Forbidden

Ночь была темной, непроглядной. На небе яркими крошками были разбросаны звезды. Все вокруг дышало свежестью теплой весенней ночи, деревья трепетали, тихо шурша молодыми, недавно появившимися листьями. Размытым голубоватым пятном на небе появляется месяц, освещая сонную землю. На аллее парка тускло горел, изредка мигая, старый высокий фонарь. Он устрашающе возвышался в темноте, отбрасывая длинные четкие тени. На его фальшивый свет слетались насекомые, а потом падали замертво, сгорая от желанного света и тепла. Фрэнк чувствовал себя точно так же. Его съедала ранее неизвестная, запретная страсть. То, что он хранил глубоко в себе его пугало. Казалось, что он худший человек на Земле, но он понимал, что больше не может противиться своему желанию. Когда-нибудь он обязательно будет гореть в аду за свою порочную любовь. Человек, которого он так безнадежно любит всегда был и будет самим воплощением невинной и непорочной красоты. За эти чувства, которые не может оправдать ни что на свете Фрэнк готов был сделать все что угодно, ведь когда большие и бесконечно глубокие умные глаза смотрят на него, он хочет утонуть в них и навсегда исчезнуть в тихой зеленой гавани. - Привет. Я боялся, что ты не придешь, - тихий голос со стороны заставил отвлечься от своих мыслей. - Маргарет уехала с детьми сегодня утром, - Фрэнк вздохнул, приглашая Джерарда сесть. - Боишься? - Не совсем так. Ты лучшее, что могло бы произойти со мной за всю мою скучную жизнь. Тебе не холодно? – Фрэнк оглядел тонкие и ничем неприкрытые руки мальчика, которые покрылись мурашками. - Без тебя постоянно, - пробормотал он, усаживаясь на колени к мужчине и прикрывая глаза, - Я потерял себя. - Что ты имеешь в виду? - Я перестал быть тем, кем был всегда. Я не понимаю людей вокруг меня. В ответ на один из тысячи странных диалогов Джерардом Фрэнк опять не нашелся, что сказать просто обнял своего мальчика покрепче. Иногда казалось, что этот мальчишка знал что-то, до чего обычные люди никогда не додумаются. Он был самым особенным человеком, которого Фрэнку приходилось встречать за тридцать шесть лет своей жизни. Хотя возможно только он видел в Джерарде что-то скрытое, что-то невообразимое, огромный потенциал, множество тайн и загадок, из которых он рассказывал о такой малой доле, что воображение Фрэнка рисовал разум Джерарда похожим на айсберг, у которого только малая часть возвышалась над ледяной водой. Но Джерард был не только разумным не по годам. Не всем он с первого взгляда мог понравиться. Его тело еще не до конца сформировалось, но для Фрэнка весь вид его любимого был очарователен. Джерард отличался излишней худобой, был бледен и держался немного сутуловато. Но черты его лица были тонкими и правильными, хотя отчасти взрослыми для его возраста. Особенно красивыми были его тонкие розовые губы, которые Джерард имел привычку облизывать и кусать, от чего те непременно краснели. В такие моменты Фрэнку безумно хотелось притянуть к себе этого хрупкого юношу и поцеловать, вложить в поцелуй все то отчаяние и восхищение, что он чувствовал, находясь рядом. Мальчик говорил мало, но всегда внимательно слушал, впиваясь умным и пытливым взглядом в собеседника. Он сам все прекрасно осознавал. То, что было между ним и Фрэнком, а именно, огромная разница в возрасте, социальном положении, да все устои кричали о невозможности их отношений. Джерард всегда прекрасно это понимал, но для себя он находил спокойствие только в теплых объятиях Фрэнка, когда они под покровом ночи встречались в любимом парке. Его мягкие руки, которые проходились подушечками пальцев по голой чувствительной коже, хрипловатый и нежный голос заставляющий дрожать, его мысли и идеи – всё это нравилось Джерарду. Он никогда не сомневался в своих чувствах, они были чем-то тайным и сокровенным. Чем-то, что он не мог просто так рассказать матушке, чем-то, что приносило ему столько боли, но одновременно счастья, теплоты и понимания, которых он никогда не получал в семье. В жизни Джерарда было одно только безразличие. Он плавал в этом океане «нормальной жизни» и никто его не замечал. В школе тихий мальчик в обычной школьной форме, который был просто никем: ни любимчиком учителей, ни спортсменом, ни мажором - просто средний во всем. Когда Джерард приходил домой, то там его ждала такая же обычная мама, в обыкновенном голубом платье и еще более обыкновенный брат, который тоже, по его мнению, был никем. Скука. Джи никогда не чувствовал поддержки. Но, однажды, стоя у ворот школы, он встретился взглядом с блестящими желтовато-ореховыми глазами, в которых тоже отражалась скука, такая же родная и приевшаяся эмоция. Чей-то папа забирал дочку со школы, гораздо младше Джерарда. И тогда мальчик понял, что с ним было что-то не так. Он видел этого мужчину каждый учебный день, и они просто издалека смотрели друг на друга, пока из здания не выбегали младшие классы, весело крича и толкаясь. В этот момент мальчик просто брал с земли свой рюкзак и уходил в обратную сторону, ему хватало только одного понимающего взгляда, чтобы почувствовать, что он не одинок. Потом все стало хуже. Каждый раз, когда Джерард смотрел на этого, безусловно, красивого и с виду дружелюбного мужчину на кончиках его пальцев будто что-то щипало. Мальчику хотелось прикоснуться к мягкой коже, тепло обнять и просто вдохнуть родной запах, хоть он и не знал, кто был этот мужчина и сколько ему лет, он просто знал, что их души родные. Однако тогда Джерард даже не мог догадываться, что это желание было не только у него. Теперь мальчик чувствовал себя безгранично счастливым, он был не одинок. Он по-настоящему чувствовал теплые руки, проходящиеся по спине, оглаживающие каждую выпирающую косточку. Ему больше не нужно было, сидя одному в темной комнате вечером с открытым нараспашку окном, мечтать, касаясь рук… ног… спины…ребер…впалого живота… - Что будет потом? – Фрэнк с горечью смотрел на нежного, юного, любимого мальчика с кричащим вопросом в глазах. - Обычно этот вопрос задают дети, ты знаешь это. Не волнуйся. Я знаю, что никогда тебя не покину. Меня не пугает ни твоя жена, ни полиция, ни Бог. Я давно все решил, дело только за тобой, - проговаривая каждое предложение шепотом, Джерард оставлял легкие невинные поцелуи на лице мужчины. Щеки, веки, лоб, губы… То, что для мальчика было спасением, для мужчины стало болезнью.