Кулинарные предпочтения

Да, это я, Реми. Помните, чем все закончилось? Я жил и не знал горя, владея напополам с Лингвини ресторанчиком в Париже. Всеобщее признание, мировая слава, вкусная еда... Черт дернул меня отправиться в путешествие, дабы привнести капельку разнообразия в блюда французской кухни. Посмотри мир! – говорили они... Тебе понравится! – говорили они... Вдохновишься! – говорили они... Ага, как же. Вот уже месяц я живу с этой рыжей девчонкой. Не то, чтобы мне очень у нее нравилось, но моя совесть не позволяет мне взять и уехать, поспособствовав тем самым ее самоубийству. Ну нельзя же мешать рыбу, вишневое варенье, огурец и мороженое. Это я не как повар говорю, а чисто с точки зрения здравого смысла. Я вообще не понимаю, как она дожила до этих пор, питаясь невообразимой ерундой в немыслимых сочетаниях. – Нет же, не так! – я пытаюсь не допустить очередного непривлекательного сочетания, но вот проблема, я – крыса, и мой писк она не понимает. Схема управления, которую мы разработали с Лингвини, не работает – я просто скатываюсь по ее длинным рыжим волосам, пока она заливает шоколадом рыбу. – Ты что-то хочешь сказать, малыш? – она оторвалась от увлекательного занятия по уничтожению еды. – Добавь щепотку соли, лимончиком побрызгай и сделай... – Стоп, стоп, стоп! Я тебя не понимаю, – она призадумалась. – Давай так, ты будешь готовить, а я буду наблюдать и помогать тебе, договорились? Я закивал и рванул в сторону холодильника. Нужно наконец уже красиво и вкусно упокоить эту несчастную рыбу, пока она не протухла. Рыженькая открыла холодильник, помогла взобраться на полку, и я наконец нашел в дальнем углу половинку лимона, которая высохла настолько, что от нее едва был толк. – Запиши лимон в список покупок, – я ковырялся зубочисткой в лимоне, извлекая жалкие капли сока. – Чегось? – Лимон! – я указал лапкой сначала на лимон, а потом на ее сумку. – А, надо будет купить? – Вот же умничка! – я покивал и вернулся к пытке лимона. Ковыряясь в желтой мякоти, я вспоминал нашу первую встречу. Месяц назад я стоял посреди вот этой самой кухни и щурился от так не вовремя вспыхнувшего яркого света. Желудок сводило от голода, поэтому я, наплевав на инстинкт самосохранения не рванул куда глаза глядят, а остался стоять, если можно так выразиться, лицом к лицу с рыжей девушкой. Мысль о том, что нужно бежать, не отпускала. А если она неуравновешенная? Если начнет сейчас кричать и брыкаться, попытается стукнуть меня чем-нибудь или, чего доброго, из ружья палить будет как бабуля, светлая ей память? Бурчание в желудке не способствовало появлению мало-мальски здравой мысли, а потому я так и стоял на свету, чувствуя себя абсолютно беззащитным в ожидании скорой гибели. – Не бойся, я тебя не трону. Хочешь кусочек сыра? – она подошла к холодильнику, а затем выставила вперед руку – на ладони лежал такой соблазнительно прекрасный и восхитительный сыр. Ну ладно, будем честными, сыр был так себе, дешевенький и абсолютно никакого сравнения с французским не выдерживающий, но я ничего не ел уже три дня, так что на качество мне было, мягко говоря, наплевать. Сейчас главное забить желудок, а попривередничать я всегда успею. Я с наслаждением вонзил зубы в еду и так остервенело жевал, что не сразу понял, что девушка что-то говорила. – ... наверное, еще неплохо было бы полить его шоколадом или карамельным соусом... А может, растопить и добавить в мороженое? Ты как думаешь? Когда до меня дошло, что все это она собиралась сотворить с сыром, меня чуть не стошнило. Серьезно, ну как можно так издеваться над едой? У нее совсем, что ли, крыша катит? Я пригляделся, и, ну точно, в глазах ни проблеска умной мысли. Я поспешил проглотить остатки сыра, пока над ним не надругались, и понял, что застрял у нее надолго. Я просто не мог позволить человеку, который меня спас, убить самого себя. С того дня мы готовили вместе. Я не позволял Орихиме (так, как выяснилось, ее звали) создавать совершенно дикие комбинации продуктов, она послушно выполняла мои указания, а потом сметала все, что я готовил, подчистую. Надо думать, ей нравилось. Она иногда предпринимала попытки готовить сама, и через некоторое время уже была в состоянии соорудить на тарелке что-либо, не представляющее опасности для желудка и здоровья. Хотя вред она себе все же причиняла, ибо невероятным образом умудрялась порезаться, уколоться и уронить все, что только можно. Я терпеливо показывал, поправлял, боязливо прячась у нее в кармане, выбирал продукты в магазине. Спустя три месяца она уже сносно разбиралась в приправах, а я перепробовал всевозможные новые сочетания с малознакомыми до этого дня продуктами. Мы понимали друг друга несмотря на огромную разницу в менталитетах. Я был микро-шефом, гениальным поваром, ее учителем. Она была послушной, наивной и доброй ученицей, которая старательно повторяла за мной, познавая азы кулинарии. Все изменилось в тот день, когда Орихиме, несмотря на все мои попытки ей помешать, добавила соленых орешков в мороженое. Я, сжавшись в комок, проглотил ложечку, и, о чудо, мне понравилось. В этот момент я осознал, что не только я могу ее чему-то научить – она в свою очередь служит для меня источником вдохновения. Не то, чтобы наши роли сильно поменялись, мы скорее стали коллегами. Она светилась счастьем, прибегая домой с какой-нибудь новой приправой или незнакомым еще пока овощем, я получал внеземное удовольствие, стоя над кастрюлькой, в котором побулькивал очередной шедевр. Я был готов остаться с ней навечно. *** Орихиме махала рукой, а я смотрел на нее из иллюминатора круизного лайнера, который должен был доставить меня домой. Пока мы медленно отчаливали, я вспоминал ее первые неуклюжие попытки готовить и вкуснейший обед, которым она накормила меня перед отъездом. Я увозил с собой коробку соевого соуса, уверенность, что она теперь точно не отравится тем, что приготовит, и невероятные воспоминания. Поездка удалась.