Янтарь

Когда Тсуна впервые увидел плоды отцветающей яблони около дома, то просто пожал плечами: они были зелеными, маленькими и, наверное, кислыми. Он вообще раньше думал, что это — лимонное дерево. Каждый раз, когда он шел из школы домой, яблоня шелестела свежей листвой, покачиваясь на слабом ветру. Это выглядело так по-настоящему, что казалось, будто судьба вклеила в его личную серую реальность кусочек жизни. Тсуна всегда немного замедлял шаг, проходя мимо этого дерева. Так в его реальности появилось зеленое пятно. *** — Джудайме! Тсуна оборачивается, непроизвольно сжимая ручку школьной сумки сильнее: он не совсем привык ко вниманию и подсознательно боится людей с таким вспыльчивым темпераментом. Гокудера бежит, не смотря под ноги и не отводя от него взгляда. Красная футболка выделяется даже на ярком фоне солнечного майского дня. Красная, да. Как размытое акриловое пятно на его столе, которое мама так и не смогла оттереть. Большое красное пятно с взрывным темпераментом. — Доброе утро, Гокудера-кун. Ты не в форме? Хаято кивнул, улыбаясь и подходя ближе. Тсуна едва не сделал шаг назад, но это, наверное, могло бы показаться невежливым. — Да, решил постирать… — Тсуна! Гокудера! Ямамото беззаботно машет рукой, улыбаясь — у Гокудеры разве что не дергается глаз от нелюбви к подошедшему Такеши. Тсуна нервно хихикает и чешет затылок, пытаясь не слышать перепалку самых ярких пятен своей реальности. *** Если бы он знал, как называется расплавленное золото, смешанное с медом и самыми красивыми цветами, то назвал бы Кеко-чан именно этим словом. Она как акварель, и ему слишком сложно объяснить эту ассоциацию, возникшую без особых на то причин. — Тсуна-кун, поправь там плед, пожалуйста, — улыбаясь, просит она. — Д-да, Кеко-чан… Тсуна отвернулся, скрывая румянец, и подтянул плед по сухой траве к себе. Пикник был действительно хорошей идеей: Реборн говорил что-то о поднятии командного духа и праздновании успешной победы над Мукуро, но Тсуна воспринимал это как выходной — ведь все его воскресенья в последнее время стали напоминать самые обычные куски понедельников. Было весело. Сладко и свежо пахло июнем. *** — Это же ерунда, Джудайме, я вмиг вам все объясню, — с энтузиазмом заявил Гокудера. Тсуна коснулся лбом прохладной поверхности стола. «Хорошо, что это не Реборн, с его-то садистскими замашками». — Кстати, — окликнул его Ямамото, будто что-то вспомнив, — ты ведь хотел стать художником, да? Тсуна рассеянно кивнул. — Идиот, не отвлекай Джудайме от занятий! — Да ладно тебе, Гокудера, — Ямамото улыбнулся. — Я просто уточнил. Сентябрь, пришедший так незаметно, пах яблоками и солнцем, приятно согревая лучами умирающего летнего тепла. Тсуна любил этот запах: он был оранжевым, как фейерверк в июльские сумерки. Савада не понимал, почему вот уже несколько месяцев он ассоциирует людей и события с цветами, ни разу еще не повторившись. Сам он был прозрачен и бесцветен. *** — Тсуна-сан, как вам моя новая прическа? Хару недавно постриглась, а потому сильно нервничала и мяла кончики волос в руке. Тсуна ободряюще улыбался и кивал: он ничего не понимал в этих женских штучках, но что-то подсказывало ему делать именно так. — Мне нравится. Кажется, что теперь ты улыбаешься счастливее. Как апрель. — Апрель? Тсуна мгновенно напрягся, понимая, что последнее сказал явно зря. Хару покраснела. — У Тсуны-сана глаза как янтарь. А сам он – закатное солнце над морем. «Значит, не бесцветный?»