Не один

- Скажи, я пошел искать воду, – бросил он Абрахаму и нырнул в густую древесную чащу. Дэрил, как и всегда, не смог бы уйти просто так, не предупредив, хотя на тот момент его не особо волновало, дойдут ли его слова до Рика. На тот момент его вообще мало что волновало. Просто пройтись одному, продираясь сквозь лес, обходя овраги и прислушиваясь к каждому шороху – его это успокаивало, ему это нужно было. Он шел с четверть часа, пока не набрел на большую опушку. Вся она была освещена яркими лучами палящего солнца, и вдали, помимо хаотично торчащих из земли сосен, виднелся вполне прочный на вид сарай. Его нахождение здесь удивило Дэрила и должно было, наверное, порадовать. Но едва ли чем-то можно было обрадовать его в последнее время. В последние три недели… «После Атланты прошло три недели, – сказал ему Рик этим утром. – Я знаю, что ты там что-то потерял». Ответить что-нибудь вразумительное у него тогда не вышло. Слишком больно резанули еще не потерявшие свою точность и яркость воспоминания. Недолго поглядев издали на сарай, Диксон опустился на землю, спиной к стволу дерева. Арбалет на плече мешался, но Дэрилу было все равно, ноги сами подкосились. Трясущимися отчего-то руками Он вынул из кармана жилетки сигарету с зажигалкой, раздражаясь тому, что руки потряхивает мелкой дрожью, прикурил и судорожно выдохнул серый клубок дыма. Устроив руки на согнутых коленях, Дэрил, словно душевно больной, потирал фаланги пальцев одну о другую и просто смотрел в землю, видя перед собой совсем не маленькие веточки, камни и пожухлую траву. Реальное место и время медленно расплывались, испарялись и сменялись уже таким далеким, но таким болезненным и сдавливающим горло прошлым. Тем прошлым, где еще была надежда на хорошее, где жизнь приобретала смысл, где счастье среди бесконечного страха и крови становилось вполне возможным. Тем прошлым, где она была жива, рядом с ним. Особенно яркие моменты проносились в его сознании одно за другим, беспощадно сводя его с ума… Печальное юное личико светловолосой девушки, освещенное желтым пламенем костра. Крышка багажника седана, обчищенного до самого каркаса, и ее тихое судорожное дыхание. Осколки разбитой бутылки персикового шнапса и ее несдерживаемые всхлипы. Объятая огнем крыша старого домика в лесу и ее тонкая рука с оттопыренным средним пальцем. Серая могильная плита с надписью «любимый отец», желтые полевые цветы и ее влажная ладошка в его руке. Огромный рояль в углу и ее скользящие по клавишам пальцы. Страничка блокнота с парой строк благодарности и ее большие небесно-голубые глаза, отражающие свет свечей… Бет Грин никак не хотела его отпускать. Стоило заглянуть в красные глаза Мэгги, случайно задеть рукой кожаные ножны на поясе, принадлежащие не ему, или просто задремать всего на минуту горькие воспоминания с душевной болью и пожирающим изнутри чувством вины завладевали им. Поначалу Дэрил надеялся, что именно сон и окажется его спасением. Но он ужасно ошибся. Все это время он спал так редко и плохо, что, кажется, не спал вообще. Лишь иногда отключался, привалившись к дереву у разведенного Риком костра, когда организм выматывался вконец... И тогда начинался настоящий кошмар. Его личный ад. Чертовы сны, которые не давали ему покоя, от которых он никакими силами не мог избавиться... Бывало, Дэрилу везло. Бывало, ему снилась тускло освещенная кухня в похоронном доме и тихий разговор с Бет, сидящей напротив. Она рассказывала ему о своем детстве на ферме, о своей семье и безбашенных друзьях. Затем просила его самого поведать ей очередную историю. Неважно, что она будет далеко не такая веселая, как у нее, что она будет пропитана издевательствами Мэрла, идиотскими выходками его дружков, алкоголем и наркотой. Бет просто хотела, чтобы он рассказал что-нибудь. И Дэрил соглашался, стараясь подобрать что-то более или менее нормальное. Учитывая то, что сама его жизнь никогда не была нормальной... И она слушала его, прикрывала рот ладошкой, удивляясь, и хихикала. Не дай бог, если Дэрил улыбался во сне, когда слышал ее звонкий смех в голове… Диксон считает такие сны гребанными подарками. Потому что остальные… Они бывают гораздо чаще и с каждым разом затягивают его все глубже вниз. Ему часто снится длинный коридор госпиталя Грейди Мемориал, на другом конце которого в окружении небольшой группы людей Кэрол сидит в инвалидной коляске, а Бет стоит за ее спиной. Впереди всех невысокая каменнолицая женщина в полицейской форме. Бет подходит к Рику, позволяя ему коснуться губами ее макушки, а затем идет прямо к Дэрилу, грустно улыбаясь. Он лишь касается ее хрупкого плеча, но ему этого достаточно, чтобы удостовериться – она жива, она рядом… А после – все заново. Все, как тогда, будто в первый раз. Смятение и искреннее непонимание, когда она повисает на шее у пацана. Замешательство, перешедшее в ступор, когда она решительно становится напротив той полицейской сучки и вдруг выхватывает что-то длинное и блестящее прямо из гипса на своей руке. Жуткая смесь ярости, шока, горя и отчаяния, когда пуля насквозь пробивает ее светлую голову, повсюду разбрызгивая алую кровь. Все чувства по новой, снова и снова. И Дэрилу выносить это было крайне тяжело. Так тяжело, что он совсем не хотел засыпать. Не хотел отдыха, не хотел поддержки с чьей-либо стороны, потому что ничего все равно не помогало. Чаще остальных он стоял на карауле, даже если не требовалось, и всю ночь тупо пялился на звездное небо, стараясь сконцентрироваться на чем угодно, только не на ней. Чтобы растерзывающие изнутри воспоминания не вернулись вновь. Чтобы попросту не потерять и так пошатнувшийся рассудок. Кэрол действительно пыталась помочь, вытащить его из этого нескончаемого круга, но не могла. Она говорила ему, что станет легче, когда он выплеснет все наружу… А Дэрил не знал, что ей сказать. Не знал, с чего начать, и начинать ли вообще. И решил, что она и сама все поймет. Должна была понять. Он даже не был уверен, что это вообще возможно для него – открыться, излить душу, разделить с кем-то то, что так его тревожит. Все это было еще слишком свежим, но засело глубоко внутри. И он не знал, как избавиться от этого, как с этим справиться. Дэрил уже едва справлялся. Очнувшись от некого оцепенения, он вытащил не успевшую истлеть и до половины сигарету изо рта и прижал ее раскаленный конец к тыльной стороне ладони, освободив легкие от горького дыма. Раздалось тихое шипение, пепел серой крупой посыпался на землю. Дэрил провел пальцем по обожженной коже, пытаясь сделать себе еще больнее, только он так ничего и не почувствовал. Наверное, это должно было испугать его или насторожить. Потому что в далеком детстве он остро ощущал, как отец со злостью тушил сигарету о еще не везде зажившую после недавних побоев кожу. А сейчас – совершенно ничего. Окурок невольно выскользнул из его пальцев. Физическую боль перенести гораздо проще, нежели ту, что разрастается черной дырой в груди. Нет от нее лекарства, боль нельзя облегчить, отвлечься от нее. Надежды нет даже на время, которое вроде как «лечит». Чушь собачья. С каждым днем, с каждой неделей только хуже… Здесь, в лесу, под деревом, Дэрил почувствовал себя одиноким. Будто он остался один в этом бессмысленном и жестоком мире. «Меня же однажды не станет. А ты останешься самым последним выжившим». Дэрил безумно хотел бы, чтобы она ошибалась. Бет не была глупой девчонкой, какой он ее считал изначально. Он понял это, когда притащил ее в тот дом, который они вместе потом сожгли. И лучше бы она была глупой и не такой проницательной… Тогда он бы не скучал по ней так сильно. Слишком сильно, чтобы он смог вынести. Самым странным для него было то, что она в него верила. Верила, что хорошие люди еще остались, что он и есть тот самый «хороший человек». И, кажется, заставила и его поверить в это. У него все равно не хватило бы решимости, чтобы поблагодарить ее за все. Теперь же благодарить было некого. Дэрил думал, что все эти сны, вся эта боль, которую ничем не унять, – это его личное наказание. Он думал, что заслужил вырванный с корнем кусок души, несмотря на то, что за всю свою жизнь, полную разочарований, боли и смертей, он заплатил сполна. Продирающее в дрожь понимание, что муки никогда не кончатся, что время продолжает тянуться вперед и ничего нельзя вернуть, вырвало из его горла шумный всхлип. Он не смог совладать с собой и заплакал словно ребенок. И вся эта якобы непробиваемая стена, выстроенная с таким великим трудом, рухнула в один миг. Дэрил плакал не оттого, что тело Бет Грин погребено под слоем земли, в которую Гленн вбил две перекрещенные доски. Так даже лучше для нее. Она не видела всего ужаса, который сейчас творился с ними. Он плакал оттого, что устал от творящегося вокруг него дерьма. Устал от тупорылых мертвецов, которые только и знают, что шагать вперед и сжирать все живое на пути. Устал смотреть на то, как умирают близкие ему люди. Он плакал оттого, что не хотел оставаться самым последним выжившим. Он чертовски боялся остаться один. Возможно, это была единственная вещь, от которой у него холодели внутренности. Единственная вещь, о которой он боялся даже думать. Он плакал оттого, что ему больше не во что было верить и не на что надеяться. И не было рядом того, кто смог бы вселить в него эту веру и надежду. Рядом не было Бет. Несправедливо. Почему она? Почему не этот черномазый пацан? Почему не сам Дэрил, в конце концов?.. Подняв лицо к небу и подавив очередной всхлип, Диксон наконец смог взять себя в руки. Последние слезы он быстро утер рукавом: никто не должен видеть. Руки все еще потряхивало, и он с силой сжал их в кулаки. Ноги сами зашагали обратно на дорогу. Как он и думал, легче ему не стало. Единственным выходом было принять все как должное. Смириться и идти дальше, несмотря ни на что. Дэрил уже не раз так делал. Дэрил делал так всю свою жизнь.

***

...Он не мог знать, что именно этот день положит конец его личным мучениям. Удивительно, как некоторые моменты могут все перевернуть. Могут действительно помочь. Эта ночь с бушующей за стенами сарая грозой была тяжелой. Когда мертвецы навалились на ворота в стремлении попасть внутрь, когда Дэрил уже думал, что не выдержит такого мощного натиска с той стороны, ему послышалась возня и вырвавшийся из чьего-то горла натужный рык. Тогда он открыл глаза и увидел вокруг себя своих людей. Напрягая каждую мышцу тела, они упирались в деревянные створки ногами, руками, спинами и животами. Рик, Мишон, Абрахам, Кэрол, Саша, Гленн, Розита, Мэгги, Карл, Тара, Габриэль, Ноа, Юджин… Все они. Он чувствовал чьи-то цепкие руки, не позволяющие ему скользить назад по грязи. Он слышал хрипы и рычания ходячих, грохот громогласного грома, шум хлещущего снаружи ливня, хор из шумного прерывистого человеческого дыхания. Так трудно было удерживать дверь на месте и одновременно бороться со страшной усталостью во всем теле, но пустота внутри вдруг перестала быть такой дикой и чудовищной. Он словно позабыл о съедающем его отчаянии. И даже не заметил, как невидимые тиски освободили его, и он смог наконец вдохнуть полной грудью. Он не позволил себе утонуть в своей печали и сойти с ума, потому что были люди, ради которых он жил все это время. Его семья никогда не бросит его, никогда не предаст и будет с ним, пока он сам не погибнет. Он жил благодаря семье, которая не оставит его одного. Дэрил всегда это знал, но не придавал этому значения. А в тот момент зацепился за эту мысль, как за спасательный круг. Потому что понял, что не остался один.