Могильная романтика

      Разгоняя ночную темень, полная луна то и дело проглядывала сквозь голые ветви деревьев, отбрасывающие на безжизненную землю косые тени, и тут же скрывалась за тучами, оставляя после себя неяркое свечение. Ее тусклый белесый свет едва-едва освещал серебрящиеся готические надгробия со зловещими статуями и мраморными плитами, в чьих тенях, казалось, притаилось что-то зловещее, сверкая глазами из темноты. А может, это позолоченные истершиеся от времени буквы неярко блестели, словно воспоминания о тех, чьи имена были выгравированы на них уже очень давно. Настолько давно, что их владельцы уже, возможно, истлели десятилетия назад, а гроб, оседая все ниже и ниже, уже много лет как расплющен под давлением сместившейся породы. Здесь и шагу ступить нельзя – обязательно пройдешься по чьим-нибудь костям.       Даже северный ветер, при виде этой мрачной картины, начинал дуть сильнее, завывая в гранитных щелях. Его мощные порывы заставляли тонкие ветви деревьев покорно пригибаться к земле, а немногочисленные обрывки черного тряпья повсюду зловеще трепетать и дрожать в неистовстве, будто повинуясь неким безликим духам, безраздельно царствующим в этом забытом всеми живыми месте. Промозглый холод пробирал до костей, заставляя чью-то такую маленькую и беззащитную перед волей высших сил фигурку боязливо кутаться в свой темный балахон и тихонько клацать зубами, отчетливо дрожа всем телом. И поделом! Собирался же, черт побери, надеть свитер, но поленился искать эту линялую половую тряпку посреди того бардака, который сам же и развел в своих творческих порывах. Вот и пусть теперь мерзнет, дурак несчастный.       Признаться, в глубине души Артур и правда неустанно костерил себя за свою самонадеянную глупость, но продолжал с завидным упрямством стискивать, зубы, надеясь, что так их ритмичный скрежет не будет слышен по всей округе. Хотя решимость англичанина довести дело до конца таяла с каждым шагом по чуть влажной и примятой после дождя траве, неохотно, с мерзкими хлюпающими звуками, выпускающей чужие сапоги из своего плена. От холода он уже почти не чувствовал собственных рук, напряженно сжимающих черенок лопаты, не имея возможности даже пошевелить бледными скрюченными пальцами, в противном случае боясь уронить свою ношу в грязь. По природе своей Керкланд вовсе не был брезгливым, но совершенно не испытывал уверенности в том, что сможет заставить себя погрузить пальцы в эту мерзкую, кишащую червями и еще черт знает чем жижу. Хорошо хоть сапоги резиновые надел, и она сейчас только сплошным слоем облепляет обувь по самую лодыжку, а не заливается через щели за голенище.       Дернул же его какой-то бес переться на кладбище в такую погоду. Никакой готической романтики: одна грязь и промозглый холод, вымораживающий все тело до самых костей. Как бы не слечь с воспалением легких после такого занимательного променада. Впрочем, что поделать?.. Не за романтикой же он сюда пришел, дело-то куда более прозаичное. Не далее как с утра тут похоронили кого-то свеженького, и Артуру позарез было необходимо добраться до трупа раньше, чем тот окончательно сожрут мерзкие личинки. Увы, из всех минусов темени и плохой погоды, невезучий англичанин ухитрился подцепить своего рода флэш рояль: вдобавок ко всему еще немного, и он точно заблудится среди бесконечных надгробий, похожих друг на друга как две капли мутной жижи, так что ночевать придется среди могил, забившись между стеной первого попавшегося склепа и соседней гранитной плитой. А с утра – здравствуй солнышко и двусторонняя пневмония! И кажется, дождь опять собирается полить как из ведра, что тоже не прибавляло англичанину не то что хорошего, а даже чуть сносного настроения. По правде говоря, атмосфера весьма располагала к тому, чтобы повеситься на собственных чулках.       К счастью, чулок Артур не носил и теперь даже не знал, радоваться ему или огорчаться из-за своего равнодушия к веяниям моды и традиционных предпочтений в выборе одежды. Хотя, в данном случае, толстые детские колготки, а лучше – шерстяные рейтузы, совсем бы не помешали, ибо англичанину уже казалось, что его обледеневшие ноги, защищенные от промозглого ветра лишь тонкой тканью брюк, с хрустом переломятся пополам от первого же неосторожного шага. Увы, такого добра тут не водилось.       Побродив еще немного, англичанин с досадой пнул ногой воздух перед первым попавшимся и, в общем-то, ни в чем не виноватым надгробием, щедро обрызгав мраморную плиту липкой грязью, и, с досадой морщась, огляделся в поисках укрытия, вынужденно признавая, что, задержись он тут еще на несколько минут, и смерть от утопления наступит значительно быстрее, чем успеет развиться двусторонняя пневмония. Оба возможных варианта не слишком-то прельщали Керкланда, так что, заметив первый более или менее приличный склеп без цепи с огромным амбарным замком на двери, мокрый и тощий, как самый настоящий облезлый дворовый кот, англичанин поспешно юркнул внутрь и, вздохнув с облегчением, не без труда притворил за собой тяжеленую дверь, невольно вслушиваясь в жуткие, пробирающие до костей завывания снаружи, приоткрыв рот.       Не то чтобы внутри каменного мешка было хоть сколь-нибудь теплее, но тут, по крайней мере, ветер не грозил каждым своим порывом сдуть куски замороженного мяса с костей Керкланда, так что тот счел условия вполне приемлемыми и, прислонив лопату к стене, облокотился на роскошный каменный саркофаг, кое-как разминая окоченевшие пальцы. Артур аж вздрогнул от неожиданности, когда в буквальном смысле в гробовой тишине, нарушаемой только жуткими завываниями ветра снаружи, раздался противный, больно режущий уши скрежет. Неплотно закрытая крышка каменного саркофага под весом англичанина сдвинулась на несколько сантиметров в сторону, образовывая тонкую, утопающую во мраке щель.       Стуча зубами от холода, Керкланд вдруг с надеждой подумал, что, возможно, несомненно весьма знатный покойничек - хозяин этого склепа – будет совсем не против одолжить бедному, замерзшему до состояния сосульки путнику что-нибудь из своей одежды. Тому она все равно уже давно без надобности. Оставалось надеяться, что погребальное одеяние еще не до конца истлело под воздействием времени.       Упершись онемевшими пальцами в каменную крышку, Артур изо всех сил налег на нее всем телом и с трудом сдвинул тяжеленую плиту еще сантиметров на тридцать, скользя ногами по мраморному полу.       Даже столь незначительный сдвиг стоил англичанину значительных усилий, но была в этом и положительная сторона: тяжело дышащий маг наконец-то сумел хоть чуть-чуть согреться от физической работы. Ну, разве что за исключением рук. Они все так же грозили почернеть и отвалиться в любую минуту.       Передохнув немного, согревая ледяные ладони своим горячим дыханием, Артур снова попытался сдвинуть крышку, надеясь только, что та не рухнет с жутким грохотом на пол, перебудив не только всех ворон на кладбище, но и разрушив землетрясением все ветхие здания до самой столицы. На этот раз попытка вышла более успешной, и, кое-как справившись с тяжеленой каменной плитой, Керкланд со свистом выдохнул и, пряча бледные пальцы в рукавах своего балахона, с любопытством заглянул внутрь, различая в полумраке чей-то силуэт и тускло блестящие золоченые пуговицы на шитом бархатом жилете.       Неохотно сунув руку в карман, англичанин нащупал пальцами коробок спичек и, достав, зажег одну, с силой чиркнув головкой по одной из боковых граней. Пока догорал кусочек дерева, он успел рассмотреть только необыкновенно молодое и красивое лицо покойника в богатой одежде, совсем без следов разложения и тлена, словно его обладатель только на мгновение прилег отдохнуть в холодном склепе. В каменном саркофаге, ага. Артур, не удержавшись, все-таки фыркнул от собственных романтически сопливых мыслей, поспешно отгоняя в сторону бессмысленные эпитеты и метафоры.       Отвлекшись, он и не заметил, как спичка в его руках быстро догорает, и опомнился только, когда яркий огонек уже начал далеко не ласково лизать кончики онемевших пальцев. Осознание боли пришло не сразу, заставляя англичанина громко выругаться и тут же поспешно замахать рукой, туша жалкие скрюченные и обугленные до непотребного состояния остатки спички, с трудом различая обычно резкий запах дыма своим окоченевшим и, кажется, уже начинающим отчаянно сопливить носом.       Каменное помещение склепа мгновенно погрузилось в непроглядную темноту, и Артур невольно поежился, чувствуя, как мрак вокруг почти физически давит на все органы чувств. Подождав, пока глаза снова привыкнут и приспособятся к тусклому лунному свету, едва проникающему внутрь через небольшое круглое окошко под самым потолком, затянутое сантиметровым слоем пыли и паутины, Керкланд достал из старой кожаной сумки подсвечник и восковую свечу и со второй попытки дрожащими пальцами зажег фитиль, едва не спалив спичкой половину своего рукава. К счастью, все обошлось, и англичанин даже ухитрился не подпалить свои выдающиеся брови взметнувшимся языком пламени, водружая подсвечник на каменную кромку саркофага.       Благодаря этой нехитрой процедуре, маг наконец-то смог рассмотреть как следует любопытного покойника: на его коже и правда не было видно ни малейших следов разложения, одежда сохранилась просто идеально, будто ее хозяина похоронили не то что утром, а скорее он только-только испустил дух. Да и с утра, Артур точно знал, хоронили кого-то другого, далеко не такого богатого и опрятного, да и собственного склепа тот неудачливый покойник не заслужил за годы здравствования. И все-таки интересно, отчего умер человек, к чьей одежде (а возможно, и не только) сейчас так бессовестно примеривается некромант. На теле, по крайней мере, видимой его части, нет ни следа повреждений или болезни… Странно все это.       Как бы там ни было, незнакомец, как полагается каждому уважающему себя покойнику в таких условиях, оказался холоден как лед, совершенно точно не дышал и без сомнений был мертвым. Нарочито безразлично пожав плечами, англичанин вынул из кармана сумки посеребренный нож. Конечно, портить такую органичную красоту будет несомненно немного жаль, но чего только не сделаешь ради науки! В конце концов, ему позарез нужны свежие человеческие глаза для завершения чрезвычайно важного эксперимента.       Пересилив себя, Артур, стуча зубами, прикоснулся окаменевшими пальцами к холодной коже трупа, оттягивая его веки.       Глаза у покойника оказались насыщенно голубого оттенка, а суженные зрачки совершенно не реагировали на свет, что было в высшей мере странно. Нет, не то, что зрачки никак не реагировали на пламя – это-то как раз вполне объяснимо и, в общем-то, ожидаемо, а вот столь ясно видеть широкий круг радужки было весьма непривычно.       Впрочем, это не поколебало решимость Керкланда разжиться своим желанным трофеем. Он как раз аккуратно приложил лезвие плашмя к бледной коже чужого лица, примериваясь, как бы половчее осуществить задуманное, когда сильные пальцы трупа с молниеносной скоростью сжали его запястье поистине каменной хваткой. От шока и оцепенения маг не сумел даже разжать руку, и как сквозь пелену почувствовал, что кровь резко отливает от лица, а сердце от испуга прописывается где-то в районе пяток. Наверное, он и сам, бледный как мел, теперь больше напоминал свежего покойничка, а не живого человека.       Тем временем глаза трупа уже окончательно открылись и мгновенно сфокусировались на лице незваного гостя, после чего до ушей некроманта как через вату донесся полный праведного возмущения звонкий голос:       - Ты чего делаешь, деревенщина?!       Франциск, а это был именно он, и правда имел все причины для негодования. Какой-то мокрый, с ног до головы измазанной грязью лохматый парень с бровями, размер которых заставлял тонкое эстетическое восприятие Бонфуа навзрыд лить слезы где-то в уголке, не только столь хамски потревожил его сон, но и имел наглость тыкать в беззащитного спящего вампира своими мерзкими колюще-режущими игрушками.       Чуть оправившись от столь неожиданного и весьма неприятного пробуждения, Франциск тут же поморщился от боли и поспешно не без определенного усилия отвел чужую руку подальше от своего лица, после чего, продолжая корчить болезненную гримасу, пальцами свободной руки невесомо коснулся небольшого ожога на щеке, уже заживающего, благодаря быстрой регенерации вампира.       - Ну, и зачем ты так? – с обидой в голосе почти риторически поинтересовался Бонфуа, не отводя от незадачливого англичанина немигающий, полный укоризны взгляд своих выразительных глаз. – Я же ничего тебе не сделал, а ты сразу ножиком тыкаешь.       Оправившись от шока, Артур тотчас раздраженно огрызнулся:       - А ты вообще издох! Вот и лежи спокойно.       - Какая глупость. Я просто спал, - хмыкнув, Франциск насмешливо прищурился, получше присматриваясь к нарушителю: молодой человек лет двадцати, в грязном черном балахоне, взъерошенный как бродячий кот и бледный как смерть. К тому же, студент-медик, наверное, иначе, зачем ему вообще прислоненная к стене лопата? А на профессионального гробокопателя парень не слишком-то походил: скорее, на недоучку-любителя.       Хотя при виде этих округлившихся от испуга изумрудных глаз, больше всего напоминающих два чайных блюдца, Бонфуа просто нестерпимо захотелось рассмеяться в голос. Прекрасно замечая обидное веселье горе-трупа, Артур уязвленно нахмурился и, выдернув руку из чужой хватки, спрятал за спину, продолжая сжимать рукоятку ножа мокрыми и липкими от холодного пота пальцами. Еще его раздражало, что этот незнакомец, кем бы он ни был, ведет себя так фамильярно, если не сказать – невоспитанно, однако и он сам, Керкланд, не лучше. Что ж, шок и испуг – дурные спутники хороших манер.       - Ты не дышал, - сдержав так и рвущиеся с кончика языка ругательства, наконец недовольно процедил англичанин.       - Вот это новость! – Франциск воскликнул с деланным изумлением, издеваясь, после чего пояснил, уже не паясничая. – Дышал вообще-то. Просто редко: несколько раз в час.       - Люди так не дышат, - конечно, специалистом Артур не был, но это и пятилетнему ребенку понятно, хотя в голову англичанина и не приходило никакого рационального объяснения тому, что живой человек делал в гробу посреди ночи.       Впрочем, лежи он в гробу утром или в двенадцать часов пополудни парадоксальность самой ситуации все равно бы никуда не делась. А вот холодность можно легко списать на температуру внутри самого склепа, а к незамеченному дыханию и не реагирующим на пламя зрачкам за уши притянуть недостаток освещения и усталость самого Артура. В конце концов, после полуночи любой человек, вставший в семь утра, становится немножко рассеянным и слегка невнимательным – с этим трудно поспорить.       С другой стороны, для благоразумного человека, коим себя считал англичанин, действительно сложно поверить в то, что труп может так внезапно ожить. Разумеется, то, что он сам некромант - дело десятое и никакого непосредственного отношения к данной ситуации не имеет. Позвольте, в существование некромантов еще можно поверить, а вот всерьез допускать, что встреченный при таких странных обстоятельствах незнакомец может являться ожившим трупом - это уже абсурд и шизофрения.       - А сам-то ты чего забыл в моем склепе? – перешел в наступление Франциск, совершенно не желая объяснять всяким мимо пробегавшим причины своего феномена.       - Не похоже, что это твой склеп, - от яда в голосе англичанина, пожалуй, захлебнулась бы даже змея: тот все никак не мог простить незнакомцу собственной невнимательности и его любезной на нее указки. – Не очень-то ты тянешь на дряхлые двухсотлетние косточки.       - Да? – Бонфуа озадаченно вздохнул и, немного поежившись от холода, перегнулся через бортик саркофага, осматривая полустесавшуюся надпись на одной из стенок.       Честно говоря, тот факт, что у этого склепа и его во всех смыслах пустого саркофага вообще есть владелец поставил вампира в тупик, а ведь вообще-то, по-хорошему, следовало бы обидеться, что его приняли за несмышленого юнца. К слову, обижаться было совершенно не на что, но не говорить же об этом вслух. Впрочем, убедившись, что продрогший парень не врет, Франциск почти философски вздохнул:       - Вот люди пошли… Даже кости утащили, - прекратив тяжко вздыхать по давно ушедшим временам и распущенности нынешнего поколения, вампир перевел укоризненный взгляд на нарушителя. – А ты, вероятно, за тем же приплелся.       Поджав губы от неудовольствия, Артур скрестил руки на груди и как-то неохотно пожал плечами, вовсе не чувствуя за собой никакой вины: наоборот, скорее испытывая все возрастающее желание продолжить начатое, невзирая на трепыхания трупа. К сожалению, запястья все еще помнили отпечатки чужих пальцев, так что реализовывать свои мечты на практике некромант поостерегся, со смирением осознавая, что и без того, похоже, уже точно разжился парочкой синяков.       - Поживиться захотелось или как? – Франциск одарил насупившегося парня покровительственной усмешкой, пройдясь донельзя выразительным взглядом по его унылой одежде и уделив не меньшее внимание испачканным по самую пряжку сапогам.       - Вовсе нет, - англичанин не смог скрыть тщательно сдерживаемое возмущения, готовый вспыхнуть от злости при одной мысли о том, что этот смазливый идиот посчитал его каким-то воришкой. Франциск с любопытством приподнял брови, но, так и не дождавшись просто просящегося на язык продолжения, был вынужден поторопить своего собеседника:       - И?..       Прельщенный столь пристальным вниманием, Керкланд нарочито театрально приосанился от осознания собственной важности и, пригладив рукой растрепанные волосы, как можно более обыденным тоном сообщил:       - Мне были нужны глаза.       Что ж, мрачный антураж склепа вполне располагал к доверию, и Артур искренне ожидал, что после этих слов, его весь такой неправильный собеседник позеленеет от тошноты и блеванет на пол вчерашним обедом. Ну, или хотя бы убежит прочь с криками паники и ужаса – этот вариант некроманта бы тоже полностью устроил. Разве что, пожалуй, почти что его парочка прекрасных голубых глаз унесет ноги вместе с этим холеным блондинчиком, но что поделать?.. Артур был не настолько садистом, чтобы вырезать что-либо у живых людей. Кроме, разве что, аппендикса, но с этим к нему почему-то не обращались. Увы, темные времена – темные люди.       Франциск вполне ожидаемо скривился, должно быть, представив себе эту мерзкую картину, и с откровенным недоумением воззрился на незваного гостя.       - Зачем тебе это?       Артур нарочито снисходительно хмыкнул будто ответ на этот вопрос представляет собой нечто само собой разумеющееся, притом так умело, что Франциск тут же почувствовал непреодолимое любопытство.       - Разумеется, мне нужны человеческие органы и части тела для моих экспериментов.       - Что это за эксперименты вообще такие? - Бонфуа брезгливо поморщился, чувствуя отвращение при мысли об этой мерзости.       Вампир-белоручка - какая прелесть. Не часто встретишь в наше время.       Хотя оживший труп вообще нечасто встретишь, и Артур смутно подозревал, что время тут вовсе не при чем. Разве что наступившая полночь каким-то волшебным образом превратила летучую мышь в прекрасного принца, как в детских сказках. Или там все было наоборот?..       - Не твое дело.       - Не очень-то и хотелось, - Франциск поежился от неприязни. – Наверняка заспиртуешь и будешь потом продавать на рынке «средство для лечения импотенции»: «Подходите, не стесняйтесь, проверенный временем рецепт – сам пользуюсь!»       Артур аж поперхнулся от абсурдного предположения незнакомца и, сдержав первый порыв попытаться начистить наглецу его холеную физиономию, ехидно поинтересовался:       - Настойкой из человеческих глаз? Импотенцию? Серьезно? – при этом вид у англичанина был настолько скорбный, что уж никак не оставляло сомнений в наличии издевательской насмешки в его словах.       - Ну, тебе-то лучше знать, о великий расхититель гробниц, - иронично отозвался Франциск.       Признаться, этот разговор уже в какой-то степени начинал его забавлять: не так уж часто встретишь столь наглых воришек без совести и чувства самосохранения, разве нет? А кто иначе станет в столь нахальной манере препираться поздней ночью с только что ожившим трупом во мраке старинного склепа?       - Я некромант вообще-то! – вспылив, со злостью процедил Керкланд, изо всех сил надеясь, что хоть это произведет на непослушный труп впечатление, но не тут-то было.       Франциск, кажется, не слишком поверив, широко улыбнулся во все тридцать два зуба, попытавшись ненавязчиво сверкнуть аккуратными белоснежными клычками – дурная и заведомо провальная затея, учитывая качество освещения, и насмешливо заявил:       - Ну, а я тогда вампир.       - Вампиров не существует, - незамедлительно отмахнулся его уже слегка поостывший собеседник, заставляя Бонфуа наигранно обреченно закатить глаза и с философским видом поинтересоваться:       - И от кого я это слышу?..       Разумеется, риторический вопрос, как ему и должно, остался без ответа.       Неприязненно фыркнув, Артур наконец-то соизволил убрать нож в сумку и без обиняков поинтересовался, проявив заядлую невозмутимость и здравомыслие:       - Ну, и чем ты это докажешь?       - Элементарно, - Франциск усмехнулся и, насмешливо подмигнув, принялся вдумчиво перечислять, загибая пальцы. – Во-первых, давай определимся с обстановкой: мрачное кладбище, готический антураж, склеп…       - Фигня. Я, как видишь, тоже здесь.       Зазевавшемуся Артуру неожиданно достался несильный, но молниеносный щелчок по лбу и раздраженное замечание:       - Не перебивай старших!       Оскорбленно потерев пострадавшее место, англичанин, хмурясь, облокотился на саркофаг, скрещивая руки на груди и всем своим донельзя скептическим видом показывая свою степень доверия к словам чудаковатого незнакомца.       - Итак, продолжим, - спокойно подвел итог небольшой заминке француз. – Во-вторых, смею напомнить тебе, что я спал в каменном саркофаге и, как ты сам заметил, почти не дышал. Впрочем, это еще можно списать на твою невнимательность. Но, рассмотрим ситуацию с другой стороны: уверен, ты долго кряхтел, пытаясь отодвинуть крышку, - вампир ненавязчиво кивнул куда-то за спину собеседнику. – А теперь представь, как можно закрыть ее изнутри, не обладая нечеловеческой силой. Да и, будь я человеком, мне было бы банально холодно там лежать. Кстати, в отличие от тебя я даже не дрожу.       В этом заявлении была доля правда: рубашка и жилет блондина выглядели не то чтобы совсем печально, но от холода и промозглой сырости защитить явно не могли, но никаких признаков замерзания тот не демонстрировал. В отличие от самого Артура, который, как верно заметил Франциск, все время пытался хоть как-то согреть окоченевшие пальцы, пряча руки в мокрые насквозь рукава.       И, разумеется, несмотря на вполне логичное обоснования и даже какие-никакие, но доказательства, Керкланд решительно не собирался верить в эту чушь. А кто бы поверил на его месте?       - Всему этому можно найти нормальное объяснение, - Керкланд саркастически фыркнул. – Я тебя в первый раз вижу и не знаю, может, ты грузчик…       Версия была сильно притянута за уши, но Франциск все равно не на шутку разобиделся, с оскорбленным видом оглядев свой опрятный и весьма стильный наряд, после чего раздраженно поинтересовался, сверля нахала прохладным взглядом:       - Я что, похож на грузчика?!       - Не особо, - англичанин пожал плечами, - но дела это не меняет. Да и температура тела у тебя может быть пониженный – у людей такое иногда встречается, так что про холод – не аргумент.       Немного успокоившись, француз усмехнулся и даже иронично похлопал в ладоши:       - Браво! Хоть в чем-то ты угадал. У меня действительно несколько пониженная температура тела. Но, если ты хочешь получить более вещественные доказательства… - Франциск недвусмысленно сделал шаг вперед, пугающе облизываясь.       Керкланд, видимо, не хотел и, для разнообразия воспользовавшись принципом «проверяй, но доверяй», резво перемахнул через саркофаг, и сам не подозревая в себе такой прыгучести. Пожалуй, у Артура теперь были все основания поверить в недобросовестные намерения своего собеседника: некромант вообще придерживался мнения, что трупы сами по себе в принципе оживать не должны, да и в своей непогрешимости был уверен на все девяносто пять процентов… Так что подстраховаться не помешает.       Схватив до того подпирающую собой стену внушительного вида лопату, Артур незамедлительно выставил ее в темноту перед собой и вовремя: буквально через секунду что-то с силой стукнулось о нее с обиженным воплем:       - Ау! Больно вообще-то, - Франциск недовольно потер будущий синяк, со всей дури приложившись лбом о черенок лопаты. – Ты что, правда решил, что мне нужна твоя кровь? Господи, да я бы выбрал себе на ужин кого поприличнее!       - Ну и чего тебе тогда надо?! – англичанин уязвленно огрызнулся, злясь за свою реакцию.       - Припугнуть такого нахала, - боль постепенно проходила, но Бонфуа все равно расстроенно вздохнул, уверенный, что рано или поздно на его лбу вскочит здоровенная шишка. – Ну и я бы не отказался от поцелуя… Пожалуй, если тебя отмыть и нормально причесать ты даже будешь в моем вкусе.       - Сдурел? – последнее признания, кажется, возмутило Артура куда больше всех предыдущих: тот даже перехватил лопату поудобнее, готовясь снова треснуть наглого идиота по лбу, однако Франциск, не став снова испытывать судьбу, резво схватил древко и не без труда отобрал своеобразное орудие мщения.       - И зачем сразу лезть в драку? Тебе что, семь лет? Конечно, я плохо разбираюсь в возрасте, но на пятнадцать ты точно выглядишь. Даже семнадцать, наверное. Подумав, что попытки отобрать лопату будут смотреться не очень, Артур ограничился только злым взглядом, процедив:       - Мне двадцать три.       Керкланду показалось, или его собеседник и вправду вздохнул с облегчением?..       - И все равно я старше, - переведя дух, вампир довольно усмехнулся и признался. – Мне двадцать шесть. И я Франциск кстати.       Словно подтверждая свои на этот раз чистые намерения, француз протянул некроманту свободную руку.       - Артур, - англичанин нехотя пожал руку, не сумев переступить через свою природную вежливость и послать того куда подальше. – А теперь отдай мне мою лопату и мне пора. Здесь я ничего кроме придурошных «вампиров» все равно не откопаю.       - Грубиян, - Франциск фыркнул и, убедившись, что его лбу больше ничего не грозит, вернул чужую лопату, придумывая что бы такое сказать, чтобы собеседник прикусил свой колкий язык.       Воспользовавшись заминкой, Артур ловко выскочил из склепа под проливной дождь, который на сей раз казался меньшим из зол. Почувствовав свободу, Керкланд, не став стоять столбом, мигом дал деру с лопатой наперевес, стараясь не оглядываться назад слишком часто. К счастью или к сожалению, но человеческому глазу не так-то просто в кромешной тьме заметить маленькую летучую мышку, запутавшуюся в черных ветвях деревьев…       Спустя некоторое время…       - Эй, подай мне скальпель. Тот, маленький.       Артур в своем черном халате склонился над столом с очередным вполне свеженьким трупом какого-то непонятного чешуйчатого зверья, к слову, на редкость уродливого, решив на этот для разнообразия начать с головы. Глаза и мозг – в хозяйстве пригодятся, а зубы можно выдрать, растереть в порошок и продать неграмотным идиотам, как панацею от всех бед. Заработав, кстати, неплохие по нынешним временам деньги. А шкуру – кожевникам, все равно для самого Керкланда она никакой функциональной нагрузки не несет.       - Тот, который серебряный? - маленькая летучая мышь подлетела к столу с инструментами и усиленно захлопала крыльями, пытаясь удержаться в воздухе.       - Да, его, - англичанин недовольно отмахнулся, увлеченный размышлением, даже не замечая легкой укоризны в чужом голосе.       - Ты забыл, что я не могу его взять? – мышь фыркнула совсем по-человечески и вернулась на свое место где-то под потолком между связками непонятных сухих пучков трав и ловушкой для ветра.       Проводив своего горе-питомца раздраженным взглядом, Артур, хмурясь, в сердцах заявил:       - Ты самый бесполезный ассистент, которой только может быть!       - Зато я безумно красив, обаятелен и великолепно готовлю, - последовал незамедлительный ответ откуда-то сверху. – Да и в постели неплох.       - Увольте! Я не собираюсь даже заговаривать об этом с летучей мышью, - поборов желание, замахнуться на вампира-приживалу стоящим в углу веником, Керкланд наконец-то взял скальпель и снова склонился над дохлой тушкой.       Все что угодно, лишь бы не видеть, как мышь совсем по-человечески ухмыляется чужой стеснительности, да и самому бы не покраснеть от этого обстоятельства. Эх, если бы в этом мире уже изобрели наушники, некромант бы несомненно еще и уши заткнул да врубил музыку на полную громкость, но чего уж там…       - Артур, mon cher, я мог бы и превратиться, но тогда, боюсь, твою дохлую животинку придется выкинуть. К слову, опять.       После этих слов в голову незадачливого ухажера (или туда, где она ориентировочно должна была находиться) все-таки полетел первый подвернувшийся под руку анатомический атлас, но, увы, ни одно разумное животное от этого не пострадало.       Хоть замолчало наконец: и на том спасибо.