Воспоминание о смерти.

Бескрайняя даль поля, которая будто живет и мерцает в солнечном свете, как золотисто-зеленое море. Воздух густой от запахов трав, почти одурманивает. Лишь тени от недалекой рощицы отделяют меня от этой бесконечности. Тишина, в которой можно утонуть как в бездне. И в ней рождаются несуществующие звуки, тихо изнуряющие слух своим звоном. Вечность, пустота - в ней все рождается и в нее же все и стремится вернуться. И я тоже. Я долго сидел на обветшалой скамье, неизвестно кем поставленной здесь, на самой грани, разделяющей рощу и поле. Ее ссохшаяся древесина недовольно поскрипывала от любого моего самого незаметного движения, и я хватался за эти звуки, как за последнюю нитку, связывающую меня с реальностью. Меня начинало все больше пугать это место. Как я сюда попал и зачем? Будто в поисках того, кто мне ответит, я оглянулся. Естественно, взгляду моему предстала все та же немая картина. Кому же, как не мне знать причину, но я не хотел признаваться, пусть лучше за меня кто-нибудь это скажет, так будет куда проще и не так стыдно, ведь всегда можно возразить. Я сложил руки на затылке, и мои пальцы утонули в льняных прядях волос. Раз так вышло - забудусь ненадолго, просто наслажусь ситуацией. Тут все же самое спокойное место на свете, во всяком случае из тех, что мне встречались. Покой - то чего мне не хватало всю жизнь, ведь эти понятия просто не совместимы. Я долго глядел за движением поля, за тем как меняется небо, и вместе с ним менялось мое состояние, душу все больше разъедала желчь недавней обиды, от которой я так хотел избавиться незадолго до настоящего момента. Точнее, это была совокупность всех мелких недомолвок моей жизни. Теперь они вновь раскаляли меня, жаля самое нутро обрывками прошлого. «Ост’вайся д’ма», «Не б’спокойся», «Н’чего не пр’дпринимай», «Все в п’рядке»… Как только меня ни отвергали, как от меня скрывалось очевидное. Тем временем начался дождь. Крупные капли барабанили по узкому навесу над скамьей, по листьям, по сухой земле, впитываясь в трещины глинистой почвы. Сырость, почти загробная, накрыла меня с головой. Какой же я дурак! Надеялся, что это освободит меня от переживаний, даст мне покой, смоет с души груз, освободит. На деле же оказалось только хуже. Теперь я жалею куда о большем. О том, что я не сказал, что не сделал, что я бросил ради того, что бы мне просто предоставили возможность понять мою ошибку, которую уже не исправить. Внутри как будто заструился холод. Безнадежность? Возможно. Внезапно странный толчок в плечо, еще один и темнота, которую тут же разорвало на множество частей. Звуки необыкновенно громкие, свет струйкой проникший через щелку в занавеси и казавшийся больно ярким. Глаза невольно заслезились, и я поспешил прикрыться от солнца одеялом, за край которого меня тут же сильно дернули. От неожиданности я тихо выругался и, широко раскрыв глаза, глянул на обидчика. Это был Су-сан. Никогда еще прежде его таким не видел. Взгляд растерянный, очки съехали куда-то набок и слышно, что дыхание идет сбивчиво, как телега по неровной дороге, то затихая, то разносясь громом. Я замер, не решаясь спросить, что произошло, тем более сам начинал понимать. В руке у Шведа была крепко сжата бумажка, помятая донельзя. Это была записка, которую я написал вчера в каком-то особо остром порыве. В тот момент я действительно думал над тем, а что было бы, умри я. Вот и написал все, что копилось так долго, эти безрассудные рассуждения, достойные подростка, несколько умерили мой пыл, но по завершении своего творения я лишь смял его, даже не выкинув в урну. Теперь же мне было стыдно и перед Бервальдом, и перед Силендом и Ладонией, конечно. Я еле выдавил беззаботную улыбку, но заметив, как побледнел при этом Су-сан, оставил эту попытку. Что лучше всего сейчас сделать, как объяснить, что это желание было всего лишь ошибкой, мимолетной слабостью? Тут я почувствовал, что в груди будто что-то стучится наружу, требует выпустить, хочет вырваться и показать всю свою силу. Я вскочил на кровати и, схватив подушку, запустил ею прямо в ошеломленно-серьезное лицо Шведа. Я кричал довольно долго по моим меркам, я упивался своим криком, как какой-то мелодией. Возможно, со стороны я выглядел смешно и нелепо, но сделать это для меня было сейчас просто необходимо. Я не раз указывал мужу на его излишнее желание оградить меня от своих проблем, на то, что он никогда не хотел принять моей помощи, на то, как он не замечал моего беспокойства. Наконец закончив эту тираду, я бессильно опустился на колени, от чего одеяла вокруг на миг вздыбились. Слабость охватила все тело. Сделав несколько тяжелых вздохов, я повернулся к Бервальду. На секунду мне показалось, что на губах его заиграла легкая улыбка. Он приподнялся и, обняв меня крепко, прошептал в ухо: «Из’в’ни». И вот его высокая фигура уже скрылась за дверью, мягко притворив дверь. Никогда еще как сегодня, я не задумывался над тем, как мне дорога вся суета моей жизни и все переживания, как я дорожу каждым мгновением вместе с ними, и как я боюсь потерять их в этой бесконечности.