Шут, воин, сны и зубная боль

В одном не самом большом королевстве, в далеко не самом процветающем городе жил не самый умный король. Правил он, не сказать, что плохо, но и хорошим его правление назвать трудно было. Король отличался гадким нравом и чересчур завышенной самооценкой; всех подданных, в том числе и ближайшее окружение, считал он не более, чем своими игрушками. И отношение у него к ним было подобно детскому - пусть я сам не играю, но ты мои вещи не трожь. Жадным был король. Дело началось весной, собственно, весной и закончилось. На перекрестке дорог стояла крепость. Давно так уже стояла. У фаворита короля протекала крыша. Давно и по шуту короля протекала. А у короля болели зубы. Но не все, а только резцы У короля были разные слуги. Все, как один - молодцы. Фаворит не умел извиняться. Его этому никто не учил. Он клинок обнажал беспощадно. И им направо-налево разил. Шут тайно любил его волосы. А с фаворитом ему снились сны. Только шут с фаворитом ругались, как только оставались одни. Королю до них не было дела. Он вообще про них бы забыл, Если бы фаворит слуг не резал. Если б только шут так не смешил. Король страдает от боли. Но целителям к нему хода нет. Пусть зубы его грызет кариес, но король только стонет в ответ. Аллен, ехидно улыбаясь, выглядывал из-за угла, глядя на стонущего короля. Король выгнал всех, чтобы пострадать в одиночестве, но когда шута останавливали приказы?! Спешащие мимо слуги косились на хихикающего шута, но, не говоря ни слова, шли дальше. Улыбчивого красивого Аллена знали и любили все - паршивый характер парень прятал за смазливым личиком и обманчивой вежливостью. Только с фаворитом короля, капитаном королевской стражи Юу Кандой, шут не таился. Король с довольной миной наблюдал за их перепалками. Действительно, что может быть прекраснее и завораживающее чужой ссоры, такой, что аж искры ненависти летят! Король даже специально разжигал конфликт, задавая крайне каверзные вопросы, зачастую доводящие до драки - вернее, до бегства Аллена от разъяренного Канды. Стоит ли говорить, что эти двое были самой любимой игрушкой Его Величества? Аллен уже успел предложить королю отвар из чертополоха, родить гениальную идею погрызть древесной коры и получить раздраженное проклятие и пожелание сгинуть в Бездне. В Бездну Аллен не торопился, он вообще как-то не очень любил черные грязные канавы, любой глубины. Безнаказанно выводить из себя Аллен любил только Канду, а короля... По должности положено просто, так что приходилось. Хотя, признаться, наблюдать муки этого тупого жирного ублюдка, которому повезло родиться в королевской семье - и на этом его достоинства кончались - было приятно. Каким ветром к двери в покои короля занесло в тот миг Канду - неизвестно. Судьба, наверное. Она в это время наверняка потирала ручки, предвкушая нечто грандиозное - насколько, ей самой лишь ведомо. Ну, сейчас и мы узнаем. Канда гордо шествовал по коридору. За спиной мечника развевались волосы и длинный плащ. Коридор был широким - и тем не менее, Канда нарочно столкнулся с выглядывающим из-за угла - и от того не заметившим его приближения Алленом. Впрочем, если б это не случилось настолько неожиданно, шут бы наверняка заметил, что Канда явно не в себе. Затопившие радужку расширенные зрачки, вздымающиеся ноздри и - о, ужас! - выбившиеся из хвоста пряди иссиня-черных волос. Канда никогда не позволял себе придти ко двору с прической в беспорядке. Даже полуживой, истекающий кровью, весь израненный, он находил время на то, чтобы перевязать хвост - и лишь потом с кирпичной мордой войти в ворота. По сравнению с обычным его видом, сейчас Канду можно было назвать одним словом. Взъерошенный. А еще выбитый из колеи и взмыленный. - Ой! - выдохнул Аллен, потирая ушибленный ножнами бок. - Я тебя не заметил. Трудно заметить подобную горошину, - насмешливо фыркнул Канда, пытаясь утаить загнанное частое дыхание. - Глаза проверь! - огрызнулся Аллен. - А то ослепнешь, и что делать будешь? Сослепу ни косички не позаплетаешь, ни мечиком не помашешь, а больше ты ничего и не умеешь. - Тч, заткнись, Стручок! Шут, кривляясь, округлил в страхе глаза. По телу, будто хищник лениво разминает мышцы перед атакой, медленно расползался адреналин. Сердце ускоряло свой бег, предвкушая хорошую драку - и несколько до обидного коротких минут вдвоем только с Кандой. Это их время. Время, когда не надо Аллену натянуто улыбаться и едко подкалывать придворных, раболепствуя тем самым перед хохочущим над их вытянутыми лицами королем. Время, когда Канда может дать волю собственному гневу, который в обычное время заморожен, законсервирован и заперт под тысячей замков - убивать Канда предпочитал быстро и с холоднокровием. Время истины взамен притворства, время горячей крови взамен леденяще-холодной. Хорошее время. - А если нет? Неужели БаКанда меня своей железкой потыкает? Ну да, Мугеном размахивать ума много не надо. Ты ж у нас глупенький миленький ду... С чего вдруг случилось дальнейшее - загадка. Но вместо того, чтобы привычно угрожать мечом, Канда вдруг схватил Аллена за локти - мысленно шут успел попрощаться с жизнью - и прижался своими губами к его. Вкусно так прижался. Хоть мечник и воротил нос от сладостей, губы его были сладкими, как мед. Аллен даже подумал, что Канда тайком его ест, когда никто не видит, а нелюбовь к сластям - показуха в подтверждение своей брутальности. Впрочем, мысли вынесло напрочь, когда Аллен посмаковав губы, решил рискнуть попробовать рот Канды - когда еще такая возможность выпадет? Тот, впрочем, не отставал, приоткрыв створки зубов. И на миг Аллену пригрезилось, что этим жестом Канда открылся ему полностью, пропустив сквозь непреодолимую стену отчуждения, выстроенную им от внешнего мира. И, кажется, Аллен долго не отрывался, пытаясь опознать вкус Канды - что-то терпкое, как корица, тягучее, как патока, вкусное, как соус данго. Но все хорошее имеет свойство кончаться, и поцелуи - не исключение. Канда со вздохом отстранился и с бесчувственным лицом, лишь самую малость покрасневшим от недостатка кислорода, хмуро поглядел на шута. - БаКанда, зачем... зачем ты это сделал?! - красный как рак Аллен прикрыл ладонью рот в изумлении. И тогда мечник ответил. Он в жизни так много не говорил, столько слов от него не слышал никто, кроме растерянного Уолкера. Канда говорил, говорил долго, в своей обычной холодной манере, но по периодически проглатываемым окончаниям слов, сбивавшемуся дыханию и опущенной голове - так, чтобы длинные волосы скрывали лицо -, было видно, что говорить было нужно именно столько, именно так и именно такими словами. (П.А. А почему бы, собственно, и нет?) - Ты знаешь, ты в каждой победе. В каждом звоне мечей. В каждом нанесенном увечье. В звуке трескающихся костей. Ты знаешь, ты был рядом со мною, когда я впервые убил. Не королю посвящал я победы. Трупы врагов я б тебе подарил. Ощущение схватки порою напоминало мне нашу вражду. И я тебе сейчас все раскрою, как я стражду тебя и жду, Как с каждой твоей злобной шуткой я становлюсь чуть живей, А ведь я же на самом деле всех мертвых врагов мертвей. И пусть я тебя ненавижу, но не видеть тебя - больней Я дышу твоей бешенной яростью, так же как ты - моей. Почудилось мне сегодня в кривом от боли лике врага, Что вместо него ты убитый, что у него твои, шут, глаза. И от этого я сорвался, примчался скорее сюда, Чтобы знать, что Мелкий в порядке, ну, что вышло - ты видишь сам. Ты язва, шут и притворщик. Ты тот еще бес, поспоришь? Ты назойливей насекомых. Но мы же друг друга стоим? Так что ты молчишь, ответь! В ответ на такое признанье Аллен на месте застыл Ведь пусть его все уважали, но так странно никто не любил Одержимый злым вспыльчивым Кандой, он и думать ни разу не смел, Что своею ехидной натурой растопить тому сердце сумел. Долго стоял Уолкер с открытым ртом и красными щеками. Но быстро взял себя в руки, маску снимать надолго - не в его правилах, неуютно надолго оставаться без притворства, словно обнаженным под взглядами толпы он себя без нее чувствовал. Но с Кандой никогда не нужно было притворяться. Ни разу. Так и было, ни крупинки фальши он не позволял себе в адрес Канды. Он мог лицемерить перед друзьями, нагло лгать в лицо королю, но притворно расплыться в улыбке перед мечником... даже губы не растягивались. Так было всегда, с первого взгляда и по сей миг. И это было прекрасно. Томительно, щемяще - но прекрасно. И совсем неудивительно, что Аллен, ухватив Канду за рукав, поволок его к его же собственной комнате. В обиталище злого капитана никто не рисковал соваться, дабы не закончить свою жизнь мотыльком, пришпиленным Мугеном к стенке. Да и мрачная темная аура одиночества, настолько густая, что сквозь нее едва ли не прорываться приходилось, окружающая эту комнату, осязалась всеми фибрами души. Сегодня Аллен собирался ее рассеять. Возможно, не сразу и не полностью, но пробить брешь в глухой обороне мечника хотелось. Захлопнулась дверь, и в нее тут же с глухим звуком впечатали тело. Аллен был ниже, но инициативнее, Канда - сильнее, но совсем не разбирающимся в липкой паутине человеческих отношений. Принимая как данность свои чувства к Аллену, он бы и дальше молчал о них, если бы не та странная шутка разума, показавшая ему на миг черты шута в тускнеющем лице умирающего. И, казалось, подобно верхнему слою краски, осыпающемуся под тяготой времени, обнажая шедевры, скрытые доселе, так же шелухой и мелкой пылью ссыпались защитные оболочки шута и мечника - а под ними, как оказалось, таилось нечто настолько прекрасное, правильное и настолько "на двоих", что дух захватывало. Этой ночью они не спали. Лишь лукавая всезнающая луна видела каждый изгиб, каждую очерченную, завораживающе перекатывающуюся под кожей мышцу сплетенных тел. Лишь одному Аллену было дозволено видеть столь беззащитного Канду, слышать каждый звук его удовольствия. Лишь под утро Канда уснул под музыку размеренного дыхания спящего Аллена. Так шли дни - холодным в любую погоду днем показная вражда, горячей общей ночью скрываемые от всех чувства. И это было утомительно, и паршиво становилось на душе от одного лишь знания того, сколь разительно отличается реальность и притворство. И надетая с маской улыбка Аллена казалась скользкой и жирной и горчила - потому что Канда знал, какой робкой, нежной и мимолетной та была в их новое время. И холодное безразличие синих глаз Канды было настолько чужеродным и неправдоподобным, что Аллен удивлялся, как он раньше верил в этот лед, ведь куда более настоящими они были за закрытыми дверями - словно тихое ночное небо, расслабленное и открытое. А еще больше настораживало выматывающее нервы призрачное ощущение опасности. Ведь реакцию короля предсказать невозможно, но интуитивно каждый из любовников догадывался, что подобное своеволие игрушкам непростительно. Это все равно, что узнать о тайной жизни кукол, которая начинается, едва их убирают в коробку. Куклы, между прочим, тоже люди. И однажды шуту вдруг приснилось, что про них король вдруг узнал. И что король, от боли скривившись, фаворита убить приказал. Королю просто скучно и больно. От того он казнит всех подряд И приговор выносит смертельный. Вокруг замка трупы висят. У короля просто зубы болят. И ум за разум заходит от боли. Бывают такие сны. Понимаешь, что спишь, понимаешь, что подобные кошмары нереальны, ощущаешь кожей и легкими вязкий воздух тумана сна, видишь блеклость красок и нетвердость земли. И все равно тягучее чувство, и никакой здравый смысл не вытянет тебя из самообмана сновидений. Говорят, что, если сильно захотеть, можно сбросить с себя пелену сна и проснуться. Пропитавшийся каждым моментом сна Аллен не был так в этом уверен. Наоборот, он помнил все в нем, равно как и свои чувства. Легкая дымка счастья, которая его не покидала с того самого поцелуя, вдруг испуганно испарилась, на ее место пришло тягучее ожидание приговора. Но самое страшное было после. Во сне Аллена под стражей удалили из зала, он вырывался, но его неуклонно утягивало дальше от Канды, понурившего голову и, при более внимательном рассмотрении, уже мертвого. Аллена забирали прочь, а ему казалось, что забирали не его, а все самое лучшее, что у него было, оставляя лишь липкий страх, нет, ужас, взамен. Безысходность, безнадежность, отчаяние. Команда чувств, подводящая к грани. Хотелось выть и грызть кирпичную стену подвала, куда его во сне заперли. Хотелось на живо выдрать собственное сердце и кинуть его туда, на место казни. "Глупо", - хихикал Аллен, проснувшись. "Глупо и неправда" - убеждал себя он, утирая слезы. Так уж с начала его жизни повелось, что все хорошее, не одномоментно хорошее, а длительно хорошее, у него беспощадно отнимали. Сперва приемного отца отняла болезнь. Аллен только привык к Мане, полюбил его и доверился - но мужчину забрала лихорадка. Потом... вечно пьяный садист Кросс, который, пусть и по-своему, грубо и неумело, порой болезненно, но заботился об Аллене и дал ему дом и, пусть и скачкообразное и несуразное, ощущение стабильности. Его отняла королевская стража, когда Кросса посадили в тюрьму за пьяный дебош во дворце, А Аллена пристроили поваренком, потом пажом, потом - шутом. И воцарился было относительный покой - но нет. Явился грубый ледяной айсберг с мечом по имени Канда и отнял покой несколькими холодными взглядами, чтобы после вернуть его долгим признанием. Так вот и эту колючую льдинку способны отнять. Израненное вечными потерями сердце шута захлебывалось кровью, тщась что-то предпринять. Но все же, прежде самого мечника, Аллен полюбил его волосы. Иссиня-черные, густые, длинные. Даже они говорили об опасности их обладателя, видом своим напоминая темные блестящие перья птицы смерти - ворона. Но, как и сам Канда, волосы его оказались на деле не достойными пугающих домыслов. Послушные, гладкие, прохладные; в них приятно было зарываться руками, пропуская пряди между пальцев. Будто трогаешь руками ночь. Но темнота этой ночи сегодня не напоминала все еще овеянному послевкусием дурного сна Аллену о мечнике. Она пугала, смертоносно скаля зубы неизвестностью и подобно черной тоске заполняла душу полностью, до самых потаенных уголков. И, кажется, Аллен начал бояться темноты. Шут свернулся клубочком и отвернулся к стене, закутавшись в одеяло. Холодя лицо и стягивая кожу медленно подсыхали на щеках слезы. Фокусы с исчезновением. Фокус-покус! Был Мана - нет Маны. Фокус-покус! Был Кросс - нет Кросса. Фокус-покус! Был Канда - и не станет Канды. Есть темный закат, куча черных теней и демоны шутовского сознания. Нет и намека на Канду. Тю-тю Канды, забрали. Как-то даже дышать больно. Сон вымотал не хуже тяжелого труда, борьба с ним вытянула жилы и сожгла нервы. Лицо Аллена оскалилось в полубезумной джокерской ухмылке. Если не будет Канды... Фокус-покус! Был Аллен - нет Аллена. А был ли?.. Спустя полчаса Аллен забылся во сне, поскуливая и метаясь на кровати. Что в столь поздний час привело в его комнату Канду - загадка, но мы точно знаем, что оказавшись в объятиях мечника, Аллен стал успокаиваться, не просыпаясь, а от звуков родного голоса отступили сны, и оставшуюся часть ночи шут проспал без сновидений. А Канда все это время обрывисто шептал. Звучит во тьме тихий шепот. Он понемногу ночь отгоняет. Жутко дышит тьма злобной ночи, страх в душе твоей все нарастает. Ты его позови, он услышит, тихим светом разгонит ночь, Огоньком от усталой свечки он прогонит злую тьму прочь В его руках как дитя, застынешь, перед страхом пустой темноты, Но вместо тьмы ночь дыхнет яркой синью. ведь теперь ты не один. "Не один", - он чуть слышно прошепчет. - "Я всегда буду рядом, ты знай". От страха и боли тихий шепот излечит. Потому просто ты засыпай. Солнце мертвых сияет уныло, скалит зубы звездам вокруг, Демонам сновидений наказав тебя вовлечь в пустоту. "Это сны" - тихо в ухо он шепчет. - "Ты бояться их не моги". Ведь навеки ты охраняем ярким светом его любви. Он живой, он с тобою рядом. Теперь опасности не страшны Он тепло тебя обнимает. "Тот кошмар был лишь сном. Спи." Он все тише и тише шепчет. И ночь с каждым часом все тает. Звучит во тьме тихий шепот. Он душащую ночь побеждает. И уже стало совсем не страшно. Бесстрашный Аллен, поутру обнаружив подле себя сопящего Канду, наконец созрел для принятия решения и принялся расталкивать мечника. - Ка-анда! Ка-а-а-а-анда! - противно тянул он под ухом любовника. - Юу! Канда мгновенно нахмурился и открыл глаза, притянув слабо сопротивляющегося шута к себе и щелкнув его по носу. - Не смей называть меня по имени, Стручок! - Так не честно! Почему я позволяю тебе называть меня Шпенделем, Стручком, Мелким, Мояши и прочими обидными прозвищами, а ты мне даже по имени тебя позвать запрещаешь?! - возмутился Аллен, зажмурив веки, уютно пригревшись под теплым боком. - Потому что ты Мояши, - не заставил себя ждать ответ. - Потому что ты БаКанда! - воскликнул Уолкер, ткнув Канду локтем под ребра. - И вообще, я поговорить хотел! Канда внимательно поглядел на шута, на серьезные серые глаза и несерьезно вздернутый нос, на причудливый шрам, нанесенный уже здесь, во дворце, скучающими стражниками. Стражникам потом Канда самолично кишки выпустил, парадоксально показав тем самым, что кровь проливать на вверенной ему территории нельзя. Король посмеялся. Он вообще любил драки, в которых не принимал участия. - Шпендель, а ты никогда не хотел мир повидать, м? - подперев голову рукой, спросил Канда, заставив Аллена подивиться его интуиции. Он и сам решил уже сбежать, лишь мучаясь тем, как предложить это мечнику. Раздался стук в дверь. - Господин шут, Его Величество велит вам немедля прибыть в его покои, - не входя, сообщил слуга снаружи комнаты. - И... Смею ли я просить вас донести сей приказ до капитана стражи? А то как-то боязно его будить, даже по приказу короля. - Вот же черт! Что этому уроду на этот раз понадобилось? - фыркнул Канда, Мечник даже глаз не открыл, лишь прижал к себе Аллена покрепче. Тихое маленькое тайное счастье теплым одеялом накрывало его с головой. До кончиков пальцев теперь шут принадлежал лишь Канде, и это было настолько трепетно, настолько сжимающе сердце, что, будь Канда поэмоциональнее, слезами бы давился, уткнувшись в подушку. К стыду своему, так однажды было, после их первой ночи. От всепоглощающего чувства единения с любимым, такого единения, которого он даже и не чаял никогда познать с этим человеком, от неимоверного облегчения из-за того, что его чувства не остались без ответа, у Канды подкатывали к горлу слезы. Их не хотелось показывать даже Аллену - не из-за какой-то там гордости или репутации камня, нет. Просто... это было личное, на одного. Просто... наверняка, даже шут бы не понял. Если уж сам Канда себя не понимал. Он никогда и представить себе не мог, что так осторожно будет прижимать к себе худое тело Мелкого, наплевав на отекшее плечо, не смея - да и не желая даже - пошевелиться, чтобы ненароком не разбудить. Дыхание перехватывало от одного только запаха Аллена, и Канда сперва даже собирался сходить к лекарю, проверить, все ли в порядке с легкими и часто-часто бьющимся сердцем. Аллен же... Привыкший терять, он просто наслаждался каждым проведенным рядом с Кандой мгновением. Будь то ссора или занятие любовью, шуту было приятно и комфортно просто находиться подле. Порой он ловил себя на том, что одна только мысль о том, что они с Кандой живут на одной земле и дышат одним воздухом поднимала настроение. Странно. Непривычно. Это Канда уже привык жить со сжимающимся в сладкой истоме сердцем, на Уолкера же все свалилось неожиданно и сразу. И, да. Аллен не стеснялся слез счастья. Но под привычными слоями масок их не было видно. На самом деле, торопиться к королю никто из них не спешил. Оба наслаждались сладкой утренней негой, тишиной и самим фактом пробуждения вместе. Какой тут к дьяволу король?! Сперва Канда сгреб в обьятья поднявшегося было с постели Аллена, затем уже Аллен не дал встать с кровати Канде, обвив его конечностями. - Ну точно горох. Прицепился - хрен оторвешь, - буркнул Канда, пытаясь вывернуться из рук шута. Тот назло закинул на него еще и ногу, обхватив ее мечника под коленями. - Просто ты - БаКанда. Ко всему холодному часто руки прилипают. - Тч. - Бу-бу-бу. Всегда интересовало, ты пробуждаешься с плохим настроением, или его тебе портят в течении дня. Брюзжишь с утра пораньше, как старый дед. - ... - Слушай, а ты не растаешь случайно? А то как-то не очень мне улыбается проснуться однажды в луже талого льда. Хотя, спать со снеговиком тоже удовольствие небольшое. Ну что поделать, люблю тебя, сволочь. - Так все, задрал. Канда отпихнул от себя Аллена, сбросив с кровати, от чего тот мигом проснулся и растерял половину игривости. - БаКанда! Скотина ты этакая! Это же больно! Чтоб у тебя Муген заржавел, а волосы засеклись! - Идиот, - как-то даже почти ласково констатировал Канда, одеваясь. Собрались оба быстро. Канда по обыкновению вышел первым, с каменной рожей, делая вид, что он не при делах, и что это совершенно обычно - чтобы капитан стражи выходил утром с комнаты шута. Шут, в свою очередь бурча что-то про тупых мечников, которые так и норовят испоганить настроение, семенил следом. - Зубы болят, - сразу в лоб пожаловался король, едва Аллен и Канда переступили порог тронного зала. Аллен мгновенно скорчил недоумевающую рожицу. - И вам доброго утра, Ваше величество! Смею вам предложить крайне забавную штуку. Стукните кулаком по подлокотнику, новая боль позволит вам отвлечься от старой. - На самом деле, у меня есть приказ для вас. Король развалился на троне, чуть ли не упираясь плечами в подлокотники. Перед ним стояла чаша - массивная такая, золотая. Король предпочитал пить именно из таких чаш. Рядом стояла миска. Золоченная. Хотя, миска нужна была для того, чтобы сплевывать туда обезболивающий отвар из чаши после того, как король им прополоскает рот. - Тч, - коротко высказался о том, что он думает о короле и его приказах в частности Канда. - И чего же король хочет? - осторожно спросил Аллен, холодея от нехорошего предчувствия. Им обоим никогда один приказ не отдавали. Все-таки, Канда - воин, меч под ребра - вот и весь сказ, сугубо устранение неугодных и обеспечение безопасности Его Величества. Уолкер же... Что-то, вроде серого кардинала, стоит себе рядом, капает на нервы, улыбается мило - а сам все слышит и запоминает. И упаси вас Господь ляпнуть что-нибудь в королевском замке - у Аллена, казалось, уши в стенах. Другое дело, что шут предпочитал знать многое - но только знать, молча загадочно улыбаясь с видом "Я знаю твой секрет". Король скривился от боли, схватившись за правую щеку. Зуб болел нещадно, и проклятые смазливые рожи подчиненных боль никак не облегчали - напротив. Глядя на таких вот по-настоящему красивых людей, всего добившихся самостоятельно, король в большей мере сознавал собственное несовершенство. Колченогий, низкорослый, с выдающимся далеко вперед животом, он с детства привык, что ему преподносят на блюдечке все, чего он ни пожелает. А сейчас и вовсе. Королю не было дела до жалких слуг, но и он не мог не заметить, что шут и фаворит буквально светятся изнутри. Похожим светом, теплым и мягким, лучилась его мама, ласково поглаживая живот с нерожденным младшим братом. Это бесило. Такое солнце исходило от любовницы короля, незадолго до того, как он узнал, что та ему изменяет и даже больше - собралась замуж за никому неизвестного проезжего рыцаря. Это разжигало ярость. Теперь еще и эти двое. Глядя на них, король испытал острое чувство зависти. Такой агрессивной, злой зависти, которая бывает у людей, никогда не знавших чего-либо, но от того столько страстно мечтающих это нечто получить. Отнять, уничтожить, чтобы и у окружающих этого не было. Зависть приправилась зубной болью. Раздражающей и неотвратимой. Король перекошенно улыбнулся - щеку уже начало раздувать - и медовым голосом пропел: - О, ничего такого, что вам бы было не под силу. Я всего лишь хочу, чтобы один из вас убил другого. Поверьте, от смерти любого я испытаю горькую сердечную боль, такую, что хватит отвлечься от боли зубной. А король оказался тем еще фокусником. Наслаждайтесь номером, настоящая магия исчезновений! Не верите? Вот вам в руки пила, распилите ящик с самым важным для вас человеком внутри. Пусть король и не знал о них, но интуитивно выбрал самое худшее, что можно себе представить, чтобы погасить довольство шута и мечника. В любом случае, убийство делает человека чуточку сумасшедшим. Его Величество был уверен, что конкретно эти двое слуг давно за линию безумия шагнули, так что следующий шаг опрокинет их в пропасть. А безумцы такие смешные! Когда вчера приезжал гастролирующий цирк уродов, король, глядя на кривых карликов, фантасмагоричных уродцев и разных мутантов смеялся до колик, отвлекшись от зубной боли. Особенно ему понравился юродивый, что разговаривал сам с собой, ссорился, а затем, обозлившись, воткнул вилку себе в руку. Вспылил. А король вдруг задумался над тем, что лучше им заменить ядовитого порой шута. Смешит лучше. И развлечение, и освобождение вакансии на место придворного скомороха - в Канде король не сомневался. Как ни посмотри, одни плюсы. - Ну, чего же вы ждете? - хлопнул в ладоши король. Фокус-покус. Сейчас не станет либо Аллена, либо Канды. Это просто совпало. Совпало, что пара стражников, чей караул сегодня выпал на тронный зал, ненавидели короля до дрожи - и потому сделали вид, что жутко заинтересовались лепниной на потолке и ничего кроме нее не замечают. Совпало, что вольготно растекшийся на троне король отвлекся на в очередной раз занывший зуб, ослабив внимание. Совпало, что на переносном столике подле трона стояла чаша с отваром для полоскания рта. Совпало, что Канду выбила из колеи неожиданная королевская прихоть, от чего мечник застыл, пытаясь осознать сказанное; и совпало, что Аллена эта самая придурь выбесила из себя настолько, что глаза застлала красная пелена ярости. Да как он смеет, ублюдок в короне, вообще так играть людьми?! Убить... Канду? Чтобы он сам пришиб своего же, недавно обретенного занудного БаКанду? Этого резкого в своих высказываниях, сволочного и заносчивого, но такого любимого милого придурка? Когда он пришел в себя, перед глазами тоже было красно. Кровь лилась из пробитого виска Его Величества. В руках Аллена была та самая золотая чаша. Обессиленно разжав пальцы, от чего она покатилась со звоном по полу, шут отметил, что красное на золотом смотрится довольно эффектно. Канда отстранил Аллена в сторону и потянулся было к висящему на поясе Мугену, чтобы добить Его полудохлое Величество, но был остановлен негромким голосом у входа в зал. - Оставьте. Мы позаботимся, - сказал один из стражников, с короткой светлой косичкой и двумя точками на лбу. Аллена трясло. Аллен смотрел на короля и содрогался. - Ты смотри, Линк, какой я молодец! - притворно весело обратился к стражнику Уолкер, пусть голос дрожал, а фальшь была откровенно видна, но Аллен старался держать маску. - Своими руками пришиб главную проблему оппозиции. Линк покачал головой и кивнул на дверь. - Вам пора уходить. - Он прав, - заметил Канда. Он искренне недоумевал, какая оппозиция? Он многое пропустил за своими вечными сражениями, в том числе и то, что все обитатели замка, за исключением лизоблюдов, давно уже ополчились на короля и строили заговоры. И правда ведь, БаКанда! Начальник стражи, а не видел того, что творится под самым носом среди собственных подчиненных! Да и плевать, это такие мелочи! Пусть он и не особо доверял этому стражнику, но выбора особого не было - Мелкого явно надо было скорее отсюда увозить, и желательно подальше. Канда обхватил рукой плечи Аллена и настойчиво потянул его к выходу. Но шут - уже бывший, хотя бывших шутов, как и бывших королей, не бывает - вывернулся из-под его руки и шустро вернулся к бесчувственному телу короля. - Ты - мразь, - холодным ровным тоном произнес он и плюнул в лужу крови. Когда воспитанный, вежливый молодой человек, приветливый со всеми и добрый по натуре, ехидничающий, в глазах окружающих, только по долгу службы, говорит вдруг с абсолютно чуждой ему манерой, что кто-то - мразь, то так оно и есть. - Все, идем, Мел... Аллен. Нам пора. Аллен понятливо кивнул. Вскоре они вышли из дворца, на конюшне их ждали лошади, а за воротами - огромный неизведанный мир. *** - Канда, а, Канда? А давай на твою родину съездим? Я хочу попробовать суши, и удон, и онигири, и темпуру, и сакояки, и... - Ты жрать туда что ли едешь, проглот? - фыркнул Канда. - ...и моти, и дайфуку, и ракуган, и дарояки, и анко, и... - не обращая внимания на мечника, продолжил Аллен. - У тебя жопа не слипнется? - Ну, ты же меня и со слипшейся любить будешь, да? - Тч! И с такими задушевными разговорами двое скрылись в закате. Мир вокруг чертовски огромен. Есть другие в нем короли, Есть другие шуты, фавориты. А еще в нем много любви. Мы рассказ свой на этом закончим. Да, не барды мы - ну и пусть. Далеко эти двое умчались, ведь единство двух - к миру ключ. Много разного они повидали, завели оба новых друзей, Потому что когда-то удрали из зубной боли когтей. И история эта, наверно, могла закончиться только так, Потому что любовь круче смерти. Потому что король - дурак. Всем спасибо, а шут с фаворитом все так же по свету идут, Оглянитесь, может быть где-то они рядом с вами живут.