"Друг" по переписке моего брата

Небольшие кусочки штукатурки, громко отламываясь от стены, сыпались мне прямо на голову. А я сидел, не воспринимая мир вокруг. Нет, не так. Это я самого себя не воспринимал в этом мире – должен быть уже мертв, а легкие то наполнялись воздухом, то выталкивали его... Этот мир должен быть уже без меня, а я все еще тут, в тесной, захламленной и неуютной каморке. Будто чужой, будто не из этой реальности и оттого я был не в своей тарелке, оттого все такое привычное и приевшееся, как то же дыхание и сердцебиение, казались какими-то странными, неземными и даже чудесными... Я похоронил себя, но почему-то пуля продырявила стену, а не мою голову... Я был в мире, для которого меня уже не существовало... Пусть мысли и сбивались, путаясь, вокруг моей ошеломлённой (хотя факты и говорили об обратном, я все еще не верил в свое спасение ), но сознание было кристально чистым, мир передо мной, освещенный холодным светом из открытой двери, был как никогда четким и вещным... Словно я больше не был запечатан в собственном теле, а принадлежал всему миру сразу, чувствовал каждой частичкой себя каждую частичку мира. Это так странно - остро и многогранно воспринимать действительность, но и так завораживающе. Как такие люди называются? Синестетики, да? Слышать цвета, видеть звуки, осязать запахи... Единственное, что напоминало мне о том, что я, как и прежде, состоял из плоти и крови, было ноющее тупой болью плечо. Убийца больше не собирался стрелять – он, убрав пистолет, стоял, оперевшись о косяк. Он прекрасно знал, что я жив, он смотрел прямо мне в глаза, мне даже мерещилось, что он улыбался, однако объективно я этого видеть не мог. Он не собирался меня (нас?) убивать... добивать. Тогда к чему это все было? К чему было разыгрывать сцену с минетом и благородным спасением, зачем было запирать нас в этой коробке, заставлять нас все это время накручивать себя, прощаться с жизнью и с каждой секундой все сильнее осознавать, сколько всего мы не успели и не успеем сделать? Чтобы в конце не добить? Чтобы размозжить мне плечо (про Илью я все еще боялся думать), а потом бросить подыхать от потери крови? Если бы действия захватчиков были просто жестокими, я бы все понял, я бы не оправдал, но понял их бесчеловечность... Но когда комбинации были такие запутанные... точнее, такие мне непонятные, когда они были нелогичные, они просто уничтожали мою психику, которая силилась что-либо разобрать. Я не понимал их мотивов, не понимал их целей и потому бесился... И сдавался. Я был просто бессилен, и чем больше я думал о сегодняшнем дне, тем ничтожнее чувствовал себя в руках каких-то самодурных дегенератов. Кто как не я был пупом Земли и гением всея мира? А тут такое унижение... - Перемена, - наконец, сказал мужчина в проеме, разрушая тишину неопределенности. И голос его больше не искажало никакое устройство, хотя даже это не помогло моему ошалевшему мозгу (не каждый день ты способен адекватно воспринимать то, что ты просто жив; эта мысль надоедливой мухой все еще билась у меня в голове) вспомнить говорившего... Я ведь его знал, определенно знал, да так, как не знал никто иной... Я встал и прилично пошатнулся на атрофировавшихся от долгого сиденья и страха ногах, но это не помешало мне сделать, пусть и неуверенных, но несколько шагов в сторону лестницы. Человек в проеме не шевелился... Лисиц в проеме не шевелился... Максим в проеме не шевелился. Лестница становится сложным препятствием, когда твоя голова настолько забита мыслями, что тело уже ее, эту голову, не желает слушаться. Но я все же поравнялся с этой наглой мордой, чтобы взглянуть в ее смеющиеся зеленые глаза. Словно ничего не произошло, он был беспечен, словно ничего и не было! Ему смешно... Ему просто смешно! Для него это была очередная шутка! Я вряд ли мог выразить словами, даже мысленными, что я испытывал в тот момент. Слишком масштабно, чтобы быть просто ненавистью или гневом, чересчур серьезно для простого раздражения... И в то же время, я был счастлив. Да, именно так. Потому что это была всего лишь шутка, неудачная жестокая шутка... И все же шутка. Нас просто взяли и поимели. - Идиоты... - прошептал я, чувствуя по участившемуся дыханию, что уже переполнялся всевозможными чувствами: то была и злость и облегчение, и осознание и негодование, и ненависть и какое-то странное понимание, которое ты испытываешь ко всем дорогим людям... И все же ненависть за эту насмешку, ненависть за эти методы... И понимание, насколько тонкая была проведена игра, насколько ловко они опять все провернули... И осознание, что все это было ради пока неизвестного мне блага... - Витя... - Два придурка! – воспользовавшись поводом, рявкнул я и, резко отвернувшись, направился через весь магазин на улицу. Уборщики. Никого вокруг больше не было, только равнодушные ко мне люди вытирали с пола что-то отдаленно напоминающее кровь. Это была очередная уловка Лисицев. Очередное издевательство. Ничто их не оправдывало. Сотни раз они проворачивали свои делишки так, что я чуть не лишался жизни, и сотни раз я им говорил, что это не то, с чем стоит шутить, что это ненормально смеяться над этим. Люди действительно лишаются либо рассудка, либо жизни, если их достаточно сильно напугать, сердце возьмет и остановится... и тогда уж точно будет не до смеха. Но сегодня был апогей, сегодня Денис с Максом превзошли самих себя. Никогда еще так близко они не приближались к моей смерти... Хах, даже пару дырок сделали во мне для усиления эффекта, молодцы, что еще тут скажешь! Талант. В порыве чувств я мог испытывать все, что угодно, но после урагана, шквала эмоций, что избороздят все мое нутро, остается только один-единственный вопрос – зачем... Я оказался на свежем воздухе. После темной, душной и тесной каморки мир за пределами злосчастного магазина казался просто необъятным... и настолько же он был равнодушным. Ему не было никакого дела до того, что произошло в стенах за моей спиной, он об этом попросту никогда не узнает, для него Виктор Лисиц – никто, для него это происшествие было слишком мизерным и ничтожным... Но эти незначительные в мировом масштабе мелочи были огромны для меня, они заполнили всего меня, они полностью изменили мою жизнь. Я был не в том состоянии, чтобы четко сформулировать, как именно они на меня повлияли и что заставили понять, но я был уверен, что последствия сегодняшнего дня еще найдут свое отражение... - Витя. Я сидел на корточках, держась руками за голову, тем самым пытаясь предотвратить ее взрыв. Человек привык жить размеренно (и пусть заткнуться те, кто втирает про быстрый ритм городской жизни), и если подсчитать, сколько с ним произошло потрясений за весь его срок, дай бог, наберется на неделю. Психика на то, в среднем, и рассчитана, на этот минимум приключений и экстрима, и вы согласитесь, что глупо пихать прибор, предназначенные на напряжение 120 Вольт, в 220-вольтовую розетку. Сегодня меня как будто запихнули в трансформаторную будку, чего уж там, сразу на электростанцию. Сегодня меня нехило бомбануло этими самыми "потрясениями"... Я был изрядно поражен, как еще выдержал недельную дозу... Мне срочно требовался трехдневный анабиоз, и тело неожиданно решило, что начнется он именно сейчас, поэтому я без стеснения и заморочек плюхнулся на зад и принялся рассматривать собственные руки. - Почему? – неосознанно вырвалось у меня, хотя, интересовался я по большей части у своих рук. Мне надоело, что этот вопрос не давал покоя только мне, я больше не мог держать его в себе. – Зачем вы это сделали? – повторил я более требовательно, обращаясь уже к делегации Лисицев, собравшихся на крыльце. Когда дело не касалось меня, я был скептиком и рационалистом, хладнокровным советчиком и беспристрастным критиком, когда дело не доходило до моих собственных чувств и моего "я", я мог совладать со всем на свете... Но когда все начинало вертеться вокруг моих эмоций, вокруг чего-то живого во мне, я терялся. Я не умел совладать с собой настоящим. - Ты ненормально толстокожий и до ужаса странный человек, - заговорил уже без прежней беззаботности Максим. – Это вполне объяснимо: если бы ты напрямую, прямо к сердцу, воспринимал все то, что с тобой происходило, Витя, ты бы не выдержал. Твои родители, психушка, детский дом... Поэтому-то ты настолько мастерски и отгораживаешься от мира, что никакие его происшествия тебя совершенно не трогают. Ты постоянно сам себе на уме, и порой складывается впечатление, что даже твоя собственная жизнь тебя не волнует, что даже на нее ты смотришь с высоты своей критичности. – Брат нисколько не оправдывал этими доводами сегодняшний финт, но факты оставались фактами. – Ты безнадежный интроверт. Очень сложно достучаться до твоих истинных чувств, расшевелить тебя, пробудить хоть что-то человеческое... Простые уговоры и принуждения для этого бессильны. - Что ж, в этот раз вы превзошли самих себя. – Со злостью прыснул я, не давая Максиму закончить. – Вам удалось вывести меня из равновесия, вы можете гордиться этим. – Я был настолько выбит из колеи, что был не в состоянии контролировать свой сарказм даже в разговоре с Лисицами. – Поздравляю! - А как бы ты поступил на нашем месте? – горячо вступил в разговор Денис, явно недовольный моей позицией и тоном. – Валялся в бессознательном состоянии три дня, протирая полы, а мы дожидайся счастливого конца всему этому? Естественно мы не могли остаться в стороне... - Ничего не понимаю, - окончательно запутанный, простонал я и откинул голову назад. Какие-то жалкие и истерические нотки прозвучали в моем голосе, я буквально молил об объяснении, без которого, казалось, я мог докатиться до полоумия. Соображай я адекватно и хладнокровно, как я это делал обычно, я бы и без брата с нянем разобрался в мотивах, целях и последовательности их действий, но сегодня все было наперекосяк, сегодня я действительно был словно потерянный и не улавливал очевидных вещей. - А ты не перебивай и все поймешь, - осознав мою беспомощность, снисходительно ответил Денис. Он глубоко вдохнул и сел на ступеньку крыльца, видимо, готовясь к длинному повествованию. Это меня немного успокоило. – В первый день мы, было, решили, что ты просто вымотался в универе, знаем мы твою дотошность и неконтролируемую тягу к знаниям в ущерб своему здоровью. Но когда это продолжилось, когда ты снова ничего не хотел объяснять и не выходил из своей комнаты, мы начали беспокоиться. Ты опять от нас что-то скрывал, ты опять нам не доверял, поэтому мы и позволили себе сунуть носы в твой универ и выяснить, с кем ты в последнее время общался: благо, ты у нас достаточно замкнутый и такой человек оказался всего один. Других версий, что или кто мог бы ввергнуть тебя в депрессию, у нас не было. Потом ты рассказал Максиму, что причиной всему являлась ссора с дорогим тебе человеком, и это подтвердило нашу теорию... - И вы решили запихнуть нас на одну вечеринку. - Начинаешь соображать, - с похвалой отозвался нянь. – Мы подговорили твоих одногруппников, чтобы они затащили вас всеми правдами и неправдами на это небольшие мероприятие, которое, кстати, мы и устроили. Подговорили мы их и на то, чтобы они вас именно вдвоем с Ильей отправили в магазин, где все уже было готово и ждало вас. - И первый умирает на наших глазах именно наш знакомый, для усиления эффекта. - Именно. Я несколько секунд обрабатывал информацию, прежде чем снова заговорил. - Вы все тщательно продумали, - порядок стал преобладать над хаосом в моей голове и я даже мог оценивать гениальность и четкость их плана. Теперь все было стройно и конкретно, ситуация, мне на радость, прояснялась. – Все было достаточно убедительно, чтобы не осталось и места сомнению. Запихнуть нас на одну квартиру, чтобы мы припомнили все с нами случившееся, и хорошее, и плохое, так сказать, раскачать нас, заморить червячка; заставить меня унизиться ради Ильи, чтобы обострить вину и за ее счет выставить на передний план истинные чувства; запереть нас в одной кладовой на несколько часов, чтобы мы осознали, какими идиотами были, чтобы поклялись всем богам измениться, был бы только шанс... И чуть не убить, чтобы закрепить результат. Вы вертели нами, как только того хотели! Только Лисицам могло прийти такое в голову! Вы ненормальные! Идиоты! Придурки! Браво! - Все так. – Даже как-то равнодушно, нарочито скромно отвечал Денис. - Но кто были все те люди, которые разыгрывали грабителей и их жертв? – мой голос звенел от возбуждения. Надо ж было такое провернуть! Взяли и накололи, как последних дураков, обвели вокруг пальца... Уму не постижимо, не бывает так в реальной жизни, просто не бывает! Так мало того, со мной такого уж точно не могло случиться. Сон, просто сон... Который Лисицы умудрились сделать явью. - Бродячие актеры, бывшие в городе лишь проездом, которых мы больше не увидим. – Заверил меня Макс. Еще одна деталь в общей схеме. Я терялся, то ли мне рвать и метать, то ли восхищаться... - Вы идиотские гении! - А по-другому до тебя не докопаться. – Усмехнулся Макс, видимо, понимая, что их перегнутая палка не повлияла на мое душевное здравие. – Смотри, как распалился-то. И повисла тишина: нянь с братом все сказали, а мне сказать было нечего. Вроде, все разложили по полочкам, в рот положили – мне проглотить оставалось только, а мозг все никак не хотел ничего воспринимать. Понимал, но не воспринимал. Когда у меня были проблемы, родители никогда не приходили, их не трогали ни мои страхи, ни мои переживания, ни мои слезы. Они относились ко мне как к какому-нибудь растению, которое достаточно поливать, а вот любить – совершенно лишнее. Синий зверь отвернулся, "спасая" меня. Когда меня не выпускали из психушки, друг за стенкой решил "помочь", просто-напросто бросив. Когда мне нужна была поддержка, никого не было рядом, и только Лисицы проявили интерес, не остались равнодушными и решили мою проблему, пусть и не самым приятным методом. Но сработало же? Сработало. Остались живы? Остались. Что еще нужно для счастья? Они как всегда разделили беду одного человека на всю семью... Лисицы, в самом деле, не стандартные люди, к которым очень сложно приспособиться даже после нескольких лет совместной жизни... Единственное, что о них можно узнать, это то, что они непредсказуемы, а как это проявится – каждый раз загадка. Теперь тот день казался очень далеким и практически нереальным, что, впрочем, совсем не значило, что его было возможно забыть. Словно фильм, который произвел на тебя сильнейшее впечатление, но в котором ты сам не принимал участия. Илья, как бы серьезно он не был ранен (а он, по моему представлению, был ранен чуть ли не смертельно), присутствовал при всем разговоре на крыльце. Может, он был скромным, может, по достоинству оценил план моей семейки, а, может, просто не хотел рушить тот мир, что такими жертвами воцарился между нами, поэтому особых претензий к тому, как с ним поступили, не предъявлял. А я-таки, очутившись дома и припав к родному паркету, впал в этот мой излюбленный анабиоз, правда, долго в нем проваляться мне попросту не дали: сначала брат с нянем меня тормошили, причем, довольно грубо, буквально выпихивая в реальность, а потом пришел Илья и по счастливой случайности дома никого не оказалось, кроме нас двоих... Известное дело, что до чая дело опять не дошло. Не знаю, когда мы успели с ним об этом договориться, но о Никите, а, тем более, моих обманах, мы больше и не вспоминали, будто их и вовсе не было. Видимо, того разговора в каморке нам с лихвой хватило, чтобы не поднимать эту тему. Видимо, и тема теперь была слишком мелкая и ничего не стоила, чтобы быть предметом наших разговоров. Кстати, я много раз крутил в голове план Макса и Дениса и не находил в нем изъяна. И чем больше я думал над искусным спектаклем, что разыграли мои обожаемые родственнички, тем сильнее разрасталась благодарность им. Наверняка Илья оказался бы слишком гордым, чтобы иметь со мной какие-либо дела, да и я бы не стал его более трогать, побоялся бы, наверное, но эти двое Лисицев своей выходной не позволили нам упустить в жизни нечто поистине важное, не дали совершить того, о чем бы мы потом жалели всю жизнь... - Виктор Арсеньевич, на пару опоздаете, - послышался шутливый голос возле моего уха. Я уже давно не спал, да и половицы предательски скрипели, выдавая шаги Ильи, поэтому шепот и теплое дыхание у моей шеи не стали пугающей неожиданностью. - Мне сегодня ко второй, - сквозь улыбку пробухтел я, пытаясь поплотнее завернуться в одеяло, но, пресвятые панталоны королевы Великобритании, кто бы мне это позволил сделать! Я в очередной раз остался без теплого одеялка, впрочем, я мог бы уже привыкнуть к этому... за десять лет? Или еще только девять? Сколько мне там, говорите? Двадцать шесть или семь?.. Эх, к черту эту математику, с утра мне еще ее не хватало... - Я не позволю тебе нежиться в кровати больше моего, - коварно нашептывал Илья. – Тем более, мне скучно собираться одному. - А Влас с Пашей куда делись? – насторожился я. Это было странно, что Власа так рано не было дома, да еще и когда их на пару с Пашкой нет, вдвойне странно. - Он сегодня вызвался закинуть Пашу в садик по пути в школу, так что этих двоих уже нет. – Растолковал мужчина, как будто это было в порядке вещей, что третьеклассник ведет в садик четырехлетнего ребенка, а потом резко его пальцы впились мне под ребра. Время идет, а Шнелин ну нисколько не меняется. – А ты давай вставай уже, ленивая задница-ученая голова! - А то что? – лукаво спросил я. - Еще одно слово, и мы сегодня никуда не пойдем. – Пригрозил Илья и укусил меня за ухо, как будто запугивая, но больше это походило на предложение остаться сегодня в постели. Он так и ждал, когда я дам повод, и я ему его дал: - Вешалка. Начало моей лени, завершение сией работы, но далеко не конец их истории...