Ангел-хранитель

Отведи меня вниз к реке, Там настанет конец войне. Память смой мою, словно яд Научи с этим жить меня.

Не каждый может похвастаться собственным ангелом-хранителем. Тем, кто бы стоял за спиной, распахнув крылья в крест и защищая, нашептывая на ушко время от времени всякие праведные мысли и наставляя на истинный путь. Гордо заявить, что на его плече сидит ангелочек, может, вероятно, пророк или же человек, важный для небес, с высшей миссией, и то не факт… Честеру не положен личный ангел. Ни по каким параметрам – он ни в каком месте не праведник, более того, он даже в бога не верил. Он никогда и не страдал от его отсутствия – и так живется вполне даже не плохо, точнее сказать, хорошо. А еще точнее сказать – жилось. В детстве. Наверно. Этот смазливый, задиристый паренек и подумать не мог никогда, что у него есть кто-то, кто защищает его. Веры никогда не было в чертах его характера. Только на себя надеялся, знал, что кроме него никого тут нет, никто не протянет руку. Он столько натерпелся, что либо его ангел-хранитель просто издевается над ним, смотря на то, как он страдает, либо, что более правдоподобно, его нет. Да даже если и допустить такой бред, что все же кто-то заботливо присматривает за ним, то этот несчастный должен был бы сбежать после первой же недели, даже со своим сверхъестественным ангельским терпением – настолько грешный образ жизни ведет Беннингтон. Сложно представить себе удивление татуированного воришки, вечно находящегося на грани жизни и смерти, живущему в перерывах между налетами и постоянно бегающему от полиции в объятья женщин, когда он узнал эту сногсшибательную новость. Узнал совершенно случайно, когда очередная дамочка на вечер, известная в этом захолустном городке, точно таком же, как и тысячи других, побежденных Чезом, как обладающая неким даром, заявила, что за ним таскается крылатый. В тот момент Честера переполняла животная агрессия, ярость, из-за которой он сжимал зубы так сильно, что казалось еще немного, и они раскрошатся. В тот момент он решил увидать этого засранца и хорошенько влепить ему по его святой физиономии – как он вообще смог позволить так страдать своему подопечному? Разве, это не его работа вытаскивать из грязи? Быть добрым и отзывчивым? Когда он так нужен был, он, вероятно, нежился в своем раю или еще где, не обращая внимания на то, что Чез подыхал в собственной крови! Насколько можно быть безответственным?.. С помощью той же самой дамы он узнал, что вызвать пернатого никак нельзя, только если помолиться и он сам придет. На это Беннингтон грубо фыркнул и был таков. Уж молиться он не будет, так унижаться. О чем вы? Однако мысль эта не отпустила и однажды тот тихонько позвал. Надрывным голосом, не слышно практически… Когда было больно до глубины души и он действительно нуждался в помощи, чьем-то плече, просто чтобы кто-то подбодрил. Но никого рядом не было – он всегда был одинок, а теперь, именно сейчас, в данный момент, он остался совершенно один. Его сестра, та, ради кого, собственно, жизнь его и толкнула на мелкие преступления, была мертва. Он же просил ее не лезть в это! Просил же! Но что поделать? Характер точь-в-точь, как у брата, как говорила мать, такая же упертая. Именно в этот момент впервые он и явился. Не сказал ни слова, просто стоял в углу, глядя на скрючившегося у дивана Чеза, медленно умирающего от боли. Он просто тогда был рядом. И Честер понял, что прощать его не за что. Ведь только он и виноват в своих неприятностях. Никто иной, только он сам. Он научил его жить с этой болью, научил идти дальше, показал путь. Но не смог научить жить по-другому, Беннингтон так и остался мелким преступником, бегающим от полицейских, лапающим женщин и заливающим глаза дешевым алкоголем. А по «выходным» пьющим чай на кухне с закрывающим на это все глаза ангелом-хранителем. Своим ангелом-хранителем.

На серебряных крыльях вверх Подними меня ото всех, Там согрей меня под зарей И помоги обрести покой

Он не надеялся никогда увидеть его крылья – настолько скрытный покровитель ему попался, а может и просто стеснительный. Он имя его полгода выпрашивал сказать, а крылья… Чез был уверен… Однажды он просто попросил. В который раз? Десятый? Двадцатый? Тысячный? Никто не считал. А Майкл, заботливо прозванный наивным мальчишкой Майком, согласился. Просто взял и согласился, словно его никто и не просил доселе и он не ломался, как девственница на сеновале… Серебряные крылья слепили глаза, огромные, блестящие, такие сильные и опасные, с металлическим, холодным отблеском, но настолько пушистые, что в них хотелось утонуть. И Честер даже не попытался сдержать себя – просто взял и зарылся в крыло носом, слегка опасаясь получить тумак от друга. Стоп. Друга? С каких это пор, он стал… А как же ненависть? А как же месть, зло и жажда врезать ему? Куда оно все делось? Беннингтон так и не додумал. Он просто уснул, уставший от всех неприятностей, свалившихся на его плечи, уставший от вечных бегов. Ему казалось, что он, наконец, обрел покой или хотя бы некое его подобие. Так спокойно и уютно, словно он снова семилетний мальчик, уткнувшийся в мамино плечо. На утро он не хотел открывать глаз, думая, что это все сон. Что сейчас его бренный мозг до конца пробудится, это мягкое и теплое исчезнет, а он, оглядевшись, поймет, что находится палате с мягкими стенами… Но открыв глаза, он увидел лишь отливающиеся от взошедшего солнца серебром крылья и невозмутимое лицо Майкла. Как бы ни хотелось Беннингтону, он не смог сдержать улыбки. Но каково было его удивление, когда пернатый улыбнулся в ответ…

Там Стеклянный дворец Из разбитых сердец Тем, кто ждал, строят Те, кто не пришли.

Майк никогда не рассказывал Честеру, куда отлучается. Не говорил, как там, на верху, есть ли Бог, другие существа, как вообще это устроено… Они вообще редко говорили. В подавляющем большинстве просто сидели и молчали, глядя друг на друга. Беннингтону это стало настолько нужно, что когда его жопокрылый дружок пропадал, он начинал скучать. Просто этот странный парень был единственным, кто заботился о нем, кому он нужен, кто принял его таким, какой он есть. И Чез привязывался к нему, привязывался настолько сильно… Ему просто нужно было общество Майкла. Чезу, конечно, хотелось разговорить его, узнать побольше, – природное любопытство никак не спрятать – но важнее было просто чувствовать его присутствие, взгляд. Оставаясь один, он чувствовал себя вновь покинутым всеми, вновь оставленным. Это одиночество пробивало брешь в душе, заливая ее свинцом, так, что боль и звенящая тишина ощущалась физически, давя на голову, сжимая ее в тиски. Но эта дыра мгновенно затягивалась, стоило ему услышать тихий шелест крыльев за спиной, он сразу же бежал, как маленький мальчик бежит к Санте за подарком. Он ждал его каждый день. Ждал для того, чтобы просто сесть друг напротив друга и помолчать. С каждым таким днем Честеру начинало казаться, что Майк поистине красив. Красив, как ангел. Странное сравнение, да. Майк никогда не пропадал надолго. Он словно чувствовал, что без его присутствия и поддержки, без его взгляда Беннингтон рассыплется, сломается и просто не сможет дальше жить. Он знал, что этот глупый, но такой уже родной, мальчишка не сможет идти без него. Майк никогда не рассказывал ничего Честеру. Не рассказывал и то, почему не помогал тогда, когда нужен был, почему не вытащил, не спас, не предупредил… Не рассказывал про приказы и про жесткий контроль. Не рассказывал про то, что жалеет о том, что не был рядом. Не рассказывал про то, что его крылья чернеют и про то, что такие близкие отношения запрещены.

Пусть во сне я увижу дом, В нем забуду я обо всем Память смой мою, словно яд И научи с этим жить меня

Они так и жили – Честер шел, а Майк помогал ему. Беннингтон даже старался исправиться, старался вести более нормальную жизнь… Но прошлое никогда не пускает, как бы ты этого не хотел. Это убивало, отравляло, разливаясь ядом по венам, опутывало змеем, но не пускало, нет. Из этих пут не выпутаться, не скрыться. Он слишком далеко зашел. Единственной отрадой стали сны. Во снах Чез был счастлив, беззаботен и свободен. Во снах он был спокоен и улыбчив, не так как в жизни. В жизни он улыбался только на грязной кухне, заслышав шелест крыльев. Улыбался, когда заваривал две чашки чая, зная, что они так и останутся нетронутыми. Улыбался, называя Ангела «Майк». Эти вечера – единственное, что давало жить и помогало двигаться дальше. Он перестал ощущать его. Перестал чувствовать шаги за спиной, снова чуял свое одиночество, отчетливо отбивающееся в мозгу, пульсирующее по крови. Всегда чувствовал, кроме тех пары часов. И как всегда ничего не знал. Честеру казалось, что он ничего не знает об этом мире, совершенно ничего. Ему казалось, что он заложник этой ситуации, что он просто обречен на вечные муки, что, может, это его судьба… Потом Майк и вовсе перестал появляться. От этого Беннингтону хотелось лезть на стены, хотелось рыдать и грызть запястья. Хотелось выкинуться в окно, перерезать хрупкие вены или вынести себе мозги, выстрелом из старого, ржавого револьвера. И чем дальше, тем невыносимее и звонче ощущался недостаток чего-то. Кого-то. Хотелось забыться. Снова ощутить ту защищенность и нужность, ощутить, буквально кожей ощутить, ту заботу, тот взгляд. Он понял, что слишком сильно привязался к этому пернатому. Пусть он всегда молчал, ничего не говорил и Чез просто тонул в догадках, просто не знал, что думать. Он понял, что не может так больше. Понял, что дальше – нельзя. Понял, что так не выносимо. Сколько бы Честер не звал – все тщетно. Та же пустота, что и изнутри сжирает его, та же боль, что пронзала раньше, пронзает сейчас. Разве можно так? Он снова его бросил на произвол судьбы! Снова оставил, покинул, когда так нужен, когда просто как воздух необходим, когда он дороже всего и когда так привязал к себе, расположил, убедив, что всегда будет рядом, что не отречется, не уйдет до конца, когда его отсутствие ощущается так сильно, что охота выть, когда… А разве это важно? Кажется, ему наплевать. Разве можно что-то сделать? Вероятно, это конец. Неужели, все закончится так? Неужели он так нужен? Неужели без него нельзя? Раньше же можно было. Раньше же справлялся, жил. А сейчас? Сейчас Честер и шагу ступить не может, сейчас словно маленький, слепой котенок… Снова никому ненужный, снова всеми отвергнутый. Беннингтон вновь начинает злиться на Майкла. И больше не зовет его Майк – не достоин. Его Майк – хороший и добрый, понимающий, чуткий и отзывчивый, его Майк не оставил бы его. И сейчас Чез думает, что если все же случился чудо и однажды он встретит его, он врежет ему. Вот, честное слово, врежет! Ни на что не посмотрит! И как бы то до боли не было абсурдно… Честер все ждал его по вечерам и на ужин заваривал не одну чашку чая, а две. Они неизменно оставались нетронутыми.

Я - осколок стекла. Наша крепость цела, Я ее защищал Ценою жизни

- Почему ты ушел? - Я больше не нужен был тебе. Эти чужие слова ударили по сердцу, разрывая его в кровь, заставляя хозяина этого самого сердца поежиться от боли, от удара под дых. Эта ложь просто сочилась сквозь буквы, она чувствовалась горьковатым привкусом на языке, и ее нельзя было скрыть. Но Беннингтон промолчал. Завтра узнает, что случилось на самом деле. Здесь же нельзя на такие темы рассуждать, да? Тут красиво. Чез замечает это не в первый раз, но сейчас особо ярко и четко. Стеклянный дворец, вечно цветущие сады и приветливое солнце. А еще Майк. Его Майк – хороший и добрый, понимающий, чуткий… И Честер. Теперь он не тот, что раньше. Теперь он не злосчастный преступник, оглядывающийся по сторонам в страхе быть пойманным. Теперь крылья в этом дуэте есть не только у Майка. Чез часто думает, как он вообще сюда попал? Чем заслужил это? Тем, что пал невинной жертвой непутевого ангела-хранителя, так опрометчиво оставленный один? Или от того, что его пристрелили на улице, как последнюю собаку, надоевшую своему хозяину, ненужную и беспомощную? Ему здесь не место, он знал. И Майклу не место. Они вдвоем явно бракованные. Ни у кого из их собратьев нет чувств, нет даже намека на ту самую доброту, понимание… Они просто солдаты. Коими должны были стать и эти двое. Но кто-то явно промахнулся. Вот только они не промахнутся. И не важно, что их крылья постепенно чернеют, а перья осыпаются пеплом. Завтра они вообще от них избавятся. Завтра они вернутся вниз. Завтра будут счастливы. Завтра исправят это недоразумение и вернутся на свое законное место.

Там Стеклянный дворец Из разбитых сердец Тем, кто ждал, строят Те, кто не пришли. Кто не пришли.