***
Мысль о том, что лето уже наступило, не вызвала в мальчишке ровным счетом никаких эмоций. Разве что на его осунувшемся, безразличном ко всему миру лице проскользнула тень всепоглощающей тоски. Взгляд изумрудных глаз был устремлен в окно, словно высматривая среди деревьев в саду чью-то фигуру. Но, как мальчик и полагал, цветущий сад был абсолютно пуст. Котаро отогнал ненужные мысли, прошелся рукой по своим золотисто-каштановым волосам, стер со лба выступивший пот и вздохнул. Он никогда не любил летнюю жару. Звонок, столь неожиданный, заставил юное сердце биться слишком быстро, малахитовые глаза наполниться слезами, а голос стать не громче шелеста молодых листьев в саду. «Я только начал забывать»,- прошептал он. Ложь. Ничего он не забыл. Воспоминания все еще терзали его каждую ночь, каждое утро и день, эти воспоминания были в каждом углу его фамильного дома, в каждом корешке умных книг, в каждой пылинке и в фотографии, стоящей на письменном столе. Кажется, Хадзуки был везде, но в то же время его нигде не было. Звон колокольчика набатом бил по голове. Котаро знал, чувствовал, кто стоит на пороге, но догадка казалась столь невероятной, что он не мог в это поверить. Поворот головы, вдох-выдох, стук крови в висках и дрожь в острых коленях. А после он побежал. Стройная фигура Хадзуки, привалившегося к дверному косяку, его развивающиеся на теплом летнем ветру серебряные волосы и легкая усмешка на тонких губах, - все это казалось каким-то чудным, невероятным. Три метра, полтора, вот мужчина уже расправляет руки в стороны, готовый ловить свою пташку. Прыжок, и мальчик повисает на нем, заливая горячими солеными слезами плечо. Шепчет что-то неразборчиво, жмется ближе, и кажется, что он просто пытается задушить друга. А Хадзуки смеётся, прижимая мальчика к себе, гладит его по спине и вдыхает аромат русых волос; он так соскучился. Они так и продолжают стоять на пороге, вдыхая аромат друг друга, и улыбаются.***
Котаро просыпается от порыва прохладного ночного ветра, который принес с собой восхитительный запах глицинии. Комната погружена во мрак, видны лишь нечеткие силуэты мебели. Тело затекло, из-за чего молодой человек вынужден потянуться. Расправив тонкие руки, мальчик неожиданно натыкается на что-то, лежащие на соседней подушке. Боязливо повернув голову, он замирает, забыв как дышать. Его глаза уже привыкли к темноте, и теперь он может рассмотреть мирно спящего рядом с ним парня с платиновыми волосами. Его лицо расслаблено, розовые губы приоткрыты, из них вырывается мерное дыхание. Из-за облаков выходит одинокая Луна, освещая столь родное лицо. «Он все так же прекрасен», – думает Котаро, протягивая руку и запуская ее в удивительно мягкие волосы. Перебирает их, пропуская сквозь пальцы этот серебристый шелк. Все кажется таким нереальным, придуманным, но просыпаться не хочется. Хочется навсегда остаться в этом сне, забыть о реальности и просто лежать на кровати, зарывшись тонкими пальцами в его волосы. «Раз это сон – значит можно!», – решает Котаро и, наклонившись над мирно спящим парнем, легко прикасается своими дрожащими губами к его приоткрытым губам. Дыхание замирает, и кажется, что и юное сердце остановилось, дабы не разбудить прекрасного молодого человека. Но тот все же просыпается, открывает свои невозможно очаровательные аметистовые глаза и смотрит пристально. Котаро тоже смотрит, все еще прижимаясь к его губам, и боится даже моргнуть. Он уже собирается отвернуться, убежать из этого сна, что так похож на реальность и в то же время так далек от нее, но его хватают за волосы на затылке и прижимают к себе, не давая ни малейшей возможности убежать. Он плавится под таким пристальным взглядом, растекается по кровати от горячего прикосновения языка к губам, тает и прижимается сильнее, приоткрывая мягкие губы, и даже не пытаясь сопротивляться. Это сон – здесь можно все. Хадзуки настойчив, словно истощенный путник в жаркой пустыне, а тело Котаро – хрустально-чистая прохладная вода, которая так ему необходима. Его мягкие горячие губы везде, он не может напиться. Вылизывает шею, прикусывает, всасывает тонкую кожу, оставляя на ней багровые пятна. Мальчик беспомощно стонет, морщится от неприятных ощущений, даже пытается высвободиться из крепких объятий, но вскоре оставляет свои бессмысленные попытки и уже сам жмется ближе. Обжигающие поцелуи все ниже, дыхание хриплое и тяжелое, стоны становятся громче. Они растворяются друг в друге. Котаро все еще не может поверить в то, что происходит. Его мирок пошатнулся с такой силой, что кажется, будто мальчик выпал из одной реальности, где все казалось серым и пустым в ту, где царит наслаждение, где можно громко стонать, царапать спину короткими ногтями и вдыхать запах Его тела. В этой реальности был Хадзуки. Горячий язык на члене выбивает совершенно все мысли из головы. Дышать нечем, стоны так и рвутся из груди, из самых глубин юного сердца. Хадзуки не торопится; он медленно обхватывает губами низ ствола, посасывает его, наслаждаясь тихими поскуливаниями парня, ласкает рукой яички. Котаро зарывается пальцами в серебристые волосы и прижимает голову мужчины ближе, будто приказывая брать больше, глубже. Тот улыбается и заглатывает горячий орган. Кажется, вскрик мальчика слышит весь дом, но им плевать. Хадзуки ласкает языком уздечку, а Катаро уверен, что он сейчас даже не вспомнит, как его зовут. Он тонет в ощущения и пропускает момент, когда горячий рот пропадает, а после накрывает его собственные губы горячим несдержанным поцелуем, а к его возбуждению прижимается горячий член Хадзуки. Они ерзают, движутся в одном ритме, прижимаясь друг к другу насколько только возможно. Сердца бьются в унисон, языки сплетаются и кажется, что молодые люди просто растворяются друг в друге. Одной рукой прижимая возбужденные члены друг к другу, вторые они сплетают в замок. Дышать нечем, воздух в комнате слишком тяжелый, горячий, пропитанный запахом пота и смазки, запахом секса. Оргазм накрывает мальчика с такой силой, что он не просто стонет – он кричит, царапая спину мужчины. А Хадзуки, рыкнув, впивается зубами в так удачно подставленное плечо, изливаясь на плоский бледный живот Котаро. Они приходят в себя, восстанавливают дыхание и молчат. Говорить не хочется, да и это не кажется необходимым. Поцелуи говорили все сами за себя. Котаро прижимается к прохладной груди мужчины, закинув на него ногу, и засыпает под нежные поглаживания по голой спине. Он улыбается во сне, и Хадзуки кажется, что он попал в Рай.***
Для художника рассвет мало чем отличается от заката. Те же краски. Но если закат – конец, то рассвет означает начало. Художник вновь ведет своей кистью по небу, оставляя оранжевые, розоватые и голубые следы. Облака медленно плывут, впитывая в себя все оттенки. А на берегу, усыпанному камнями, стоят, прижавшись друг к другу, два влюбленных человека. Один – тот, что повыше, - прижимает к себе второго и нежно гладит его по сверкающим золотом волосам, целует нежные тонкие губы и улыбается встающему на Востоке солнцу.