Смотри

Смотри       Наблюдать за этим со стороны оказывается более интимным, чем она могла себе представить: пародия на страстное объятие, прикосновение бледных губ к доверчиво откинутой теплой шее, укус и расслабленный вздох жертвы. Неужели и с ней было так же? Теперь настырная репортерша не вызывает жалости, а только жгучую неприязнь. И даже некоторую зависть, но признаться в этом трудно даже самой себе. Первый глоток Хозяина она чувствует как собственный, и, чтобы не начать скулить от кружащего голову запаха и подступающего сосущего голода, Серас стискивает зубами костяшку пальца. Но не отводит взгляда от опущенной головы вампира, ревниво отмечая, как искажается наслаждением лицо женщины. На постыдное мгновение ей хочется самой оказаться на ее месте: ощутить жесткую хватку в волосах, быть прижатой к желанному телу и связанной крепче всяких уз потоком текущей крови между ними. Смотри       Серас подавляет выдох, кажущийся слишком громким для этой тишины, напряженно звенящей в студии; обстановка погружена в полумрак, тени клубятся в углах и жуткими щупальцами извиваются под ногами, а неизвестный тускло-желтый источник света сверху озаряет их застывшие как манекены фигуры. Наконец, ухоженные руки репортерши безжизненно повисают, ноги уже не держат тела, и вампир все ниже склоняется, заканчивая насыщаться. А Серас все так же стоит, замерев в одной позе, не смея пошевелиться. Невольно в голову лезут воспоминания о собственном обращении. Что же он чувствовал тогда и чувствовал ли вообще, как это выглядело со стороны, и — совсем детский вопрос — понравился ли ему вкус ее крови? Она тут же даёт себе воображаемый подзатыльник и поспешно заталкивает смущающие ее мысли поглубже в сознание, когда вампир, прежде скрывавший лицо за волосами, поднимает на нее глаза. Выпущенное из рук тело изломанной куклой валится на пол, но Серас не смотрит на обескровленную оболочку. Смотри       Окровавленные тонкие губы раздвигаются в понимающем оскале, неприкрытая насмешка действует отрезвляюще, и Серас поспешно прячет прокушенную руку за спину, беспомощно отводя глаза. Вампир перешагивает через труп, делает следующий шаг — и его близкое присутствие мутит её мысли, лишая воли. Это безмолвный приказ. Смотри       И Виктория не отводит взгляда, с трудом выдерживая хозяйскую подавляющую силу. Потом не выдерживает, все-таки жалобно скулит, вытягивается в напряженную струнку и робко касается языком запятнанного алым жесткого рта. Не зная, куда деть руки и каковы границы дозволенного, она то и дело вздрагивает в неудобной позе от нахлынувшего нелепого возбуждения, но хозяин позволяет и даже наклоняется, чтобы ей было удобно собирать остатки его пиршества. Серас глотает вязкую солоноватую от крови слюну и голод отступает, под языком она чувствует кожу его сжатых губ и ненароком касается их уголка. Это лишнее, но ей так хочется ответа… А когда следов крови не остается, неясное наваждение стремительным отливом уходит, и Серас с ужасом осознает только сейчас в каком положении находится. Смотри       Тихий низкий смех вибрацией проходит сквозь нее, и Хозяин пальцами приподнимает ее лицо. Ни одна ее мысль не остается тайной для него, и если бы Серас могла, то густо покраснела. Вампир усмехается еще раз и привлекает ее к себе. Послушные его воле пуговицы формы расстегиваются сами собой, Серас чувствует стылый сквозняк почти обнаженной грудью и мелко дышит, прогоняя сквозь себя ненужный воздух. Это человеческая привычка — потребность в кислороде — но Хозяин не одергивает, как прежде, отодвигает ее подбородок и сильным властным движением прижимает полураскрытый рот к горлу. Серас ахает и инстинктивно выгибается в его руках, принимая покорную позу. По чувствительной коже сначала скользят твердые губы, в почти настоящей ласке оглаживают аккуратный парный шрам, оставшийся от той ночи в Чеддаре, потом рубцов касаются клыки. Мгновение резкой боли, шилом пронзающей виски, крик застревает в груди — и Серас распахивает глаза, просыпаясь. С минуту бездумно изучает знакомый потолок, прижимая прохладные пальцы к воспаленной шее, где во сне ее касался Хозяин.Полное равнодушие сменяется удушливой тоской и острым разочарованием, разбуженный недельный голод терзает ее тело и, что-то подобное ему, теплым комком ворочается в низу живота…