О капусте и молитвах

      Поначалу слушать Патер за едой было как-то неловко. Первые несколько дней. Потом голод начал брать верх и породил стыд за наглое набивание живота во время зачитывания Святого Писания.       Через полтора года хотелось заткнуть капеллана краюхой хлеба.       А еще через год весь этот бубнёж воспринимался отстраненным левым фоном.       Главное – выловить всё чертово мясо из похлёбки. Потому что скоро Пост, и тогда даже не самой грузной комплекции хохмейстер Сибранд начнёт подвывать с голодухи животом.       Иногда немцу даже хотелось с кем-нибудь поспорить, от чего они сдохнут раньше: ассасинского клинка, сарацинской стрелы или отсутствия здоровой пищи. Хотя, впрочем, во всём этом был один маленький, но греющий душу плюс. - Вы уже на заутреню спешите, лейтенант? – с довольной лыбой спросил немец, нагоняя со спины свой личный объект для пикировок. Робер снисходительно полуобернулся, бросая через плечо: - Не хочу отощать до твоего состояния за то время, что Ричард торчит в Акре. И откуда столько радости, герр Сибранд? - Так ведь сегодня я буду услаждать свой взор видом вашей кислой мины, сеньор де Сабле, - в тон ответил немец, с трудом подстроившись под широкий шаг лейтенанта.       Робер сразу помрачнел, уже догадавшись, к чему ведет немецкая пакость. Сибранда молчаливая реакция явно не удовлетворила, и он попытался надавить посильнее: - Сегодня обещали на завтрак капусту. Много капусты, с морковью. - Тогда до вечера, - резко остановился француз, так что тевтонец по инерции пролетел вперёд еще на два шага. Робер довольно хмыкнул, скалясь. – Я же не козёл, чтоб траву жрать. - К-куда?! – искренне возмутился в лучших чувствах Сибранд, уставившись на лейтенанта. – Робер!       Через секунду до немца дошел и двойной смысл последнего высказывания, от чего хохмейстер едва не задохнулся от возмущения. Бледные скулы моментально раскраснелись неровными пятнами. Де Сабле ухмыльнулся еще шире и всё же передумал уходить, на этот раз ухватывая Сибранда, застывшего аки часть каменной композиции Страшного суда, за плечо, и дотащил до столовой. В дверях немец наконец с щелчком захлопнул пасть, проглатывая тысячу и одну колкость, которые заготовил.       Пришлось с каменной физиономией, как сказал бы француз, à la brique, дойти до лавки возле стены и угрюмо плюхнуться, забившись в угол. Сибранд вообще терпеть не мог, чтобы кто-то смотрел в спину, а по возможности закрывал и бок, чтобы не было слепых зон вокруг.       В этот раз на единственное свободное место рядом свои кости кинул Робер, заодно притащив и большую миску с тем самым крошевом из тушеной капусты с морковью. Сибранд тоскливо отметил, что сегодня пожалели даже лука, который бы хоть какой-то сладости придал.       Мама готовила лучше. Сочный, горячий, восхитительный шницель с обжаренным лучком и лимонным соусом…       Сибранд с надменным видом кивнул, принимая молча протянутую ложку.       Кто вообще придумал это идиотское правило – жрать из одной тарелки.       Наверное, те же Idioten, которые ухитрялись голодать ради веры даже при такой скудной кормежке. - Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum…       Началось. Сибранд на секунду возвёл очи горе и наклонился над миской, раздраженно подпихнув в плечо француза, чтобы хоть чуточку отодвинулся. Робер тихо фыркнул, передвинувшись на дюйм, и тевтонцу было почудилось, что в серых глазах де Сабле мелькнуло что-то очень нехорошее.       Застучали общим гулом ложки, и Сибранд вместе со всеми окружающими уткнулся в тарелку, цепляя переваренную капусту и уныло пережевывая с истинно немецкой аккуратностью – чтобы ни крошки не упало. Робер некоторое время тоже спокойно отвлекся на трапезу, наконец перестав поглядывать с насмешкой.       Неожиданное давление под ребра едва не заставило немца выронить ложку. Особенно, когда давление стало касанием ладони и плавно скользнуло вверх по боку, чуть сбивая белую ткань сюрко. Сибранд с большим трудом проглотил ставший поперёк горла лист капусты и глянул на Робера круглыми глазами, в размере сейчас не уступавшим серебряным монетам.       Де Сабле невозмутимо приподнял бровь, глянув искоса, и спокойно заел момент той самой травой, которую зарекался «жрать». Сибранд с места не сдвинулся, отчетливо ощущая, как чужая рука быстро переместилась к животу и скользнула под разрез на сюрко, мимолетно задев бедро.       Хотелось до зубного скрежета прямо сейчас прошипеть сотню ругательств и дать подлому французу по руке, но в полной тишине столовой с тихим заунывным чтением Патер любая возня неизбежно привлекла бы внимание всех и каждого.       Чужая ладонь обожгла теплом, широко лёгши на низ живота, и в следующий момент немец прерывисто втянул воздух, когда сильные пальцы плавными круговыми движениями огладили кожу через тонкую ткань льняной рубахи. И почему только сегодня из-за жары он побрезговал кольчугой?       Сибранд мысленно взвыл и низко наклонился над столом, впиваясь пальцами левой руки в край лавки. Робер недолго издевался, уверенно нажимая кончиками пальцев на чувствительные точки, которые, - подлая французская морда, - давно уже выяснил. Через некоторое время, бодро захрустев капустой, лейтенант английского короля опустил ладонь ниже, по-хозяйски оглаживая по бедру и спускаясь к колену.       Тевтонец едва не пискнул позорно, чуть дернувшись, но Робер предупреждающе надавил двумя пальцами на ямочки под коленной чашечкой.       Сибранд страдальчески сунул ложку в рот и зажал зубами. И zum Toiffel, что вмятины на древесине останутся - кто его прикус-то отличит?       Робер насмешливо дернул уголком губ и, слегка пощекотав под коленкой так, что Сибранд уже едва слышно заскрипел зубами, сжалился, убирая руку.       Немец собирался уже облегченно выдохнуть, когда рука француза резко дернула шнуровку брэ, предоставляя де Сабле беспрепятственно лапать самое ценное. Что, собственно, он сразу и сделал, незаметно поведя плечом, чтобы поудобней повернуть руку и обхватить пальцами напрягшийся еще от "массажа" член тевтонца.       От такого издевательства, чтобы не поломать себе зубы, Сибранд все же вытащил многострадальную ложку изо рта и прикусил вместо неё губу. Робер усмехнулся шире, не без удовольствия наблюдая, как бледные щеки немца расцветают медленно краснеющими пятнами неровного румянца. От плавного скольжения сжатых пальцев от головки к основанию члена Сибранд уже едва не прогнулся в спине назад, дыша, казалось, через раз, настолько нервно поднималась под сюрко его грудная клетка. - Agnus Dei qui tollis peccata mundi...       Робер с легким нажимом потер большим пальцем головку, вырывая у Сибранда уже более шумный вздох. Немец сглотнул, уставившись на миску с недоеденной капустой и всячески стараясь не думать о том, как грубоватая от шершавых мозолей рука восхитительно жарко сжимает член, дразня неторопливым, скупым скольжением. - Amen.       Сибранд вскинул уже панически-затравленный взгляд, и Робер с тихим хмыканьем под скрип отодвигаемых лавок резко убрал руку.       Тевтонцы поднимались из-за столов, относя миски к капеллану для передачи бедным остатков трапезы. Де Сабле помедлил, щуря насмешливые серые глаза, и с неуловимо-мягким укором тихо произнес, наклонившись к уху Сибранда: - У тебя дурацкие шуточки. Но у меня с юмором всё ещё хуже, запомни уже наконец.       Немец недовольно хмыкнул, быстро затягивая под столом шнуровку брэ, благо широкая спина лейтенанта скрывала их пока от возможных любопытствующих. Взгляд Сибранда зацепился за капусту в ополовиненной миске, когда Робер забрал её со стола, прежде чем отвернуться, уходя. - ...а капусту я больше в рот не возьму, - негромко и мстительно пробормотал немец, как будто овощ был в чём-то виноват. - Не козёл же.