Мёртвые костры

День и ночь огненный венец сдавливает мне голову. Нет, не от гноящихся ран эта боль, не от долгих дней, проведённых в постели, не от того, что горел я в лихорадке так долго, что почти истаял. Не больно мне гореть самому — больно знать, что горел ты. Кипели кровью, плавились мои вены, но думал я о тебе. Думал, как был ты твёрд. О, каково взойти на погребальный костёр и не молвить ни слова, пока пламя пожирает тебя!.. И завидовал я огневым языкам, ибо они в последний твой миг касались тебя, а не я. Гордый мой Дэнетор, где твой пепел?.. Мог бы я вечность провести в твоих покоях, покинув родные чертоги Медусельда — там трещины колонн и стёршаяся резьба напоминали мне о тебе, молодом и смеющемся... Ты брал ладонь мою в свою — и смотрел так властно и строго, что я невольно горячел, опускал взгляд. Помнили то только заходящие лучи солнца и тени-царапины на стенах. И вот я жив, а тебя нет. И я, старый волк, безумный, седой, мечусь по лесу, точно потерял пару. Отчего «точно»? Так и есть. Я терял дорогих мне так часто — и не думал о том, что в конце ударит больнее всего. Ни мёртвые сестрины объятия, ни утраченные поцелуи Эльфхильды, ни убитый сын — ничто так не покалечило, не убило слабого меня, как твоя нежданно-страшная гибель. Милый мой Дэнетор, где твоё дыхание?.. Не было мне места, где мог бы я хоть на миг стать бессильным. Не мог я ослушаться воли предков, не мог ослушаться и ты. Нежные Финдуилас и Эльфхильда, простите нас!.. И ты, ты тоже просил прощения её за подневольную, погубившую тебя любовь? Временами казалось мне, что Финдуилас тебе дороже меня. Но не видел я в этом горя себе. Счастлив ты — счастлив я. И жёны, наречённые наши жёны, не смогли бы понять тоски мужей своих, разделённых, растерзанных. Отринувших долю свою. Ведь с тех самых пор на челе у тебя обозначилась глубокая складка, а у меня — печальные нити под глазами. Честный мой Дэнетор, где найти мне тебя?.. Будут стонать мечи — потечёт по ним нечистая орочья кровь. Эльфы сложат песни, что уйдут в туман серебряного Валинора. Много раз опадёт и распустится цвет на Белом древе, что ожило вновь, пусть и было мертво... вот только не разомкнуться сожжённым векам — не увидеть тебе новой эпохи. Не нужно пеплу чистых вод, не нужно смены времён. Может, хотел бы ты, чтоб разделил я участь твою? Без боязни взойду я на костёр, что пахнет смертью, что шелестит голосами мёртвых. И страшные муки будут легки. Лишь бы знать, что жертвоприношением обрету я тебя. Возлюбленный мой Дэнетор, где ты?.. Я!.. Я стал жертвой твоего безумия. Не забыл ли ты, как прочно скреплены наши души? И сейчас, приняв грудью иссеченный меч, я рвусь на две части. Одна стремится к тебе, она тоже безумна. Она готова сгореть, увидеть тебя — и сгореть! Другая же слепо надеется, что ты вернёшься, что Намо — милостивый Намо! — отпустит тебя. И какая из двух частей безумнее?.. Схожу с ума. Костры влекут к себе — и уже едва ли противлюсь я им. В них — всё моё существо, идея, мысль, желание. Они чёрно-красны и жадны. И я готов, готов. Потерянный мой Дэнетор, где ждёшь ты меня?.. Не могу осмыслить одного: зачем я выжил? Зачем, о валар, не пал в тёмнопламенной битве? Нет во мне ныне ни малейшего смысла. Он погиб, погиб с тобой!.. Прощальный костёр никого не согрел, но лишь обжёг. Яркий его свет ослепил, жар растопил очи, лишил слуха. И я, не сгоревший, но опалённый, остался в темноте, где боль. А руки, что могли бы спасти меня, стали чёрнокопотными костьми. А тонкие губы, что могли бы утешить меня, рассыпались серой золой. О, Дэнетор, где ты в дыму, коим чадят твои мёртвые костры?..