Не уходи

Не уходи, еще во мне посиди Вставь в мои сны свой цветной DVD Во мне находись, по находи, но уходить погоди На глазах распустились цветы Только ты… не бросишь мое тело во льды В этой груди найдется место для твоих святынь Не уходи, не уходи, не уходи, не уходи, не уходи Я не вижу, но ты здесь Под изгибами волны ждешь Принимай меня, я твой весь Мы уснем, когда пойдет дождь Только ты… не бросишь мое тело во льды В этой груди найдется место для твоих святынь Не уходи, не уходи, не уходи…

Руслан сидел на кровати, сложив руки на груди и оперевшись плечом о стену. Затем одна рука медленно взметнулась вверх, остановившись на уровне рта и прикрывая его. Длинные пальцы приятно холодили кожу, пускай сейчас это и не замечалось. Нет, никакой крик, стон, всхлип или вопль – ничего не трогало горла, ничего не разрывало его в попытках вырваться. Только вот этот жест казался нужным, даже необходимым: ведь если сейчас он уберет руку – его стошнит желтоватой желчью, внутренностями и чувствами. Сердце же вело себя очень странно. В то время как на полуприкрытом лице виднелось ничего - его прочитать было просто напросто невозможно -, оно билось так часто, с такой силой, словно парень сейчас готовится спрыгнуть с самолета без уверенности, есть ли за его спиной парашют. Это пугало. Настораживало. И безоговорочно открывало глаза на то, что происходит внутри. Евгений медленно ходил по комнате, время от времени выходя в другие помещения квартиры. В отличие от Вихлянцева, его лицо выражало в буквальном смысле вселенскую усталость и самую малость плохо скрываемой боли, которая каплями яда просачивалась сквозь кожу. Он не хотел, не хотел все это делать, наблюдать за всем этим, но ему приходилось. Надежда на то, что сейчас Руслан просто дернет его на себя и скажет «Я никуда тебя не отпущу» угасала ровно также, как росло чувство панической боли в груди. Он собирал свои вещи. Никто не говорил, что это просто – когда просыпаешься и лениво елозишь рукой по постели рядом, внезапно для себя не обнаруживая знакомого тепла тела на соседней подушке; когда больше не будет толкучек в ванной за самое удобное место у раковины и путаниц с такими похожими зубными щетками; когда по приходу домой тебя будет встречать не ароматный запах крепкого кофе и голоса блогеров из динамиков ноутбука, а тишина, тяжелая и давящая всем своим весом на глотку, перекрывая доступ кислороду. - Не надо, - в голосе Руслана не было никаких жалобных или скулящих ноток, но были противоречия – твердость взрослого мужчины и мольба влюбленного парня, - Не уходи. Здесь также не было никаких слезных драм, не было щенячьего взгляда и прочего слащавого бреда, на который многие так часто покупаются. Но было что-то большее, что-то более высокое и пробирающее. Просто Женя слышал в этом сиплом голосе хруст его - Руслана - сердца. - Зачем тебе это? - рука с лица медленно переместилась на противоположное плечо и обхватила его, - Все ведь было не так плохо. Баженов перестал складывать в руках рубашку и, поджав губы, перевел взгляд на парня. За окном сгустились такие темные тучи, что можно было предположить, словно уже темный-темный вечер, хотя до начала сумерек оставалось еще не меньше часа. - Давай посмотрим еще один фильм. Давай еще раз поссоримся из-за Макса Пэйна. Давай еще раз сожжем завтрак на кухне. Только не уходи. Руслан больше не двигался, лишь сильнее сжимал плечо, вплоть до белесых костяшек, выглядящих устрашающе на и без того бледной коже. - В этой груди найдется место для твоих святынь, - наконец-то появилось движение, и рука мягко скатилась к тому месту, где часто-часто бьется сердце. Евгений устало отбросил рубашку в сторону, совершенно не интересуясь, куда именно та упала, и стал с силой, зажмурившись, тереть переносицу. - Только ты… не бросишь меня, - и это уже звучало голосом, наполненным самой откровенной мольбы. Баженов убрал руку от лица и снова посмотрел на Усачева. - Женя… - протянул парень, и он был готов спорить на свою жизнь – в этой комнате снова раздался пугающий хруст. Поэтому Евгений сдался. Он отбросил все преследующие его мысли о конце, о твердом «надо» и о многом другом, ровно также, как несчастную рубашку ранее. Он просто сел на кровать рядом с парнем. Положил ладонь на рельеф нижней челюсти, обхватывая за шею и поглаживая большим пальцем щеку. Медленно притянул к себе, не чувствую никакого сопротивления. Коснулся губами чужих - чужих ли? - губ, ощущая их шерховатость и потресканность из-за холода на улице. Его поцеловали первым – просто подались вперед, чуть неловко, словно неуверенно – стоит ли это делать ему или подождать действия с другой стороны, со смешным чмоканьем сминая их. Можно было бы сказать, что это было волшебно – но это не так. Магии не существует, волшебства нет. Но есть реальность, в которой не все и всегда можно описать чем-то соответствующим. Иногда это нужно просто ощутить.

Я не вижу, но ты здесь Под изгибами волны ждешь Принимай меня, я твой весь Мы уснем, когда пойдет дождь

По стеклу забарабанили холодные капли, силой ветра притягиваемые к поверхности окна. Евгений лежал на широкой постели, положив голову Руслану на грудь и обхватив одной рукой за талию. Чуть ранее Вихлянцев поглаживал каштановые волосы парня, поэтому сейчас его рука покоилась на голове Баженова, пальцами запутавшись в прядях. Они уснули.