего. - Потрясающе! - восхищенно присвистнул Драко. - То есть, ты все тщательно спланировал? - В большинстве своем - да. Только с павлинами пришлось немного повозиться, да и то, результат оказался немного не таким, на какой я рассчитывал. - Я вообще после твоего рассказа удивлен, что ты решил завести дома этих птиц. - Ностальгия… как оказалось, это чувство не чуждо и Малфоям, - покачал головой Люциус. - К тому же они действительно прекрасны. Ну и нужно же мне было как-то извиниться перед этими невероятными созданиями за выдранные в порыве вдохновения из хвоста перья. Кстати, после того случая Абдул Хамид этих птиц невзлюбил, в отличие от меня. - Ты невероятен! - Драко восхищенно рассматривал отца. - Я - Малфой! - гордо кивнул Люциус, тряхнув роскошной шевелюрой. - А Малфои просто обязаны выходить сухими из любой запутанной ситуации. Я, конечно, немного просчитался с Темным Лордом, но даже это не помешало нам вернуть былые позиции в магическом мире. - Абдул Хамид не сомневался, что ты сумеешь добиться в жизни всего, чего захочешь. - Падишах - мудрый человек и достойный правитель. И кто знает, не будь он магглом… может, история пошла бы совершенно по другому пути, и не было бы в Британии лорда Люциуса Абраксаса Малфоя, а в одном из роскошных восточных гаремов жил бы любимый наложник падишаха - Цветок Лотоса. - Взяв в руки подвеску с бриллиантовым цветком, он нежно погладил ее пальцами. - Отец! - воскликнул Драко, выпрямившись в кресле. - Ты меня пугаешь! - Люциус на это только печально усмехнулся. - А можно… эм, мне неловко о таком спрашивать, но ты что, на самом деле был девственником, когда попал в плен? Ответом стал громкий смех. - Нет, конечно. Еще на старших курсах школы я попробовал себя в сексе и с девушками, и с парнями, причем не чурался экспериментов… - И как тебе больше?.. - Нравится? - видя смущение сына, договорил за него Люциус. - Эх, сразу видно, что вы, дети войны, многого не успели попробовать в жизни. Хотя, когда вам было… два года до победы были сплошным адом, а последующие два ушли на восстановление нашего положения. Но если тебя так интересует этот вопрос, то мне, в принципе, нравятся и женщины, и мужчины, но в однополом сексе я предпочитаю активную позицию. Дам я тебе один адресок, чтобы ты тоже смог определиться. Негоже Малфою быть несведущим в чем-то. - С-спасибо, - заикаясь, выдавил из себя смущенный Драко. - А вы с падишахом… ну… - Сын, в твоем возрасте не пристало смущаться, обсуждая секс в чисто мужской компании. И да, мы с Абдул Хамидом провели вместе ночь… последнюю перед моей отправкой домой. Он оказался прекрасным любовником. - А что, его увлечение тобой - это тоже результат удачных попыток ментального воздействия? - Нет! - немного резче, чем собирался, ответил Люциус. - Его чувства, если они не угасли так долго, родились сами. Они настоящие и... И уже слишком поздно, а в Министерстве выдался тяжелый день… - Я понял. - Драко поднялся и, пожелав отцу спокойной ночи, быстро покинул кабинет. Люциус откинулся в кресле, продолжая бездумно вертеть в руках подвеску с цветком лотоса. - Кто знает, мой господин, кто знает… - чуть слышно прошептал он, затем решительно сложил украшение обратно в коробку и поднялся. Завтра ему предстояло многое сделать. Поговорить с министром, сорвать выход нового законопроекта и продумать, как ненавязчиво организовать якобы случайную встречу с Поттером. По мнению Люциуса, народному герою совершенно не подходила его рыжая невеста. И Малфой не будет Малфоем, если не сможет расстроить предстоящую свадьбу. А что до иной кандидатуры… В магической Англии осталось слишком мало достойных. Мальчик-Который-Выжил был бы очень полезным зятем. Положив коробку с подарком в сейф, Люциус надежно запер его, словно закрывая эту страничку своего прошлого. Впереди его ждали новые интриги и борьба за процветание семьи. *** Абдул Хамид сидел в кабинете и разбирал корреспонденцию, оставленную секретарем. Среди прочих писем его привлекло одно. Оно было в крупном вощеном конверте, которые уже давно нигде не использовались, и не имело обратного адреса. - Хм… - падишах задумчиво повертел его в руках и вдруг на обратной стороне заметил слабо виднеющийся оттиск в виде цветка лотоса. Сердце Абдул Хамида забилось чаще. Чуть дрожащими руками он аккуратно вскрыл таинственный конверт. Изнутри выпала небольшая белая карточка и фото. На прямоугольном кусочке картона красивым каллиграфическим почерком было выведено: “Сердце Лотоса не забыло...” Не веря своим глазам, Абдул Хамид взял в руку фотографию и чуть не выронил ее вновь… С картинки, сделанной в каком-то странном качестве, на него смотрел незабвенный Цветок Лотоса. Он полулежал на широкой постели и был одет лишь в тонкие, полупрозрачные шаровары. Предплечья украшали серебряные витые браслеты, подчеркивающие аккуратный рельеф рук, на голой груди покоился медальон в форме цветка лотоса, а в волосах, слегка поднятых у висков, сверкали аналогичные заколки. Нежный когда-то Лотос, безусловно, возмужал, окреп, плечи его раздались, на животе проступили едва заметные кубики пресса. Платиновые волосы стали еще длиннее и красивой волной стекали с плеча. А взгляд… Абдул Хамид все-таки выронил фотографию, но тут же поднял ее и спрятал на груди. - Рашид! - громко позвал он своего секретаря. Тот почти мгновенно оказался в кабинете. - Собирай Совет! Сообщи всем, что я в самое ближайшее время отбываю в Англию с дружеским визитом. Согласуй с послом даты и расписание. И организуй мне разговор с премьер-министром. Рашид, кивнув, быстро покинул кабинет. А Абдул Хамид, откинувшись в рабочем кресле, мечтательно вздохнул. - Ну что же, мой несравненный, если гора не идет к Магомету… Жди, свет очей моих, твой господин едет к тебе! Конец.