Друг моего мужа

      Я смотрела на белый потолок, уткнувшись взглядом в металлическую люстру с шестью лампами, каждая из которых была окружена абажуром, сплетенным из черных нитей, под ручками на которых держались лампочки, висели хрусталики каплеобразной формы. То и дело отводила глаза с потолка на туалетный столик из древесины вишневого цвета, который стоял около занавески бирюзового оттенка с невзрачными цветочками, вышитыми золотыми нитями. Но потом я снова посмотрела на люстру. Будто в комнате со светло голубыми обоями ничего другого и не было.       К кровати подошел он, мужчина, главный герой не моего романа. Мечта, для кого-то ставшая реальностью. Я сопроводила его взглядом, но все же лежала неподвижно, словно парализованная, не в силах двинуть пальцем. Его глаза цвета моря прошлись по мне мимолетно, а потом, посмотрев на эту самую стену с банальным принтом еле заметных полосок, остановились на ней. Он, присев на кровать, спросил, как я себя чувствую. На что я ответила: "Хорошо". Но на самом деле все было иначе. Я поняла, что вру ему, смотря в глаза, как и вру родителям и мужу, и самой себе. В Америке я чисто по работе, но если взглянуть с другой стороны, какая же это работа... Нельзя мне даже думать о нем! Ведь он так не похож на Аче, а я замужем. Чтобы не повторять ошибок прошлого, исход которого не очень счастливый: Аче, возможно с Джиной, возможно нет, но я желаю ему счастья! Желаю вернуться в Мадрид к семье и поскорее уехать из Штатов. «Банальнейшая история», — думаю я. Что так и есть.       Мы познакомились с ним на дне рождения моего мужа. А сейчас я даже не знаю, что со мной творится. Постоянные головные боли, ощущение безжизненности и полное отсутствие сил. Я уже не такая, какая была раньше. Не о чем было разговаривать, но я все же украдкой разглядывала начальника охраны Секретной Службы, молодого и красивого. Высокого и привлекательного американца, совсем не такого как наши испанцы. Он был в черном костюме, который чертовски ему подходил. Не нахожу слов, чтобы описать идеального мужчину, расхаживающего по номеру отеля.       Ненавижу себя. За мои никчемные мысли о неверности. Я далеко не идеальная жена, но хотя, что? Что с того, ведь между мной и Роем ничего не было и не будет. Наши с ним кольца на безымянном пальце левой руки этому оправдание.       Внутри меня боролись голоса. А он что-то говорил мне о своей семье и детях. Я не слушала. Просто смотрела с искренней улыбкой на то, с каким умилением он говорит о дочери и сыне, периодически демонстрируя свои белоснежные зубы в улыбке. Себастьян просил его присмотреть за мной, пока я буду в Вашингтоне, и он с полной ответственностью выполняет свое задание. Правда, приходит в отель только по ночам, после работы. Но кого это смущает, верно? Небось все думают, что он приходит ко мне ночью с одной только целью. Что за глупости! Рой подошел к зеркалу, которое было на стене длиною во весь рост, и примерил ковбойскую шляпу бледно-желтого цвета как у Техасских полицейских. Я привстала с места, оперевшись позвоночником о спинку кровати, прикрыв себя белым одеялом, а он спросил: «Мне идет?» «Идет». Я посмеялась. Смешной, в костюме и неподходящей шляпе, но это было не менее привлекательно, должна признаться, я дура. Одновременно проклинаю себя, за схожесть с легкомысленными и доступными девицами, но в то же время я не могу контролировать свои действия. Но и он сегодня какой-то несерьезный.       С Келлерманом я не чувствую себя замкнуто, наоборот, раскрепощенно, что очень пугает. У меня возникает желание расцеловать его и обнять так, как никого раньше. С ним я будто снова старшеклассница, влюбленная в Аче. Но так нельзя. У него же дети. Я не хочу спать, хотя уже за полночь. Мы с ним были бы красивой парой, если представить. Встав через минуту с кровати, я подошла к нему, а он всего лишь улыбался. Я знаю, за его улыбку продадутся миллионы девушек, готовые раскрыть ему свои ноги добровольно, лишь бы он только взял. А он получает то, что хочет. Но я уверена, что природный инстинкт, заставляющий его заботиться о семье, в нем уже преобладает. Ему тридцать шесть, а мне двадцать пять. Смешно и глупо. Но я схожу с ума в эту ночь! Будь, что будет!       Я руками провожу по его щетине, такое близкое расстояние, и я чувствую его запах одеколона, по всей видимости, вырабатывающий феромоны. Не удивлюсь, если он будет в легком шоке или вообще откажет мне, но я не могу ничего с собой поделать. Он лучший друг Себастьяна, а я хочу его безумно. Наконец, собравшись, я целую его в нижнюю губу с такой только нежностью, какой могу, чтобы передать чувства, поглощающие меня изнутри. Он двумя руками держит мои плечи и смотрит прямо мне в глаза, от чего дышать стало тяжелее. Я уже впилась в его губы, а руки все так же были под его натиском. Он сильный, и я это чувствую. Хочет мне что-то сказать, но не говорит, а смотрит в пол. Ну же, я жду решительных действий, а он стоит и держит меня за руки, как ребенка, которого вот-вот отчитают. Но все же он спускает лямку моей черной ночнушки, вследствие чего она вообще оказывается на полу. Вот так, одним движением, и я уже полуобнажена. Возможно, мне будет стыдно за свои действия, но сейчас мое тело просит. Надоело постоянно терпеть и скрывать свои желания. Сегодня я нарушу все запреты. Стянув с него пиджак, я принялась за рубашку. Второпях мои пальцы дрожали. А он уже целовал мою шею и ключицы. Тоже торопился. Зачем же медлить? Я хотела, чтобы он был сверху. Мне нужен властный мужчина, доминант, чтобы я чувствовала себя зависимой от него. Он уже внутри меня, а я не собираюсь сдерживаться. Абсолютно! Его всхлипы заставляют меня стонать без стыда и ни малейшего зазрения совести. Он лег рядом, а я смотрела в его глаза и пыталась отдышаться. Мне было мерзко. Что я та стерва, с которой он изменил жене. Келлерман погладил мои волосы, но я была готова разреветься. Завтра он будет с женой и детьми. Будет смотреть им в глаза и улыбаться. Ровно также, как и я буду целовать Себастьяна, и как ни в чем ни бывало лучезарно смеяться под его шутки. А сейчас я просто хочу насладиться моментом, лежа на одной постели с таким мужчиной, как Рой. Взяв его левую руку, я чмокнула ее.       Я плохая, но счастливая.