Последний раз

Двалин трижды уносил Торина с поля боя. Несмотря на свои раны, кровь, запекшуюся на лице. Превозмогая усталость и стараясь не смотреть вниз, где под ногами земля была усеяна телами павших братьев. Он держал Торина на руках, и только это было важно. В первый раз Двалину пришлось уносить Торина в самую первую его битву. Торин был совсем юным, ему едва ли исполнилось пятьдесят лет, но его дед настоял на том, чтобы тот участвовал в защите Железных гор от нападения разбушевавшихся гоблинов. Двалин чувствовал, что это плохая идея: хотя Торин был готов физически, он не был готов морально. Но Трор сказал, что морально никогда не будешь готов к убийству, и Торин отправился вместе с войском Эребора к Железным горам. Когда отряд вместе с Торином и Двалином подоспел на помощь, битва была уже в самом разгаре. Гоблины оттеснили гномов к самым воротам и вот-вот могли прорвать последнюю оборону. Войска из Эребора зашло с правого фланга, пробив защиту гоблинов и посеяв сумятицу в их ряды. Гномы разбили врага на две группы: меньшая осталась перед воротами, большая — оттеснилась в долину. Торин вел себя, как и подобает любому гному, вступившему в битву. Его меч был скор, а удар точен. Он отсекал руки гоблинам, отрубал ноги, но не убивал. Двалин, как наставник, старался не отходить от него далеко. И не зря. В очередной схватке с гоблином, Торину ничего не оставалось, кроме как снести ему голову с плеч. Первое убийство и первый труп у ног будущего правителя. Торин замер, словно впал в ступор. Вокруг шумело войско: крики раненых, звон ударов мечей, хрипы умирающих, — и только Торин стоял, как идол, как тотем, не своими глазами наблюдая за происходящим. И он не заметил, как сзади на него напал гоблин. Двалин не успел отразить удар дубины гоблина, но через мгновение проткнул того своим топорищем. Торин бесчувственным телом лежал на земле, оглушенный. Двалин взял его на руки, чтобы вынести из гущи сражения… В той битве они победили, и оба пережили ее. Во второй раз Двалин уносил Торина, не раненого, не при смерти — он нес обезумевшего от горя узбада, чтобы никто не видел его стенаний. Это была битва за Эребор против Смауга. Торин был уже состоявшимся воином, командиром своего собственного отряда, за ним шли, доверяя жизни. Он сражался не на жизнь, а на смерть, даже когда Азог обезглавил его деда. Торин стойко принял на себя необходимость повести за собой все оставшееся войско и отступить, потеряв свой дом. Все, кто выжил, ушли, кроме Торина и нескольких его советников. Земля была устелена телами мертвых братьев, отправившихся в чертоги Мандоса. И только тогда Торин сорвался. Он закрыл лицо руками и всхлипывал, как ребенок, не в силах сдержать чувства от потери деда, дома и стольких братьев. Двалин, не говоря никому ни слова, унес Торина туда, где тот мог прийти в себя, не стыдясь за проявление своих эмоций. Битва была проиграна. Но Торин не был бы Торином, если бы не взял реванш. Он привел отряд к Эребору, освободил свой дом от дракона, а затем вступил в неравный бой со всеми неприятелями, которые хотели вновь отнять у него его гору. Эту битву летописцы запишут, как Битва Пяти Воинств, но ни один из них не сможет передать всю ту горечь от потерь, которые понесли гномы. Торин сражался со всеми, словно он не был единственным наследником трона Эребора. Он не щадил себя, защищая тех, кто ему дорог. А когда увидел Азога, то немедленно отправился через гущу сражающихся к своему кровному врагу, которому клялся отомстить много лет. И Двалин потерял его из вида, что стало роковой ошибкой. Двалин трижды уносил Торина с поля боя: несмотря на свои раны, кровь, запекшуюся на лице, превозмогая усталость и стараясь не смотреть вниз, где под ногами земля была усеяна телами павших братьев. Он снова держал Торина на руках, и только это было важно. Мокрые глаза — от дыма и ужасного запаха, влажные дорожки на щеках — кровь. Двалин не станет лить слезы: он воин, и Торин погиб смертью храбрых. Кровь павших остывала и впитывалась в землю, всхлипывания выживших постепенно стихали. А Двалин нес тело своего узбада в последний раз, к усыпальнице.