О призраках прошлого и бесчувственных магистрах

Кажется, во всем мире, если кто-то и может понять меня, то это ты. Чертов святоша, оживший некромант – единственный в своем роде, как же. И почему там, где ты, всегда происходит все самое интересное? Хотел бы я знать. Теперь я вряд ли успею. Интересно, что ты чувствуешь, видя, как я медленно схожу с ума, и зная, что ты – причина? Победив в Битве Душ, ты обрек меня на медленную смерть. Какой же ты к черту человек, Исайя? Только некромант может с таким равнодушием вершить чужие судьбы, будто это ему ничего не стоит. Твоя живая, теплая, стареющая плоть меня не обманет – я вижу тебя насквозь, я видел твою сущность, видел твою душу, изучал ее, пока ты изучал и калечил мою. Твои проповеди больше не трогают меня, ведь я знаю, что у тебя внутри. Я знаю, что ты жалеешь о своем решении. Но ты никогда не скажешь этого вслух, не правда ли, Исайя? Ты не сознаешься, что жизнь – смертная жизнь – оказалась вовсе не такой сладкой. Смерть несет избавление. Я был счастлив, Исайя, я не помнил боли – пока ты не вторгся в мою память, не разорвал на части мою душу, заставив раз за разом переживать события, что произошли так много лет назад. И все же, ты понимаешь, что я чувствую. Чувствую – а ведь некроманты не должны испытывать эмоций. Но я - увы - еще как испытываю. Я чувствую гнев и обиду, когда вижу что ты, некогда великий некромант, полный сил, разваливаешься по частям в этом невозможно быстро стареющем теле. Мы совсем немного провели времени в пути, а я уже вижу, как прибавляется седина в твоих волосах, как сильнее ты сжимаешь зубы, когда силы почти покидают тебя. Наставница смогла остановить движение некротика, что убивает тебя – но никто не в силах тебя спасти. Это так глупо и обидно, Исайя. Наверное, это мое сумасшествие. Ничего, мне осталось недолго. Теперь я все чаще вспоминаю другого тебя, двенадцать лет назад. В первую секунду, когда я нашел тебя, мне показалось, что ты все же умер. Но нет – ты выжил. Ты пришел в себя. Первый оживший некромант. Я был по-настоящему рад за тебя – конечно, ты вряд ли заметил это, особенно за моими привычными насмешками. Ты был слишком поглощен воссоединением со своим ручным эльфом, предотвращением войны… Вечный гуманист, как был святошей, так и остался. Уж это точно ничто не изменит. Как же я был зол… Я был рад исполнению твоей мечты и я ненавидел тебя за то, что ты посмел променять дар вечной жизни на жалкое существование смертного, на болезни, старение и боль. Какое право ты имел оставить Некромантийю? Оставить саму свою сущность! Оставить… Меня? Ты оставил меня, Исайя. Без вечных перепалок с тобой было… Скучно. Я никогда не прощу тебя за это. У меня была вечность, чтобы исполнить это обещание. Так мне казалось. Ты умрешь – через тридцать, сорок лет – а я буду жить вечно. Похоже, теперь мне предстоит сдохнуть раньше. Какая ирония. Когда я нашел тебя в Альгоре, я и вообразить не мог, что ждало меня – нас всех – впереди. Меня больше занимал ты. О, эта эйфория – мы будто не виделись добрую сотню лет и одновременно не расставались ни на секунду. Давно хотел сказать тебе, что твои шутки про мою любовь к макияжу давно уже стали похожи одна на другую – стареешь, Исайя. Куда быстрее, чем я мог предположить. Двенадцать лет – сущий пустяк для некроманта, но ты… Ты постарел. Я видел морщины на твоем лице, седину в волосах и чуть сгорбленную спину. Это пугало. На секунду я подумал, что чуть не опоздал найти тебя – смертные тела так хрупки. Я был так зол, когда ты отказал мне. Кажется, мои слова ранили тебя сильнее обычного. Сказать по правде, не думаю, что хоть раз я сумел по-настоящему тебя задеть. До этого раза. У тех, кого коснулась Смерть, не бывает друзей. Вот так вот, Исайя. Мы не друзья. Нет. Ни капли. Тогда, в Альгоре, ты сказал мне, что я прокляну тот день, когда пришел за тобой. Будь уверен, в этот раз ты как никогда прав. Помнится, я даже успел немного позлорадствовать при виде твоего испуганного лица, когда у меня случился первый приступ. Ты ведь понял сразу, Исайя. Ты знал, что со мной происходит. И ты знал, чья в том вина. Приступы. Галлюцинации. Паралич. И как тебе не стыдно, вечный ты праведник? Кажется, ты и правда раскаиваешься. Уже две недели мы блуждаем в поисках Кинтера, пока наш чертов полоумный монарх пытается вспомнить дорогу в это царство безумия – а ты еще ни разу не порадовал нас очередной насмешкой в мой адрес. Что это, Исайя, раскаяние? Не нравится видеть, как я медленно угасаю, сходя с ума? Не волнуйся, осталось недолго. Покинуть лагерь под достойным предлогом – элементарно, твой эльф слишком ленив и туп, Некрофилакс поглощен медитацией, а ты… Мне все чаще кажется, что ты слишком слаб, чтобы даже ходить. Тем не менее, ты находишь достаточно энергии, чтобы последовать за мной к обрыву. Сейчас я ненавижу тебя как никогда, Исайя. Я не хочу тебя видеть. Я воин, и я знал, что рано или поздно я умру. Меньше всего я сейчас хочу видеть твое раскаяние и твою чертову жалость, Исайя! - Я понимаю. Ни черта ты не понимаешь! Я срываюсь. Я кричу на тебя, проклятый святоша, выплескиваю всю боль от бесконечно крутящихся в моей голове воспоминаний на тебя. Твои нескончаемые проповеди, твои страдания, твои вечные жалобы стоят у меня поперек горла! Ты так мечтал о жизни, мечтал о свете – вот она, твоя жизнь! И она наполнена смертью до краев. Тебе нравится твоя «жизнь», Исайя? Нравится?! - Легко любить жизнь, когда за тебя проливают кровь и болеют другие! Живи же, проклятый философ, жри свою жизнь ложкой! В конце тебя сложат в коробочку, как ты сложил свою шлюху! Я знаю, как сделать тебе больно, Исайя. Я был в твоей голове, забыл? По твоей щеке скатывается густая черная капля. О, прошу простить, как посмел я, нечестивый некрос, замарать своей гадкой кровью такого праведного тебя. Почему ты не кричишь в ответ? Почему не пытаешься ударить меня?! Тебе мало, Исайя? Так слушай. Слушай и внимай тому, что я вижу каждую секунду, что произошло триста лет назад, но все время стоит у меня перед глазами, благодаря тебе. Слушай, как прекрасна и справедлива твоя распрекрасная «жизнь»! Тебе все еще хватает духу учить меня? Я впечатлен, Исайя, взаправду впечатлен. Но это больше неважно. Ты так мило пугаешься, услышав об истинной причине моего побега сюда, на этот продуваемый всеми проклятыми ветрами утес. Ты возмущаешься, говоришь что-то еще, но я уже не слышу, сползая на землю и пачкая пожухлую траву густыми, черными пятнами. Я больше ничего не смогу сделать, ни для вас, ни для Некромантийи. Я проиграл. Я разваливаюсь на части и больше ни на что не годен. Могила мне не светит, но, интересно, какие последние слова Министра Варгена, трижды героя Некромантийи ты донесешь до потомков?.. - Отвали и оставь меня в покое. Какая ирония…

***

Я открываю глаза и тут же вижу тебя. Первые мгновения наполнены облегчением – но после приходит осознание. Гнев. Как ты мог быть таким идиотом?! Кто дал тебе право жертвовать собой ради меня?! - Что… Что ты сделал? Зачем? – ты сгибаешься пополам, сплевывая на сухую землю слюну пополам с кровью, – Недоумок… Теперь вместо одного здорового… И одного мертвого… У нас двое смертельно больных. Слова даются невообразимо тяжело, а все тело будто придавлено гигантской каменной плитой. Как же я зол на тебя, Исайя! Но еще больше – я зол на себя. На кой черт тебе понадобилось спасать меня сейчас, когда я бесполезен! Я проиграл, я подвел короля, подвел Некромантийю и ее народ. Как же чертовски хреново, что мертвые не могут плакать. Из, кажется, бесконечного круговорота ненависти к самому себе и сожалений меня вырывает твой тихий голос. Ты знал, что он звучит иначе, теперь, когда у тебя есть живое, наполненное пульсирующей кровью тело? Ты зовешь меня по имени, о, Исайя, это запрещенный прием. - Ты никогда не подводил королевство. И теперь, в самый темный для него час, ты хочешь позорно сбежать с поля боя? Вестри-Энд, потом Бразен, потом Давона… Три раза ты делал невозможное. А теперь, что, не можешь выиграть битву с самим собой? - Ты не смог, – ты используешь грязные методы, Исайя, но я не лучше тебя. - Поэтому я и не герой. А ты герой трижды. Тебе положено делать невозможное. Твои братья нуждаются в тебе. Встань и иди! Иногда мне кажется, что я и правда тебя ненавижу. Предатель, святоша, вечный проповедник Исайя. Почему именно тебе я открываю те тайны своей души, о которых сам все время пытался забыть? Я сколько угодно могу смеяться над этим, но, кажется, ты и вправду уникален. Мне не хватит духу ненавидеть тебя все время. Мы не друзья – у слуг Смерти не бывает друзей. Не знаю, есть ли слово, которым можно назвать нас с тобой. Если оно и есть, то это почти наверняка не любовь. Ты ведь не можешь любить богомерзкого некроманта, не можешь хотеть холодного, изуродованного старыми шрамами тела. А я не могу любить вовсе. Некросам ведь не положены чувства. Ведь так? Чем думать о такой ерунде, у нас обоих есть дела поважнее. Мы – последняя надежда Некромантийи, и сейчас, наблюдая за тем, как восходит солнце, я чувствую, что у нас есть шанс.