Страх

В коридорах и комнатах богатого особняка привычно царствовали тишина и спокойствие. Как и во многих других домах такого типа, достаточно старинных, принадлежащих одной семье на протяжении нескольких поколений, в нём царила странная умиротворённость. Даже никогда не остающиеся без работы слуги не могли нарушить этот покой. Обилие комнат мешало тесному общению всегда занятых членов семьи, даже когда они не покидали пределы дома. Сегодня всё пошло иначе, не так как всегда, не так как должно было быть. Сакаль, младший сын семейства, перенёсся в коридор второго этажа, игнорируя все правила приличия и какие-то нормы, когда-то установленные отцом. И сразу же разорвал тишину дома, до полусмерти пугая оказавшуюся поблизости горничную, паническим криком: — Быстро позови отца! Бледная от страха девушка кинулась прочь, не задавая вопросов, пока Сакаль мысленно молил её поторопиться. Он не мог медлить, боялся потерять и минуту времени. Ведь сейчас у него на руках фактически умирал его родной брат. Он чувствовал, как с каждой минутой вес на его плечах становится всё тяжелее — Мефисталь терял сознание, и обычно твёрдые ноги постепенно держали его всё с большим трудом, из-за чего тот наваливался на поддерживающего его брата. Если бы последнего не было, он бы уже давно повалился наземь, изредка заходясь приступом кровавого кашля. Именно таким его и нашёл Сакаль: едва ли не бившегося в лихорадке, окровавленного, стоящего на коленях и откашливающегося собственной кровью. Но по-прежнему слишком гордого, чтобы спокойно принять помощь и не гаркнуть предварительно, что она ему не нужна. Выходило, что нужна. Он ведь уже и глаза открыть не мог. Когда явился отец, Сакаль невольно, но очень невесело усмехнулся — в глазах родителя застыл такой ужас и шок, что они просто не могли не позабавить. Наверное, тот ещё никогда не видел своих сыновей такими. Ещё более бледный чем обычно Мефисталь, кровь на рубашке которого уже засыхала, образуя твёрдую корочку; неспособный открыть глаза или даже самостоятельно стоять на ногах, и при всём этом его била мелкая дрожь. И удерживал его сейчас, едва не прогибаясь под чужим весом и гнётом ситуации, младший брат, весь перепачканный свежими, красными пятнами. На всегда довольном и ухмыляющемся лице Сакаля сейчас застыли паника и беспокойство, а глаза, необычного жёлтого оттенка — главная отличительная черта их семьи — были широко распахнуты. И суженные зрачки нисколько не скрывали застывший в них страх. Их отец знал, что подобные эмоции являлись редкостью для его сына, но больше пугало другое. Ни на одном из братьев не было ни единой раны. Зато сомнений в том, чья именно кровь сейчас тонкой струйкой стекает с губ старшего брата, не возникало ни на мгновение. И именно поэтому его обуревал ужас — внутреннее кровотечение куда серьёзнее внешних повреждений. Сакалю пришлось буквально вырывать отца из оцепенения криком и почти приказом вызвать врача, тем самым отрывая от шокирующей картины и возвращая его в реальность. Тот едва заметно дрогнул, но затем тотчас бросился к двери, чтобы открыть её перед сыновьями, позволяя младшему брату без помех ввалиться в комнату и втащить туда уже почти полумёртвое тело. Расстояние от двери до кровати — не более двух метров. Но они показались Сакалю сущим адом, не говоря уже о тех нескольких сантиметрах, что пришлось преодолеть, пока он осторожно укладывал Мефисталя на кровать. Он боялся действовать слишком поспешно, боялся лишний раз даже прикоснуться к телу брата, который в любой момент мог зайтись новым приступом. К тому же он знал, чувствовал, что любое лишнее движение может вызвать дикую боль. И в тоже время кто знал, как дорого могло стоить промедление? Все эти мысли будто разрывали его сознание, как и без того рвущееся от жалости и страха сердце. Но сам он на удивление оставался спокоен и трезв рассудком — ум словно охладился, позволяя соображать максимально чётко. Вот только относилось всё это только к нему одному. Старший брат не дал ему отойти далеко, не глядя, по наитию нащупав его футболку, и тут же цепко вцепился в неё, притягивая Сакаля к себе. Подобные действия радовали и пугали одновременно. С одной стороны, Мефисталь всё же пришёл в сознание и оказался достаточно крепок, чтобы мёртвой хваткой удерживать подле себя младшего брата. Но с другой, подобное — чрезмерная нагрузка для ослабленного тела. — Мои кинжалы… забери их… — он едва говорил, тихо и слабо, каждое слово будто давалось ему с болью, и по усиливающейся дрожи это было отчётливо видно. Вот только поднявшуюся к горлу волну возмущения быстро подавил его же взгляд — даже сейчас он был презрительно холоден по отношению к младшему и вгонял его в капкан страха, заставляющий подчиняться любому слову и жесту. — Ты с ума сошёл… — тихое шипение со слабым оскалом — попытка показать хотя бы внешнюю борьбу, даже несмотря на то, что внутренне он уже сдался. Мефисталь это понял, потому и отпустил его ворот, вновь падая на кровать и отворачиваясь. Конечно же, он не ослушается. Не мог, даже несмотря на ситуацию. — Делай, что просит, врач явится с минуты на минуту, — даже отец был против, чтобы он, как сам того хотел, оставался рядом с братом до последнего. Он боялся отойти от него, оставить его одного, даже если отец рядом. Но ослушаться старшего брата он боялся ещё больше. Сглотнув образовавшийся в горле ком, Сакаль нервно поднялся на ноги, в пару секунд покидая комнату, а совсем скоро и дом. Мать стояла в дверях комнаты старшего сына и с ещё большим ужасом, чем в глазах отца, смотрела на развернувшуюся картину. Парень бросил в её сторону лишь один мимолётный взгляд, она не опустилась даже до этого. Но сейчас это было совсем не важно. Раз Мефисталю так важны были эти проклятые кинжалы, он их заберёт. Даже если предпочёл бы вообще не возвращаться на то место. Чудо ли то, что он оказался на тот момент в нужном месте или просто удачное стечение обстоятельств, сказать было сложно. Точно так же, как сложно было бы точно ответить на вопрос: действительно ли в его действиях и помощи брату был такой уж большой смысл. Вряд ли. Точно так же как вряд ли что-нибудь изменилось бы, не появись он там вообще. Но о последнем Сакаль старался не думать. Это мать отправила его туда. Он просто случайно оказался дома чуть раньше времени, хотя обычно мог не появляться в нём недели и даже месяцы, но сегодня его дёрнул чёрт немного соскучиться по родителям, если такое вообще было возможно. Зато родители подобных чувств точно не разделяли. Отец, как и всегда, читал книгу в своём любимом кресле, а мать в этот раз неспокойно и нервно гоняла слуг по всему дому, выдумывая одно поручение за другим. Прям особое развлечение богачей. А потом ей на глаза попался Сакаль, имевший неосторожность пройти по коридору мимо её взора. Младший сын тут же был пойман цепкой женской рукой и отправлен разыскивать старшего брата. Её жгло беспокойство, странное волнение, разливающееся от сердца по всему телу и не дающее ей покоя. Обычно её не сильно волновало, где пропадают её сыновья, и чем они занимаются. Хотя, последним она, скорее всего, не интересовалась из соображений здравого смысла. Слишком опасная работа — Охотники — демоны, занимающиеся ловлей и истреблением провинившихся собратьев, преступников, нарушивших закон или просто не угодивших Верховному Совету. Точнее ловлей и поиском время от времени занимался только Сакаль, Мефисталь специализировался лишь на убийстве. Опасная и неспокойная работа — Охотники дохли как мухи, многие пропадали без вести или умирали, возвращаясь домой и уже отчитавшись по заданию, от полученных ран, которые нисколько не волновали Совет. Их не волновало и то, что в один человеческий год могло погибнуть до сотни начинающих демонов-охотников. Ценились только уже состоявшиеся в жизни, действительно сильные демоны, сумевшие не только выжить после многолетней практики, но и заслужить определённую славу в своей среде. Таким был его брат. Он же пока только начинал опасную и рискованную карьеру, пусть и весьма успешно для демона его уровня и возраста, но такие факты не очень-то брались во внимание. Жив, работу выполняет — всё остальное не важно. Мать это знала. Знала, чем занимаются её сыновья и какому риску себя подвергают. Но никогда, и Сакаль это прекрасно знал, никогда не позволила бы им заниматься чем-то иным. Слишком элитная профессия, весь их род, от прадедов до отца, работал на Совет, и каждый в этом роду, особенно из главной ветви, становился великим Охотником или Ищейкой. Другой участи она и своим детям не желала. Фамилия и род были куда важней возможности потерять одного из сыновей, особенно если это будет младший. По крайней мере, до сих пор Сакаль думал о своей матери именно так. Но сегодня всё было иначе. Она вдруг начала волноваться за старшего, почему-то задерживающегося на очередном задании, что в принципе было вполне естественным и потому лишь вызывало раздражение парня отсутствием какой-либо логичности и здравомыслия, но мать настаивала. Настаивала, чтобы он проверил всё ли в порядке и, если это действительно так, поторопил брата. Как бы он не хотел ослушаться мать, он не мог из соображений воспитания и какого-то уважения, поэтому и отправился искать Мефисталя. Точнее даже не искать, а лишь, как он тогда думал, поторопить его закончить работу побыстрее. Не получилось. Работа была закончена уже давно, но причина задержки оказалась не в ней. Когда он нашёл своего брата, тот уже едва стоял на ногах, сотрясаясь диким кашлем, каждый раз орошая рубашку каплями крови. Его соперник выглядел немногим лучше, но он точно был жив. Мефисталь не успел добить его или даже хотя бы попытаться. Сакаль знал этого демона. Он знал, не его брат. Образ жизни младшего предполагал множество врагов и неприятелей, которые просто мечтали снять с него скальп или шкуру. И парень их вполне понимал, хотя никогда не боялся и не оправдывал. Он был той ещё сволочью, и все это знали, а кто не знал — очень скоро убеждался на собственном примере — интриган и манипулятор — для него не было лучшим бальзамом на душу, чем чья-то испорченная жизнь. Он не строил отношения, а раз за разом разрушал чужие, играя чувствами и судьбами, беря на себя роль некого змея-искусителя. Предлагал себя в качестве искушающего фактора, и чем активнее сопротивлялась жертва, тем виртуознее он её обрабатывал, после всё равно всё сваливая на того, кто поддался. Вот и огненный демон попал в подобный капкан, выйдя из него чуть с большими потерями, чем некоторые, после просто сгорая от желания отомстить. Многие пытались. Но, ни у кого ещё не хватало слабоумия попытаться добраться до него через брата. Мефисталь был на порядок сильнее и опытнее, его боялись даже профессиональные Охотники, и только полный идиот мог выбрать между двух братьев в качестве соперника именно старшего. Слэм, по всем этим соображениям, как раз таки выходил полным идиотом. Но, чёрт возьми, почему тогда его брат сейчас на грани смерти?! Слэма, того самого огненного демона, сейчас на месте драки уже не было. Хотя, это-то как раз было неудивительно. В парке, где эти двое столкнулись, теперь было тихо и спокойно, будто пару часов назад здесь и не билось два демона. На одной из скамеек ещё поблёскивала ограждающая от людей руна, которую так и не успели снять. Сакаль не собирался заниматься ею, как и устранением других следов битвы. Пусть этим занимается Совет — это их работа. Он лишь молча соберёт разбросанные по участку кинжалы брата и вернётся домой. Семейная реликвия, особый металл, который был-таки, пропитан силой Мефисталя. Парень чувствовал, как она исходит из оружия, что он держал в руке, и недобро отвечает ему, реагируя уже на его силу. Хоть они и были родными братьями, силы и их источники у них были разными. Он ещё отомстит. Он решил это в то мгновение, когда его собственные жёлтые глаза встретились, наполненным ненавистью взглядом, с зелёными глазами огненного демона. Даже если всё обойдётся, он не простит ему содеянного. Никогда. Когда он вернулся, в комнате брата уже собралась маленькая толпа из готовых к любым поручениям слуг, родителей и врача. Последний внимательно и сосредоточенно изучал грудную клетку его брата, сейчас непривычно умиротворённо лежащего на спине. Казалось, что он спал, и если так оно и было, то явно под действием каких-то лекарств. Однако его тело по-прежнему била слабая дрожь. Врач — уже достаточно немолодой демон, явно переживший несколько сотен веков, что было заметно по его морщинам и уже седеющий бороде, наконец-то убрал руки от тела Мефисталя, с которыми тут же исчезло и слабое фиолетовое свечение. Будто реагируя на это, Мефисталь вновь слабо закашлял, но уже не так сильно и без крови. Это не могло не радовать. — У него обожжены внутренние органы. В частности лёгкие и пищеварительный тракт. Из-за этого и открылось кровотечение, — врач говорил спокойно и размеренно, будто читал лекцию в каком-нибудь университете. Всё правильно, именно таким тоном врачи и сообщают самые плохие новости. Такой тон не давал расслабиться и испугаться одновременно, — Внешних повреждений нет, а тело уже приступило к самовосстановлению. Я не могу провести какое-либо лечение сейчас. Вся надежда на его собственную регенерацию. Процесс восстановления будет болезненный, но если будут соблюдаться постельный режим и правильное питание, то должен пройти успешно и без последствий. Я пропишу обезболивающее. Кажется, мать тихо всхлипнула, чуть прижавшись к отцу. Сакаль видел это лишь боковым зрением, всё это время, стоя в дверях и не решаясь поднять голову. Лишь изредка бросал взгляды на бледное и измученное лицо брата. Врач ещё что-то объяснял о том, как будет проходить восстановление, чем можно и нужно поить больного, как часто давать обезболивающее и с чем, возможно, придётся столкнуться, попутно записывая всё на листок. Сакаль слушал его внимательно, улавливая каждое слово и малейшие изменения голоса. Точнее последнее лишь пытался улавливать — их попросту не было в интонациях слишком опытного и спокойного демона. Ну да, ему-то что. Интересно, он оставался бы таким же спокойным, если бы его сын вот так откашливался кровью при любом движении? Хотя, не важно. Он тоже должен быть спокоен. Всё обошлось, его брат выживет и восстановится. А он всё-таки отомстит. Он не даст этому огненному демону спокойно жить в этом мире. Ни в одном из миров. Врач покинул их дом удивительно быстро, лишь оставил на прикроватной тумбочке баночку, полную таблеток, и полностью исписанный лист с инструкциями и датой своего следующего визита. Ровно через две недели. И хотя, по его словам, помереть лежащий на кровати без сознания демон уже не мог, Сакаль боялся покинуть комнату. Он ещё долго стоял в дверях, не решаясь поднять головы и хотя бы проводить взглядом уходящих. Он боялся не их взглядов, он боялся уйти из плена собственных мыслей, возвращаясь в реальность. Отец (он слышал его каким-то краем сознания) отдавал прислуге распоряжения. Конечно же, заботиться о старшем сыне предназначалось теперь не ему и даже не матери. Этим будут заниматься служанки, у которых, что казалось просто удивительным, в глубине глаз зрели такие же ужас и беспокойство, как и у всех членов семьи. Сакаль и не сомневался, что они позаботятся о его брате… Но нет, всё же он не позволит им. Не позволит родителям вот так просто отдать родного сына в чужие руки. Он в пару шагов пересёк помещение, быстрым движением схватил листок и вернулся с ним в кресло. В довольно большой по площади комнате, с непривычно скупым набором мебели, сейчас царил полумрак. Большое окно, занимающее собой почти всё пространство стены, если и было способно осветить это помещение, никогда не имело такой возможности. Мефисталь всегда плотно занавешивал его, обходясь лишь светом люстры или ночника, и сейчас обстановка была точно такой, к какой он привык. Сакаль не видел смысла раздвигать шторы ради своего удобства, хотя и прекрасно знал, что утром служанки и так это сделают. Молодой демон старался вчитываться в предписания, но получалось это у него плохо — мысли рассеивались и прыгали с одного на другое, не желая выбирать единую тему, как-то связанную с лечением. Разум будто пытался защититься от собственного негативного воздействия. Внешне сидящий сейчас в кресле парень куда больше походил на демона из человеческих легенд, чем его собратья, хотя и не сильно-то отличался от человека. Молодой, на вид чуть больше двадцати лет по человеческим меркам, среднего для мужчины роста, телосложением явно предрасположенный к худобе, но имеющий спортивное, почти накачанное тело. Светлая кожа, явно красивое, чуть суженное к низу, лицо, и почти никогда не покидающая тонкие губы улыбка, больше похожая на ухмылку. Но на этом его схожесть с обычными представителями рода людского заканчивалась. Чуть суженные, к тому же ещё и почти всегда прищуренные, глаза были необычного жёлтого оттенка, что придавало ему лёгкую схожесть со змеями. У людей таких глаз не бывает, да и среди демонов редкость. И ещё волосы — главная отличительная черта любого демона, отражение его силы, способности и состояния, как физического, так и духовного. Чем длиннее и гуще они были, тем сильнее считался их хозяин. Сакаль носил несколько необычную даже для демона причёску: пушистая и лёгкая «шапка» волос, всегда находящихся в беспорядке, которые, если как следует прижать к голове, доставали своей длинной до шеи, и довольно длинный хвост, собранный на затылке. Хвост едва доставал до талии, зато был очень густым. Но большую роль играла не причёска, а сама структура волоса. Пушистые, лёгкие, светло-пепельного оттенка, они сразу выдавали в нём представителя демонов ветра, способных управлять потоками воздуха и его температурой. И были одной из причин изолированности парня от всей остальной семьи. Старший брат был будто его кривым отражением. Как две стороны одного магнита: похожие внешне, но противоположные и различные по своей сути. Те же черты лица, тот же тон кожи, такие же всегда чуть прищуренные глаза жёлтого цвета. Только если во взгляде Сакаля всегда был недобрый и наглый огонёк, глаза Мефисталя не отражали ничего кроме холода и презрения. Иногда они сменялись полным безразличием, если демон общался с кем-то своего уровня или же выше по рангу. Вряд ли он действительно был выше младшего брата, если только не намного, но его тело не было таким спортивным — более худое, с длинными конечностями, благодаря этому он казался даже высоким. Волосы его так же были пепельного оттенка, только более тёмные, невероятно прямые и гладкие, они никогда не лохматились и не электризовались, всегда находясь в собранном порядке. Даже сейчас они не были разбросаны по кровати, а спокойно лежали рядом, собранные в тугой хвост на затылке, и даже косая чёлка, доходившая почти до подбородка, не прикрывала лицо, чего, однако, не было в повседневной жизни. Ещё они отдавали металлическим блеском. Главное, что роднило его со всей остальной семьёй — признак демона металла. В их семье все были именно такими — дар передавался из поколения в поколение по наследству, как внешняя схожесть, был заложен в генах, его не выбирали, с ним рождались. Их семья, как и многие знатные семьи, старалась поддерживать чистоту крови, не допуская смешения сил и элементов, с каждым поколением усиливая потенциал. И Мефисталь был идеальным представителем своего рода, главной его гордостью. А Сакалю просто не повезло. Но о последнем демон старался не думать. Мысли казались слишком неприятными и неуместными, даже несмотря на то, что он по-прежнему не мог сосредоточиться на записях врача. Окончательно от размышлений, как и жалких попыток контролировать своё внимание, парня отвлекли шаги в коридоре. Меньше чем через минуту вернутся служанки — Молодого господина было необходимо переодеть, отчистить от крови и, по возможности, заставить принять лекарство. И будто в подтверждение его мыслей, молоденькая светлая девушка зашла в комнату, прижимая к себе чистое бельё. Она явно не ожидала, что Сакаль так и не покинет комнату, и поэтому, обнаружив его улыбающийся силуэт в кресле, чуть вздрогнула, напугано распахивая глаза. Парня это только повеселило. Почти до глубокой ночи Мефисталь не приходил в себя, будучи полностью погружённый в сон, явно вызванный принятыми лекарствами или личной истощённостью организма. Правда и ночью он не то чтобы очнулся… но поволноваться за себя заставил. Сакаль прибывал в полусонном состоянии, полностью погруженный вглубь себя, он почти не замечал происходящего вокруг. Уже прошло несколько часов с того момента, как за последней из девушек закрылась дверь, и теперь ему было откровенно скучно, а единственным развлечением оказался внутренний собеседник или даже просто родная больная фантазия. Приходилось развлекать себя мыслями, планами, какими-то мечтами или воспоминаниями. Даже напевание про себя давно забытой мелодии помогало. И то, что в какой-то момент его начало клонить в сон — совсем неудивительно. Брат спокойно спал, и даже его дыхание, что до сих пор было шумным и хриплым, постепенно становилось более тихим и мягким. Уж кто-кто, а демон ветра такие нюансы улавливал с лёгкостью. Правда и вывел его из полудрёмы как раз таки родной брат. Точнее нездоровый кашель, которым тот вдруг зашёлся, достаточно громкий и надрывный, способный даже разбудить крепко спящего, не то что борющегося со сном и всё время прислушивающегося паренька. Сначала это были просто хриплые покашливания, как при простуде, когда горло что-то щекочет и организм непроизвольно пытается избавиться от этого. Первое время демон даже не обращал на это внимание, спокойно и несколько безразлично наблюдая за лицом брата, который явно продолжал спать, несмотря на недуг. Периодичные покашливания, то прекращающиеся, то вновь возобновляющиеся. Вот только, сколько он не ждал, окончательно кашель не проходил, явно затянувшись… и как-то слишком неожиданно усилился. Ему просто вдруг резко стало хуже. Кашель стал сильнее и куда более надрывным, теперь фактически всё тело мужчины билось в слабых судорогах, и даже не вооружённым глазом было видно, как он дрожит. Сакаль даже не успел опомниться, как его брат, так и не открывая глаз, приподнялся на локтях, медленно, явно на не слушающихся его руках, переворачиваясь на бок. В следующее мгновение он не то откашлялся, не то его всё же вывернуло наизнанку. Край простыни быстро окрасился в багряный цвет, как и кулак больного. — Чёрт… — выпалена эта фраза была почти рефлекторно, с тихим шипением, в тот момент, когда младший демон всё же сорвался с кресла, сразу же теряя остатки сна, и, видимо чересчур поздно, осознавая, что происходящее не шутки. Он не стал звать на помощь, сразу же метнувшись к брату и крепко хватая того за плечи, чтобы не дать ему ненароком свалиться с кровати. Руки его явно не держали, тело по-прежнему била дрожь и он то и дело вновь закашливался. Одного лишь прикосновения к обнажённой коже плеч хватило, чтобы понять: температура тела слишком высокая — жар. Он действительно словно горел. Парня почти сразу же охватила запоздалая паника, сковывающая тело вязким чувством страха. Он не мог пошевелиться, не мог заставить себя, лишь широко распахнутыми, полными ужаса, глазами следил за лицом брата, мысленно уже чуть ли не крича на себя и пытаясь заставить действовать. Он ничего не понимает в медицине, не имеет даже малейшего представления, что сейчас происходит, и чем это может обернуться. Былое хладнокровие, не раз спасавшее его, теперь куда-то испарилось. Ему словно не нашлось места в паникующем сознании и болезненно сжимающемся, явно от жалости, сердце. Нельзя паниковать, нельзя. Он только по собственным ощущениям понял, что без собственного ведома, сжал плечи брата сильнее, словно надеясь этим жестом унять дрожь. Нужно было успокоиться, он же читал инструкции… Воспоминание о последнем неожиданно спасло, вырывая из оцепенения и, наконец, охлаждая воспалённый разум. Видимо, как бы он не старался понять врачебные записи, сознанием это так и не удалось, но на подсознании что-то отложилось. Нужно было сбить температуру. И напоить холодной водой, чтобы облегчить участь обожжённого желудка. Внутренняя борьба длилась не более минуты, но даже этого казалось слишком много в подобной ситуации. Больше он не медлил, просто не позволял себе этого. Быстро забравшись на постель брата, он обхватил его сзади за плечи, крепко прижимая к себе и стараясь удерживать его в едином положении. Глаза Мефисталь так и не открыл, даже сейчас, но почему-то его ладонь сомкнулась за запястье обнимающей его руки, словно ища в ней помощи или (во что тоже вполне можно было поверить), наоборот, стараясь показать, что эта помощь ему не нужна. Сакаль его в принципе и не спрашивал, хватая с тумбочки стакан воды и поднося его к губам больного. За считанные мгновения вода была охлаждена, да и всё собственное тело демон постарался охладить, словно заставляя бежать по нему лёгкий холодок, и, как ни странно, это помогло. Старший брат прижался к нему сильнее, и дрожь постепенно утихала, будто его не охлаждали, а наоборот, он согревался в чужих объятиях. Воду он тоже принял без особого труда, с жадностью принимая каждый глоток. Правда за последнее он поплатился, вновь сильно закашлявшись и после умеряя свой пыл. Когда стакан опустел, Сакаль вернул его на прикроватный столик, но так никуда и не ушёл, по-прежнему крепко прижимая брата к себе. Кашля уже не было, но зато теперь он тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха, и продолжал слабо трястись всем тело. Охладив ладонь, юноша положил её на лоб больному, теперь полностью сосредоточившись на контроле температуры. Главное не переусердствовать, нужно всего лишь сбить жар. Минута за минутой, ему это начало удаваться. — Всё в порядке, брат, — шёпот был едва слышен и различим, он сомневался, даже не верил в то, что Мефисталь действительно слышит его. Но всё равно пытался успокоить, словно именно в этом была вся проблема. Хотя, вполне возможно, что успокаивал он как раз таки себя. И получалось. Теперь, прислушиваясь, как медленно выравнивается чужое дыхание, он успокаивался и расслаблялся сам, чувствуя какую-то странную гармонию в душе. Уже более спокойный и крепкий сон больного более не нарушался до самого утра. Как только пришло убеждение, что Мефисталь всё же уснул, брат покинул его постель, как можно аккуратнее перебираясь в кресло и вновь устраиваясь там. Он чувствовал себя измождённо и морально, и физически, но заснуть так и не смог. В душе цепкой хваткой поселился страх, не позволивший сомкнуть глаза и на минуту. Отступать он начал лишь с рассветом, словно пробивающиеся в комнату солнечные лучи рассеивали его вместе с тьмой. Чем светлее становилось в помещении, тем свободнее и спокойнее он себя чувствовал. Вскоре начал просыпаться и остальной дом: до чуткого слуха то и дело доносились различные шумы и звуки, а порой и голоса, пусть даже крайне редко. Прислуга поднялась первой, устроив настоящую возню в коридоре, а по редким всплескам воды парень сделал вывод, что в коридоре что-то активно моют. Наверное, именно осознание того, что весь остальной дом уже не спит, и очень скоро проснётся и отец, заставило Сакаля покинуть кресло. Устало улыбаясь, он медленно выбрался из него, разминая затёкшие до боли конечности, и то и дело бросая взгляды на постель брата. Последний крепко спал, настолько спокойно, словно никакого инцидента с дракой вчера и не было. Правда, если бы всё было действительно так, проснувшись, он бы грубо выставил младшего брата за дверь, возможно, сопроводив «изгнание» пинком. Сакаль так ярко представил себя эту картину, что, не удержавшись, тихо рассмеялся, прежде чем, уже в куда более приподнятом настроении, направиться в ванную. Идти далеко не пришлось: в их доме отдельная ванная примыкала к каждой спальне, а комнату брата он пока покидать был не намерен. Да и вряд ли ему что-нибудь будет сейчас за такую наглость. Собственное отражение ярко продемонстрировало, что бессонная, полная волнений, ночь ему не приснилась. Из зеркала ему горько усмехалось собственное бледное, с тёмными синяками под веками и словно исхудалое, лицо. К последнему пункту он отнёсся скептически, решив, что это скорее обман зрения, чем действительные последствия стресса. Как-то слабо верилось, что возможно похудеть от нервов за одну единственную ночь, да и не так уж сильно он нервничал… Ведь так? Полной уверенности не было, но холодная вода быстро смыла все негативные мысли и воспоминания, настраивая на бодрый и жизнерадостный лад. Настолько жизнерадостный, что он даже смог посмеяться над собственным измученным видом, отметив, что после пьянок он и то выглядит лучше. Да его старший брат просто гений, способный доставлять неприятности младшему, даже находясь в бессознательном состоянии! Уникум просто. Умывшись и приведя себя в относительный порядок, парень, уже открыто улыбаясь, вернулся в комнату, сразу же проверяя состояние «гения» и тут же переводя взгляд на висевшие на стене часы. Нужно было дать ему лекарство и, судя по минутной стрелке, он уже запоздал с этим. Вот только брат мирно спал, явно не собираясь пробуждаться по доброй воле только ради стакана воды с «отравой». — Брат, поднимайся, не самому же мне тебя поить, — в голосе парня не было и намёка на уверенность, как раз наоборот, с каждой секундой он убеждался в том, что поить, возможно, придётся насильно. Ночное происшествие постепенно всплывало в сознании, обретая всё более и более яркие краски, убеждая, что он слишком расслабился. То, что Мефисталь сейчас выглядел лучше, совершенно не означало, что ему полегчало окончательно. Также не было ничего удивительного в том, что разговаривал он скорее сам с собой. Оглянувшись на себя со стороны, он понял, что уже несколько минут без движения стоит посреди комнаты, вглядываясь в лицо родственника и ничего не предпринимая. Одёрнув себя, он быстро прошёл к тумбочке, усаживаясь на край кровати, и занялся приготовлением лекарства. При этом он почти не видел собственных действий, пытаясь уговорить самого себя на дальнейший шаг. Он не мог решиться, боялся будить брата, может и не совсем справедливо, но ожидая повторения приступа. Уговорить себя вроде бы получилось, а вот вселить в собственную душу уверенность… В конце концов, он просто махнул на всё рукой, убедив собственные страхи в необходимости действий, и, развернувшись к Мефисталю, осторожно потряс его за плечо. Реакция последовала не сразу. Демон явно не хотел пробуждаться, а когда всё же подал первые признаки, это и на пробуждение-то не было похоже. До сих пор ровное дыхание резко сбилось, став хриплым и более тяжёлым. Тихо простонав что-то, больной слабо зашевелился, словно пытаясь перевернуться на другой бок, но сил хватило лишь на то, чтобы поменять положение головы. Сакаль не чувствовал изменений температуры, но всё равно прикоснулся ладонью ко лбу брата, пытаясь уловить начинающийся жар. Его не было и в помине, зато до слуха донёсся лёгкий кашель. — Мефисталь… — парень позвал совсем тихо, в голосе явно прослеживалась печаль и беспокойство, но в ответ вновь был лишь слабый кашель. Даже если ему и хотели ответить, просто не могли этого сделать, — Да чёрт… Более он решил не медлить, так же, как и ночью, забираясь в постель к брату и осторожно устраиваясь рядом. Подняв того за плечи, он крепко прижал его к себе, положив голову на собственное плечо и сосредоточившись на изменениях температуры тела. Температура медленно поднималась, но она была ещё слишком слабой, что исключало необходимость сбивать её. Дотянувшись до стакана с лекарством, парень прислонил его край к губам брата, и, скорее по наитию, прикасаясь собственными губами к чужому виску. — Брат, пожалуйста, ты должен это выпить. Это лекарство, тебе станет легче, — даже для него самого столь ласковые интонации голоса были до ужаса непривычны. Словно это и не он вовсе, а кто-то совершенно другой, кого он не знает и над кем бы посмеялся в повседневной жизни. Но это подействовало: разомкнув губы, Мефисталь припал к краям стакана и, уловив этот слабый жест, парень наклонил его, позволяя спокойно пить. На его удивление пил демон жадно, словно измученный жаждой, но небольшими глотками. Когда стакан опустел, он уже более громко прокашлялся, но лёгкие успокоились почти сразу, и дыхание стало более лёгким. Сакаль не спешил уходить. Ещё несколько минут он не менял положения, вглядываясь в пустоту перед собой и прислушиваясь к чужому дыханию. Лишь когда оно окончательно выровнялось и стало более размеренным, он испытал относительное облегчение. И тут же тихо рассмеялся над собой — слишком нежными и трепетными были его действия, пусть даже он задумался над ними лишь сейчас. Только теперь он вновь обрел способность смотреть на себя со стороны и пожалел об этом. С губ сама собой слетела тихая и горькая усмешка. — Дед увидел — на смех бы поднял. Помнишь, он ругал отца в детстве, что мы растём слишком нежными? И что я к тебе слишком привязан. Должен помнить — ты тогда ещё заявил, что именно благодаря такому воспитанию любишь дедушку больше всего на свете, как и других родных. Он был счастлив. А я ещё тогда не умел так хорошо подлизываться, — на последних словах он вновь усмехнулся, сравнивая свои мысли на ситуацию тогда и сейчас. Они различались кардинально. Тогда и он, и все родственники были в умилении, а он гордился Мефисталем, способным говорить такие слова не смущаясь и не боясь получить выговор за излишнюю чувствительность. Тогда, случись подобная трагедия, он бы прилип к постели брата как клещ, наверняка тихо рыдая по ночам. Сейчас же всё это казалось фарсом и глупостью. Мефисталь так и не пришёл в себя в ближайшие несколько дней. Большую часть времени он просто спал, спокойно и без волнений, и причиной тому явно было обезболивающее лекарство. Но моменты пробуждения были, и каждый раз это было настоящее испытание для измученного демона. Его били лихорадка и озноб. Температура подскакивала, начинался кашель, в результате которого вновь открывалось кровотечение. Сакаль не знал, почему так происходит, но после пяти минут тяжёлого, надрывного кашля, его брат вновь начинал истекать кровью изнутри, и это не прекращалось до тех пор, пока не удавалось сбить температуру. Он ничего не ел, был просто неспособен принимать пищу, но, к счастью, две или даже три недели без еды не такой уж большой срок для того, кто живёт на протяжении нескольких веков. Время от времени приходилось поить его: холодной водой или же лекарством, предварительно попытавшись привести в чувство, но это удавалось лишь на пару минут, а после Мефисталь вновь забывался сном. Несмотря на регулярно принимаемое лекарство предугадать, когда именно будет очередной приступ, оказалось невозможным. Сакаль так и не покинул комнату брата. Теперь он практически жил в ней, взяв на себя все заботы и обязательства. Его уже ничего не волновало, и если бы кто-нибудь попытался после спросить, было ли тяжело, он не смог бы ответить. Демон попросту боялся оставить брата хоть на минуту одного. Он не чувствовал себя обязанным, не находил это более удачным время препровождением, чем работа, и не то чтобы желал проводить сутки напролёт в комнате Мефисталя… Просто каждый раз, когда демон заходился в очередной лихорадке от жара, что-то внутри парня болезненно сжималось, изгоняя все остальные чувства, кроме беспокойства и желания сделать всё возможное, чтобы брату стало легче. Ещё он разговаривал с братом. Когда наступал час приёма лекарства, он забирался к нему на кровать, осторожно приподнимал, обнимая за плечи, и разговорами заставлял его проснуться хоть на пару минут и принять стакан холодной воды с обезболивающим, которое (демон почему-то был уверен) было горьким. Мефисталь даже не морщился, но каждый раз, когда просыпался, его дыхание становилось более тяжёлым и хриплым. Он не открывал глаза, не говорил ни слова, лишь его грудная клетка начинала подниматься выше и чаще, и это был верный показатель того, что он выпьет воды без сопротивлений. Но не проходило и двух минут, как он вновь засыпал, и дыхание выравнивалось. Но даже после парень не спешил покидать постель брата, наслаждаясь минутами покоя и начиная тихо разговаривать с ним: — Помнишь, в детстве, когда я заболел и так же не мог подняться с постели, ты таскал мне фрукты с обеденного стола? А мать потом ругалась, говоря, что бегая ко мне, ты сам можешь заболеть. Мы тогда совсем маленькие были…. И, кажется, ты мне тогда ещё сказки читал. Говорил он всегда тихо, будто боялся нарушить покой и умиротворение комнаты, в которой почти всегда царил полумрак. Шторы раздвигались горничными лишь днём, но тогда больной был на удивление спокоен — все приступы приходились на ночное время. Тогда засыпал и Сакаль. Уставший и измождённый после «ночного дежурства», но так и не покинув кресло, в котором размещался обычно под утро, перед тем, как начинали появляться первые солнечные лучи. Именно в это время наступал период небольшого покоя. — Ты прям как вампир и меня в такого же превращаешь… А ведь это ты у нас ранняя пташка, раньше всех встаёшь. Отец всегда тебя мне в пример ставил, — говорил он как-то, перед тем, как заснуть, но чаще всего сон приходил неожиданно и вызывался скорее измученным сознанием, чем действительным желанием спать. Демон боялся заснуть, но это получалось само собой и ненадолго. Служанки его жалели. Хотя, это-то как раз Сакаль прекрасно понимал — отец их так выдрессировал, чтобы они выполняли всю работу как невидимые тени, незаметно и бесшумно, независимо от занятий господ. Демону ветра это казалось забавным. Как и то, что они оставляли для него еду на столике, явно принесённую с семейного обеда, на котором он не появлялся. Причём то, что он был готов скорее поверить в жалость служанок, чем в заботу родителей, казалось и вовсе до смешного ироничным. Но комнату он по-прежнему не покидал. Его присутствие действительно будто было необходимым. Приступы начинались всегда внезапно, и всегда это было лишь сильное повышение температуры. О да, у Мефисталя просто поднималась высокая температура, но ничего хуже этого в те дни для больного нельзя было придумать. Сильный жар, до настоящей агонии, когда он начинал биться в лихорадке, а через пару минут наступали приступы кашля с ещё более тяжёлыми последствиями. Всё происходило как по цепочке. И именно Сакаль снимал эти приступы, в одно мгновение оказываясь рядом с больным и прикасаясь губами ко лбу. В течение нескольких минут он дышал на кожу холодным воздухом, иногда прислоняя к голове или телу брата холодные ладони. Он знал, что демону не страшно такое слабое переохлаждение… но температура спадала. Постепенно жар ослабевал, и старший брат возвращался к своему обычному состоянию, вновь забываясь сном. Даже во время приступов он не приходил в себя, не открывал глаз и не говорил. Но от этого на душе Сакаля было куда спокойнее. Все его дни сводились к разговорам. Всё свободное время, если его можно было назвать таковым, как и во время приёма лекарства, Сакаль разговаривал с братом. Ходил по комнате из угла в угол, медленными шагами, разваливался в кресле или даже на кровати у ног демона, смотря в потолок и разговаривая. Обо всём подряд. Темы находились как-то сами собой: мнение относительно того или иного явления, размышления и взгляды на сложившуюся ситуацию, какой-то несвязный бред, понятный лишь самому Сакалю и воспоминания детства. Последнее было чаще всего. Он вспоминал их детство, какие-то старые уже забытые ими истории, родственников и бывших друзей, какие-то значительные тогда события и их отношения и взгляды. Он прекрасно знал, что Мефисталь не слышит его, но всё равно говорил, продолжая каждый раз обращаться к нему и задавать вопросы, на которые ему никто не мог дать ответа. Сначала он говорил со скуки, комментируя какую-то свою мысль или действие. Потом, чтобы успокоиться после очередного очень сильного приступа. Затем, чтобы развлечь брата. — Ты же меня наверняка слышишь, да? Не всегда, конечно, но время от времени, пусть даже сквозь сон. Даже не знаю, что лучше. Я успел наговорить столько бреда, который надеялся, ты никогда не услышишь. Когда мы последний раз нормально разговаривали? Не по работе, а вот так, просто, на отвлечённые темы? Терпи теперь, раз всё равно я за тобой ухаживаю, — «я» он выделил голосом, будто пытаясь подчеркнуть, что если Мефисталю не нравится подобное, он вполне может поискать себе другую сиделку. В какой-то момент ему надоело просто разговаривать с тишиной, нарушаемой лишь размеренным дыханием спящего. Ненадолго уйдя в свою комнату, он вернулся к Мефисталю, держа в руках книгу в тёмной обложке. Устроившись в ногах брата, с привычной ухмылкой на губах, он, предварительно всё же раздвинув шторы и пустив в комнату дневной свет, сделал небольшую вступительную речь, прежде чем начать читать её: — Я знаю, что ты прочитал всю отцовскую библиотеку, но эту книгу ты точно не читал и сам никогда не прочтёшь. Она из Мира людей. Надеюсь, тебе понравится, но выбора я тебе в любом случае не оставляю. Он специально выбрал именно её, потому что был уверен — ничего подобного его брат сам точно не найдёт, да и искать не будет. В их доме была поистине огромная библиотека, которую начинал собирать ещё прадед, и продолжил отец. В ней было собрано немыслимое количество писаний, всего, что когда-либо считал достойным их прадед, дед или отец. И не только литература Мира демонов. Прадедушка Сакаля считал, что искусство едино для всех рас и собирал книги, которые мог посчитать достойными независимо от того, кем они были написаны и в каком мире. Своими размерами библиотека была обязана именно этому факту. Но вот его внук так не считал — ненависть к людям, заложенная чуть ли не в крови каждого демона, и особенно сильно дающая о себе знать в крови знатных семей, у отца братьев распространялась и на литературу в том числе. Он не убрал старые книги, собранные ещё его дедом, но запретил пополнять библиотеку новыми из Мира людей. Он вообще не одобрял всё человеческое в своём доме. Но Сакаль был иного мнения. Если хорошо поискать, в его комнате можно было найти множество вещей, способных вогнать его родителей в предынфарктное состояние или слепую ярость, но именно это его и веселило больше всего. Среди всего запрещённого и неприемлемого была и парочка книг. Демон часто утаскивал печатные издания из людского мира и, если находил их интересными, оставлял при себе, пряча по комнате и время от времени перечитывая. Всё остальное обычно выбрасывалось или отдавалось. Он специально выбрал именно эту книгу. Всё как он и сказал: излишне правильный Мефисталь никогда бы не прикоснулся ни к чему запрещённому отцом, хотя и прочитал чуть ли не всю их семейную библиотеку. Значит, эта книжка точно была ему неизвестна. В действительности, книги — было чуть ли не самым главным, что так интересовало демона в Мире людей. Всё остальное, по его мнению, не сильно различалось. Он часто искал в книгах и легендах людей информацию о том, кем они считают демонов и как относятся к ним. Ему было любопытно и интересно, это казалось забавным и часто наталкивало на размышления. Представления людей и реальность сильно расходились друг с другом. Хотя, пожалуй, общая суть была одна — они действительно питались человеческими душами. Но именно питались. Никакого Ада, в понимании кары за грехи, никаких вечных пыток и страданий. Это и вовсе казалось смешным. Будто чертям и демонам больше и заняться было нечем, кроме как на протяжении вечности наказывать провинившихся на Земле. Слишком много чести для грешной души. Он вообще часто приходил к выводу, что у людской расы чрезмерно раздутое самомнение. Будто весь мир и всё живое должны были существовать лишь ради них и их душ. И демоны, и ангелы в том числе. Именно к таким выводам он приходил, читая религиозные трактаты и учения. Легенды в этом плане были чуть интереснее — в них было больше логики и правды. Если подумать, они использовали людей так же, как люди используют домашний скот. Просто источник пропитания и не более. Когда человек умирал, его душа отправлялась в Совет, откуда поступала на, так называемый, рынок и была товаром, жизненно-необходимым пропитанием. Можно было добывать его самому, но это было проблематично и незаконно, поэтому проще оказывалось купить. Хотя, опять же, смотря для кого проще. Отследить всех людей, живых и мёртвых, не представлялось возможным (хотя, попытки наверняка были), и потому, если один такой человек погибал от рук демона, далеко не всегда это действительно всплывало, и ещё реже можно было найти виновных. Система была шаткой, но работала. Возможно во многом на лени демонов и их нежелании и нелюбви «охотиться» постоянно. В этом плане они были даже гуманнее людей: не создавали «фермы», не выращивали их для постоянной подпитки и не истребляли для массовой поставки товара на «рынок», а позволяли жить своей жизнью, наслаждаясь ей и не вмешиваясь, пока не придёт нужный срок. Наверное, именно поэтому им было запрещено показываться людям и раскрывать своё существование — чтобы не вселять в их души страх, и не омрачать жизнь ожиданием смерти. Такое неведение давало надежду на продолжение, на выдуманные ими (ими ли?) Рай и Ад и на вознесение рода людского на вершину Мира. А ведь то, насколько счастливой была жизнь человека, влияло и на вкус его души… Но больше Сакаля волновало, все-таки, не это. А то, какими демонов видят люди. Ему по определению было положено убивать, уничтожать, нести хаос, смерть и разврат, а так же быть злым и жестоким. В какой-то степени он таким и был, но лишь он сам. Если не брать жестокость их мира и то, что они действительно всегда несли смерть, многие из его знакомых демонов были куда добрее и светлее представителей рода людского. Им тоже были присущи доброта, милосердие, жалость, любовь, в конце концов, сострадание. Пусть и не всем. Когда дело касалось Ищеек и Охотников, то есть тех, к кому относился Сакаль и его брат, всё как-то стиралось. Им не положено было проявлять и толику тёплых душевных чувств. Да вообще любых чувств. Не место было даже ненависти, которая могла помешать работе. Всё, что мешало работе, должно было искореняться на корню из их душ и характеров. Не всем удавалось найти компромисс. Многие и в самом деле искореняли, становясь холодными и бездушными машинами для убийства. Если у демонов вообще была душа. И его брат как раз относился к таким. Их обоих воспитывали, готовя к судьбе Охотников, вбивая гордость рода, статуса и расы. Проявлять слабости — было постыдно, проявлять чувства, привязанности, эмоции — было слабостью. Но как показала практика (и тот факт, что он сейчас как собачка лежал в ногах брата, читая ему вслух книгу — ярчайший показатель того), Сакаль так и не смог стать идеальным демоном и Охотником. А вот Мефисталь смог. Настолько, что порой парень задумывался: а не девственник ли до сих пор его старший брат? «А на самом деле ты просто ищешь ему оправдания…» — напомнил он самому себе в мыслях. Шаг за шагом изо дня в день состояние больного улучшалось. Он по-прежнему не приходил в себя, но скачки температуры случались всё реже, а к исходу первой недели и вовсе прекратились. И даже его дыхание в краткие моменты пробуждения уже не было таким тяжёлым и хриплым, оставаясь ровным и спокойным. А вот в будничности Сакаля мало что изменилось. Он всё так же сутками не покидал покои брата, ненадолго засыпая в кресле или, если голос позволял зачитываться допоздна, прямо на кровати. Он даже особо не считал дни, лишь изредка пытаясь вспомнить, когда именно приходил врач, и сколько времени осталось до его следующего визита, и вновь забывая о датах и днях недели. Его жизнь свелась к одному единственному существу, как бы смешно и пафосно это не звучало. Для Сакаля собственное поведение действительно было смешным. Время от времени он всё же оглядывался назад, оценивая свои поступки взглядом со стороны, и лишь горько усмехался такому милосердию. А спустя минуту приходил к выводу, что лучше не задумываться. Жить дальше, не оглядываясь, не давая оценок, не думая, зачем и как, повинуясь внутренним порывам. Это не было ему свойственно, но для собственного самолюбия оказывалось лучшим решением. Другой возможности проводить дни и ночи рядом с родным братом попросту не будет. В комнате было светло и солнечно, когда Мефисталь понял, что сновидение оборвалось окончательно, и сквозь сомкнутые веки почувствовал солнечный свет — кто-то всё же раздвинул шторы, которые он так упрямо запахивал по возвращению домой. Тело сразу же дало о себе знать сильной болью и дискомфортом в каждой клетке мышц и в каждой, даже мелкой, кости. В горле была невыносимая сухость, доводящая до боли и жжения, и именно необходимость в глотке воды заставила его начать двигаться, в попытке хотя бы сесть. Только сейчас он осознал насколько слабо его тело и как тяжело ему даются даже простые движения. Руки не слушались и дрожали от слабости, рискуя вновь уронить его на подушку. Но стоило ему поднять голову и бросить случайный взгляд на другой конец кровати, как он на мгновение замер, лишаясь остатков сна. Сакаль лежал у него в ногах, повернувшись к нему спиной, и, судя по дыханию, мирно спал, не обращая внимания на происходящее вокруг. Младший брат даже не соизволил накрыть себя чем-нибудь, и теперь ёжился, явно от холода, только разве что в клубок не сворачиваясь. Воспоминания и осознание происходящего пришли не сразу, лишь после небольшого усилия, когда демон заставил себя вспомнить, что происходило эти дни. Мефисталь не хотел просыпаться тогда. Именно не хотел, не видя реальной необходимости в том, чтобы прилагать усилия на пробуждения. Те недолгие часы, когда разум отказывался и дальше пребывать в беспокойных сновидениях, вынуждая хозяина проснуться, он чувствовал себя ужасно. Он прекрасно знал, что его поят лекарством, предназначение которого было снимать его боль, но если оно и действовало, то не до конца, и со своими собственными последствиями. Он уже не чувствовал такого сильного жжения в желудке или при дыхании, но кости, мышцы — всё ломило, сковывая нешуточной слабостью, которая не позволяла даже глаза открыть. И голова не всегда была чистой, чаще она, как говорят в просторечие, гудела, будто внутри что-то устраивало похмельный праздник. Единственное спасение от всех этих недугов он видел во сне. И при любой возможности старался заснуть сразу же после пробуждения, не давая никому понять, что он всё-таки проснулся. Все те отрывки времени, он был не совсем в сознании. Это было странное состояние между сном и явью, когда он начинал чувствовать и слышать происходящее вокруг него и с ним, но ещё не мог окончательно вырваться из сновидения и заставить себя говорить, двигаться и уж тем более подняться. Даже проснуться полностью, чтобы почувствовать себя живым в полной мере он ещё не мог, хотя, в действительности, не сильно-то и хотел. Брата он слышал. Ему не верилось, что именно Сакаль проводит в его комнате дни и часы, беспрерывно разговаривая и время от времени, будто на карауле, расхаживая вдоль комнаты. Он слышал его мягкие шаги, ощущал, когда парень забирался к нему на кровать, чтобы заставить принять лекарство, после которого он сразу же вновь проваливался в сон и слышал, улавливал, понимал всё, что ему говорят. Со временем даже желание засыпать так уж сразу пропало. Он мог по несколько часов, почти без движения лежать в кровати, слушая родственника, но даже в мыслях почти никогда не давая ему ответ. Думать он старался как можно реже, но мягкий голос брата стал необходимым фоном, заживляющей музыкой для скованного болью сознания. — Знаю, ты бы уже убил меня за такою наглость, будь ты в сознании. Или вышвырнул бы меня из комнаты, чтобы я, наконец, прекратил болтать, — Сакаль тогда, как и всегда впрочем, говорил не всерьёз и будто с ухмылкой на губах. Мефисталь чувствовал, что он смеётся над самим собой, особенно в те моменты, когда говорил правду. Но теперь всё было иначе. Он чувствовал себя обязанным младшему. Приведя мысли в порядок и не желая более думать о Сакале, он заставил себя дотянуться до стакана с водой, который осушил за пару мгновений большими и жадными глотками. Боль в горле постепенно утихла, и даже его голове словно стало легче. Но уже на последних глотках о себе решили дать знать лёгкие, которые он видимо всё же не успел долечить. Слишком резко и неожиданно ему перехватило дыхание, и парень зашёлся приступом сильного кашля, вызывающим судороги и нестерпимую боль в каждой клетке тела и, особенно, в самих лёгких. Подобное уже не могло не разбудить Сакаля — лениво зашевелившись, он поначалу прислушался, лишь только после этого полностью разворачиваясь и бросая на него сонный взгляд. Но уже через секунду по его лицу словно прошлись невидимой ладонью, стирая сонливость и возвращая бодрую серьёзность, словно он и не спал всё это время, а обеспокоенно сидел подле больного, ожидая именно такой ситуации. Холодная серьёзность… Почему-то Мефисталю не понравилась искра беспокойства в жёлтых глазах. На своей памяти он видел её впервые. — Мефисталь… — Я в порядке, — ему действительно было уже легче, и кашель начал спадать, становясь всё более спокойным и редким. Настолько, что он даже смог вымолвить хоть что-то спокойным тоном, а меньше чем через минуту кашель и вовсе прекратился, хотя и оставил неприятные ощущения в горле, будто пылинку, которая в любой момент могла вызвать новый приступ. Сакаль так и замер рядом с братом, на несколько мгновений растерявшись и не зная, как вести себя с ним. Ему явно не нужна была помощь — кашель быстро спал, и теперь брат просто спокойно сидел на кровати, прикрыв сомкнутые губы кулаком и будто ожидая нового приступа. Но дело было даже ни в этом — Мефисталь сказал лишь два слова, но молодого демона вновь, как и раньше, сковал холодный страх, всегда живущий в душе и по команде обвиваясь туманом вокруг неё. И этой командой всегда служил холодный тон его брата — всегда спокойный, собранный, безэмоциональный. Время от времени к нему добавлялись нотки презрения. И взгляд жёлтых глаз ничем не отличался от голоса. Такой факт казался абсурдным, немыслимым и самое главное противоречил вбиваемым воспитанием и менталитетом правилам, гласившим, что желтый цвет изначально тёплый и может ассоциироваться лишь с теплом. Так считал и говорил лишь тот, кто никогда не видел вечных льдинок, поселившихся в глазах его отца и брата. И сейчас он вновь видел этот холод во взгляде, устремлённом куда-то в пустоту комнаты. Сакаль будто ждал чего-то, не решаясь сказать и слова или даже пошевелиться. Ждать пришлось недолго — Мефисталь всё же справился с собственным телом, заставляя его прийти в движение: двигаясь тяжело и медленно, он переместился на край кровати, свесив собственные ноги вниз и даже попытавшись встать на них. Вот только ослабленные конечности подвели, и демон невольно пошатнулся, невольно вынуждая Сакаля за мгновение оказаться рядом. Поймав брата под руку, младший демон постарался переместить большую часть его веса на собственные плечи, помогая тому подняться. До сих пор он не совсем понимал, чего добивается его брат, наблюдя за всеми действиями всё в том же оцепенении, но страх разом прогнал эту пелену. — Я справлюсь… — голос демона металла был тихим и слабым, а в купе с общим состоянием, эти слова выглядели ещё более неубедительно. — Уверен? — младший брат говорил куда более смело и насмешливо, невольно демонстрируя ироничную улыбку на подобное заявление. Правда всё это была лишь внешняя картина, совершенно несоответствующая их прошлой реальности, в которой даже такого слабого, но холодного голоса хватало, чтобы Сакаль не смел ослушаться. Прошлой. Сейчас всё было иначе, и уже старший брат не стал возражать, покорно принимая помощь и позволяя поставить себя на ноги. Вот только он до последнего не хотел перекладывать свой вес на чужие плечи, гордо принимая лишь помощь своих собственных ног. Парень не чувствовал на своих плечах чужого веса в полной мере, и это заставляло беспокоиться. — Я хочу принять душ, — коротко ответил Мефисталь, даже не глядя в его сторону. Всё же демон ошибся, слишком рано добавляя прилагательное «прошлой» к описанию своей реальности. Найдя опору в лице твёрдого пола, полностью игнорируя свою слабость, старший брат все же оттолкнул младшего, отвергая его помощь, и нетвёрдыми шагами отправился в сторону ванной комнаты в одиночестве. Парню оставалось лишь бросить недовольный взгляд в сторону чрезмерно гордого, по его меркам, существа и мысленно фыркнуть. В этот раз он не растерялся, грубо прогнав от себя чувство обиды, и громко, так, чтобы услышала хотя бы треть дома, позвал служанок. Последние явились незамедлительно, небольшой кучкой устроившись в дверях и с удивлением, скрываемой радостью и таким же беспокойством, поглядывая на очнувшегося господина. Сакаль даже не заметил этого, бросая такие же обеспокоенные взгляды в сторону брата. Но губы уже привычно озарила улыбка-ухмылка. Эта улыбка была своего рода маской, которая появлялась в момент опасности. Щит, защищающий мысли, внутренний мир и душу от внешних взглядов и нападок извне. Попытка спрятать от других своё состояние и от себя в том числе. Она появлялась на губах уже рефлекторно, каждый раз, когда он ощущал дискомфорт или просто видел/слышал/чувствовал других подле себя. Что бы он не думал, что бы не ощущал, выглядел он всегда одинаково и создавал всегда одно впечатление. Но главное, она не только не подпускала других к нему, но и не позволяла ничему из его настроений и взглядов навредить отношениям раньше, чем было нужно. — Господин хочет принять ванну, подготовьте всё необходимое, — бодро и громко отдал он распоряжения, наигранно и открыто жестикулируя руками. Девушки исчезли так же быстро, как и появились, в то время как Сакаль уже успел забыть о них, ещё не закончив свою краткую речь и поспешно возвращаясь к брату. Он снова попытался взять его под руку, но одного направленного в его сторону взгляда со слабой ноткой недовольства где-то на дне зрачков хватило, чтобы парень сразу же передумал, ограничиваясь лишь открытием двери перед ним и сразу проскальзывая в комнату следом. Мефисталь двигался медленно, и было отлично видно, что его тело вновь будто дрожит, но сейчас причиной служила не температура, а банальная слабость. Всё это не казалось странным или удивительным, но всё же было что-то неправильное в том, что гордость их дома держится за стены, пытаясь расстегнуть ночную рубашку. Ослабевшие пальцы не слушались и не могли справиться с пуговицами с первого раза, на что демон ветра уже не мог смотреть спокойно, упрямо и без спроса приближаясь к брату и помогая ему справиться с одеждой. Вот только когда рубашка была стянута, он на мгновение пожалел о своём излишнем упрямстве. Взгляд на долю секунды дольше положенного задержался на исхудалом теле, вызывая сухой комок в горле, прежде чем встретиться с такими же жёлтыми, как у него, но слишком спокойными сейчас, глазами брата. В них не было даже ненависти и этот факт сковывал посильнее привычного льда. — Выйди вон, — твёрдо и спокойно. Он не мог ослушаться, как бы не хотел обратного. Без лишних слов Сакаль покинул комнату, закрывая за собой дверь и сразу же сползая по ней вниз. Пальцы зарылись в светлые волосы, убирая челку с лица и помогая демону взять себя в руки. Мефисталь никогда не кричал на него и никогда не поднимал руку, но он боялся его, боялся этой вбитой воспитанием и кровью стали в голосе, боялся неосознанно и неконтролируемо. А на душе сейчас всё же было относительно спокойно. Брат очнулся, и ему явно стало лучше. По-прежнему боясь оставить его одного, он так и остался под дверью, внимательно прислушиваясь к звукам за ней и мысленно рисуя образы происходящего. Улыбка вернулась на его лицо тогда лишь, когда девочка-служанка вбежала в комнату, прижимая к груди чистое постельное бельё. Он знал этот взгляд. Знал, как Сакаль смотрит на него, и этот взгляд пробивался даже сквозь страх, обычно возникающий в его присутствие в глазах демона. Он знал и то, что с ним брат полностью менялся. Никто больше не был способен вызвать эту толику страха в нём. Но к страху он привык. А вот к этому, тщательно скрываемому отношению его брата к себе, не мог. Не был способен. В какой-то степени это вызывало панику и дискомфорт уже у него, заставляя желать немедленно избавиться от присутствия младшего подле себя, лишь бы только не видеть, не замечать уже очевидного. Не замечать, как его тело пожирают взглядом и явно не с завистью. Он так и не поднялся со своего места, с лёгкой улыбкой на лице наблюдая за снующими по комнате девушками. Они явно смущались его взгляда, то и дело поглядывая в его стороны, а парень лишь ещё шире улыбался на это. Он был похож на довольного кота, благодаря счастливой ухмылке и слабому прищуру глаз. Стоило брату исчезнуть из поля видимости, как у него вновь поднялось настроение, вернувшись к своей привычной норме. Его забавляли смущённые взгляды и неловкие движения девушек и он, совершенно не стесняясь, разглядывал их прелести при удобных для лицезрения позах. Например, когда одна из них, светленькая, чьего имени он уже даже не помнил, пыталась расстелить большую простынь, чуть ли не ложась на неё грудью и невольно демонстрируя декольте. В такие моменты в его глазах мелькала похотливая искра, но демон только любовался, не строя никаких планов и не рисуя в воображении лишних картин. Насколько бы привлекательно не было женское или любое другое тело, пока ему ничего не нужно от его обладателя, он лишь оценивает предмет искусства, не более того. И сейчас была именно такая ситуация, плюс, очень милый бонус в виде лёгкого румянца на светленьких щечках. Стоило так нагло их раздевать, только ради этого румянца. Но всё прекратилось в один миг, как только в комнате за его спиной прервался шум, издаваемый каплями душа. Девушки постарались закончить работу как можно скорее, чтобы тут же исчезнуть прочь из комнаты и остаться незаметной тенью, хотя бы для старшего молодого господина, как они его называли. Так же быстро исчезла и улыбка с лица Сакаля, сменив довольное выражение на холодное спокойствие. Обычно он становился таким на работе, когда чувствовал необходимость подойти к делу со всей серьёзностью и ответственностью. В действительности он напряжённо ждал того единственного момента, когда щёлкнет внутренний замок двери. Дождавшись этого оповещающего звука, он поднялся на ноги, делая пару шагов в сторону и пряча руки в карманы. Губы вновь натянули слабую улыбку, но она была уже не такой довольной и искренней. Мефисталь выглядел уже не таким немощным, как только после пробуждения, хотя на его лице по-прежнему не проглядывала ни одна эмоция, даже усталости он не позволял отражаться. Без слов, не глядя на брата, он прошёл обратно к кровати, огибая её и присаживаясь на край. Однако, что-то всё-таки было в нём не то. Демон ветра чувствовал, слышал слишком тяжёлое и хриплое дыхание, вырывающееся из лёгких парня. И будто в подтверждение его домыслов, брат вновь закашлял, пусть и не так сильно и продолжительно, как прежде, но он видел, как спину брата пробивает дрожь — после кашля и приложенных физических усилий он явно чувствовал себя не лучшим образом. Сакаль не стал дожидаться, кто первым нарушит тишину их общего молчания, которая была для него, говорящего эти дни почти без перерыва, давящей и непривычной. Так же, как и не стал дожидаться, когда брат сам попросит помощи, без спроса усаживаясь на корточки между его колен и бросая насмешливый взгляд на больного. Наигранный взгляд, призванный скрыть беспокойство и волнение от состояния близкого ему демона и от подобной близости. Он твёрдо был намерен помочь ему одеться. Приготовленные заранее чистые сменные вещи лежали рядом, на кровати, по правую сторону от руки Мефисталя и пока тот стягивал халат со своих плеч, младший брат уже успел перехватить их. Он видел, как тяжело его брату даются даже такие простые движения, и прекрасно знал, что тот скорее подохнет от собственной гордости, чем попросит помощи даже в такой мелочи. Ласково придерживая и направляя ослабевшие конечности демона, он помогал ему одевать белые домашние брюки, а руки дрожали. Его собственные руки и это казалось смешным и нелепым. Унять дрожь получалось слабо, его действия были не только ласковыми, но и какими-то трепетными и неуверенными. Словно он прикасался к чему-то слишком дорогому и запретному, а любой неправильный жест мог всё разбить или испортить. Он старался не поднимать головы выше колен по телу брата, с упорством следя за какой-то точкой у ножек кровати, правда, когда возникла необходимость, он всё же предпочёл поднять голову и встретиться взглядом, чем позволить себе разглядывать пах парня. Янтарные глаза старшего демона смотрели спокойно. В них не было ни холода, ни агрессии, и даже привычного презрения. Просто ничего, спокойный и безразличный ко всему взгляд. Таким он смотрел лишь на родителей или тех, кого считал равным себе по статусу или даже выше него. Это было непривычно, но Сакаль быстро нашёл оправдание такому поведению — всё же не мог же его брат полностью проигнорировать такую заботу о себе. Внутреннее волнение и страх были успешно скрыты под лёгкой усмешкой, такой привычной для уголков его губ. — Я же сказал, выйди вон, — такой же твёрдый и спокойный тон. Он бил по нервам. — Что, совсем? — Голос не дрогнул и был такой же чуть насмешливый, как и всегда. Это явно стоило затраченных усилий. — Вернёшься, когда я оденусь. Сакаль уже был готов к тому, что его прогонят окончательно, и придётся забыть о дальнейшем времяпрепровождении в компании нуждающегося в уходе брата. Но в последний момент его опасения развеяли и, не желая более испытывать и без того щедрую судьбу, он быстро вышел за дверь, что-то тихо насвистывая. Закрыв за собой дверь, он уже привычно для себя запустил руку в волосы, пытаясь успокоить себя таким образом. Он желал брата. Желал до дрожи в пальцах, мурашек под кожей, периодической остановки сердечного ритма и томления в паху. Это было не просто физическое влечение, желание обладать телом, а что-то большее на уровне чувств. Он не помнил день и обстоятельства, в которых осознал свои чувства и желания, но научился мириться с ними. Так же, как мирился с собой, так же, как научился скрывать свои мысли и настроения от других. Не сразу, конечно, но по-другому он и не мог. Для него давно стерлись границы моральных норм, и лишний камень в огород пороков не сильно портил общую картину. Скорее даже наоборот, это был единственный его грех, не выходящий за рамки и не отравляющий жизнь никому кроме него лично. Ведь лишь одно он желал ещё сильнее, чем тело родного брата — чтобы Мефисталь никогда не узнал об этом. Ему быстро надоело грызть себя в мыслях, и он начал бросать взгляды на дверь, будто ожидая, что она сообщит ему, когда можно будет войти. Двери, конечно же, не разговаривали, но и какого-то другого сигнала не было. А потом в голову стукнуло осознание, что даже если бы Мефисталь хотел его позвать, у него бы не хватило сил осуществить желаемое. Ещё немного помявшись у двери и выждав, по его мнению, огромное количество времени, он вернулся в комнату, заранее готовясь к тому, что его вновь выгонят. Но в этом уже не было необходимости — старший демон расположился в постели, облокотившись на подушку и устремив закрытый веками взгляд в потолок. Так и не придумав, что сказать на своё возвращение, парень молча прошёл к креслу, вальяжно в нём разваливаясь. — Сакаль… — лежащий на кровати демон видимо почувствовал возвращение брата, открывая глаза, но по-прежнему смотря в потолок, словно именно на нём отражались все его мысли, — Ты книгу читал… я хочу узнать, что было дальше… Простая просьба явно далась его брату с трудом, Сакаль будто слышал, как с треском и хрустом ломается чужая гордость в этот момент, и не мог не радоваться подобному. Ожившее настроение не заставило себя долго ждать, чуть ли не заставляя его подлететь с кресла и за мгновение оказаться рядом с прикроватной тумбочкой. Все его движения были быстрыми и размашистыми, но тем не менее плавными. — Прости, что шарился в твоей тумбочке, но на тот момент шансы, что меня за неё убьёт отец, были выше, чем те, в которых ты награждаешь меня жестокой смертью. Найдя нужный ему том, он забрался на кровать к брату, стараясь при этом двигаться как можно осторожнее, хотя и так же поспешно. Его не преследовало недовольное презрение, создаваемое взглядом брата, даже когда он вопреки здравому смыслу и полностью обнаглев от такого неожиданного к нему расположения, разместился не в ногах больного, а рядом с ним на подушке. Устроившись поудобнее, он открыл книгу на нужной странице, довольно и нагло поглядывая на Мефисталя, который был на удивление спокоен. Похоже, ему и в самом деле понравилась эта книжка. Следующие несколько дней пролетели мгновенно. Каждый из них был похож на предыдущий, словно их окутал один сплошной туман, какой-то странной внутренней радости для Сакаля. Теперь его бесконечный словесный бред встречало не молчание и тяжёлое, либо размеренное дыхание, а спокойный, пусть и без каких-либо эмоций в нём, взгляд брата, а иногда он даже отвечал, вступая с младшим в непродолжительный, но хоть какой-то диалог. Большую часть времени парни читали книгу, точнее читал только Сакаль, а Мефисталь молча, но внимательно, слушал его, и иногда даже случались совсем необыкновенные моменты, когда он умудрялся засыпать на чужом плече, едва ощутимо заваливаясь на него. Демон ветра боялся даже шелохнуться в такие моменты, испытывая смесь тёплой радости и горького понимания, что всё происходящее слишком хорошо. Он уже заранее ждал некой кары за такой подарок судьбы, но пока она лишь слабо и нечётко виднелась на горизонте, поэтому он позволял себе расслабиться и так же незаметно засыпать. Но тревога и какая-то паническая мысль, что привыкать к расположению брата нельзя, не покидали душу. Здравый смысл, поддерживаемый страхом, объяснял всё банальным чувством благодарности и не более того. Он был почти уверен, что стоит брату восстановиться и вернуться к работе, как всё вернётся на свои места, и сейчас он лишь оплачивает Сакалю за лечение и заботу. В то, что их отношения, до сих пор пропитанные холодом, вдруг навсегда изменяться, став крепкими и близкими… в такие сказки демон не верил. Но сейчас он действительно больше не чувствовал, не видел этой отстранённости, не ощущал, что его каждый раз опускают в ледяную грязь от одного лишь взгляда, и поэтому позволял себе на несколько дней расслабиться, лишь в перерывах на сон, в те жуткие минуты, когда он пытался заснуть, вновь загружая себя колкими мыслями. Мать так и не появилась в комнате старшего сына. За все те несколько дней, недель, что больной был без сознания и даже после его побуждения. Мефисталя навестил лишь отец, ненадолго заглянув в комнату через час после дошедшего до него известия о пробуждении раненого. Пробыл он недолго, задав несколько скорее дежурных вопросов о самочувствии сына, и на прощание бросив один серьёзный, многозначительный взгляд в сторону Сакаля. Последний прекрасно понял, что имел в виду отец — они-таки сбросили всю ответственность и заботу на него, одарив невероятным доверием (по их мнению) и избавившись от обузы (по личному мнению Сакаля). Как бы демон не любил своих родителей, некоторые факты он не мог не признать, а вера в их любовь ушла ещё в подростковом возрасте. Но этот взгляд отца нёс в себе ещё и толику другой информации. Едва заметное осуждение где-то на дне зрачков — Сакаль слишком размяк и расслабился. Мефисталь уже не нуждался в таком большом количестве обезболивающего, приступы и вовсе окончательно прекратились, и всё его лечение было сведено к отказу от физических нагрузок и постельному режиму. Через пару дней он и вовсе прекратил принимать что-либо, предпочитая терпеть боль (которая тоже уже свелась к минимуму), а не пребывать в сонливом кумаре. Всё это означало скорейшее и полное выздоровление, которому Сакаль радовался и печалился одновременно. Если первые дни он был несказанно бодр, весел и даже более активен, чем обычно, то чем ближе становился день, когда их дом должен был посетить врач, тем заметнее становилась его задумчивость. Вот только брат то ли вовсе не замечал перемен, то ли решил сделать вид, что его это не волнует и не обращал никакого внимания, оставляя своё поведение обычным для тех дней. А причин уходить в себя у демона ветра было предостаточно, но сейчас над ним нависла куда более значимая, чем риск прыжков в их с братом отношениях, проблема. Все эти недели он не появлялся в Совете, буквально забыв о работе. К его удивлению призывов тоже не было, он спокойно существовал, не ощущая в голове яркий гул, который имел привычку усиливаться и становиться болезненным, если на зов не отозваться сразу же. Причину тому он нашёл очень быстро, после кратких размышлений — велика была вероятность, что отец договорился со Старейшинами, вымолив пару недель отпуска для сыновей, и те просто не смогли отказать представителю столь знатного и влиятельного рода. Демон терпеть не мог ту лёгкость, с которой его семья получала привилегии, стоило лишь произнести своё имя, но сейчас такое положение дел было ему лишь на руку. Непослушание Совету означало смерть, а расстаться с братом на тот момент он был не в силах. Дозволенность делать всё, что он пожелает — хорошая плата его родителей за самолично взваленную на себя ответственность и их личное свободное время. Теперь же обстоятельства должны были поменяться со дня на день: здравый смысл чуть ли не кричал, что реальность скоро напомнит о себе, так же как и дни его жизни до произошедшего с Мефисталем. Всё указывало именно на это, и даже, несмотря на то, что он всячески пытался просто наслаждаться выпавшей ему удачей, что-то внутри, какая-то странная неопознанная и не описанная в книгах сущность, вроде морали, совести или даже банальной логики, не давали делать этого в полной мере. Разум то и дело напоминал о долге, обязанности, осторожности, каких-то дурных проблемах, вроде отношений с отцом, оставляя и сознание, и душу в напряжении. «Мудак» — называл он сам себя в мыслях, однако, в обоснованности таких чувств, мыслей и ощущений не сомневался и очень скоро был вынужден убедиться во всём на собственной шкуре. Неделя. Прошла ровно неделя с того дня, как очнулся его брат, знаменуя начало какого-то слишком странного, пусть и столь кратковременного периода жизни Сакаля. Он не узнавал брата. Узнавал его лицо, тело, какие-то привычки, иногда суждения, но… но в целом это был будто и не он. Как-то совсем резко, неожиданно и оттого пугающе, они встали на один уровень, и более младший брат не чувствовал вечного превосходства старшего над ним. Не чувствовал себя виноватым перед ним, не чувствовал себя ниже по уровню силы, статусу, достоинству… Впервые за столь долгие годы перед ним вновь был его брат, а не просто кровный родственник. И демон даже боялся думать о причинах такого отношения… и тем не менее думал, раз от раза успокаивая себя мыслью, что это лишь попытка отплатить ему за уход. Ничего более, ни грамма искренней любви или расположения. Приходилось чуть ли не вдалбливать в себя это каждый час. Он не мог расслабиться. Но был по-своему счастлив. Окончание тех самых семи дней случилось слишком неожиданно. Привычный слабый гул, чувство, что ты нужен, тебя ждут, нет, ты просто обязан быть в другом месте, усиливающаяся с каждой лишней секундой тревога, не дающая покоя и грозящая перерасти в болевую пытку. Он даже не пытался ослушаться, пусть даже его пробудили слишком ранним утром, когда ещё даже прислуга не поднимается с постели, и заставили покинуть столь полюбившиеся покои. Бесшумно выскальзывая из комнаты брата, он невольно задумался, как давно не был в собственной спальне. Воображение очень ярко рисовало клубы пыли и оставленный им же беспорядок, к которому (в его воображении) так никто и не притронулся. Это был бы лучший вариант, хотя одно лишь существование комнаты, где вечно царил хаос, вгонял мать в тихую внутреннюю истерику, но неугомонному демону это было только на руку. Лишь слегка уцепившись за знакомый образ в памяти, парень тут же встряхнул головой, прогоняя его, и лишний раз одёргивая себя: он слишком много думает о родителях и семье в целом. Ещё две недели назад такого не было, наоборот, он вспоминал о родителях или брате тогда лишь, когда те сами напоминали о себе, или того требовали обстоятельства, в духе случайного пересечения по службе или очередного упоминания, чей же он, собственно, сын. Он отгонял от себя эти мысли, какие-то клочки воспоминаний, собственные привязанности, с какой-то особой лёгкостью, пусть даже они и норовили вернуться в любой удобный момент, чаще его сознание было защищено. Собственными проблемами, планами, мыслями, пусть и не такими морально чистыми, но куда более приятными для сволочной душонки. А тут вдруг… Чем дольше он находился в этом доме, чем больше часов коротал в его комнатах, тем большую власть над ним имели семейные воспоминания и привязанности. Снова просыпались какие-то чувства, обиды, переживания. Это злило, но власть дома была явно сильнее собственного желания не думать. Если такое желание вообще имело место быть. Мысли плавно перетекали из одной в другую, время от времени резко обрываясь силой воли самого демона, а призыв будто затих, размещаясь на краю сознания, реагируя на его стремление подчиниться. Каким-то образом Старейшины чувствовали не само желание идти к ним, а готовность и стремление подчиниться/не подчиниться. И чем сильнее было последнее, тем болезненнее становился зов. Может и существовал способ бороться, терпеть, перекрывать доступ к собственной голове, но… надо ли? Куда проще и правильнее было просто отправиться в Совет, готовясь выполнять его поручения, что Сакаль и поспешил сделать, покинув отчий дом и хотя бы временно оставив в нём свои размышления. «То ли несказанное везение, то ли жуткое затишье перед бурей» Демон возвращался в странной смеси двух настроений. С одной стороны, он оказался прав — отец действительно подсуетился для его неприкосновенности на работе, предоставив незапланированный отпуск, и данный вызов скорее означал проверку и готовность его профпригодности, чем действительное и полное возвращение к работе. И, значит, он мог вернуться к приятному времяпрепровождению в комнате оттаявшего на радостях неожиданной заботы брата. С другой, столь раннее пробуждение и потеря нескольких часов почти без смысла и цели напрягали и заставляли тихо злиться. Он мог поспать несколько часов или может даже успел бы прочитать очередную главу с перерывами на несколько глотков воды для пересохшего горла. В общем, настроение прыгало, то радуя его, от планов на прошедшее утро или будущей день, то опускаясь, от воспоминаний о том, как он это утро всё-таки провёл. По излишне тихому (как и всегда, впрочем) дому, он шёл привычной для хорошего настроения быстрой походкой, почти рысью, беспричинно ухмыляясь и направляясь сразу же в комнату брата. Мефисталь уже должен был проснуться и вполне мог, не дождавшись его, самостоятельно взяться за чтение. Чем именно его так зацепила эта дурацкая людская книжка Сакаль не понимал, да и не хотел задумываться. Мало ли какие нереализованные тараканы жили в голове демона металла, а в том, что их было множество, парень даже не сомневался. Шутливые мысли прервались суровой реальностью в лице прибывшего доктора. Сакаль напрочь забыл о счёте дней, о том, что приём назначен именно на сегодня, да и временно успел забыть даже о том, что могло последовать за этим. Сейчас крупная фигура старшего по векам демона склонилась над кроватью его брата, а неподалёку, в той же комнате уже ждали вердикта отец и мать. Он не знал, что побудило его, точнее, что не дало ему решиться зайти за порог комнаты. В одно мгновение он, словно тень, переместился к стене, отделяющей комнату Мефисталя от общего коридора, сразу же заваливаясь на неё спиной и замолкая, прислушиваясь. Где-то в глубине сознания мелькнуло чувство, что он осуждённый, ожидающей приговора, который вот-вот будет оглашён. — Ваше состояние в норме, процесс восстановления почти завершился, да и Вы сами уже должны были это понять. Боли ведь почти прекратились? — Да, я перестал принимать таблетки 4 дня назад, — голоса обоих демонов были до невозможного спокойны и безразличны, они словно обсуждали погоду за окном. Никакой радости или хотя бы удовлетворения. Всё правильно. — Когда он сможет вернуться к работе, доктор? — Голос отца был такой же спокойный, но в нём явно было меньше выдержки. Ещё меньше было выдержки у самого Сакаля — с его губ против воли сорвалась горькая усмешка. — Ещё слишком рано, тело должно восстановиться окончательно, к тому же оно, скорее всего, успело отвыкнуть от применения силы. Для профилактики проведите дома ещё неделю, постепенно начиная тренировки, с каждым днём увеличивая нагрузку. Не вздумайте сегодня же пытаться сражаться — хватит элементарных упражнений, какими развивают силу у детей. Более в моих визитах нет необходимости — через 10 дней можете смело возвращаться к активной жизни. Объяснять дважды не пришлось, Сакаль не видел происходящего, но мог поклясться, что его брат кивнул. О каких именно упражнениях шла речь они оба прекрасно понимали. Мефисталь не из тех, кто будет насиловать своё тело или идти против слов врача, ради мнимого шанса вернуться к работе раньше. Слишком был велик риск и слишком трезвый и холодный ум был у старшего сына. Ещё через пару минут в комнате началась возня и какие-то мелкие разговоры между врачом и их родителями. Демон ветра даже не слушал, к собственному удивлению вдруг обнаруживая, что сполз по стене и теперь сидит на корточках. Благо он успел подняться и натянуть наглую ухмылку до того, как лекарь покинул комнату, искусно изображая только что вернувшегося и ничего не ведающего. Отец вновь одарил его осуждающим взглядом, которого тот, однако, даже не заметил. Где-то в груди, на душевном уровне, что-то болезненно ныло, когда он с той же улыбкой зашёл в комнату брата. — О, доктор уже успел уйти? И что же он тебе поведал? — Ты же всё слышал, Сакаль. — Неа, я только делал вид, — собой он мог гордиться: бодрый голос так и не дрогнул, даже несмотря на слишком проницательный взгляд брата. Кажется, ему так и не поверили, лишь сделали вид, наконец, отводя взгляд в сторону. — 10 дней постельного режима и я могу возвращаться к работе. Лечение практически окончено. Мефисталь вновь поднял на него взгляд, и младший демон даже растерялся, не зная, как реагировать на это. По идее у него было ещё несколько дней, которые он мог провести рядом с братом, но… в этом более не было необходимости. Больной уже вполне был самостоятелен, не нуждался в поддержке при перемещении по дому, пусть и предпочитал не покидать комнату, у него не было вспышек сильной температуры и просто приступов. Он уже даже не пил таблетки, а развлекать его… даже если отбросить то, что в какой-то степени это было унизительно, Сакаль не видел в этом смысла. Получалось, что более его ничего, кроме собственного желания здесь не удерживало. И тут же демон подивился, что, несмотря на долгое и болезненное ожидание этого дня, он так оказался и не готов. — Значит, в моём уходе ты больше не нуждаешься, — сказано это было с усмешкой, но странным двойственным тоном, содержащим в себе и вопрос и утверждение одновременно. Сакаль и сам не мог понять, кого именно он спрашивает, ибо для себя лично он кое-что уже решил. — Да, но…. — Тогда отдыхай, а я пока позавтракаю. Или пообедаю, который сейчас вообще час? Он не дал старшему брату договорить, не дал так же и сказать что-либо ещё, прекрасно зная, что Мефисталь не имеет привычки утаивать или хотя бы делать свои мысли мягче, когда доносит их до собеседника. Он и раньше мог без проблем высказать своё презрение по отношению к кому-то в лицо, и Сакалю лишь везло, что он ещё ни разу не попался под горячую руку. Он не хотел ничего слышать, особенно сейчас, всё с той же наглой улыбкой разворачиваясь к брату спиной, и бодрой походкой удаляясь вглубь дома. И плевать, что обед уже давно закончился, наоборот, это было даже к лучшему — ему было необходимо подумать. Столовая представляла собой большую комнату с высокими потолками и немаленьким столом на несколько персон. Это скорее были пережитки прошлого, попытка соответствовать прежнему величию и остатки тех времён, когда их семья состояла из нескольких поколений и побочных ветвей. Постепенно, с годами или даже веками, начала возникать некая разрозненность, и теперь их семья жила обособленно от остальных, всё реже принимая родственников и всё больше привыкая к тишине в доме. Они как-то отдалились, сами по себе, вроде бы не специально, но уйдя на первый план, оставив остальных позади. Ещё и профессия способствовала, и постепенно даже оставшиеся в живых родственники покидали этот свет, не всегда даже имея возможность или желание сообщить о кончине. От когда-то великого рода осталась одна небольшая, пусть и сильная ветка, которая, и Сакаль знал это как никто другой, просто гниёт изнутри. Мрачные мысли окутывали голову демона, они словно шли из тишины большого помещения, нарушаемой лишь редким звоном столовых приборов. Конечно же, завтрак, как и обед, давно закончился, но слуги уже давно привыкли к привычке господ принимать пищу в разное время и поодиночке друг от друга. Хотя, это скорее было присуще сыновьям, чем родителям. Вот и сейчас, младший сын с отрешённым видом сидел перед тарелкой в полном одиночестве, погружённый в свои мысли. Он словно пытался понять что-то и решить, что делать дальше и стоит ли делать что-либо. А ведь их семья действительно разваливается изнутри. Это с виду они были сильной родовой семьёй, с богатой наследственностью, чистой кровью и несказанным потенциалом. Может, кому-то они даже казались любящими друг друга. Казались — ключевое слово. Слишком хорошо демон ветра помнил момент, когда начал отдаляться от семьи, как бы он не пытался просто отпустить это. Чистота крови, представители редкой силы, некая аристократия мира демонов… может всё это и не имело в действительности такого большого значения, какое вкладывали его родители. Они всегда гордились старшим сыном, но и когда родился младший, души в нём не чаяли. Даже было сложно сказать, кто именно был главным любимчиком многочисленных родственников: всегда спокойный, тихий и добродушный старший сын или весёлый, жизнерадостный и неугомонный младший. Родители словно придерживались правила до определённого возраста баловать своих детишек, позволять им многое, но при этом держать под строгим контролем, с детства вбивая правила гордости и морали демонов, и их рода в частности. Тогда Мефисталь ещё не был таким жестоким и отрешённым, и их отношения были вполне себе братские. Один не представлял своей жизни без другого, а последний либо слишком хорошо скрывал привязанность, либо и в самом деле не был и тогда способен на сильные чувства. И как-то всё слишком резко изменилось, когда у демона ветра проявились способности. Он вдруг стал изгоем. Пятном на репутации семьи, испорченным звеном и хотя родители тщательно пытались скрыть своё к нему отношение, он отлично чувствовал и видел пренебрежение к себе во взглядах. Про него постепенно забывали, переключив всё внимание на старшего и всё больше увеличивая свой контроль над последним. Их мать всегда была очень властной, но, в то время, когда на Сакаля просто махнули рукой, отмахнувшись как от ненужного мусора и позволив развиваться самому, Мефисталя стали воспитывать в строжайшей дисциплине, с детства готовя к будущему Охотника, выбивая слабости и внушая нормы и правила. Наверное, старший брат и сам тогда не замечал, но ненависть родителей по отношению к Сакалю передавалась и ему, и братья начали отдаляться друг от друга, всё больше замыкаясь каждый в себе. С каждым годом их отношения портились всё сильнее и постепенно, чем больше холода появлялось в жёлтых глазах демона металла, тем меньше у них находилось тем для разговоров, да и простого желания на них. А со временем к холоду добавилось презрение, а следом скрытое желание испортить жизнь младшему. Один брат развивался, учился, работал, тренируя тело, дух, способности и характер. Другой же «пошёл по наклонной», за подростковую жизнь испробовав всё, что только было возможно: от наркотиков до беспорядочного секса, и полностью испортившись морально. Правда родители до сих пор не знают, где пропадал их младший сын и пропадает до сих пор, в свободное от работы время, и этим Сакаль даже гордился — свои проблемы он всегда решал сам, не втягивая в них семью и ведя тройную жизнь: дома, на работе и свою собственную, в просторечие именуемую «личной». И вроде бы его всё устраивало, ведь, чем меньше времени он проводил в стенах этого особняка, тем меньше чувствовал обиду за полное безразличие к нему со стороны родителей и тем больше любил их, пусть и только на расстоянии. Работа давала деньги, определённые привилегии, какой-либо статус в обществе, независящий от семьи, и просто возможность развиваться и идти вперёд, а личная жизнь… То, что он уже давно морально разложился и потерял остатки порядочности все, включая его самого, прекрасно знали, и это тоже в какой-то степени грело душу, давая отличный простор для вечных развлечений. Своей жизнью он был доволен в полной мере. Лишь отношения с братом не давали полного покоя. Это было то самое «но», отравляющее вполне счастливую жизнь демона. Мириться не получалось, терпеть не было сил, исправить что-либо не представлялось возможным. Но именно это он и пытался сделать: именно потому и пошёл в Охотники, надеясь рано или поздно встать с Мефисталем на один уровень, доказать, что он на многое способен, добиться уважения с его стороны и признания. Да, пусть сейчас между ними была ещё слишком большая пропасть в силе, но время ещё было, а Сакаль развивался ничуть не медленнее, пусть и был младше. Он уже не пытался бороться со своими чувствами к брату, не пытался стать для него ближе, давно смирившись с невозможным. Он лишь хотел, чтобы они были на равных, хотел избавиться от презрения и холода в глазах демона металла. Он этого добился, пусть не собственными силами, пусть благодаря дурацкому стечению обстоятельств… а теперь боялся. Боялся часа, когда всё вернётся на круги своя, а тот неумолимо приближался. «Куда делось моё умение наслаждаться жизнью? Мудак ты, Сакаль»… Старший сын не стал ждать какого-то особого разрешения или пусть даже следующего дня и, гонимый нетерпением, взялся за тренировки почти сразу же. К тому моменту, когда Сакаль вернулся в комнату, тихо проскользнув в помещение и серой тенью разместившись в кресле, его брат уже успел раздобыть где-то кусок металла. Вариантов, откуда было немного: либо отец поспешил сделать всё возможное, чтоб семейная гордость поскорее вернулась к работе, либо один из подсвечников уже никогда не станет прежним. Демон ветра с каким-то безразличием наблюдал за происходящим, хотя кого-то другого подобный вид вполне мог заворожить: металл, расплавленный до лёгкой жидкости, плавал в паре метров над кроватью демона и, ведомый командами рук и непроницаемым взглядом, постоянно менял форму, создавая причудливые узоры, которые тут же могли застыть, вновь приобретая характерный блеск, чтобы тут же расплавиться и продолжить причудливый танец. Иногда металл словно леветировал по комнате, на небольшое, но всё же расстояние, перемещаясь в сторону и возвращаясь обратно. До ужаса простые упражнения: у водяных демонов есть даже привычка подобным образом играть с водой, то замораживая её, то растапливая. На такие фокусы вроде бы даже энергии особо не затрачивается. Однако если бы его брат попробовал провернуть что-то более серьёзное — тело вполне могло не вынести нагрузки и вновь взбунтоваться против хозяина. Мефисталь это знал и потому предпочитал не рисковать. Глаза обоих братьев неотрывно следили за изменяющимся металлом, но если в глазах одного были сосредоточенность и внимательность, другая пара жёлтых глаз была пуста. Их обладатель вновь ушёл глубоко в свои мысли, пытаясь прислушаться к собственным желаниям и ощущениям. Давалось это с трудом, а если прикованный, казалось бы, к металлу взгляд, случайным образом падал ниже, цепляя оголённую грудь старшего брата, чтобы тут же ненадолго загореться и стать более осмысленным…. Так и вовсе становилось невозможно и дальше сосредотачиваться на собственных ощущениях — хотелось сглотнуть и сбежать куда-нибудь, чтобы ненароком Мефисталь не заметил чужих желаний в свой адрес. Как бы расслабленно и вальяжно он не разваливался сейчас в кресле, демон был напряжён, словно готовился к удару или немедленному старту и побегу. При этом в комнате фактически стояла тишина — никто не произносил и не издавал и звука. Правда братья этого словно и не замечали вовсе. Или это казалось только младшему… — Ты слишком тих, Сакаль. Парень даже вздрогнул, словно от резкого пробуждения, и первые пару мгновений даже не сразу понял, что именно от него хотели. Спокойный голос брата прозвучал слишком неожиданно, одним рывком вырывая из размышлений и вынуждая поднять взгляд выше, сделав его при этом более осмысленным и чуть ли не вынуждая смотреть в глаза, которые, однако, были по-прежнему прикованы к металлу. — Просто не хочу тебе мешать, — улыбка на лице появилась почти мгновенно, сразу же меняя и интонацию голоса, делая его как обычно задорным, наглым и чуть издевательским. Правда брошенный в его сторону холодный и почти презренно скептический взор брата, заставил по коже пробежать холодок и сразу же разбил все иллюзии относительно того, что ему поверят. Только сдаваться так просто демон не собирался, делая улыбку ещё более широкой и добродушной и, в потягиваниях, поднимаясь на ноги. — Все эти дни тебя как-то не особо волновало, что ты можешь мне мешать, — холод. Даже не холод, а самый настоящий лёд и сталь, звучали в довольно простой на первый взгляд фразе. Но каждое слово словно разрывало невидимые нити в душе демона, а интонация ещё и добивала окончательные надежды. Казалось бы, мелочь, но она оказалась решающей, заставившей сначала оцепенеть, а потом с улыбкой проглотить болезненную обиду. — Пожалуй, я тебе слишком надоел, — парень не спрашивал, а утверждал, всего за пару секунд приняв решение и теперь твёрдо намереваясь следовать ему, — Ты мальчик взрослый, здоровье подправил, от меня больше ничего не требуется. Пойду-ка я, пожалуй. Размяв напоследок мышцы (будто в этом была какая-то необходимость), парень направился вон из комнаты, избегая смотреть на брата, и в лёгкой надежде прислушиваясь. Ещё оставался шанс, что его остановят: под любым предлогом, даже самым мелочным, но остановят и у него появится повод никуда не уходить. Остаться здесь подольше, ещё немного составить компанию родственнику, который, вроде бы, не скучал последние дни в его окружении… Надежда испарилась в виде собственной горькой ухмылки, когда он в тишине закрыл за собой дверь родной комнаты и тихо сполз по ней вниз, мысленно ругая себя за всё, что только можно. Ему нужно взять над собой контроль. И постараться отвыкнуть от «доброго братика». Больше в комнате Мефисталя он не появился. В течение следующей недели Сакаль делал всё возможное, чтобы домочадцы на время забыли о его существовании и факте его пребывания в родном доме. Демон практически не покидал свою комнату, изолировавшись от мира, в который возвращался лишь по требованию Совета. Возвращался регулярно, на несколько часов, а иногда и суток, но оказавшись дома, вновь затихал, запираясь в своей комнате. Но уже даже то, что после очередного поручения, будучи весь в ранах, крови (не всегда своей) или просто дурном настроении, он неизменно оказывался в своей спальне, говорило о многом. Неугомонный демон, наверное, впервые после преодоления возрастного предела детства, вёл себя настолько мирно и порядочно, что даже перестал искать себе неприятности и развлечения, пытаясь в них забыть о собственных проблемах. Уже не было постоянных гулянок, пьяных посиделок, исчезновений на многие месяцы, драк на пустом месте, каких-то новых любовниц, чьи имена он даже не запоминал или бесцельных вылазок к людям. Демон на время затих, не желая ничего из этого. Стоило только подумать об очередной авантюре, в которую можно было бы ввязаться, как перед глазами возникал образ израненного и полуживого брата, и тут же становилось тошно от собственных проделок и самого себя. До сих пор ему всегда удавалось решать свои проблемы самостоятельно… до сих пор никто не хотел или не мог дотянуться до его семьи. В глубине души прочно и цепко жило осознание, что это именно его собственная беспечность привела к тому, что Мефисталь оказался прикован к постели на несколько недель. До сих пор он как-то не особо задумывался на этот счёт… до сих пор он вообще, как оказалось, думал достаточно мало. После ухода из спальни брата, возможностей думать как-то сразу прибавилось. Сакаль словно намеренно запер себя в собственной комнате, чтобы иметь возможность наказать себя за всё. За беспечность, за неосторожность, за поступки, которые довели до такого… за не братскую привязанность к Мефисталю, за малодушие, за то, что он таки поверил и привязался к демону, неожиданно решившему проявить к нему благосклонность. И за то, что он всё-таки сбежал. Как трус, поджав хвост, испугавшись, очередных перемен или даже собственной, уже казалось, привычной жизни. И он наказывал. День ото дня, мыслями и чувствами, убивая собственное Эго и душу, сжигаемый изнутри страхом, совестью и думами. Он уже не пытался сбежать от всего этого, с мазохистским удовольствием день ото дня возвращаясь в родной дом, запираясь в комнате и пустым взглядом устремляясь в окно или страницы книги, которые он даже не видел. При этом он прекрасно знал, что даже совесть рано или поздно заткнётся и ему надоест себя накручивать. Так было всегда, так будет и сейчас. Необходимо просто дождаться, когда ему самому всё это надоест, и подлая душонка вновь потребует чужой «крови». Чем более насыщенны дни, чем больше разнообразных дел ты успеваешь совершить за отведённые в сутках 24 часа, тем более полными и продолжительными они кажутся. Если же твои будни идентичны и скорее походят на плохо перерисованную копию шаблона, время летит быстро, незаметно и совершенно бессмысленно. Следующие дни Сакаля проходили именно в таком, скудном на события, темпе. Ему хотелось одиночества. Хотелось забиться в тёмный угол, избавиться от необходимости слышать и видеть кого-либо, хотелось побыть в тишине, ненасыщенной чужими голосами. На душе было на редкость паршиво, настолько, что не было тяги даже напиться с горя. Алкоголь ему заменяли собственные мысли, которыми он наслаждался и от которых страдал ничуть не хуже. Постепенно на смену бесконечной каре себя любимого пришла обида. Самая что ни на есть банальная, вызывающая бесконтрольную, гнетущую, но какую-то ядовито-приятную жалость к себе. Он не мог понять, чем заслужил подобное отношение к себе, в чем провинился, если не перед родителями, то хотя бы перед старшим братом? Тем, что изначально родился не тем? Всю жизнь он оправдывал Мефисталя, пытаясь перекинуть вину с него на родителей, к которым не мог держать негативные чувства слишком долго. И оправдывать получалось, но в детстве, пусть даже в юношестве, но не сейчас, когда им по возрасту уже полагалось заводить собственные семьи. Случившееся словно стало катализатором, запустившим здравый смысл, который нещадно твердил, что его брат не меньшая сволочь, чем он сам. Как бы он ни твердил себе, как бы ни уговаривал самого себя, в глубине души всё равно оставалась надежда на то, что после последних событий он заслужил благодарность. Что что-то изменится, что их отношения вновь станут братскими, что он перестанет чувствовать себя отродьем рядом с ним. Чушь. И осознание этого раздражало, вынуждало сердце слабо сжиматься, а горло болезненно высыхать. Он не давал эмоциям выхода. Только тихо шипел на себя, пытаясь переключить мысли в другое русло, но неизменно возвращаясь к ним снова. Эти дни его никто не трогал. Это было даже удивительно, он словно возвращался вовсе не в родной дом, с множеством комнат, по которым путешествовала немногочисленная семья, а в заброшенный особняк, принадлежащий полностью ему одному. Парень не искал встреч с родными, а те явно не искали встреч с ним, и было даже не совсем понятно, чем же занимается отдельный представитель семьи каждый вечер. Хотя бы Мефисталь. Хотя, тут-то как раз вариантов было немного: либо тренируется, либо читает, устроившись в библиотеке отца, что-нибудь, до чего он ещё не успел дотянуться. Если такие книги вообще были в библиотеке… поймав себя на очередной мысли о старшем брате, Сакаль зажмурился, презрительно встряхивая головой, и пытаясь её отогнать. «Сколько можно…» Усталый вопрос потонул где-то в засыпающем сознании, а мысли о брате прервать так и не удалось. Когда парень засыпал, этого никогда не удавалось сделать. Скорее наоборот, с подступающим чувством сна мысли о Мефистале становились всё более частыми и чёткими, но уже несли несколько иной характер, создавая совсем уж немыслимый, для этого демона, образ. Пока сознание засыпало, обычно пригубленные и забитые чувства начинали пробуждаться, вынуждая не просто думать, а мечтать… уже даже не о расположении и добром отношении, а о теле брата. Мерзко и извращённо, но порой до ужаса приятно. Немного жаль, но в сновидения такие мысли никогда не переходили. Пробуждение посреди ночи — не самое приятное событие, в особенности, когда причиной пробуждения становится чувство тревоги. Слишком чуткий сон Охотника и не менее чуткое ухо демона ветра, ясно дали понять, что в комнате находится посторонний, что вызвало незамедлительное пробуждение. Глупо было бы предполагать, что кто-то опасный решиться проникнуть посреди ночи в дом столь опасных существ, но внутренне чутьё не имело привычки обманывать. Демон буквально подскочил на кровати, резко принимая сидячее положение, и устремляя взор ярко-жёлтых, почти светящихся в темноте, глаз в сторону источника чужого присутствия. Рука на автомате нащупала небольшой светильник на тумбочке, зажигая этот небольшой источник света в помещении. Правда через мгновение демон был в растерянности, не совсем понимая, стоит ли оставаться в напряжении или можно расслабиться — напротив него, как ни в чём не бывало, сидел старший брат. Если не считать размеров и того факта, что у Сакаля вечно царил хаос и бардак среди вещей, комнаты братьев были очень похожи, если не сказать идентичны: та же мебель, та же планировка, даже тот же цвет стен. В своё время младший брат пытался всячески устранить это сходство различными путями: от порчи краски на стенах, до притаскивания новой мебели из других комнат. Но лучше всего с этим справился обычный беспорядок, когда кучи вещей вечно лежали не просто не на своих местах, а на полу и письменном столике. Правда это-то как раз был результат неспокойного и ленивого характера, а никак не специальный творческий ход. Служанки перестали пытаться наводить здесь порядок, после обнаружения нескольких странных (на их взгляд, естественно) вещиц, чьи предназначения и функции младший хозяин обещал продемонстрировать на самих девушках, если они снова будут рыться в его вещах. Ласково так, почти нежно и с недобрыми искрами в глазах. И вот сейчас посреди этого хаоса, в кресле напротив его кровати, сидел старший сын семейства, с презрительным безразличием оглядывая комнату и обстановку вокруг. Вот уж кто здесь точно не смотрелся, так это Мефисталь. Пожалуй, парень не смог бы с первого раза точно ответить на вопрос, когда последний раз старший брат ступал за порог его комнаты. Слишком давно это было. — Хех, чем обязан твоему визиту посреди ночи? — Уже привычно на губах заиграла усмешка, а голос приобрёл весёлые и несколько наглые нотки. Правда внутри парню было совсем не весело — он бы предпочёл и вовсе не видеть Мефисталя. — Уже прошла неделя, за это время ты ни разу не появился у меня… — Ой, да брось! Ещё скажи, что тебя это волнует, — Улыбка как-то быстро сползла с лица, а веселье сменилось на раздражение в голосе. Всё то эмоциональное напряжение, что он копил последние дни, неумолимо просыпалось, змеиным хвостом обвиваясь вокруг здравого смысла и душа его. Сейчас его действительно раздражал родной брат. Всё в нём: чёртов полу-офисный стиль из рубашки и брюк, в которых он ходил даже дома и сейчас, та вальяжная, но при этом явно напряжённая и сдержанная поза, в которой он сидел перед ним и голос. Спокойный, без эмоций, приобретающий своеобразный холод, от полупрезрительного взгляда. Ему надоело чувствовать себя кроликом перед удавом, и накопившийся негатив как-то резко выплеснулся наружу. Мефисталь даже бровью не повёл, всё так же пристально наблюдая за ним. Правда, продолжил разговор он лишь после небольшой паузы. — Днём тебя не видно, а ночью ты не выходишь из комнаты. Отец волнуется… — Отец заметит моё отсутствие, только если Совет начнёт жаловаться, что я игнорирую их призывы! И ты это прекрасно знаешь, — губы вновь тронула усмешка, словно в целях самозащиты, Сакаль снова начал улыбаться. Внутри всё кипело от обиды и раздражения. И чем дольше говорил его брат, тем сильнее становились эти чувства. А ещё прибавилось ощущение, что его жестоко дурят, — Я задал конкретный вопрос: что ты забыл в моей комнате? — Я пришёл сказать «спасибо», прекрати выплёскивать на меня свои детские обиды, — это казалось невероятным, но голос демона металла впервые за весь вечер дрогнул. И судя по тому, что прищур стал ещё более сильным, Мефисталь явно злился. — Мне не нужны твои подачки, что, совесть замучила, впервые за столько лет? — В груди что-то едва ощутимо сжалось от слов благодарности, но уже следующий упрёк затопил даже это чувство нахлынувшей ещё более сильной обидой. Он не верил брату. Или, по правде сказать, боялся поверить. Вот только он не ожидал, что его слова, сказанные скорее на эмоциях, вызовут такую реакцию. Всего один рывок, который едва можно было-то взглядом уследить, и демон уже оказался рядом с ним, цепко и явно со злобой, схватив за грудки. Ворот футболки натянулся и теперь несколько болезненно сдавливал горло, что затрудняло дыхание, а для него, чьим источником силы был воздух, это оказалось вдвойне неприятно и проблемно. Брат застал его врасплох и теперь, явно угрожающе, нависал над ним, буквально прожигая ледяной ненавистью во взгляде. Сакаль даже не дёрнулся — он, из какого-то внутреннего принципа, остался абсолютно спокоен, с таким же холодом и спокойствием заглядывая в глаза брата. И даже не попытался убрать его руки от себя. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать, мальчишка? — Мефисталь говорил очень тихо, почти свистящим шёпотом, неотрывно следя за лицом младшего брата. Словно испытание на выдержку — кто первый сдастся и отведёт взгляд. Правда, пока проигрывал старший, уже тем, что проявлял хоть какие-то эмоции. — А чего мне бояться, брат? — Парень вновь усмехнулся, правда в этот раз привычная усмешка получилась совсем иной и несколько странной. Даже сам демон не смог бы точно сказать, была ли она действительно горькой или же нет, — Того, что ты убьёшь меня? Ты давно мог это сделать, что же тебя останавливало? Любимый сын обоих родителей, гордость всего семейства, один из лучших Ищеек, а я так, выродок. Ты же всегда ненавидел меня, — чем дальше и больше парень говорил, тем шире становилась ухмылка на его губах. Внутри ему было как никогда горько и больно, словно накопившаяся за все эти годы и века обида, наконец получила возможность выплеснуться наружу, и стала открытием даже для него самого, — Но, знаешь, как оказалось, презрение и ненависть вполне можно терпеть. Самым худшим для меня оказалось твоё расположение. Ухмылка постепенно уходила, а высказанные на одном дыхании слова теперь оказывали свои последствия: Мефисталь молчал — парень впервые не мог точно сказать, какое именно выражение застыло в глазах его брата. Они просто словно стали на время пустыми и безжизненными. Зато сам Сакаль ощущал себя куда более чем живым — воздуха теперь не хватало, и он тяжело дышал, пытаясь взять контроль над собой и собственными эмоциями. Но чем дольше затягивалась тишина, которая длилась несколько секунд, а казалось больше часа, тем сложнее становилось не только взять над собой контроль, но и удерживать его. Брат был слишком близко. Даже не просто он — близость его тела сбивала с мысли, пытаясь заставить думать совсем не о том, а осознание того, в каком положении они сейчас находятся… Ещё немного и он просто начнёт робеть и смущаться от собственных фантазий. И это он-то?! Последняя мысль была самой смешной и здравой. Вдруг стало как-то абсолютно всё равно на последствия. Брат его всё равно убьёт после таких откровений, а умирать столь жалко не хотелось. Хотелось совсем иного, а внутренний самоконтроль сдался, покинув тело вместе со страхом. Даже если Мефисталь и хотел что-либо сказать, ему просто не дали этого сделать — младший брат схватил его за ворот рубашки, притягивая к себе и уверенно целуя в губы. Демон не знал, как реагировать. Что-то внутри подсказывало, что он полный идиот, если надеялся обойтись без чего-либо подобного, идя в комнату брата посреди ночи. Знал же, какие примерно чувства питает к нему младший брат. Надеялся, что ошибается или что самоконтроля и страха вполне хватит, чтобы обойтись без этого. А ведь он действительно хотел сказать только «спасибо». Последние несколько дней сон не хотел радовать его своим присутствием, а возникшее резко одиночество давило, словно сжимающиеся со всех сторон стены. Он так привык всё время слышать бодрый голос Сакаля, что его отсутствие стало чем-то болезненным и тревожным. Особенно по ночам, ближе к утру, когда отступившие было болевые ощущения снова давали о себе знать. И да, его дурной братишка был прав — его, дьявол побери, мучила совесть. Словно он сам того не осознавая (а может и наоборот, прекрасно понимая как раз таки) прогнал того, кому обязан если не жизнью, то как минимум здоровьем. Внутренняя мораль и желание спокойного сна долго боролись с гордостью, пока последняя не сдалась, и демон, прямо посреди ночи, не отправился в комнату брата. По сути, он просто психанул на самого себя из-за открытия, что у него ещё есть мораль и ему не всё равно. Он уже был напряжен и раздражен, когда переступал порог этой комнаты, и краткий диалог добил спокойствие окончательно. Но, да, на такой итог он не рассчитывал… С другой стороны… Сакаль отлично целовался, и это невозможно было не почувствовать. Первый шок прошёл достаточно быстро, уступая место явному интересу. Каковы были шансы, что всё закончится только поцелуем? А ещё у него слишком давно никого не было. Никакой реакции на поцелуй не было, что уже было само по себе странным. Ведь вполне следовало ожидать как минимум удара в челюсть или даже просто попытки оттолкнуть его… Но Мефисталь не предпринимал ничего подобного, он вообще ничего не предпринимал, что Сакаль с лёгкостью списал на шок. И нагло продолжил пользоваться ситуацией, становясь всё более уверенным и раскрепощённым в своих действиях. Давно он не получал такого удовольствия от простого поцелуя: по телу то и дело бежали холодные мурашки, внутри что-то в томлении трепыхалось, словно ожидая, надеясь, но явно не веря во что-то большее, да и просто в происходящее. Полностью сосредоточившись на губах, парень даже не заметил, как медленно ослабла хватка, удерживающая его футболку. Не исчезла, просто ослабла, но ткань натягивалась уже не так сильно. А потом и вовсе произошло то, что заставило уже младшего брата в удивлении распахнуть глаза и на мгновение замереть: Мефисталь ответил ему. И не просто ответил, а столь же дерзко, словно пытался перенять инициативу на себя, но куда менее уверенно, чем хотелось бы. Шок Сакаля прошёл куда быстрее, чем у нависшего над ним демона и уж его-то действия точно не отличались робостью или сомнениями. Он явно чувствовал подвох, но просто не мог отказаться от такой возможности, тем более, что и причин для себя остановиться и всё прекратить, парень так и не нашёл. То, что он сейчас целовал, и с каждой секундой всё более развязно, родного брата, его совершенно не волновало. Они всё равно уже как много лет не хотят признавать родство меж собой. Да и о каких родственных связях можно думать, когда в паху начинает сладко ныть? Дальше всё развивалось куда быстрее и совершенно без мыслей, словно в каком-то чрезвычайно ярком сне. Он не обдумывал свои действия, не анализировал их, а просто делал, наслаждаясь каждым жестом, прикосновением и ощущениями от них. Боялся ли он? До ужаса, каждого своего жеста, но как-то очень умело убирал этот страх на второй план. Он не собирался отказываться от такого шанса только из-за страха. Пусть даже после его всё же превратят в кровавое месиво, было просто всё равно. Мефисталь наконец-то полностью отпустил его и теперь упирался руками в кровать, с двух сторон от его головы, а он сам вполне мог позволить себе повалиться на спину, увлекая брата за собой. Но и это длилось совсем недолго — слишком сильно хотелось большего и одних лишь поцелуев становилось катастрофически мало. Чувство вседозволенности так же будоражило кровь, подталкивая к новым действиям, требуя проверки и поиска черты, за которую ему нельзя переступать. Мефисталь быстро был повален на спину, и теперь уже младший брат нависал над старшим, сразу же оседлав его бёдра. Только после он позволил себе ненадолго прервать поцелуй, отстраняясь и чуть поднимая корпус, чтобы иметь возможность видеть реакцию другого демона. Он ненадолго замер, глубоко дыша и внимательно вглядываясь в лицо и глаза брата — последний был на удивление спокоен, явно скован и скорее всего даже смущён, пусть и тщательно и умело скрывал это… но взгляд был абсолютно спокоен и… даже не столь холоден, как обычно. Привычный холод куда-то пропал, и теперь Мефисталь так же внимательно следил за ним, столь же глубоко дыша и словно ожидая чего-то. Но Сакаль уже и так понял, что можно не останавливаться — хватило уже того факта, что в жёлтых глазах не было привычного льда и ему до сих пор не врезали. — Что ты делаешь? — Вопрос показался скорее риторическим. Да и был сказан слишком неуверенной интонацией. Сакаль едва сдержал тихий смех, когда услышал его. — Обещаю, тебе понравится. Приблизился он очень быстро, уже без промедлений и сомнений продолжая начатое. Поцелуй с первых мгновений был достаточно развязным, но и отвечали ему куда как увереннее чем прежде. Руки парня начали гулять по чужому телу: отпустив ворот рубашки, что держали всё это время, они плавно прошлись вниз — он буквально гладил торс брата ладонями. Тело под руками отвечало напряжением, словно оно замирало в страхе, но всё равно возвращалось под ласки, привыкая к ним. Добравшись до пояса, он так же быстро вернулся к вороту, даже не пытаясь найти пуговицы, а просто распахивая рубашку и вырывая пуговицы с нитками. Пальцы, как и ладони, тут же вернулись к изучению тела, но теперь это было куда приятнее и завораживающее. Он даже на время забыл о губах, полностью сосредоточившись на ощущении чужой кожи и столь желанного тела. Худое, вытянутое, но при этом явно сильное и крепкое. Не выдержав, он оторвался от губ, сразу же наклоняясь к груди брата и покрывая поцелуями кожу на ней. Ему даже не надо было смотреть на Мефисталя: он и так отлично чувствовал, как тот выгнулся, вновь впадая в напряжение всем телом, чувствовал, как тот мелко задрожал, слабо стискивая одеяло под пальцами. Это завораживало, не просто завораживало, а заставляло уже собственное тело дрожать от предвкушения и желания. Сакаль опускался губами всё ниже, плавно добираясь до чёрной линии брюк, а желание усиливалось, не давая голове покоя. Но было слишком рано, толика сознания еще оставалась и она требовала сначала дать демону металла привыкнуть к происходящему. А уже потом продолжать. Правда, Мефисталь явно привыкал очень быстро. Его тело постепенно расслаблялось и натура, не терпящая оставаться на вторых ролях, постепенно вновь просыпалась. Теперь уже он попытался раздеть Сакаля, всё ещё неуверенно хватаясь за край его футболки и потянув её вверх, стягивая с брата. Правда на этом его попытки активного участия и закончились: избавившись от футболки, младший демон вновь навалился на него всем телом, снова целуя, но давая большую волю рукам, чем губам. Он словно получил разрешение на более смелые действия и тут же воспользовался им, заодно давая волю нахлынувшему нетерпению. Сакаль привык соблазнять, брать верх над гордой жертвой, пусть даже старшего брата никогда жертвой и не считал. Не его, его он просто хотел, нет, желал, если не телом, то душой, до каждой своей крупицы. Это была не привычная цель, а просто желание. И от ощущения холодной кожи под собственной грудью оно только усиливалось. Пока губы получали удовольствие от других губ, пальцы демона быстро нашли ширинку брюк брата и, не раздумывая, расстегнули её. Он ясно почувствовал неожиданное напряжение, вновь возникшее в движениях Мефисталя на столь наглый жест, но теперь такая реакция только ещё больше заводила его. Не сдержав ухмылку, он вновь отстранился, принимая сидячее положение и без стеснения стягивая с мужчины брюки, вместе с бельём. Жёлтые глаза при этом следили за лицом последнего, в котором слабой тенью виднелось если не смущение, то что-то очень похожее, пусть и куда более слабое. Нет, конечно, его старший брат уже давно не был мальчиком… но вот в постели с мужчиной вряд ли был когда-либо, и эта мысль веселила. «Это ведь у тебя в первый раз, да?» — вопрос так и вертелся на языке, но задать его Сакаль не решился, слишком велик был риск, что всё закончится, так и не начавшись. Зато временное отрезвление от весёлых мыслей позволило вспомнить о кое-чём другом, не менее важном. Решив не смущать неопытного парня ещё больше, уже своей наготой, демон так и не стал раздеваться пока что сам, вместо этого переместившись на другой край кровати и свесившись вниз. — И куда это ты? — вопрос брата, прозвучавший из-за спины, с нотками лёгкого удивления, позабавил ещё больше, но парень пока не стал отвечать. Сейчас он извлёк из-под кровати небольшую коробочку и теперь ловко копался в ней в поисках небольшого тюбика. Найденный, он был зажат в ладони, в то время как коробка снова отправилась под кровать, а Сакаль вернулся к исходной точке. — Поверь, с этим будет легче, — он вновь ухмылялся, разговаривая с братом, явно почувствовав себя в привычной колее и теперь был куда как увереннее, чем обычно. Он так и не продемонстрировал Мефисталю свою находку, лишь положил её рядом на кровать, так, чтобы можно было спокойно дотянуться рукой. Вопросов более не было — старший Охотник лишь недолгое время разглядывал тюбик, явно пытаясь понять что это, но вскоре его отвлекли — младший брат вновь начал целовать его, на этот раз шею и плечи, уже не столь поспешно, а скорее даже ласково, стягивая с него рубашку. Мужчина не стал противиться, наоборот — приподнялся на руках, чтобы Сакалю было удобнее, и с упоением наслаждаясь прикосновениями к плечам и спине. Хотя то, как они меняли темп ещё до начала, просто поражало. Сакаль не собирался медлить, уже просто не мог. Даже плавные и спокойные прикосновения к крепким рукам и спине брата будоражили кровь, увеличивая её скорость движения по телу. А ведь он ещё даже не позволял себе вдоволь полюбоваться открывающимся теперь видом. Последнее показалось несправедливым, и он быстро избавился от этого; рубашка полетела в сторону, а он вновь приподнялся, вставая на колени, и теперь уже уверенно раздеваясь сам. Жёлтые глаза при этом с жадностью блуждали по телу брата: немного тощее, стройное, но с чётко выраженным прессом. На бледной коже сейчас не было ни единого шрама, и он куда больше походил на аристократа, чем сам Сакаль. Он-то был крепким и спортивным и пусть гордился своим телом, сейчас действительно любовался чужим. Хотя, одно другому ни капельки не мешало. Избавившись от собственной одежды, он уверенным жестом раздвинул ноги брата, тут же устраиваясь между ними и прежде, чем брат успел возмутиться или даже просто высказать своё мнение, прикоснулся рукой к не столь напряжённому паху. Мефисталь тут же выгнулся, почувствовав чужие руки, вновь по его телу прошла волна напряжения, словно требующая, чтобы он отстранился и ушёл от ласк. Вот только дыхание, которое словно перехватили и заставили сбиться, ясно дало понять, что ласки приятные. Как и постепенно нарастающая твёрдость под пальцами демона ветра. Уж он-то знал, что и как делать, чтобы доставить другому приятные ощущения. При этом он упивался тем, как его брат запрокидывает голову назад, прикрывая глаза и пытаясь поймать губами воздух. Пусть он не произносил ни слова и никоим образом не позволял себе стонать или ещё что-то. Один только этот вид был прекрасен. Нетерпение становилось уже почти болезненным, и более тянуть не было ни сил, ни желания. Убрав, наконец, руку и встретив вздох, не то облегчения, не то разочарования, он тут же вновь лишил брата возможности вдыхать кислород ртом, накрывая его губы своими. Он делал это специально, отвлекая его, в то время как руки вслепую нашли тюбик со смазкой. Себя он подготовил быстро, стараясь не задевать, даже случайно, демона под собой, ещё умудряясь заботиться о том, чтобы не смущать его слишком сильно. Сейчас он уже не просто наслаждался, а вкладывал в поцелуй всё своё мастерство, позволив себе отвлечься лишь после того, как его рука легла на поясницу старшего брата, приподнимая бёдра. — Расслабься, — тихий шёпот почти сразу потонул в болезненном шипении другого демона. Сакаль начал проникать в тело мужчины и, хотя делал он это крайне медленно и осторожно, приятно тому явно не было. До сих пор спокойно лежавшие вдоль тела руки, Мефисталь закинул назад, крепко цепляясь за спинку кровати и с силой сжимая её. При этом он выгнулся всем телом, словно стараясь уйти от неприятных ощущений, но уж точно не расслабляясь. Сакаль только и смог, что прижать старшего брата ещё крепче и ближе к себе и продолжить попытки проникновения. Правда уже и ему они не доставляли много приятного. В итоге он решился сделать один сильный толчок, чтобы продвинуться глубже и только после, замирая, чтобы привыкнуть. — Больно? — Сказать точно спрашивал парень или утверждал было сложно, но на его губах вновь заиграла усмешка, что казалось несколько не совсем уместным в такой ситуации. — Конечно, больно, сам бы попробовал! — Мефисталь не просто ответил, он ещё и огрызнулся, что было очень хорошим признаком. — А я и пробовал. — Тогда какого…?! — В первый раз ты бы не справился, — парень вновь усмехнулся, явно издеваясь над старшим братиком и прежде, чем его успело настигнуть возмездие, подался назад, вынуждая демона металла вновь стиснуть зубы, и тут же делая куда более уверенный толчок вперёд. ***** В комнате по-прежнему стоял полумрак, никто так и не додумался включить основной свет, но это вроде бы и не требовалось: комнату прекрасно освещала и слабая настольная лампа, разливающая несильный, но достаточный, чтобы различать силуэты, свет. И теперь в этом свете плавно кружились кольца табачного дыма. Сакаль прекрасно знал, что курить, особенно для него, того, кто зависит полностью от воздуха и собственных лёгких, очень и очень вредно, но ничего поделать с собой не мог, да и не хотел. Курить он начал уже давно и именно сигареты из Мира людей. Они не могли вызвать у него зависимость, но каким-то образом стали привычкой. Обычно в доме родителей он не курил, но сейчас был особый случай: он лежал на кровати, укрытый одеялом лишь по пояс и разглядывал потолок. Тело чувствовало себя расслабленно и как никогда комфортно, но вот в душе было странное чувство пустоты. Именно пустоты, словно он лишился чего-то очень важного, но при этом наконец-то получил внутреннее спокойствие. По правую от него руку в полной тишине и молчании натягивал на себя рубашку его родной брат, сидя на другой стороне кровати и, что удивительно, даже не ругался на вырванные с корнем пуговицы. А Сакаль посчитал нужным умолчать, что на одной из них он сейчас как раз лежит, и она больно вдавливается в кожу на спине. Вместо этого он время от времени бросал взгляды на спину брата и разглядывал хвост тёмно-серых волос, которые так и не разлохматились. А ведь он даже резинку не стянул. — Ничего этого не было, ясно? — Тишину первым нарушил именно старший брат, чему младший даже не удивился. И плевать, что сердце в груди при этом, словно напугано, трепыхнулось, тут же выдавая более быстрый темп. Он ждал, ждал именно этой фразы, будучи твёрдо уверенным, что она прозвучит, как только демон закончит одеваться. Или даже раньше, не столь важно. — Как скажешь, — Парень вновь вернул голосу привычные насмешливые нотки и даже улыбнулся той самой, похожей на смесь усмешки и ухмылки улыбкой. Хотя и отметил, что говорит его брат на удивление спокойно… и даже без привычного презрения, что ли? Убедившись, что не забыл в комнате брата ничего из одежды, Мефисталь наконец направился к выходу, всё так же молча и не глядя на младшего. Лишь в дверях он позволил себе остановиться, словно он что-то вспомнил и, наконец, обернуться к Сакалю. Бросил лишь один спокойный взгляд, почти сразу вновь отворачиваясь и разговаривая скорее с ножкой кресла, чем с демоном ветра. Последний даже удивился — всего секунду на него смотрели как-то совсем иначе, но при этом до боли знакомо. — Книга, что ты мне дал, я пока не могу вернуть её. Отдам, как только прочту до конца. -…хорошо Больше парень не нашёл, что ответить, и Мефисталь, кивнув в знак согласия, покинул его комнату, прикрыв за собой дверь. Сакалю же оставалось только вновь затянуться и устремить взгляд в потолок. Всё вернётся на круги своя и будет так же, как было до. Теперь этот факт не казался таким болезненным. Скорее даже правильным. Старший сын хозяина дома, покидал комнату брата без каких-либо душевных ощущений. Ему вообще было несвойственно испытывать какие-то глубокие чувства, а такое понятие, как приступы меланхолии, ему и вовсе было не знакомо. Он просто жил, день ото дня, словно исполняя какой-то долг непонятно перед кем и довольствуясь минутными слабостями. Да, именно слабостями, и любопытство или интерес к чему-то новому считал именно слабостью. Единственной слабостью, которой он поддавался без мук совести. Сейчас всё тело болело, но это вполне можно было перетерпеть, бывало и хуже, намного, а заживало на нём всё в мгновение ока. Но одного он не признать не мог: Сакаль оказался прав. Ему действительно понравилось.