Я любил тебя. Я люблю тебя.

             Помнишь, как мы познакомились? Я да. Тогда я нашел самого лучшего друга, брата, такое не забыть. Я сидел на горке и разговаривал с Мистером Тинки, моим плюшевым кроликом. Не то что бы я не хотел играть с другими детьми, которых в тот день, как мне показалось, было на площадке слишком много, нет, я просто… Ну знаешь, я соврал тебе, когда сказал, что я особенный и могу разговаривать с игрушками, а ты поверил. Но, правда в том, что я просто был, как тогда думал, неправильным. Все эти войнушки, машинки и роботы - не для меня, другое дело, девочки. Чаепития, которые они устраивали прямо в песочнице, их красивые платья и прически. Вот только, если я осмеливался подойти к ним, то мальчики начинали смеяться и обзываться. Ты подошел ко мне и познакомился. Я не доверял тебе, я никому не доверял, но ты сказал, что тоже хочешь стать особенным, как и я, хочешь, чтобы твои игрушки тоже понимали тебя и, чтобы ты понимал их. Пока мы знакомились, это же сделали и наши мамы. Мы подвезли вас до дома, помнишь? Наши мамы стали общаться и мы тоже. Знаешь, каждый раз, когда мы гуляли, я был счастлив. У меня был друг, мой лучший друг. Нам нравилось одно и то же, ты никогда не смеялся надо мной, ты был рядом. Помню, как твоя мама первый раз, придя к нам в гости, привела тебя. Тогда ушел твой отец и с того дня каждый ее приход был для меня праздником. В тот первый раз ты был очень грустным, даже не захотел смотреть новый мультик, который мне купил папа. Ты взял с полки книгу со сказками и мы сели на диван. Ты младше меня на год, но читал лучше. Я уснул, обнимая тебя за руку и положив голову тебе на плечо. Когда я проснулся, вы уже ушли. Последний день рождения, который я праздновал, стал самым прекрасным, потому что я был со своим лучшим другом, но и самым ужасным, потому что… Ты так много рассказывал об аквапарке, в который ходил с отцом, так улыбался, когда говорил об этом. Я решил, что на мой день рождения, мы поедем именно туда. Проведя весь день катаясь с горок и прыгая на волнах, мы уснули как только сели в машину. Тот день изменил всю мою жизнь, как я тогда думал, разрушил. Ты держал меня, а я кричал и вырывался, я не понимал, почему мама спит, почему она не просыпается. Ты что-то шептал мне на ухо, пытаясь успокоить, но все было бесполезно. Приехали врачи, приехал папа, он плакал. Я никогда до этого не видел, как он плачет. Твоя мама забрала тебя, а меня моя тетя. Мы с тобой не виделись два дня, а потом меня вернули домой. Похороны. Все были в черном, а я не понимал, что происходит. Ты тоже там был, взял меня за руку и сказал, что всегда будешь рядом. Я не плакал, когда опускали гроб, не плакал, когда к нам с отцом подходили, произнося слова сочувствия. Весь вечер ты не выпускал моей руки. Ни на секунду. Ты попросил маму остаться у меня. Она разрешила и тоже осталась, чтобы поддержать отца и, наверное, чтобы не быть одной. Ей тоже было сложно. Потеря лучшей подруги - это тяжело. Тогда я не знал, как бы смог жить, если бы с тобой что-то случилось. Ты обнимал меня всю ночь, а я плакал. Плакал, потому что больше я никогда не увижу ее улыбку, плакал, потому что потерял одну из важнейших составляющих моей жизни, плакал, потому что просто боялся. Слезы, рвущиеся наружу весь день, текли без остановки. Ты молча гладил меня по голове, пока я, уткнувшись в твою грудь, рыдал. Уснули мы только под утро. Помнишь, как мы нашли наше место? Это был 2003, спустя два года после смерти матери. Мы гуляли по лесу, который находился недалеко от вашего загородного дома, в котором мы с тобой проводили все каникулы. Да, с нами всегда был кто-то из взрослых, но, по сути, от рассвета до заката мы были на улице. Пару раз даже устраивали “походы”, ставя палатку на заднем дворе, в лес родители уходить не разрешали. “Заблудитесь или еще, что похуже”, - говорили они, но, тот факт, что мы там проводили большую часть дня, их не волновал. В тот день мы играли в салки. Ты коснулся моего плеча, теперь я вода. Мы убежали дальше, чем обычно, я потерял тебя из виду, но потом услышал откуда-то сверху смех . Ты сидел на дереве, которое потом стало нашим. Уже темнело, а ты не хотел спускаться, просил меня залезть к тебе. Я боюсь высоты, и ты это знаешь, но ты пообещал, что будешь держать меня, всегда, и… Я поверил. Мы сидели там около часа, но он растянулся в вечность. Ты придерживал меня за пояс и крепко сжимал мою ладонь. Я был счастлив. А помнишь наше преображение? Этот “подростковый бунт”. Единственное, что действительно было неплохим в наших перевоплощениях - волосы. Мои розовые, твои синие. О, я помню реакцию моего папы, когда он это увидел. Правда, это не сравнится с его обмороком от серьги-гвоздика в твоем носу и колечке в моей брови. Мы решили, что все равно никто нам не сделает пирсинг без разрешения родителей, так почему бы и нет? Я ненавидел тебя в тот момент, когда игла в твоих руках проткнула мою кожу. Мы позвонили твоей маме, она приехала и… мягко говоря, тоже была не в восторге от изменений в нашей внешности. Целых три месяца мы “бунтовали”, пока нас не побили хулиганы. От такого должно быть грустно или же страшно, но я с улыбкой вспоминаю каждый миг, проведенный с тобой. Мы лежали на диване, упираясь друг в друга согнутыми коленями, пересматривая все мюзиклы из моей коллекции. Папа уехал в Кливленд, подписать какой-то договор о сотрудничестве или что-то в этом роде. Влюбленные начали петь, и ты оторвался от экрана. Я услышал, как ты тихо произнес мое имя и повернулся. Я не понял как, но спустя мгновение твои руки упирались в боковину дивана по обе стороны от моей головы, ты смотрел мне в глаза, не улыбаясь. Ты дрожал. Я поцеловал тебя, а может ты меня. Это было не важно, мой первый поцелуй был с тобой. Все первые разы были с тобой. Мы разорвали его только тогда, когда начались титры. Звук пропал и в комнате повисла тишина, которую в тот вечер нарушили лишь тихие “Я люблю тебя” и “Я тебя сильнее”. Мы встречались, никто не знал, я не говорил даже девочкам, а им я все рассказывал. Я так тебя любил. Мы совершили каминг-аут перед родителями через год, а перед всей школой на мой выпускной. Мы танцевали. Я старался не плакать, ты тоже. Моя любовь. Моя родственная душа. Все было как в этих глупых мелодрамах, когда пара начинает танцевать и толпа расступается. Перед моим отъездом в Нью-Йорк мы долго прощались. Очень долго, но я был не против. Я любил тебя. Все рухнуло в один день. Думаю, я просто тебе надоел. Ты пытался найти способ разойтись со мной, но напрямую, наверное, боялся. Ты приехал ко мне, я был так рад, я так скучал. Не видеть тебя целый месяц, после того, как самым длинным расставанием для нас было то время, когда я те два дня жил у тети, было мучением. Ты приехал, все шло хорошо, мы поужинали, я приготовил твои любимые шоколадные кексы, пошли гулять. Нью-Йорк безумно красивый. Как и ты. Мы пришли в мой любимый бар, тут всегда была живая музыка, а все исполнители мои друзья. К нам спустился мой одногруппник, я вас познакомил, мы смеялись и даже немного выпили, я думал тебе хорошо, но понял, что ошибся, когда мы вернулись домой. Ты закатил истерику, что я тебе изменяю, что этот "чертов парень”, ты упорно не хотел произносить имя, моя интрижка, что я забыл тебя. Ты схватил свою сумку и хлопнул дверью. Я выбежал почти сразу за тобой, но было поздно, ты ушел. Слезы подступали, намереваясь хлынуть из глаз. Я вернулся в квартиру. Только что ты был здесь, все было хорошо, но вот прошло только десять минут, а я лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и плакал. Ты не поднимал трубку, не отвечал на письма, а я так хотел чтобы ты просто поговорил со мной. Я не верил в то, что мы расстались, не верил, что все кончено. Я смог вернуться домой лишь на рождественские каникулы. В моей, которая после твоего перехода стала нашей, школе проходила рождественская вечеринка. Я пошел туда в надежде на то, что мы встретимся и все снова будет хорошо. Я ошибся. Да, я встретил тебя, но… ничего хорошего в этом не было. В тот вечер, я на себе почувствовал, что такое предательство. Мне было буквально физически больно. Ты танцевал и улыбался с ним, с первым из тех, что я видел. Ты смеялся с ним так, как было только со мной. Ты обнимал его так, как обнимал только меня. Ты предал меня. Мои друзья, наши друзья, сидели в такой родной, ставшей убежищем, хоровой комнате. Я попытался притворится, что все прекрасно и я так рад быть там. Но от капризной истерички, по совместительству моей лучшей подруги, мое притворство укрыться не смогло. Она взяла меня за руку и, пока никто не видел, вывела в коридор. Я рассказал ей все. Про то, что мы поссорились и ты ушел, про то, что я пытался связаться с тобой, и про то, что любовь всей моей жизни предала меня. Я не плакал. Когда она обняла меня, пришел ты. О, как я хотел тебе врезать. Меня переполняло желание накричать, растоптать, сделать так же больно, как и ты мне. Поступить с тобой так, как ты поступил со мной! Но… Ты улыбнулся, как же я люблю твою улыбку, кинув тихое "привет", взял за руку парня номер один и пошел к остальным. Да, я знаю, что сам назвал его так, но, все же, когда-то я был номером один. Это все. Ты меня бросил. Ты ушел. Пересекаясь с тобой в академии, я так хотел, чтобы ты заговорил, сказал, что скучаешь, что любишь, но… Мы не общались, я не слышал о тебе ничего уже несколько месяцев. Третий курс является довольно важным для студентов нашей академии. Нужно найти себе работу, связанную с искусством, а вместо экзаменов предоставлять бумаги подписанные твоим боссом. Я долго не верил в свою удачу, когда получил место помощника режиссера мюзикла “Смешная девчонка”. Все шло, как по маслу. Моя лучшая подруга работала со мной, получив главную роль, а я занимался тем, что мне действительно нравилось. Но потом я снова встретил тебя. Ты пришел на премьеру с парнем номер два. Мы с тобой не сказали друг другу ни слова. То ли ты меня игнорировал, то ли я тебя, но главным остается то, что мы не сказали друг другу даже простого “Привет”. Параллельно с учебой, на четвертом курсе, я начал свою карьеру дизайнера. Сначала я был простым стажёром, но сейчас главнее меня только мой босс. Прошел год с моего выпуска, а я все еще не чувствую себя взрослым. Шесть дней назад мне позвонила твоя мама, сказала, что отец в больнице. У него был сердечный приступ. Я заказал билет на ближайший рейс и поехал. Папа лежал в коме. Когда я увидел его, он был таким бледным. Я испугался. Я сидел с ним три дня, почти не выходя. Твоя мама приносила еду, а я не отходил от отца, от последнего родного мне человека. Я говорил с ним, все время. Рассказывал о том, что произошло со мной за последнюю неделю, пару раз я пел, не громко, почти бормоча себе под нос. Я был рядом, но это не помогло. Папы не стало в ночь с пятницы на субботу. Я проснулся от неприятного писка. Аппараты, к которым был подключен папа, мигали. В палату вбежали медсестры и врач. Я кричал, как тогда, когда мне было восемь и тот малолетний идиот врезался в нас на машине своих родителей. Но теперь я был один. Сначала мама. Потом ты. Теперь папа. Самые дорогие мне люди ушли. Самые дорогие бросили. Ты обещал, что всегда будешь рядом! Ты клялся! Почему ты так просто смог забыть все, что говорил? Почему ты предал? Почему?! Я любил тебя. Кого я обманываю! Я люблю тебя. Я устал. Ты решил забыть меня? Пришло и мое время забыть! Недавно мне поступило интересное предложение на работе, думаю, это знак.

10 октября 2019 год С любовью, до сих пор твой, Курт Элизабет Хаммел.

Он перечитывал письмо, которое снял с их дерева около тридцати минут назад, письмо лучшего друга, хотя, парень давно потерял право называть Курта таковым. Еще раз и еще. Он почти заучил наизусть написанное на коленке послание. Мятая бумага, немного намокшая от недавно закончившегося дождя, была надорвана в некоторых местах. Я люблю тебя Блейн помнил каждый раз, когда Курт произносил эти слова. На двух листочках вся их жизнь, их история. До сих пор твой Блейн пытался сдержать слезы. Сколько парней у него было после Курта. Сколько пытались заменить первую любовь парня, но ни у кого не получалось. Он был ребенком, испугался и потерял самое дорогое. Он провел рукой по рисунку, вырезанному маленьким охотничьим ножичком, на стволе их дерева.

К+Б навсегда

Он любил. Он потерял. * * * - Спасибо, - парень улыбнулся и забрал только что купленный билет. Новая жизнь. Новая работа. Все с чистого листа. Рейчел, которая сейчас находилась в Нью-Йорке, согласилась помочь лучшему другу. Она записала все, что сказал риэлтор, который приходил вчера оценивать квартиру, и переслала Курту. Девушка пыталась вытянуть из лучшего друга причину продажи, но все было бесполезно. Если Курт скажет, его остановят, а он не хотел останавливаться. Только не сейчас. В Нью-Йорк парень приехал через пару часов. Он собрал все свои вещи по коробкам, уложил одежду в чемоданы и улыбнулся. Ему 26. Все изменится. Все будет хорошо. Он перевез вещи к Рейчел и сказал их продать. Она пыталась спорить, задавать вопросы, но уже ничего не изменить. * * * - Посадка на… Нью-Йорк - Париж… заканчивается… Курт Хаммел… просим вас пройти на посадку… Вот оно. Курт стоял с небольшой сумкой через плечо и смотрел на самолет, который заберет его в другую жизнь. Парень закрыл глаза. * * * POV Курт - Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! Самолет трясло. По проходам, суетясь и осматривая каждого пассажира, проверяя на наличие пристегнутого ремня, бегали три девушки в красных костюмах стюардесс. - Пристегнись! Немного замешкавшись, я сделал как было велено. Через проход от меня сидела пара. Девушка рыдала, а парень пытался ее успокоить, но все безуспешно. Перегнувшись через подлокотник я коснулся руки брюнетки. Она дернулась и, замолчав, посмотрела на меня. - Привет, - я улыбнулся. - П-привет, - ответила она все еще дрожащим от недавних рыданий голосом. - Я Курт. - Мари. - Мари, - повторил я. - Послушай, все будет хорошо. Это просто небольшая тряска. Поверь, такое случается очень часто. Просто успокойся и закро… Самолет тряхнуло так, что я подлетел и если бы не ремень, то был бы уже на полу. Еще один удар, за которым последовал громкий крик. Я выглянул через окно того парня, сидевшего с Мари. Двигатель горел. Клубы дыма почти закрывали сам двигатель, но не огонь. Девушка заверещала, ее глаза вновь наполнились слезами. Я вцепился в сидение и начал считать. Нужно успокоиться, никакой паники. Один. Третья стюардесса отодвинула штору и села на свое место. Два. Самолет стало трясти еще больше, я перенес руки на подлокотники. Один, тот что у прохода, был свободным, но на втором лежала чья-то рука, но мне было все равно. Три. Сверху выпали кислородные маски. Трясущимися руками я надел ее и помог моему соседу, человеку чью руку я секундами ранее вжал в подлокотник. Четыре. Самолет начал принимать почти вертикальное положение. Я прижался спиной к креслу, упираясь ногами в пол. Мой сосед схватил меня за руку и до боли сжал мои пальцы. Потерплю. Поддержка, даже незнакомого человека, все, что мне сейчас было нужно. Пять. - Двигатель… Мы пад… Наде… щались с родн… - из динамиков доносились отрывки речи пилота. Счет не помогает. Чертов психиатр. За что я платил тебе такие деньги. Шесть. Парень, чью руку я теперь сжимал в ответ, начал что-то бормотать. Из-за шума горящего двигателя и криков разобрать что именно было невозможно. Семь. Треск. Крики. Ветер. Какой, мать его, ветер в самолете!? Я осторожно выглянул из-за сидения и посмотрел назад. Его нет. Хвоста нет. Я не хочу тебя забывать. Я, черт возьми, ошибся. Восемь. Папа, Мама, видимо, мы скоро встретимся, люблю вас и скучаю. Девять. Я зажмурил глаза. Десять. Месиво. Сквозь клубы дыма проглядывают безжизненные тела пассажиров. Я попытался повернуться, но любое движение приносило ужасную боль. Удар. Я не чувствую тела. Я не чувствую себя. Я люблю тебя. * * * Шел дождь. Люди по одному начали кидать землю на большой черный гроб, опущенный в яму несколько минут назад. Кто знает, сколько еще толпа действительно любящих этого мальчика людей простояла вокруг могилы, но один человек так оттуда и не ушел.

Конец.