Король Лир

Дождь лил как из ведра уже не первый час. Дорога мгновенно превратилась в жидкое и предельно скользкое месиво. Ехать дальше было не просто глупо, но и опасно. Пресветлый дор Морастиан прикинул и решил, что непогоду будет разумно переждать. Тем более что, судя по карте, где-то неподалеку имелась деревня. Название ее было… многозначным. Вот как прикажете трактовать такое: Здоровые сучки? Су́чки или сучки́? И здоровые — в смысле не больные, или в смысле громадные? Спорили долго. Все то время пока пили, засев в местном довольно большом трактире. И доспорились (или все-таки допились?) до того, что посреди ночи начали ломиться в дом к старосте, чтобы узнать ответ у него. Но тот лишь глядел на господ офицеров выпученными от страха глазами и мотал головой. Пришлось махнуть на него рукой. А после спор как-то сам себя исчерпал. Или просто выпивку им подавать перестали. Благородные доры разбрелись по домам, которые сразу по приезде выбрали себе для ночевки, решив, что утро вечера мудренее. Но никакой ясности оно так и не принесло. Потому как сам пресветлый дор Морастиан и его правая рука — капитан Лассаль, категорически заявили, что все-таки су́чки и вроде действительно не больные, а вот юный корнет Пинус, ночевавший не в деревне, а в самом трактире — в комнатке наверху, нежно розовея ушами, утверждал, что не су́чки, а сучки́, и они-таки реально огромные. С похмелья и из-за погоды настроение у благородных доров, вновь собравшихся в просторном зале трактира, было скверным, и на этот раз спор вылился в скандал, в ходе которого капитан Лассаль обвинил корнета Пинуса в постыдном пристрастии к мужеложству. Возмущенный Пинус обвинение это яростно отрицал, упирая на то, что просто видел, как… Но что он там такое видел, никто слушать не пожелал. Корнета скрутили, и благородный дор Лассаль лично сунул руку ему в штаны. — Сейчас узнаем, — с пыхтением твердил он, нащупывая порочное отверстие. — Сейчас все узнаем. Пытливый палец наконец-то наткнулся на искомое. «Розочка» корнета была плотно сжатой и сухой. Кажется, не тронутой. Лассаль выдернул руку и поднес палец к лицу, вопросительно уставившись на него. Но палец молчал, как вражеский агент на допросе, и только не самым приятным образом… пах. Все-таки они не первый день были в походе, да и вчера после пьянки было точно не до мытья. С выражением легкого отвращения на лице капитан осмотрелся, ища обо что бы палец обтереть, и не нашел ничего лучше форменной куртки самого Пинуса. — Сука, — хныкал по-прежнему удерживаемый другими благородными дорами корнет. — Жопошник, — уже без прежней убежденности ответствовал капитан. — И вообще, как разговариваешь со старшим по званию? Корнет молчал и хлюпал носом. — Отставить, — негромко приказал пресветлый дор Морастиан. У него смертельно болела голова, и вопли разыгравшихся подчиненных слышать было решительно невозможно. Корнета отпустили. Пряча глаза и отворачиваясь, он дрожащими руками поправил на себе одежду и демонстративно пересел за соседний стол. Его проводили несколько смущенными взглядами. Лассаль, похоже, тоже чувствовал себя неуютно, потому как, немного помолчав, заговорил. — И то верно. Какой из него мужеложец? Он обвел неуверенным жестом скукожившуюся фигуру корнета — костлявое тело, тощая, по-жеребячьи длинная шея и в довершение всего физиономия, на которой прыщи цвели, как герани на окне у хорошей хозяйки — не переставая. Если Лассаль таким образом и хотел извиниться, то сделал только хуже. Благородные доры заржали, громогласно оценивая Пинуса с точки зрения его привлекательности для потенциальных педерастов. Корнет глянул на капитана глазами, полными смертельной обиды, встал и, загребая ногами и сутулясь, пошел к себе в комнату — на второй этаж. Останавливать его никто не стал, хотя в душе самого Лассаля и завозился неприятно какой-то червяк. Пытаясь унять его скребучее шевеление, капитан выпрямился и осмотрелся. Пресветлый дор Морастиан вяло ковырял вилкой в тарелке с едой и морщился. Другие благородные доры, отсмеявшись, вернулись к прежнему занятию — вновь наполнили кружки пивом из стоявшего на столе пузатого кувшина. Лассаль перевел взгляд дальше, принимаясь рассматривать зал трактира. Отряд дора Морастиана направлялся к новому королю здешних мест — пресветлому лиру Бьюрефельту. Лен самого Морастиана и тех пресветлых доров, интересы которых он собирался представлять при королевском дворе, располагался существенно севернее этих мест. И все здесь Лассалю было внове. Все не так, как на родине. И одежды, и нравы местных жителей, и погода, будь она неладна. Даже сам трактир, в котором они сейчас сидели, еще вчера показался капитану несколько… странным. Кормили здесь неплохо и поили щедро, но в этой дыре даже не было веселых официанток, которых можно было так славно пощипать за ягодицы или облапить за грудь, просунув руку в низкий вырез платья! А дело это, надо признать, капитан любил. В городишке неподалеку от замка дора Морастиана он и вовсе знал заведение, где девицы нарочно делали так, что соски их подтянутых вверх корсажами грудей торчали наружу, радуя взгляды посетителей, а, кроме того, в их платьях были предусмотрены особые карманы. Опытный посетитель, сунув в них руку, мог беспрепятственно ощупать голые ляжки официанток и, конечно, то, что между ними. Естественно, не бесплатно, но сам факт! Лассаль вздохнул. Здесь, в этом проклятущем трактире, в драконьими богами проклятых Здоровых сучкáх (или все-таки су́чках?) ничего такого не было и в помине. Зато между столами неуклюже ходили три взрослых мужика, которые почему-то были обряжены в игривые фартучки с розовыми рюшами. При этом вид у них был… затравленный. И все они то и дело с опаской поглядывали туда, где за стойкой неторопливо протирал кружки трактирщик. Страшен во гневе? Вполне возможно. Мужик произвел впечатление даже на самого капитана Лассаля. С трудом верилось, что он всю жизнь простоял за стойкой, разливая пиво и вино. Мощная фигура, широченные плечи, руки душителя и глаза… Очень нехорошие у этого типа были глаза. Так, как взирал на окружающих трактирщик, мог бы смотреть на свои потенциальные жертвы крупный и предельно самоуверенный зверь, который пока что никого здесь не сожрал просто потому, что не так давно уже наелся. Лассаль невольно поежился и перевел взгляд на дверь в трактир, которая в этот момент широко распахнулась, пропуская внутрь высокого стройного юношу. Его белокурые волосы были забраны в высокий хвост длиной почти до талии, открывая совершенное лицо и загорелую крепкую шею. Юноша обвел равнодушным взглядом компанию благородных доров, вскинул бровь, обозрев кокетливые фартучки на официантах, и уставил смешливые глаза на трактирщика. — Развлекаешься? Лассалю показалось, что здоровенный черноволосый мужчина смутился. По крайней мере, он совершенно точно воровато отвел взгляд и еще более энергично начал тереть полотенцем и без того сверкающий стакан. — Кин? — юноша подошел к стойке и наклонился через нее к трактирщику. При этом довольно узкие штаны на его ладной заднице натянулись так, что кто-то из благородных доров за спиной Лассаля сладко вздохнул: — А вот ему бы даже я вдул. Остальные собутыльники пьяно заржали. Опохмел у благородных доров, из-за погоды застрявших в этих проклятых богом Здоровых сучках, плавно превращался в новую пьянку. — А что? — продолжил благородный дор Тумкурис с тяжеловесной игривостью. — Задок — как у хорошей телочки. Если раком поставить, так и не разберешь. И спиногрызов не понаделаешь. Благородный дор Лассаль, чей палец все еще хранил запах «розочки» корнета Пинуса, скривился. Совать свой член в чужой зад? Чтобы и он пах так же? Фу. Мужеложцев капитан остро не любил, хотя, если бы его спросили за что, он бы толком объяснить причины точно не смог. Жопошников следовало бить без страха и упрека, да и дело с концом — чего тут еще рассуждать? Правда, он слышал, что в этих краях все было иначе. И мужики даже женились — во потеха! — на других мужиках. Но ему-то до этого какое было дело? Лассаль поднялся и направился к стойке. На нем было повисли, пытаясь удержать. И даже пресветлый дор Морастиан на мгновение вынырнул из своей похмельной летаргии и что-то такое скомандовал вслед, но Лассаль услышать его не пожелал. — Ты! — сказал он обвиняющим тоном и опустил руку светловолосому юноше на правое полупопье. Тот обернулся в изумлении, попытался оттолкнуть от себя наглеца, но капитан был значительно крупнее, да и вцепился в нежный филей, словно голодный младенчик в мамкину сиську. — Покажи нам свою жопу, сладенький. Давай, давай, спускай штаны, тебе ж делать это перед мужиками — не привыкать! Что произошло дальше, благородный дор Лассаль толком не понял. Что-то взорвалось у него в голове, пол стремительно кинулся ему прямо в лицо, и окружающий мир померк. В себя он пришел на жестком. Тело задеревенело, в голове стоял шум. Лассаль с трудом разлепил глаза и… заорал. Прямо перед его лицом висел здоровенный, противно сморщенный член и не менее крупные волосатые яйца. Член и яйца ритмично покачивались, и, глянув чуть выше, Лассаль понял почему. Там был другой член и другие яйца. Только этот, второй детородный орган, пребывал в полной боеготовности и энергично двигался в заду того, чью мотню капитан увидел первой. Шлеп, шлеп, шлеп — бедра второго мужика ударялись о выпяченный зад первого. Прямо перед носом Лассаля член того, кто… принимал в себя, тоже начал увеличиваться и твердеть. Проклятый пидор явно получал от процесса удовольствие, и теперь (если бы, конечно, Лассалю подобное пришло в голову) он, высунув язык, смог бы даже дотронуться до его естества… Это было… невероятно… Это было… отвратительно… Это… Драконовы боги! Он что, собрался кончать?! Капитан увидел, как яйца того, кто выполнял активную роль, поджались, откуда-то сверху раздались сладострастные стоны, второй участник действа тоже закряхтел, видно, принимая в себя «финальный аккорд» первого, и сладкая парочка разлепилась. Начавший опадать член потянулся вон из растянутой вокруг него дырки, вывалился, липко мазнув Лассаля по лбу, а после, к облегчению капитана, убрался вовсе. Зато покрасневшая и растраханная задница, кажется, стала еще ближе. — Правильно, — пророкотал чей-то голос. — Покорми его, Мирт. Господин капитан так любит смотреть на чужие задницы и даже щупать их без спроса, что, честное слово, полностью заслужил это. «Господин капитан — это я?» — успел подумать Лассаль и даже разинул рот, чтобы что-то спросить или возразить, но зад над ним задвигался, масляно блестевший раскрытый вход в него запульсировал, сжимаясь, и из вспухшего отверстия полилась теплая вязкая жидкость. Закрыть свою неразумно растопыренную пасть Лассаль не успел… Он забился всем телом, зажмурил глаза и в отвращении закрутил головой, но избавиться от кошмара не смог. Сперма, вытекавшая из задницы прямо ему на лицо, никуда не делась. Только теперь она оказалась не только у Лассаля во рту. Теперь ей было перепачканы щеки, лоб и даже волосы. Кроме того, дергаясь, он отчетливо понял, что связан. Причем в странной позе и накрепко — по рукам и ногам. Внезапно дышать стало легче, и Лассаль раскрыл глаза. Точно. Человек, который до этого стоял прямо над его лицом на коленях, теперь убрался восвояси. Капитан скосил глаза — пока что неудовлетворенный член этого негодяя по-прежнему стоял, игриво приподнимая фартучек, отороченный розовыми рюшами. Лассаль всмотрелся только что оттраханному типу в лицо и понял, что уже видел его — это был один из официантов в трактире… Драконовы боги! Капитан торопливо окинул взглядом помещение, в котором он находился. Стало ясно, что после своей эскапады далеко он не ушел. Все происходило там же — в главном зале трактира, и сам он был накрепко привязан к столу посередине. Ягодицы его лежали на самом краю, а колени оказались растопырены в стороны и к тому же притянуты так, что свести их, или даже просто разогнуть ноги не было возможности. Более того, Лассаль отчетливо ощущал, что его раскрытый для всеобщего обозрения зад — невинный, строго охраняемый, горделиво мужественный зад — теперь не был порожним. В нем явно что-то торчало. Причем, как бы капитан ни тужился, изгнать незваного гостя из себя он не мог. — Смотри ты, как сладко старается, — сказал кто-то в стороне, и Лассаль повернул голову. Справа от него в расслабленной позе сидел давешний трактирщик. И теперь зверь в его глазах совсем не казался сытым и умиротворенным. Лассаль задрожал. — Как я здесь?.. Где все? Почему меня?.. — Почему они ушли, а тебя оставили? Ну так ты ж в обморок почему-то упал, а я обещал о тебе позаботиться, — трактирщик усмехнулся игриво, и капитану стало совсем страшно. — Пожалуйста… — залепетал он невольно и снова позорно задергался. — Ты очень напрашивался, господин капитан, и я, как существо сердобольное и справедливое, решил приобщить тебя к радостям однополой любви. — Пожалуйста… — Больше просить не надо, я же говорю — сделаю в лучшем виде. Всего одна ночь, и ты осознаешь, как много потерял, ограничивая себя одними шлюхами в трактирах. Минос вот тоже считал себя умнее всех и полагал, что разбирается в жизни лучше многих. Теперь же подобные глупости ему даже в голову не приходят. Правда? Я спрашиваю: правда? Трактирщик с силой хлопнул ладонью по своему табурету, и табурет… замычал. Лассаль выпучил глаза — это был… человек. Судя по кокетливому фартучку — еще один официант. Вот только теперь он, как и сам Лассаль, был связан. Ровные, симметрично расположенные петли и полосы из черной кожи стянули его так, что он мог лишь стоять на притянутых друг к другу коленях и локтях, предоставляя возможность трактирщику использовать свою спину в качестве сиденья. Во рту Миноса торчал расширитель. Лассаль как-то видел такой в одном из борделей на шлюхе, которую двое сослуживцев капитана надумали учить принимать член глубоко в горло. Из задницы официанта тоже что-то выпирало. И при этом член его — тонкий, отвратительно длинный и синюшно-малиновый от притока крови, оказался почти возбужден. Это было хорошо видно, потому что еще одна черная кожаная петля охватывала его у основания, а после оттягивала назад — к колышку, вбитому в пол между стоп Миноса. Трактирщик склонился, осмотрел промежность своего «табурета» и поцокал зубом. — Что-то благородный дор совсем заскучал. Пит, займись-ка им. Думаю, самое время еще раз доказать Миносу, что трахать самого себя намного приятнее, чем трахать других. Тех, кто этого совсем не хочет. Мм? Пит — тот самый тип, вкус спермы которого все еще чувствовался во рту Лассаля, засуетился, опустился на колени и принялся снимать кожаный ремешок с члена связанного. Трактирщик встал и отошел в сторону, чтобы хорошо все видеть. Наконец узел подался. Пит размотал ремешок и взялся за детородный орган Миноса. Он по-прежнему не был полностью напряжен, но, видимо, это всех устраивало. В другой руке Пит сжал яйца связанного, и Лассаль поразился тому, каким длинным был мешочек плоти, в котором они покоились. Словно его долго и планомерно оттягивали… Зачем? Объяснение пришло почти сразу. Одним быстрым движением Пит перекрутил член и яйца Миноса так, что теперь вся конструкция оказалась перевернутой задом наперед. Яйца смотрели в сторону лобка, а член был обращен к заднице. Пит ухватил его покрепче и потянул в расщелину между ягодиц, второй рукой в то же время вынимая предмет, который до этого распирал анальное отверстие Миноса. А дальше произошло то, что еще вчера, еще час, минуту назад капитан Лассаль посчитал бы делом совершенно невозможным. Пит прицелился, приставил кончик длинного члена Миноса к его же заду и надавил, направляя головку пальцами. Минос завыл, его дырка подалась, и член с отчетливым чавканьем погрузился внутрь. Не сильно — всего на глубину головки и еще на пару сантиметров от общей его длины, но выглядело это так, что Лассаль почувствовал острое… Драконовы боги! Он хотел бы сказать — отвращение, но самому себе врать было сложно и приходилось признать: ни разу не оно! Острое до болезненности возбуждение, вот что обуяло в один миг всю его натуру, разом отозвавшись в члене и почему-то в растянутом чем-то непонятным заду. — Теперь закрепи, пусть подольше насладится процессом самоудовлетворения, — приказал трактирщик, и Пит, не отнимая одной руки от зада Миноса, второй подхватил длинную полоску кожи, которую только что снял с его члена. — Мирт, помоги. Второй официант — тот, что кормил Лассаля из своего зада спермой, тут же подскочил, тоже опустился на колени и принялся вязать узлы. Руки его так и мелькали, и вскоре капитан получил возможность увидеть, что получилось из этой затеи. Кожаная лента теперь была пропущена у Миноса между ног. Она прошла поверх его уже посиневших яиц, невероятно перекрученных наперед, и между половинками ягодиц — прямо по члену, вжимая его Миносу в зад. На бедрах ее встретила вторая веревка, за которую первая, более широкая полоска кожи и была закреплена надежно, в натяг, так, чтобы из-под нее ничего не выскользнуло. — Прелестно, — проворчал трактирщик и вернулся на свой живой табурет, который теперь выл, скулил и задыхался. — Запомни, Минос, предателей любят только сами предатели. Примерно так, как ты сам себя сейчас. О! Лассаль вздрогнул, потому как проклятый трактирщик перестал читать мораль человеку, на котором сидел, и перевел свои поразительно черные хищные глаза на него самого. — Вот и наш герой-любовник готов! Рассказывай, чего хочешь. Это было ужасно. Это было совершенно невозможно. Это было… невероятно! Немыслимо! Жутко! Но Лассаль хотел, очень, просто до поджимавшихся пальцев на ногах хотел, чтобы его кто-нибудь трахнул… Членом, желательно побольше и прямо в зад. Или в рот. А лучше и в зад, и в рот. Драконовы боги! Да что это такое? — Это, господин капитан, весьма занимательное по своим свойствам зелье, которое мне по большому блату составил один хороший маг. Исключительное средство для борьбы с жопоненавистниками. Мирт, ты готов удовлетворить нашего сегодняшнего гостя? Или предпочтешь нанести ответный дружественный визит в зад Питу? Что-то он у нас сегодня еще не оттраханный совсем ходит. Непорядок. Как считаешь? — Не надо, господин, не надо, — залепетал Пит и, как был — на коленях, передвинулся к трактирщику. — Вы забыли. Я сегодня весь день с большой затычкой в заду проходил. Как вы и приказали — ни разу не вынимал. Я… послушен, господин. Я был послушен! — Зато вчера о том, что таким тебе надо быть всегда, забыл. Напомнить, что ты отрабатываешь здесь своим задом и ртом, а, Пит? Напомнить то, что ты творил в подвале в доме Бариссианов, а? — Нет. Я помню. Я… Мне очень жаль, что я… Не надо, чтобы Мирт меня… Пожалуйста. — Ладно. Сегодня я добр. Так что просто отсоси ему как следует. Мирт усмехнулся и задрал свой фартучек. Пит, стуча голыми коленями по полу, чуть ли не бегом перебрался ему в ноги и раскрыл рот. Мирт сначала повозил своим естеством ему по губам и вокруг них, потом потребовал, чтобы Пит высунул подальше язык и постучал головкой по нему, а после одним махом загнал свою елду ему до основания в горло. Тот начал кашлять и давиться. На лице Мирта отразилось наслаждение. А Лассаль понял, что вот-вот кончит только от одного этого зрелища. Его собственный член стоял колонной, стенки ануса пульсировали вокруг затычки в заду, в сосках кололо, рот наполнился слюной. Не осознавая, что делает, он начал двигать бедрами в такт движениям Мирта во рту Пита. И когда первый излился на лицо второму, кончил сам… Пожалуй, впервые в жизни — не прикоснувшись к себе даже кончиком пальца. — Так-так, — сказал палач, поднимаясь на ноги. — А до утра-то еще пара часов. Что теперь с тобой будем делать? Я вот думаю, может, позвать сюда твоих сослуживцев, а? Пусть посмотрят, оценят, так сказать. А может, и попробуют, если захотят… — Только не это! — взвыл Лассаль и опять задергался в своих веревках. — Тогда, может, мне самому заняться тобой? — лениво выговорил трактирщик и начал расстегивать штаны. Драконовы боги! Лассаль всегда думал о себе, как о мужчине, которого природа, прямо скажем, не обделила, но это… Это! Это!!! — Нет? — трактирщик обошел капитана и остановился между его раздвинутых ног. Рука его протянулась к затычке в заду у Лассаля. Сначала он погрузил ее поглубже. После потянул назад. А затем просто стал размеренно двигать ею, постоянно меняя угол наклона. Лассаль ахнул. Трактирщик усмехнулся. Подошедшие ближе Пит и Мирт переглянулись понимающе. — Нравится? С живым членом в заду еще слаще будет, поверь. Вон, Пит и Мирт поначалу тоже не верили… А теперь — ни дня без мужской любви во всех ее формах, так, сладенькие мои? Сразу погрустневшие мужчины деревянно кивнули. Их лица вытянулись, словно они предчувствовали приход каких-то крупных неприятностей. И ведь оказались правы! Трактирщик вздохнул, продолжая двигать затычкой в заду у Лассаля. — Вот теперь думаю, как с ними быть? Слишком много удовольствия получать стали. А это неправильно. Просто убить — и их, и Миноса — так кто меня будет развлекать долгими зимними вечерами? Что-то надо придумывать. Присмотрел тут у местного фермера песика… Не поверишь, член у него — размером почти как у человека, а уж когда узел надувается — с мое запястье. Трактирщик покрутил перед носами Мирта и Пита своей здоровенной рукой. Лассаль представил себе, как этот самый пес станет драть в задницы этих двоих, и застонал, возбуждаясь еще больше. — Купить, что ли? — трактирщик опять вздохнул. — Начнут они у меня любовь с братьями нашими меньшими осваивать… Или лучше ослика, как думаешь? Пит и Мирт рухнули на колени. Минос завыл еще громче, пытаясь что-то выговорить своим растопыренным расширителем ртом. Трактирщик с улыбкой покачал головой. — Но сегодня я и правда что-то добрый. И даже позволю тебе, капитан Лассаль, послабление. Я не стану трахать тебя сам. Уж извини — противно. И не буду звать всех благородных доров, в компании которых ты пил последние два дня в моем трактире. Но одного все же пригласить надо. Для науки. И чтобы задок твой распечатать. Так что — выбирай! Мне-то все равно. А тебе, может, даже приятно будет. Перед глазами Лассаля единой вереницей пронеслись лица всех его товарищей по службе — высокомерное пресветлого дора Морастиана, злобно-веселые остальных благородных доров, под конец показалась обиженная и прыщавая мордочка корнета Пинуса… «Он маленький, — судорожно думал Лассаль. — А значит, и член у него тоже. И вообще, потом его припугнуть можно будет, чтобы молчал… Да и трахнуть позднее…» — капитан вспомнил свои ощущения, когда его грубый палец прикоснулся к нежной «розочке» у входа в тело юного корнета. Она была жаркой и… такой беззащитно доверчивой… — Ах! — сказал капитан и… опять кончил. Уже второй раз за сегодня. И вновь так, словно был анальной шлюхой, а не взрослым, целиком и полностью гетеросексуальным мужиком. — Кин! — внезапно закричали откуда-то сверху. Лицо трактирщика стало испуганным, зверь в его глазах мгновенно превратился из дикого в… одомашненного. Лассаль голос кричавшего узнал — тот самый светловолосый юноша, на задницу которого он так неосторожно покусился. — Кин! Заканчивай свои игрища и иди уже в постель! А то я позову в нее кого-нибудь другого! — Я тебе позову! — заревел трактирщик, судорожно запихивая свой громадный член в штаны. Сверху раздался смешок. Хлопнула дверь. Вокруг стола, к которому был по-прежнему привязан Лассаль, началась суета. Пит и Мирт принялись распутывать веревки на руках и ногах невнятно ругавшегося Миноса, а после подхватили его и поволокли в сторону внутренних помещений. Трактирщик двинулся за ними следом. — А… А я? Как же… я? — вдруг осознав происходящее, залепетал Лассаль. Трактирщик обернулся и послал капитану воздушный поцелуй. — Сюрприз-сюрприз! Вот ведь интересно — кто же тебя первым найдет? Раздались шаги, отдаленные голоса, и… Лассаль остался один. За окном светало. В деревне с многозначительным названием Здоровые сучки́ начинался новый день. Капитан Лассаль зажмурил глаза и начал истово просить драконьих богов о том, чтобы сон корнета Пинуса оказался чутким и кратким…