Пари

Стоило мне ступить на траву под стеной главной резиденции Ордена Семилистника, как идея прийти под окна Иафаха и напроситься к Сотофе на чашку камры начала казаться на редкость идиотской. Трава была холодной и росистой, а время — поздним. То есть для меня оно было вполне себе нормальным — в небе луна, светлеть ещё даже не начинало. А вот Сотофе моё неожиданное вторжение могло показаться крайне неуместным. Если бы я просто хотел её разбудить и разозлить, мог бы послать зов. Но привычка осуществлять идею, как только она приходит в голову, помноженная на привычку ходить Тёмным путём вместо того, чтобы как нормальный человек воспользоваться амобилером, не дали мне возможности как следует всё обдумать. Если бы у меня было какое-то срочное дело, от которого зависела жизнь и безопасность жителей Ехо, я бы не сомневался ни минуты. Но единственный, кому что-то угрожало этой ночью, был я сам. Да и то, если честно, ничего со мной бы не случилось. Не маленький уже, справился бы. Но дело, которое начал, надо завершить, таково правило, или, если хотите, примета. Поэтому я подошёл поближе к ограде и завопил во всю мощь безмолвной речи: «Сотофа! К тебе можно?» И затих. Вдруг она ушла на Тёмную сторону или стоит на Мосту времени. А тогда — кто знает? — может, она уже в курсе, зачем я пришёл. Возможно, она даже согласна с Рани: этим ведьмам всегда удавалось сговориться в самый неподходящий момент. Но судьба всё же решила подкинуть мне немного удачи: «Джуффин? Какими судьбами? Кстати, если ты впервые со Смутных времён решил напиться и орать у меня под окнами, то это надо делать вслух. Иначе и смысла не имеет». — А так бы хоть Нуфлина порадовал, да и моих девочек тоже, — закончила Сотофа уже обычной речью, выходя из стены и беря меня за руку. — Ну, что у тебя ещё стряслось? Рассказывай. Каким-то чудом мы уже успели пройти её сад едва ли не насквозь. И теперь над нами склонялись зелёные ветки беседки, а на столе дымилась камра, словно Сотофа знала, что я приду. Я удивлённо поднял брови: — Так я тебя не разбудил? Она расхохоталась, словно я только что выдал лучшую в мире шутку: — Послушать тебя, так ты недоволен, что не вытащил меня из постели! В другой момент я пошутил бы, сказав, что таков и был мой коварный план. А то и спросил, не прервал ли я её свидания с каким-нибудь ни о чём не подозревавшим послушником. Но сейчас мне больше всего на свете хотелось снять маску «почтеннейшего начальника» и говорить только то, что сказал бы паренёк из далёкого Кеттари своей подружке с соседней улицы. Тоже уже почти маска, но старая, разношенная. Удобная — по крайней мере, для общения с теми, кто мог выдержать этого мрачного типа больше четверти часа кряду. Сотофа была как раз из таких, поэтому я прервал её на полуслове, сразу перейдя к самому главному: — Так ты уже знаешь? Что, собственно, я хотел от неё услышать? Рани ушла тихо, а что до Котты, «этого разноглазого прохвоста», как его любила называть Сотофа, то она вряд ли представляет, какое значение он для нас имел. Очередной Вершитель, бросивший Ехо на произвол судьбы, отправившись бродить по Хумгату. Но всё же накрытый стол, словно дожидавшийся меня в сотофиной беседке, не давал мне покоя. Почему она ждала меня? Что знает на самом деле? Или это всё проклятая ведьмина интуиция? — Что ты лишился очередного «способного ученика, который буквально творит чудеса, когда дело доходит до Истинной магии»? — фыркнула она. — Этого следовало ожидать. Сколько бы ты ни твердил, что Истинная магия меняет людей к лучшему, а пока никаких доказательств я не вижу, уж прости меня, Джуффин, ты же знаешь, что я это не со зла говорю. Мне захотелось расхохотаться. Вот вам и интуиция называется! Попала пальцем в небо, а теперь смотрит на меня, как будто дверь в Хумгат открыла. В такие минуты я готов выложить правду вот просто из вредности, чтобы и до Сотофы, наконец, дошло, как сильно она способна ошибаться. Но «господин почтеннейший начальник» не дал мне и слова вставить, сразу же вылез вперёд со своей оскорблённой гордостью: — Я говорил, что Истинная магия меняет людей, а не что они рождаются идеальными! — сварливо буркнул он, как будто в мире нет дел важнее, чем отстаивать честь его «птенцов» от посягательств злобных ведьм. Убил бы этого прохвоста за торопливость, да уж больно он бывает полезен в некоторых ситуациях! — И потом, когда я явился к тебе с Шурфом, он тебе явно понравился, не отрицай. — Не буду, — легко согласилась Сотофа. — Но он и в Очевидной магии ого-го, так что неизвестно, что важнее. Зато трое твоих последних приобретений — из рук вон плохо. Хуже был разве что Лаздей, но он сам к тебе напросился, так что это не считается. Я вдруг задумался, что было бы, если бы Сотофа знала больше о планах Древних по спасению Мира. Она и так считала, что мы тратим время на ерунду, а если бы до неё дошли слухи о наших «методах»… Вероятно, она хохотала бы не переставая. Сначала надо мной в образе наёмного убийцы, а потом ещё громче и снова надо мной: в образе мудрого всепонимающего наставника. А если бы заподозрила, что хитрый Чиффа вдруг повадился видеть в людях лучшее и с какого-то перепугу решил, что Вершителям можно доверять… Ох, я даже не знаю, как бы она отреагировала. Наверное, послала зов в Приют Безумных: мол, подлечите, тут моему другу детства совсем плохо. Не справитесь, так хоть самый большой кристалл смирения ему притащите, а то он буйный стал. — Думаешь, я стал бы ломиться к тебе среди ночи только ради этого? — я с наслаждением сделал большой глоток обжигающе-горячей камры и на секунду закрыл глаза. — Нет, Сотофа, я нашёл бы в себе силы дождаться утра. Всё-таки мне не впервой. Сотофа нахмурилась, видимо, различив в моём голосе горькие нотки, которые я изо всех сил старался спрятать, но почему-то не преуспел. Совсем расклеился, видимо. Положила руку мне на плечо и заглянула в глаза. — Тогда что, Джуффин? — Рани сказала, что Мир уже не спасти, что бы мы ни делали. И… Точнее, она заметила, что на каких бы помойках вселенной я ни искал новых Вершителей, а таких дураков, которые согласились бы сменить Мёнина, не найду. Впрочем, по сути это ведь одно и то же, не так ли? — И она ушла, — закончила за меня Сотофа. В её голосе не было вопросительной интонации. Она медленно покачала головой ничего не говоря. Повисла тишина, такая глубокая, что на какую-то секунду мне показалось, что я погребён под землёй, а всё вокруг — ночь, зелёный сад и горячая кружка с камрой в моих руках — только наваждение гаснущего сознания. «Ты хоть понимаешь, что в настоящей реальности ты уже покойник, а это всё — недостоверные воспоминания запертого в четырёх стенах монарха?» — снова вспомнил я. Да, любимая, понимаю. Как никогда раньше. Мы все призраки и иллюзии, а потому всё не такое, как прежде. Солнце тусклее, камра водянистее, смех тише. Мне было плохо — паршивее некуда. Но тут меня в очередной раз захлестнуло ощущение бредовости ситуации: вот я сижу в плетёном кресле, едва ли не подтянув колени к подбородку, баюкаю в ладонях горячую чашку и жалуюсь бывшей подружке на свою жену. Умора да и только! Я ухмыльнулся во всю свою облагороженную фальшивым временем разбойничью физиономию: — Представляешь себе? И не просто ушла, а по Мосту времени, подавшись к нашим древним приятелям. Всегда знал, что она только и ждёт повода к ним смыться. Но Сотофа на этот раз не повелась на мой маскарад, Только досадливо сморщила нос: — Тебе сказать пару шутливых банальностей или лучше начистоту? Лучше вообще никак, но разве у меня есть выбор? Вот и Сотофа не верит моим словам, а ведь раньше я мог любого убедить так, что в самом конце убеждал даже себя, а я известный скептик. Старею, как есть старею. Да ещё и хватку теряю вдобавок. — Начистоту, — буркнул я, вцепившись в кружку, как начинающий гонщик в рычаг амобилера. Начатые дела надо доводить до конца. — Ты думаешь, что она хорошая ученица Мабы, а то и Махи. Но ведь и ты тоже её научил. Например, тому, что счастье ослабляет волю и губит магию. — Как будто ты веришь в другое, — сварливо огрызнулся я. — Сколько лет ты уже твердишь, что лучшие колдуньи выходят из девчонок, разочаровавшихся в любви? — Ну, пара столетий наберётся, — безмятежно протянула Сотофа. — Так то девчонки. Каждая ведьма — немного Вершитель, и если выбирать: преобразовывать мир или заставить какого-нибудь непутёвого ландаландца полюбить тебя… или добиться того, чтобы он умер в страшных мучениях, если не полюбит… или самой умереть, потому что жизнь несправедлива… Одним словом, лучше уж преобразовывать мир. Но девочек не надо учить сосредотачиваться. А вас, мальчишек, наоборот, ничего не может заставить смотреть в одну сторону, вечно вы прыгаете с пятого на десятое. И только если вам есть, ради кого стараться, есть маленький шанс, что вы не повернёте на середине. Счастливая женщина перестаёт бояться смерти, а счастливый мужчина — боится ещё сильнее, чем прежде. Если он, конечно, не поэт. И что было с ней делать? Расплакаться на груди, размазывая по щекам слёзы и шумно сморкаясь в полу скабы (желательно, своей) от избытка чувств? Вряд ли я смог бы это сделать: забыл уже, как люди плачут. Но желание такое было. Уж слишком точно она всё сказала. Вот почему я пришёл к Сотофе сразу же, глухой ночью, в промокших от росы сапогах и с хаосом в голове: не потому, что меня бросили или очередной Вершитель оказался просто безответственным мальчишкой, обалдевшим от собственных возможностей. А потому что без Рани я почему-то перестал понимать, зачем мне всё это надо. Во вселенной есть ещё много миров, а в них — городов и чудес. Есть те, что больше Ехо, есть те, что красивее. Бывают и такие, в которых слаще пахнет воздух и красивее девушки. Так почему бы просто всё не бросить? Я боялся себя и понимал, что вот-вот плюну на свои благие намерения: подходящего Вершителя всё равно не отыскать, а что до того, чтобы остаться в Тихом городе самому… Ну хорошо, я туда отправлюсь, как договаривались. Вот только никакой острой и болезненной ностальгии по Миру вы от меня не получите, господа древние колдуны. Я простой эмигрант, который скучал на родине и радовался неприхотливым чудесам столицы. Но ни прежняя родина, ни нынешняя не имеют надо мной власти. Ничуть не больше, чем любой другой из миров за дверями Хумгата. Я уроженец Тёмной стороны, а её можно найти везде, в любом мире, на любом континенте. Но Мир по эту сторону для меня чужой, и я не помню, зачем его спасать. — Ну, хотя бы потому, что она сказала, что это невозможно, — негромко пробормотала Сотофа. Видимо, последняя фраза моих размышлений всё-таки прозвучала вслух. — Что? — я встрепенулся, как будто после сна. — Рани сказала, что ты не сможешь уберечь Мир от гибели. Ты можешь доказать, что она ошибается. По-моему, неплохой мотив. Я досадливо отмахнулся: — Она считала, что ничего не получится, если она останется со мной. Про то, что будет, если она уйдёт, мы не говорили. Сотофа вздохнула и принялась переставлять тарелки на столе с таким видом, словно показала мне пустяковый фокус, требующий всего-то второй ступени чёрной магии, а я так и не смог его запомнить. — Ничего-то ты не знаешь, — наконец произнесла она. — Ничегошеньки. Я вопросительно на неё посмотрел. Потом ещё пристальнее. А затем и вообще вытаращился. Но Сотофа продолжала молчать, словно не понимая значения моих гримас. Наконец я не выдержал: — Не хочешь говорить — не надо. Или ты желаешь услышать, что да, я дурак такой, и правда ничего не могу понять? — Для начала было бы неплохо, — усмехнулась она. — Но, будем считать, ты уже признался. Рани может сколько угодно прикрываться историей магии, но она повернула своё колесо времени не потому, что хотела дать тебе возможность заниматься спасением Мира ни на что не отвлекаясь. Она сделала ещё одну паузу — вроде тех, какими я периодически мучаю своих сотрудников, — за время которой я уже успел решить, что ради продолжения мне придётся ещё пару раз обозвать себя идиотом. Но обошлось: — На самом деле, она просто боится. Рани ценит тебя куда больше, чем ты думаешь. И верит, что раз уж у тебя ничего не вышло, то ни у кого не получится. А с ней или без неё значения не имеет. Вот она и поспешила перейти Мост времени до того момента, когда одна из его опор повиснет в пустоте. Не могу сказать, что разбираюсь в людях хуже других. Будь это так, я вряд ли прожил бы долго. Идея, что Рани могла чего-то бояться, показалась мне редкостным абсурдом. Но, как это часто бывает, казалась-то она глупостью, а была абсолютной правдой. Я это почувствовал, как обычно чувствую магию. Итак, она просто испугалась. Я бы не сказал, что моя грусть от этого стала меньше, но вот обиды точно убавилось: страх — великая вещь, а не верите — спросите Лойсо Пондохву. Если найдёте, конечно. Правда, я по-прежнему не вполне понимал, что хотела сказать мне Сотофа. — И? — Неужели не понимаешь? — всплеснула руками она. — Если тебе позарез необходима причина, просто считай, что Рани заключила с тобой пари. В моей голове что-то щёлкнуло. Сначала затуманилось, а потом прояснилось. Можете считать меня сумасшедшим, но мною завладел азарт. Сотофа совершенно права. Это пари. И я его выиграю. «Значит, такого Вершителя, какой мне нужен, я нигде не найду, Рани? Что ж, верно. Вот только я и искать не стану. Вместо этого…» — Джуффин, ты чего? — Сотофа потрясла меня за плечо и даже пару раз щёлкнула пальцами у меня перед глазами. — С тобой всё в порядке? Я согласно кивнул, но ничего не ответил, всё ещё блуждая во власти своих мыслей. Однако Сотофа не отставала, продолжая меня трясти: — Признавайся, старый лис! Неужели ты уже знаешь, как выиграть? — Лучше… — я расплылся в широчайшей, довольнейшей в мире улыбке. — Я знаю, как сжульничать. Она хихикнула как девчонка и легонько толкнула меня плечом: — Я знала, что ты обязательно что-нибудь придумаешь. — Верно… — я снова ухмыльнулся. Поправка: не «что-то», а кого-то. Но Сотофе об этом знать пока не обязательно.