don't leave me

      С фотографий смотрят совершенно незнакомые люди. Они все улыбаются, хотя море за ними совершенно неспокойно. Но они продолжают радоваться каким-то своим мелочам, совершенно не замечая растерявшегося фотографа, который теперь взирает на эти фотографии, отмечая лишь про себя, что все они бездарны.       Где-то внутри какие-то непонятные и слишком сложные для его понимания струны гудят. Гудят и вибрируют так сильно, что становится почти невозможно. Он готов поклясться, что вот сейчас, вот здесь он ляжет на этот холодный пол, уткнется взглядом в серый потолок и заплачет. Бесшумно, как ночной дождь по осени.       Глядя на эти фотографии его переполняют эмоции. На самом деле они все до одури грустные, несмотря на улыбающиеся лица. Трясущимися руками он касается их и тех лиц, что когда-то были ему так дороги. Все, кроме одного. Одно лицо он никогда не забудет, несмотря ни на какие бури и штормы неспокойного моря.       Но все это он слишком поздно понял. Настолько поздно, что уже ничего не вернуть.       - Прости меня.       Он извиняется в тысячный раз, понимая, что никому теперь его извинения не нужны. Нет, он не виноват. Он здесь ни при чем. Но он сделал столько всего, за что стоило бы извиниться. Хотя бы за те слова, брошенные напоследок. Но ведь никто не мог знать, что не будет больше случая извиниться за них.       - Разве ты не видишь, что я люблю тебя?!       Нет, он совершенно ничего не видел. Да и когда он мог заметить этого парня, вечно прятавшегося за объектив камеры. Того парня, которого никогда не бывает ни в чьих фотоальбомах, ни на чьих фотографиях. Его присутствие лишь угадывается на серых снимках, потому что все их объединяет что-то большее, чем просто один и тот же объектив.       - Я думаю, что тебе не нужно из-за этого так загоняться. Ты только посмотри на него…       Вот именно, посмотри и заметь за всеми этими широкими и жизнерадостными улыбками, похожую, такую же грустную душонку, которая каждый день задумывается о смысле жизни и решает для себя этот, ставший каждодневным, вопрос существования. Узнай в нем себя, который был или который только будет. Но которого никогда не может случиться, потому что это совершенно другой человек. Попытайся увидеть в нем того, кто каждый вечер в темноте смотрит на пустую стену, кто одиноко пьет кофе на своей маленькой кухне, в которой только один стул на всю его небольшую квартирку.       - Чувак, не усложняй себе жизнь. Может, снять тебя рядом с ним? Эй, Хосок, иди сюда, Тэхен хочет совместный снимок.       Он бы мог сказать, что не знает, где находится этот дурацкий снимок, где они стоят вместе. Такие разные, но оба настолько серые, что вот-вот сольются с пасмурным октябрьским небом. Они такие прозрачные, что он готов поклясться в том, что видит за ними обоими полоску моря.       Хосок смотрит в камеру с какой-то виноватой улыбкой, хмуря брови. А Тэхен смотрит мимо, в другую сторону. Как будто боится. Боится этого снимка, не хочет попасть на кадр полностью, испортить, возможно, хорошую фотографию Хосока своим лицом.       - Прости.       Он бы соврал, что не знает, где эта фотография. Если бы он не смотрел на нее чаще, чем на остальные фотографии в своей маленькой квартирке, на своей бесцветной стене. Он приходит после работы, садится на кровать и смотрит. Смотрит на то, что утекло у него сквозь пальцы, так незаметно, что даже не намочило руки.       Безмолвно он вглядывается в снимок, пытаясь что-то понять и, возможно, решить для себя. Но ничего не выходит, потому что больше нечего решать. Нет человека — нет проблемы. Но вся проблема Тэхена и заключалась в отсутствии человека.       - Не уходи.       Он бы кричал это, срывал бы голос, сипел из последних сил, катался бы по полу, умолял бы, если бы все это возымело свой эффект. Но мир сомкнулся над ним серыми тучами, неся вместе с дождем четкое осознание того, что уже ничего не вернуть.       - Стой, подожди!       Он кричал, пытался остановить его. Но тот лишь упрямо шел вперед, уверяя всех, а главное себя, что с ним все в порядке. Лживыми улыбками он ввел всех в заблуждение, но Тэхен-то знал, кто он на самом деле. И поняв это, Хосок не может смириться со своим проигрышем. Он еще отчаяннее строит из себя самого счастливо человека на свете. А Тэхен просто снимает его притворство на камеру, не смея сказать ни слова. Безмолвной тенью он ходит за ним кругами, сталкиваясь в общих компаниях, прилепляясь как жвачка на подошву кроссовок, которые Хосок, кажется, никогда не снимает.       Но Хосок с каждый разом уходит всё дальше, увеличивая между ними расстояние каждый раз на пару шагов. Эти, всего лишь навсего, два шага Тэхен не может преодолеть. Ноги наливаются свинцом, он падает, пытается ползти, но всё равно остается на месте, а этот вечно улыбающийся парень уходит все дальше, даже не оборачиваясь напоследок.       И Хосок уходит, не обращая внимания на плачущего Тэхена.       Серый день медленно перерастает в серую ночь. Луна светит во всем своем великолепии, освещая тот самый уступ, на который Хосок забрался в последний раз.       Тэхен бы хотел отдать все снимки, всего себя, даже готов был заложить свою душу кому угодно, чтобы узнать, о чем в тот момент думал этот вечно всем врущий своими улыбками парень. Но Тэхен прекрасно знал ответ. Поднимаясь туда, вслед за Хосоком, он бросил мимолетный взгляд вниз. Сердце ныло, лопались струны, задевая за больное. То же испытывал и Хосок, бросая последний взгляд на ночные огни, прислушиваясь к разговорам на пляже, надеясь услышать оклик, который бы его остановил.       Но никто не шел следом, потому что они никому не нужны. Одинокие в своем мире, закрывшиеся ото всех в своих маленьких квартирах с одним стулом и чашкой кофе. А когда Хосок встретил Тэхена, то сразу узнал в нем себя. Увидел все свои лопнувшие струны, которые у Тэхена еще были целыми, увидел всё свое неприглядное нутро и захотел заплакать. Если бы он мог, то перестал бы улыбаться и сделал бы очень грустное лицо. Но мышцы уже свело в очередной улыбке.       А Тэхен встает на уступ, вслед за Хосоком, и раскрывает руки. Он готов кинуться к нему в объятья, разбиться о пенящиеся внизу волны. Ничего страшного, он завещал всё свое имущество Хосоку. То есть, уже никому.       Да и кому он здесь теперь нужен, кроме него?       - Хосок, я люблю тебя.