Прозрение

моя грудь горит; от любви ли это, или хворь меня поразила, мой мальчик… плесни-ка вина мне в скифос, до краев, чтоб боль заглушить, да близко склонись; я слышу, как в волосах твоих звенит нежно вплетенный серебряный колокольчик, позволь мне коснуться тебя, чудесный… подари мне свое дыхание, что для меня теперь целая жизнь. я не вижу твоих пышущих нежным возрастом щек и невыносимо страдаю, суровые боги не дали мне мудрых глаз, а лишь сердце, жадное до твоих худеньких плеч, и губами я собираю капли вина, которые с твоих ладоней упали, вкушаю их сладость, как боги на священном Олимпе вкушают нектар… ох, я не могу свои чувства в слова облечь! когда спускаются теплые сизые ночи, я мечусь по постели, опьяненный слепым видением, мокрой и мятой кучей лежат на полу одежды мои, и болью терзает бледную грудь; о, всемогущий Зевс, помоги мне, дай каплю силы и сними с меня на секунду проклятие! я желаю увидеть любимого мальчика и хоть на мгновение в глаза его блестящие заглянуть! хрип рвется наружу, я чувствую, как солёно и мокро во рту, а душа высоко парит, ― «увидь же!» …но утром проснулся я слаб и слеп и пошел навстречу смерти своей, не страшась почти, там тихий голос позвал меня, и в руку мою упала твоя рука ― цветок, горящий острее огня, и что режет сильнее, чем ладно заточенный меч; я упал на колени, к твоим ногам. скажи же мне о любви, не молчи! в этот миг коснулась меня ладонь, накрыла глаза и исчезла ― как тьма ― рассеялась белым светом. я прозрел и увидел! предо мной он стоял, белокурый, высокий, а очи ― застывшие ангелы в небесах, и склонился ко мне, подарив кроткий в лоб поцелуй, и кончился я, прозревший за миг до смерти, родившись слепым… я уношу с собою секундную память о твоих дивных, милых моему сердцу глазах...