allergy

На вечеринках обязательно бывает тот, кого никто не знает. Обычно такие сидят где-то в углу и капитально спиваются, а потом вдруг оказывается, что это не он - непонятно кто, а ты - попал сюда непонятно как. В общем, так и оказывается на самом деле: Сынри крутит в руках теплеющую бутылку пива, когда узнает, что парень в леопардовой шубе, с липкими черными волосами, которые тот все время зачесывает на затылок, и есть спонсор всей этой ленивой пьяной катавасии. Так что это еще неизвестно, кто из нас тут лишний, мальчик - так и говорят подведенные карандашом глаза этого парня в кресле в углу. Сынхен не замечает даже как, перекинутые через подлокотник, тощие ноги кажутся ему чем-то запредельно ирреальным, нежели некультурным. У Сынри нет леопардовых шуб и карандашей для глаз - у него дорогие кожаные туфли, черные тонкие водолазки и какие-то невзрачные пальто, поэтому до коммерческого представителя вечеринки ему не должно быть никакого дела. Если бы не одно, но. - Стремные туфли, - говорит Джиен (а его зовут именно так) когда они, по воле случая, остаются одни в помещении. Сынри не сказать что не рад этому стечению обстоятельств. У какой-то девушки были тонкие вишневые сигареты, которыми она угощала подруг, поэтому воздух в комнате спертый и из пепельницы все еще дымит тонким розовым светом и запахом ягоды, вперемешку с никотином. Просто отвратительный запах, но Джиен смотрится ужасно красиво за этой дымкой, приглушенный светом из оранжевого торшера, на фоне каких-то дешевых репродукций известных картин на стене, в виде яблок и цветов тусклым акриллом. Кто-то бы сказал - загадочно, но ни Сынри, ни Джиен не сторонники псевдо-возведенных эпитетов. Да и это только лишь на первый, неопытный взгляд - на самом деле, Квон Джиен прост, как пять копеек. - Как-то неловко молчать, - говорит Джи, растягиваясь на своем неудобном кресле. Сынхен делает еще глоток, когда как на самом деле хочется выблевать гадость, по вкусу напоминающую больше машинное масло. Ему не до разговоров - его бросила девушка, ушла к другому, а еще умер двоюродный дед. И дело даже не в том, что старика жалко - наследство заберет его кузина. - Хочешь я к тебе вернусь? - спрашивает Сынри, наконец, на что Джиен резко поворачивает голову в его сторону, а на лицо падает несколько непривычно черных прядей. Он долго молчит, а потом мотает головой - далеко не утвердительно. - Шесть лет прошло, - Джиен вдруг теряет в глазах младшего всю привлекательность, возвращаясь к тому образу придирчивого, самовлюбленного идеалиста, что Сынхена всегда бесил. Да, шесть лет с тех пор как они подпевали песням Френка Синатры, бросаясь друг в друга радужными конфетами m&m's из одной огромной пачки на двоих, танцевали в Итевоне на парковке, ожидая пока кто-нибудь из друзей отважится сесть за руль и занимались любовью на заднем сидении серенького родительского пикапа. Шесть лет с тех пор, как Джиен насквозь провонял дешевым табаком, а Сынри стал зависать на вписках, чьих-то влиятельных детей. Он никогда не был сентиментальным, поэтому старые воспоминания - скорее клочки бумаги, в которых он бесполезно прожег свою юность - не навивают романтическое настроение и не заставляют улыбнуться или грустно вздохнуть. Наверное, кому-то из них все еще больно. - Тогда, как насчет проводить меня до дома? - младший уже не спрашивает, тянет Джиена за подол шубы. Мол, ты-то точно подвезешь, а как иначе? У Джиена больше нет родительского серого пикапа и пачек презервативов в бардачке, у него пустые бутылки очень дорогого шампанского на заднем сидении черного ламборгини и среди дисков какой-то совсем уж печальный гранж, вперемешку с Систар и Ли Хёри. Сынри называет свой адрес и чувствует, как старший напряженно держит спину и желает по скорей оставить его у какой-нибудь остановки или выхода в метро. Младший не понимает этой нарочитой отрешенности и только фыркает, когда ему не разрешают включить музыку в проигрывателе. - Как поживаешь? - неожиданно спрашивает Джиен, выруливая из шумного двора. Сынхен неопределенно пожимает плечами. - Просто. А ты? - Тоже. Так они и молчат до самого приезда. Сынхен не думает ни о чем, поэтому дорога ему кажется недолгой и только светлеющее у горизонта небо доказывает, что времени прошло достаточно. Джиен думает непонятно, о чем, но Сынри склонен считать, что старший вспоминает что-то из прошлого. Сам он не любит подробности - из-за этого всегда хочется чихать. Как будто аллергия. - Эй, - зовет Сынхен и думает, что все ему сегодня простится, любая прихоть, - у тебя не прибрано сзади. Джиен смотрит на него очень внимательно, даже кажется щурит глаза. Однако Сынри был прав, и Джиен ему все прощает. Даже когда младший придвигается и расстёгивает ему ширинку, а потом сам наклоняется и берет в рот. В тот момент у Джиена все нутро бушует, а из лёгких выбивают весь воздух - и это сродни самому первому разу, когда ты еще молод и вообще не в курсе, что делать теперь. Хотя от Сынхена можно было такое ожидать. У Джиена на такое встает моментально, он зарывается пальцами в чужие белые, к слову, волосы и крепко сжимает челюсти, чтобы не дай боже не застонать. Потому что это чертовски возбуждает. У младшего теплый язык и чуть шершавые губы, и Джиен готов на месте сдохнуть, потому что такое вытворяют только пьяные, совсем бесстыжие девки с размазанной тушью и задравшейся юбкой. А потом они чаще всего все выплёвывают и блюют где-то на трассе. Так делают эти леди, а не парни в дорогих кожаных туфлях и в невзрачных черных пальто. Вполне логично, что такие заглатывать не будут, соответственно и блевать. И все же кончает Джиен с облегченным вздохом-полу-стоном, прогоняя с глаз яркие пятна, которые остаются после эрекции и пачкая, при этом, обивку сидения и, все же, царапая кожу руля, за который держался, чтобы больно не потянуть по-блядски выбеленные волосы. Кажется, он только из-за них и кончает. А потом ведь явно же будет страдать дома, потому что как ни глянь - шесть чертовых лет. У Джиена дурацкая шуба, забытая на той вечеринке, а у Сынхена сожженны волосы - чтоб их - и не думать об этих мелочах не получается. Вот никак. Сынхен достает салфетки из бардачка, долго пытается оттереть пятно на свитере, а потом все же поворачивается в сторону Джиена и смотрит действительно пьяными глазами, открывает рот, чтобы что-то сказать, а потом вдруг закрывает его и смотрит куда-то сквозь него. За долю секунды в его глазах что-то меняется. Старший вспоминает даже свою маму, у которой эмоции на лице менялись со скоростью увиденных ею записок от учителя. Сынри словно забывает про Джи, смотрит удивительно зло и удивительно трезво, странно хмурит брови, а потом все же выходит из салона, именно с такой скоростью, с какой старший и хотел с самого начала. Джиен чувствует, как прикован взглядом к каждому движению младшего; он смотрит, как Сынхен быстро шагает к девушке у фонаря. Он не знает почему продолжает смотреть как они ругаются, но вглядывается в каждый происходящий момент. Он ничего не слышит в машине, но видит, как у девушки готовы хлынуть из глаз слезы, как она готова просто опустить на все руки и уйти, бросить все к чертям. Хоть ей и не хочется, наверное. Он видит какими глазами на нее смотрит Сынхен. Джиен быстро смаргивает непонятное жжение с глаз и медленно давит на газ, мягко выезжая из паркинга чужого дома. Он не смотрит в зеркала заднего вида и не смотрит на продолжающуюся там ругань. Дома он достанет биту, что висит над камином, в качестве элемента интерьера и будет использовать ее по прямому назначению, забывая абсолютно о том, что это не его дом вовсе - всего лишь один из люксов отеля. Он будет переворачивать столы и стулья, пока не найдет свой потеряный еще прошлой ночью телефон, думая о том, что шуба его была вплоть ненатуральная, но стоила дорого, потому что имя у нее было. Он будет смотреть откуда-то взявшихся circus capers тридцатого года выпуска и от безысходности искать в списке контактов старый номер, неизвестно почему оставшийся в его телефоне. И хоть за шесть лет телефон может быть и сменился, он все равно будет, лежа на полу, слушать долгие гудки. Потому что Сынхен может и помнит, как они подпевали песням Френка Синатры, бросаясь друг в друга радужными конфетами m&m's из одной огромной пачки на двоих, танцевали в Итевоне на парковке, ожидая пока кто-нибудь из друзей отважится сесть за руль и занимались любовью на заднем сидении серенького родительского пикапа, а Джиен больше думает о нереальных утрах и вечерах, почему-то всегда теплых, даже обжигающих, и не потому что погода - была зима - а потому что это был Сынри со своими странными вспышками ненормальных идей или спокойствием водной глади. Джиен трет зудящие глаза и шмыгает увлажнившимся носом. Он думает, что все эти воспоминая жутко аллергичны не только для Сынхена, который подобного не выносит. Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети...