you made me believe, sunshine

Сколько бы не проходило дней, когда я думал о Фрэнке, думал о его поступках и думал о том, что происходит между нами, я не мог найти ответов, я просто начинал скучать по нему еще сильнее, чем мог когда-либо. Потому что я сам не понимал, что чувствую, но видел, что он мне врет. Врет, когда говорит ‘я люблю тебя’. Черт, да кто ему поверит?.. Но, мне нравится, как он лжет. Сколько бы боли Фрэнк мне не причинил, сколько бы раз я не плакал из-за него, я его прощу и пойду за ним куда угодно, куда только он пожелает, только пусть не оставляет меня. Я не понимаю, что держит меня рядом с ним, я не понимаю, что держит его со мной. Фрэнк мне лжет, лжет, но я смотрю в его ореховые глаза и понимаю, что куда-то падаю, медленно падаю, а земля уходит из-под ног и я верю каждому его слову о том, что я ему важен, что он меня любит даже больше, чем я могу себе представить. Я растворяюсь в нем при одном только взгляде. Он мне лжет. Иногда я думаю, что не ценю его и все, что с нами происходит, потому что сомневаюсь в нем и обвиняю в чертовой лжи, но я ведь прав в этом. Почему он не уходит, почему продолжает оставаться? И если я протяну сейчас руку, то соприкоснусь с его, потому что он рядом, Фрэнк лежит со мной на траве и смотрит куда-то вверх, на небо, на проплывающие мимо облака и жмурится от сильно палящего солнца. А я смотрю на него. Не знаю, почему я это делаю, это происходит на каком-то подсознательном уровне, но я все-таки протягиваю руку и крепко переплетаю свои пальцы с его. А он только отрывает свой взгляд от неба, чтобы посмотреть на меня буквально три секунды, произнести: — Я люблю тебя, Джерард, — подарить мне еще одну свою потрясающую легкую улыбку и отвернуться, так и не дав мне что-то ответить, смотря на него. Но я хочу посмотреть на его лицо, снова потеряться в его глазах, наблюдать, как двигаются его губы, когда он говорит, потому что Фрэнк чертовски красивый. — Я тебя тоже. И я не знаю, зачем произношу это, потому что я все равно уверен, что он мне врет. А если так — то ‘тоже’ здесь будет лишним, а наша любовь просто должна называться моей болезнью. Но я все еще не могу совладать с мыслями, что его глаза горят поддельным огоньком, когда он говорит, что любит меня. Я все еще надеюсь на то, что я идиот, а Фрэнк, на самом деле, очень сильно любит меня. Я не знаю, сколько мы уже лежим на этой ярко-зеленой траве, но я хочу полежать здесь с ним и с его рукой в моей чуть дольше. А он отпускает и что-то внутри меня разбивается, когда я больше не чувствую того тепла, что Фрэнк мне отдавал. Он просто поднимается, отряхивается, а я продолжаю лежать на траве, смотря на него снизу. Он опять улыбается уголками губ и говорит: — Поднимайся, Джи, пора идти, — протягивает мне руку, а я хватаюсь за нее так, будто это мое последнее спасение. Я уже разворачиваюсь назад и начинаю путь домой, когда слышу его: — Хочешь, я тебя поцелую? В моих легких словно вырастают цветы и я словно начинаю задыхаться из-за них, мое сердце стучит так, что я могу почувствовать легкое пульсирование на кончиках пальцев. Дело даже не в том, что Фрэнк произнес, а как он это произнес. В его голосе, впервые за месяц холода, прозвучала любовь ко мне. Будто слова, слетающие с его уст, на самом деле означают ‘я люблю тебя сильнее всех на свете и я готов отдать за тебя одного хоть весь мир’. Я был не прав? Все, на что мне хватает сил — развернуться обратно и смотреть прямо на него, прямо на его глаза, в которых я мог видеть, что значу для него что-то большее. Ему не нужно мое словесное согласие, потому что я уверен, что он знает, что я ждал этого момента сильнее, чем чего-либо другого. Фрэнк просто так уверенно подходит ко мне вплотную, закидывает руки мне плечи, скрепляя их за моей шеей и так нежно целует прямо в губы. Я полностью принадлежу ему, забываюсь, что сначала даже не отвечаю на поцелуй, а после осознаю все происходящее и, обнимая его, оставляю сладкие поцелуи. Потому что ты заставил меня поверить, солнце.