This is Drama

– Довыпендривался? Неуловимый мститель, блин! – Ханбин бросает нервные взгляды в сторону Дживона, сидящего рядом на пассажирском. – Никогда меня не слушаешь, идиот!.. Вот почему ты всё время так делаешь, а? – Он повышает голос, стараясь перекричать рычащий мотор. В желудке крутит узлами закипающая паника. Ханбин старается не поддаваться и сконцентрироваться на дороге, а не на простреленной дырке в левом Дживоновом боку, которую тот зажимает ладонью. – Нормально всё, – Дживон натужно смеётся, хрипя больше, чем обычно, и, вероятно, полагая, что это выглядит убедительно, но тут же надрывно закашливается. Между крепко сжатых пальцев сочится сильнее. – Я вижу, блять! – Рявкает Ханбин и до упора вжимает в пол педаль газа. – Только попробуй! Слышишь меня, Ким Дживон?! Даже не смей умирать, придурок! Я же за тобой и в Ад спущусь, если понадобиться, ты знаешь... только когда я тебя найду, ты будешь умолять самого дьявола, чтобы тебя пустили обратно на адскую сковородку в общество Цербера! Слышишь меня? Не будь сраным эгоистом... ... Машина резко сворачивает с дороги, проезжая вперёд по битому асфальту несколько десятков метров от проезжей части, чертя за собой чёрный след деформированной шиной, и тормозит. Дживон вымученно сползает по спинке кресла вниз, морщась от болевого спазма, и укладывается взмокшей головой Ханбину на колени. Снаружи нещадно палит солнце. Кондиционер в машине почти не работает – душно. Запах крови в тесном пространстве загустел, как кисель. Ханбина тошнит. Он чувствует, как лихорадит старшего, и сам точно так же мелко дрожит. Одной рукой Дживон продолжает сжимать простреленный бок, а другой обхватывает Ханбинову шею, пачкая окровавленными пальцами, притягивая ближе к себе, чтобы видеть лицо. Он облизывает сухие губы и говорит: – Ты красивый, я бы тебя сейчас трахнул, – уголки его губ загибаются в кошачьей полуулыбке. На что Ханбин нервно фыркает: – Заткнись и береги силы... – Кажется, я конкретно проебался, Ханбин-а, – всё равно говорит Дживон. – Вот только этого не надо, а?... Не начинай... Ханбин всё ещё пытается держать рвущуюся наружу панику в узде, но голос не слушается и предательски дрожит. Глаза щиплет, как от едкого дыма, и между рёбер давит в солнечное сплетение. Он смаргивает, и несколько прозрачных кристаллических капель всё-таки срываются и падают на бледное лицо Дживона. Хотя даже сейчас этот идиот улыбается, как будто лениво, самыми уголками губ. Дживон очень хочет обхватить лицо младшего руками, хочет погладить большими пальцами по горячим щекам, но не может – рука стала слишком тяжелой и, кажется, монументально приросла к тому месту, где он держит Ханбина за шею. – Ханбин-а, – зовет он хрипло и судорожно закашливается, давит рукой, заставляя младшего склониться ближе. Смотрит на него, щурится близоруко, фокусируя потерявшие ясность глаза. Ханбин молчит, ждёт и сам не дышит, вслушиваясь в Дживоново неровное дыхание. – «Ты лучшее, что случалось со мной в этой грёбаной жизни...» – выдыхает с хрипящим свистом Дживон ему в губы и коротко к ним прижимается, целуя. – Какой же ты всё-таки безбожный идиот, Ким Дживон. Даже сейчас ты продолжаешь нести чушь, цитируя заезженные фразы из дешёвых фильмов. Дживон улыбается шире, обнажая блестящие зубы. Ханбин чувствует, как рука, давящая тяжестью на шею, постепенно расслабляется и обмякает, а потом с лёгким шорохом соскальзывает вниз. Ханбин смотрит сквозь влажную чёлку, спадающую на глаза... запоминает... Рисует дрожащими пальцами контуры неподвижно застывшего лица... целует мёртвые посиневшие губы и закрывает Дживону веки... ... Ханбин просыпается в кровати придорожного мотеля, номер в котором они с Дживоном сняли пару часов назад. Крупицы пота скопились на его лбу и висках, щёки горят. Он слепо шарит рукой по простыне слева от себя. Пусто. Дживона нет. За долю секунды Ханбин пропускает тяжёлый удар сердца, успевает испугаться и пережить мини-приступ, но потом вспоминает... Они успели доехать до Сон Юнхёна, старого университетского приятеля Кима-старшего, очень удачно выбравшего своим вторым образованием медицину. Сон работает быстро и хорошо, а главное, не задавая лишних вопросов. За это Ханбин ему очень благодарен, потому что он чуть с ума не сошёл, пока тащил на себе истекающего кровью Дживона в полусознательном состоянии, молясь всем существующим и несуществующим богам, чтобы всё обошлось. Дживон потерял много крови, но сама рана оказалась не настолько страшной. Всё хорошо... С ним всё в порядке. Ханбин облегчённо выдыхает, закрывая глаза, и откидывается обратно на подушку, остро пахнущую дешёвым, кажется, лавандовым кондиционером для белья. Дживон находится сам. Он выходит из ванной с влажноватыми волосами, в одних только джинсах, левый бок надёжно заклеен стерильной повязкой, чуть пропитавшейся свежей кровью. От него даже на расстоянии ощутимо пахнет медикаментами, кофе из ближайшего автомата и сигаретами. Он опускается рядом с Ханбином, морщась от ноющего дискомфорта в боку, устраивается поудобнее на подушке и откидывает в сторону руку. Ханбин льнёт к нему, оказываясь заключённым в объятья. Он ложится чуть ниже и кладёт подбородок на Дживонову твёрдую грудь, смотрит на его бледную кожу, сухие потрескавшиеся губы. Весь Дживон выглядит вымотанным и обескровленным. От этого у Ханбина внутри всё сжимается. – Ты плакал? – спрашивает Дживон, голос у него трескучий и надломленный. Он ведёт шершавыми подушечками пальцев по Ханбиновой щеке, стирая не до конца высохшую влагу под глазами. – Мне приснился кошмар, – говорит Ханбин совсем тихо: – в нём ты умер. – От этих слов сердце в груди с силой сокращается. Ханбин непроизвольно вздрагивает и утыкается лицом в подтянутую грудь. – Господи, я так испугался... Я бы не... – он шепчет, и шёпот срывается... – Блять... Дживон ничего не говорит, успокаивающе оглаживает кожу предплечья и теснее прижимает к себе. Ханбин понемногу расслабляется, а потом решительно говорит: – К чёрту всё это. Дживон-а, давай уедем отсюда, – он приподнимается на локте, хмурит брови и совсем отчаянно смотрит. – Подальше, на другой конец света. Только ты и я. Сменим имена, забудем всё и начнем сначала. Давай, а? Сделаешься из Ким Дживона... Ким Джоном или Бобби, например. Как тебе, а? Дживон смотрит на него, отчаянно умоляющего большими влажно-блестящими глазами, похожими на чернослив, и выдыхает. – Бобби так Бобби. Всё, что захочешь. – Улыбка всё-таки приподнимает уголки его губ вверх. Он цепляет пальцами короткий рукав Ханбиновой футболки и тянет на себя. Ханбин на удивление спокойно позволяет себя утянуть и, прежде чем Дживон его целует, говорит: – Только пообещай мне прямо сейчас, что мы уедем и покончим со всем этим? Дживон думает те считанные секунды, пока его губы не касаются приоткрытых навстречу Ханбиновых. – Обещаю. ... БиАй в ужасе распахивает глаза и резко садится в кровати. На дворе глубокая ночь, в общежитие тихо, все спят. – Твою ж мать... – шёпотом выдыхает лидер iKON. – Никогда. Никогда больше не буду смотреть телевизор с Бобби! Ханбин косится в ту сторону, где спокойно спит, отвернувшись к стенке старший. Ноги потрёпанного жизнью мистера Пуха одиноко торчат из-под подушки. БиАй сглатывает и, смущённо краснея, зарывается в одеяло. Ни-ког-да.