Кофе-гляссе

Шерлок хочет смотреть. Шерлок очень хочет смотреть, но его глаза закрываются сами, голова сама откидывается назад и из горла сам собой вырывается мучительно-томный стон. Кусочек ванильного мороженого, ляпнувшийся на его сосок, приносит одновременно боль и наслаждение. Джон набирает в рот кофе и склоняется над ним, втягивает в обжигающе горячий рот мороженое вместе с соском, легко посасывает, гладит языком. Шерлок пытается выпрямиться, но руки, опирающиеся на столешницу, дрожат и подламываются. А следующая ложка мороженого уже падает в ямочку над ключицей. Джон делает глоток кофе, прикусывает тонкую косточку, а потом начинает вылизывать ямку. Шерлок жалобно стонет — контраст холода и жара сводит его с ума. Джон ведет приоткрытыми губами вверх по его шее, чуть касаясь кожи кончиком языка. Невыносимо. Невыносимо хорошо. Джон шепчет: — Открой рот, — и Шерлок подчиняется. На его язык ложится следующая ложечка мороженого, Джон снова набирает в рот горячий кофе и припадает к его губам. Ванильный холод и пылающая горечь смешиваются на их языках. Шерлок жадно глотает эту нереальную смесь, пытаясь не отпустить губы Джона, с наслаждением и восторгом чувствуя бархатистый язык, скользящий по его рту. Если бы он стоял, то от этого поцелуя у него бы подогнулись колени, но он сидит на столе, пытаясь удержать себя от падения, хватается за край дрожащими руками. Джон, уже не заморачиваясь с ложкой, лезет в блюдце с мороженым пальцами, зачерпывает немного и размазывает сладкую холодную массу по животу Шерлока. Тот судорожно охает, напрягая мышцы, и Джон с рычанием сдирает с плеч любимого халат, оставляя пятна на тонком голубом шелке, потом наклоняется и начинает жадно слизывать мороженое с Шерлока. Он сладкий, он сам на вкус как ваниль, и от этой двойной сладости мутится в голове. Джон отрывается от невозможной сладости и тянется за чашкой. Обжигающая горечь кофе на языке приводит его в себя, он несколько секунд наслаждается вкусом и громко сглатывает. От этого звука и так уже напряженный член Шерлока дергается, прижимаясь к животу, и головка зацепляет нерастаявший островок мороженого. Шерлок мучительно стонет, ощущения дикие, непривычные, и Джон смотрит на него потемневшим взглядом, и взгляд его обжигает, словно только что сваренный кофе. Шерлок одной рукой пытается притянуть его к себе, но локоть другой руки подламывается, и он падает на стол, запрокидывая голову, теряя визуальный контакт. А Джон мгновенно пользуется ситуацией и вновь роняет кусочек мороженого на покрасневший зацелованный сосок и приникает горячим ртом, втягивает, прикусывает, лижет. Шерлок уже не пытается совладать с ситуацией, он расслабляется и просто плывет по течению, полностью сдавшись на милость нежных губ и рук — ледяной от мороженого и горячей от кофе. Противоположные ощущения захватывают, освобождают, и все, о чем Шерлок может думать, это: «Еще, Джон, еще…» Махровая ткань халата Джона скользит по его члену, добавляя в коктейль чувств пикантности, и Шерлок стонет, с неожиданной стыдливостью прикрывая рот ладонью, потому что это не спальня, потому что на улице слишком светло, слишком утренне, потому что до сих пор не привык к тому, что уже все можно, что это происходит не в его сорвавшемся с вечной цепи воображении. Слишком недавно у них все началось, и он до сих пор не может поверить, что Джон теперь на самом деле с ним, что именно его, Шерлока, угловатое, слишком бледное тело и неправильные черты лица привлекают этого сильного, доброго мужчину, восхищают, а не отталкивают, и Шерлок отчаянно наслаждается каждым мгновением, опасаясь то ли проснуться, то ли наоборот, что проснется Джон, и снова отвернется от него, снова оставит его одного… Но Джон словно чувствует эти сомнения, шепчет: — Хороший мой, сладкий мой, нежный мой, любимый мой… И глупые мысли исчезают, испуганные искренностью каждого слова. А Джон внезапно отстраняется, и Шерлок жалобно стонет от потерянной близости, но стон переходит в крик, когда холодные пальцы кончиками гладят его промежность, пробегают по мошонке, трогают припухшее, не закрывшееся еще после ночных ласк колечко мышц. Шерлок судорожно пытается за что-нибудь зацепиться, и его мечущиеся руки сбрасывают со стола все, что на нем еще оставалось, и вцепляются в края столешницы. Хитрый Джон успевает убрать чашку с кофе и блюдце с мороженым, и замирает, глядя на распятого поперек стола Шерлока. На груди и животе застывают кофейные и белые потеки, ярко алеют следы поцелуев и укусов, на кончике напряженного члена блестит капелька смазки, и Джон уверен, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее этой картины. Он мог бы любоваться вечно, но у него самого стоит так, что больно, и хочется добавить в эту картину еще несколько штрихов. Он автоматически отставляет посуду на полку и проводит по телу Шерлока ладонями, наслаждаясь тем, как плавится под его руками нежная кожа, как Шерлок тает от каждого прикосновения, как шепчет его имя, явно не осознавая этого, и который раз изумляется его отзывчивости, его жадности к ласкам. Джон наклоняется и проводит губами по животу Шерлока, подбирая остатки мороженого, уже смешанного со вкусом предэякулята, обводит языком сочащуюся головку, и Шерлок непроизвольно вскидывает бедра. Но Джон прижимает его к столу и продолжает эту сладкую пытку, танец едва ощутимых прикосновений и легких дуновений, и Шерлок постанывает в такт, и они играют чувственную симфонию любви вместе. Но застыть так навсегда невозможно, они оба уже на пределе, и Шерлок не выдерживает первым, судорожно шепчет: — Джон, давай же, пожалуйста, Джон… Джон сам держится с трудом, и потому скользит приоткрытым ртом по члену Шерлока от головки к основанию, облизывает яички, подхватывает бедра Шерлока, раздвигая их еще шире, раскрывая его для себя, и наконец погружает язык внутрь, туда, где гладко и горячо, снова на секунду застывает, впитывая сводящую с ума смесь вкусов — кофе, ваниль, едва ощутимый искусственный привкус оставшейся смазки, собственный пряный аромат Шерлока… Слюна стекает с его губ на кожу, Джон жадно вылизывает темное трепещущее колечко, смачивая его, проталкивает в Шерлока палец, второй, бормочет, едва сознавая, что вслух: — Боже, Шерлок, боже, я чувствую твой пульс, Шерлок… Шерлок во внезапной вспышке ехидства отвечает: — Я тоже хочу почувствовать твой, может, будешь уже так любее… Ааах! Он вскрикивает, когда Джон наконец входит в него, и прикрывает рот ладонью, пытаясь заглушить этот крик. От этого неожиданно стыдливого жеста Джон теряет остатки благоразумия, прижимает колени Шерлока к груди и начинает с силой вбиваться в него, бессознательно отыскивая правильный угол. И понимает, что нашел, когда из-под шерлоковой ладони вместо стона вырывается вой. Джон входит на всю длину, потом выходит почти полностью и снова входит, резко, быстро, сильно, как им обоим нравится. Ни один из них не способен сейчас понять, что стол стучит ножками по полу, а миссис Хадсон прямо под ними на своей кухне едва не роняет противень с печеньем, изумленно смотрит вверх и тихонько по-девчачьи хихикает, узнавая вечный ритм любви. Но это все где-то там, в реальном мире, а двоим безумцам на втором этаже кажется, что вселенная вокруг них превратилась в бурный поток, несущий их все быстрее, и в конце концов они падают с края Земли, вначале Шерлок, изогнувшийся так, что достает столешницу затылком, а за ним Джон, на самом пике вскрикнувший: — Люблю! Люблю тебя! Шерлок жадно хватает воздух ртом, чувствуя, как член Джона внутри него пульсирует, выплескивая семя. Он пока еще стесняется сказать вслух, как сильно ему нравится это ощущение, но делает мысленную пометку спрятать презервативы так, чтоб Джон их не нашел. Так будет лучше. Джон, тяжело дыша, прижимается лбом к груди Шерлока, на которой теперь смешались кофе, мороженое, пот и сперма, тихо смеется, осознав это, и шепчет: — Нам надо в душ. — Угу, — соглашается Шерлок и обнимает его все еще непослушными руками. — Я был не прав. Давай каждый день пить кофе-гляссе.