У меня к тебе любовь

Сергей сидел на кухне, вяло покручивая в руке стакан с коньяком. Странный выбор для человека, имеющего желание напиться вусмерть, но водка давно закончилась, а больше ничего из крепкого алкоголя в доме не оказалось. Небрежно шмыгнув носом, Сергей по привычке выдохнул и влил в себя полстакана темно-янтарной жидкости. Спирт обжег горло и, скатившись по стенкам пищевода, остался тихо тлеть в желудке. Мужчина слегка поморщился, откинулся на спинку стула и затянулся очередной сигаретой. Поначалу он еще закусывал сыром – первым, что попалось под руку при ревизии холодильника, но потом сыр кончился, и Светлаков решил, что никотин придется как нельзя кстати, дав в сочетании с алкоголем практически мгновенный улетный эффект. Да, он хотел напиться, и как можно быстрее. Уйти в себя так глубоко, чтобы не быть способным даже различать предметы вокруг, чтобы его внутренний голос, наконец, заткнулся и позволил хотя бы сегодня спокойно заснуть. В трезвом состоянии на подобное можно было и не рассчитывать. С тех пор, как он встретил Урганта, вся жизнь его с диким грохотом катилась под откос. Он бросил семью, нескольких лучших друзей, он не мог заставить себя работать на прежнем энтузиазме, он как проклятый крот копался в себе, пытаясь понять причины столь нелепой тяги к этому человеку и найти хоть один повод не думать о нем. Да, можно было бы уйти из шоу, перестать общаться, даже переехать в другой город, но мысль о том, что он больше никогда его не увидит, болезненно сдавливала грудь, и Сергей, стиснув зубы и загнав подальше свою гордость, оставался, продолжая вновь и вновь истязать себя. Когда они только познакомились, несколько лет назад, Светлаков даже не подозревал, во что все может вылиться. Он никогда не интересовался мужчинами, хотя и на экране много раз играл забавные роли «товарищей» с нетрадиционной ориентацией. Но шутки вскоре превратились в нечто более очерченное и пугающе волнительное. Сергей не ощущал симпатии к представителям своего пола в целом, но Ургант стал неким камнем преткновения, как-то незаметно притягивая к себе, и это притяжение уж никак нельзя было назвать исключительно дружеским. Ваня всегда был весел и неимоверно артистичен, как на сцене, так и в жизни, он сыпал искрометными шутками и постоянно улыбался. Сергею даже в какой-то момент показалось, что он с ним флиртует. Но нечаянно брошенная между делом фраза напрочь развеяла все иллюзии. Они сидели в каком-то клубе, и изрядно подвыпивший Ургант красочно описывал одного своего поклонника, вполне определенно выразившего недвусмысленный к нему интерес. Он довольно громко возмущался его поведением, злобно добавив в конце: «Ненавижу этих гребаных пидоров, вечно пытаются залезть тебе в трусы!» «Ну их можно понять, - шутливо проворковал Сергей, - ты же такой весь из себя аппетитный», - и с наигранным сюсюканьем потрепал его за щечки. Ургант внезапно посерьезнел и отодвинулся, а потом процедил, надменно скривив рот: «Да если хоть один из них, хоть пальцем меня тронет, я закопаю его в ближайшей канаве!» У Сергея буквально все опустилось после этой фразы. В принципе, конечно, сами по себе его слова могли и ничего не значить, но вот этот тон, плохо скрывающий омерзение и раздражение, хлестнул как пощечина, ранив до глубины души. Не то, чтобы Светлаков причислял себя тогда к представителям вышеупомянутых меньшинств, но со стороны звучало так, будто Ургант в данный момент говорил именно о нем. Сергей поджал губы и уткнулся взглядом в стакан с джином, обиженно насупив брови. «А ты-то что напрягся? – тут же сменил эмоциональную окраску беседы Иван. – Тебе можно, ты ведь не из их числа, - и он рассмеялся, хлопая тыльной стороной ладони по колену Сергея. – Ну давай, ущипни меня еще раз!», - игриво прозвенел он, кокетливо подставляя Светлому правую щеку. «Ой, да иди ты со своими шутками, - холодно отмахнулся тот, толкая Урганта в плечо, - вечно как что скажешь», - и выдавил из себя натянутую ухмылку. Для Вани этого, видимо, было достаточно, и он, как ни в чем не бывало, продолжил разговор на другие темы. Впоследствии Сергей понял, что чутье в тот день его не обмануло, и это неожиданное проявление грубости действительно относилось к нему, однако вызвано оно было ничем иным, как страхом потерять друга в его лице. Ургант высоко ценил их тесные, почти братские отношения, честность и открытость между ними, свободу общения и выражения своих замыслов, чувств, эмоций. Но существует определенная грань, зайти за которую значит потерять то трепетное и дорогое, что между ними есть, и навсегда разорвать столь необходимый им обоим союз. В данном случае неудивительно, что Ваня попытался расставить точки над i еще до того, как случилось непоправимое. Но, несмотря на то, что мозг понимал мотивы совершенного поступка и осознавал, что, по всей видимости, это было единственно верной линией поведения, сердце отказывалось принимать неизбежное, оно горело и ныло при каждой встрече, сжимаясь от его слов, улыбок, жестов и мимолетных прикосновений, оно тянулось к нему, просило и вожделело его, не давая Сергею ни минуты покоя. Спустя какое-то время стало ясно, что и относительно своего отношения к мужчинам-геям Ургант лукавил, если не сказать больше, – откровенно врал. Мало того, что он положительно воспринимал их присутствие, он проявлял неподдельный интерес к ним самим, как объектам сексуальной охоты, порой ведя себя даже слишком распутно и вызывающе. Но это все было далеко от камер, в сумеречных прокуренных кулуарах, куда посторонние не допускались. Посторонние, но не Сергей, лучший друг, товарищ, беззаветно и безнадежно влюбленный в этого соблазнительного и чертовски порочного индивида. В такие моменты Светлаков предпочитал удаляться в другие комнаты или туалет, чтобы не видеть, как какие-то гнусные расфуфыренные мужланы бесцеремонно хватали Ивана за бедра, лезли под рубашку, тащили на себя, вдавливали в диваны чиллаутов и засасывали мокро и глубоко, практически трахая его своими похотливыми языками. Сергей не хотел знать, что было между ними дальше, не хотел слушать хриплых стонов Урганта, дрожащего от возбуждения, лихорадочно трущегося пахом о набухшие члены своих любовников. Его мутило от одной мысли, что где-то там, в шелковой паутине растерзанных простыней кто-то грубо и исступленно насаживает его по самое не балуйся, заставляя кричать и ахать от этого неимоверного запретного удовольствия. Кто-то, но не он.. А потом случилось непредвиденное – на арене замаячил этот не в меру обольстительный австралиец – Хью, мать его, Джекман. Возможно, при других обстоятельствах Светлаков и проникся бы к нему фанатичной симпатией, как случилось со многими его знакомыми, видевшими «звездное животное» вживую, но, заметив его подозрительную заинтересованность Иваном, Сергей не смог воспринимать его в положительном ключе. А еще – что за несусветная наглость! – он позволил себе поцеловать Урганта в эфире, на глазах тысяч телезрителей! Вопиющее беспардонство! В прошлый раз он вел себя более сдержанно. Ваня даже смог перестать о нем думать уже где-то через пару недель.. Но вторую встречу и этот поцелуй Ургант оставить без внимания не сумел. Да и вряд ли у него было подобное желание. Джекман оказался на редкость обаятелен и искусителен, он соблазнял Ивана каждым жестом и взглядом, и только слепой не заметил бы, как тот млеет и пускает слюни, глядя на заграничного супергероя. Сергей злился, осознавая, что никак не может повлиять на вспыхнувшую между ними симпатию, и что-то внутри подсказывало ему, что на этот раз обычным сексом на одну ночь дело не кончится. Джекман остался после съемок Прожектора, и Гарик с Ваней пригласили его потусить в какой-то очередной клуб, тем более, что время было вечернее, настраивающее на продолжение банкета. Хью согласился поразительно быстро, что насторожило Светлакова, а горящие глаза Урганта только подлили масла в огонь. Но возражать он не имел права и, как обычно, безропотно потащился за ними. Они сидели вчетвером за столиком в клубе и без конца шутили. Сергей изо всех сил пытался казаться беззаботным и радостным, но с каждой секундой ему это давалось все труднее. Полумрак, алкоголь и громкая музыка, на грани раздробления барабанных перепонок, действовали раздражающе, и Сергей чувствовал, что еще немного – и он сорвется. К тому же невыносимо было смотреть на этих двоих «голубков», стреляющих друг в друга обожающими взглядами и невольно потирающихся предплечьями и коленями. Похоже, им хотелось разложиться прям на этом столе, но остатки былого приличия сдерживали их похотливые порывы. Когда же они вдвоем пошли танцевать, Светлаков позволил себе угрюмо вздохнуть и залпом опрокинуть стакан с виски. «Пора бы тебе уже перестать по нему сохнуть, - сочувственно произнес Гарик. – Зачем ты себя терзаешь? Знаешь ведь, что ничего между вами не будет». «Может, и знаю, - огрызнулся Сергей, - но я тебе не робот, чтобы вот так взять и по команде перестать его любить», - Светлаков оглянулся на танцпол, и только после этого осознал, какую глупость совершил, потому что видеть извивающегося Ивана в цепких объятьях заморского зверя было тошно и непреодолимо больно. Он тут же зажмурился и отвернулся. «Вот как можно это выносить? - устало проговорил Сергей, закрывая лицо руками. – Я не знаю, что мне делать, Гарик, не знаю.. я совсем запутался..». Мартиросян аккуратно дотронулся до него и приобнял, кладя его голову себе на плечо: «Ничего, Сереж, все образуется, вот увидишь, время лечит», - и ласково погладил его по голове, успокаивая. Прошло несколько минут, прежде чем Светлаков сумел сгрести в кучу рассыпающиеся осколки своей личности, оторваться от спасительной жилетки друга и нетвердой походкой отправиться в уборную. Он измученно дополз до необходимого помещения, неспеша потянул дверь туалета и замер, как вкопанный, напрочь сбитый с толка происходящим. Перед его глазами рисовалась совершенно распутная, нереальная и откровенно возмутительная картина: Хью Джекман – этот гребаный, мать его, австралиец, прижавший Урганта к холодному бурому кафелю на стене, бурно и неистово вбивающийся в его изнывающее, податливое тело. Они успели только расстегнуть рубашки и спустить штаны, прежде чем страсть накрыла их безумной волной, что они даже не позаботились закрыть за собой дверь. Сергей понимал, что должен сейчас развернуться и уйти, чтобы иметь возможность хоть как-то спасти свою психику после увиденного, но ноги как будто приросли к земле и тело онемело, не позволяя даже сдвинуться с места. Он стоял и смотрел в приоткрытую дверь, обуреваемый раздирающим отчаяньем и палящей ревностью, смотрел, как этот иностранец впивается в Урганта своими мускулистыми пальцами, сжимая бедра и растягивая ягодицы, как Иван несдержанно стонет и выгибает поясницу, с наслаждением насаживаясь на член Джекмана. Он видел, как Хью стиснул в кулаке стоящий колом пенис Урганта, заставив вскрикнуть от неожиданного удовольствия, и задвигал рукой вверх-вниз, не прекращая входить в него, шепча на ухо: «Ну давай, сладкий, я хочу, чтобы ты кончил». Оргазм накрыл Ивана практически в ту же секунду, семя брызнуло на темный кафель, потекло по ласкающим пальцам Джекмана, заводя того еще больше. Не прошло и минуты, как и он сам взорвался, яростно врезаясь в нутро любовника. Дальше Светлаков уже смутно припоминал, что происходило – сквозь размытую пелену слез он смотрел, как Хью нежно поглаживает разомлевшего Ивана по низу живота, груди, целует в ловко подставленные раскрасневшиеся губы. Потом кто-то настойчиво оторвал его от этого безжалостного зрелища, захлопнул дверь и потащил наверх. Уже на улице он разглядел в этом «доброжелателе» Гарика. «Как же так?..» - сипло пролепетал Сергей, растерянно глядя в глаза друга, не понимая, как могло такое случиться, как мог его дорогой, любимый мужчина так беззастенчиво принадлежать кому-то еще. Гарик не знал, что ему ответить, он лишь смотрел на него с бессильным сочувствием и небрежно пожимал плечами. Потом он заботливо погрузил Сергея в машину и кивнул водителю, чтобы тот отвез их к нему домой. Светлаков слышал, будто во сне, как Гарик разговаривал по телефону. «Привет, да, Сереге плохо, я везу его домой. Перебрал немного, ага. Хорошо, до завтра». «Это был он?» - заплетающимся языком произнес Сергей. Мартиросян молча кивнул и пододвинулся поближе, чтобы поймать охваченного рыданиями друга. «Чшш, успокойся, все будет хорошо, все будет хорошо..» - словно мантру, повторял Гарик, но Светлаков отлично понимал, что хорошо уже не будет никогда. На следующий день он проснулся абсолютно вымотанный и разбитый. Где-то на окраине сознания мелькнула провокационная мысль, что вчерашний кошмар был только сном, но угрюмое страдальческое лицо Гарика вернуло его в мучительную реальность. В этот день им нужно было ехать на съемки «Нашей Раши», и Мартиросян даже пытался уговорить его взять денек выходной, чтобы привести себя в порядок, но Сергей отказался, убедив его, что работа – лучшее лекарство. На съемочной площадке Светлаков был сам не свой, он постоянно запинался и забывал текст. «Да что с тобой такое? – удивленно восклицал Галустян. – Опять что ли тебя где-то таращило всю ночь?» - и гаденько захихикал. «Шел бы ты отсюда, Миш, - резко оборвал его Гарик, видя, как мрачнеет лицо Сергея, - пока я не начал выяснять, чем ты у нас по ночам занимаешься!» «Ладно, ладно, че так кипятиться-то?» - фыркнул Галустян и удалился, что-то недовольно бормоча себе под нос. «Мне лучше все-таки пойти домой, отлежаться», - уставшим голосом проговорил Светлаков. «Да, так будет лучше, - Гарик по-дружески погладил его по плечу. – Давай, выздоравливай. Извини, у меня телефон», - извинился он и, отвечая на звонок, направился в сторону коридора. До Сергея издалека долетели фразы. «Да, привет. Не надо, я сейчас к тебе подойду, давай». Он догадался, что звонит Ургант, быстро схватил свои вещи и незаметно последовал за Гариком, чтобы узнать, зачем тот пришел. Спрятавшись за углом, он старался уловить каждое слово. «Да вы хоть соображали, что творите? - грозно шипел Мартиросян. – Вы бы еще вывеску с указателями развесили, что вы трахаетесь в туалете!» «Эй, ты полегче тут давай, слышишь, - огрызнулся Иван, - не твое дело, с кем и где я трахаюсь!» «Мое – не мое, а ты хоть подумал, что будет с Серегой, если он вас увидит? Вы могли хотя бы, черт вас подери, закрыться, как приличные люди?» «Я не думал..» «Конечно, не думал, куда уж тебе тут думать, когда этот верзила хватает тебя за задницу..» «Не надо, Гарик..» «А что, разве я не прав? Ты когда-нибудь думаешь чем-то еще, кроме своих причиндалов?» «Гарик, ты не понимаешь..» «Ну так объясни!» «Объяснить тебе, говоришь? Вы такие умные тут все собрались, считаете, что все обо мне знаете. А я, быть может, уже давно его люблю – вот да, представь себе! – люблю и все тут. Да, пусть мы с ним виделись всего несколько раз, но не прошло и дня с тех пор, чтобы я не вспоминал о нем. И тут он приехал, и он со мной, во мне – да мне плевать, что там подумают другие! Я хочу быть с ним и только с ним, и мне ничего больше в этой гребаной жизни не надо!» «Вань, а как же Сережа?..» «Сережа.. Тебе ведь отлично все известно, зачем спрашиваешь? Я очень хорошо к нему отношусь, он мой самый лучший и близкий друг, но не более того, мы никогда бы не смогли стать любовниками». Обреченный вздох просигналил, что Гарик действительно прекрасно осведомлен об этом. «И что же теперь будет?» - уныло поинтересовался он. «Не знаю, Гарик, не знаю.. Но при всем моем теплом отношении к Сереге я не могу отказаться от Хью.. Сереже придется смириться, иного выхода я не вижу». Наступило гнетущее молчание, все понимали неизбежность высказанного решения. «Ладно, Гарь, я пойду, позаботься там о Сереге, хорошо?» «Давай.. сделаю, что смогу». Хлопнула дверь и уже через пару секунд Мартиросян обнаружил сидящего на полу Светлакова, прижавшего колени к груди и уставившегося стеклянным взглядом в шершавую поверхность стены напротив. «И давно ты тут сидишь?» - сдавленным тоном произнес Гарик. «Достаточно», - прохрипел Сергей и шмыгнул носом. «Отвезти тебя домой?» «Нет, спасибо, я лучше пешком пройдусь», - он осторожно поднялся, пытаясь не упасть, потому что ноги дрожали, как вздернутые струны. Гарик попытался его поддержать, но Светлаков поднял ладонь, останавливая его, и, сгребя в охапку свою сумку, медленно зашагал прочь. Эти дни стали началом непрекращающегося испытания. Ваня порхал, опьяненный любовной лихорадкой, Джекман приезжал все чаще, встречаясь тайком от прессы со своим русским обожателем. Они ходили, держась за руки, и игриво ворковали по углам. Хью частенько ненароком приобнимал Урганта и касался губами то его шеи, то виска, один раз даже позволил себе во время танца невинно прижаться к его губам – видно, не удержался. А Сергей наблюдал за ними издалека, до боли стискивая зубы, заглушая ноющие стенания сердца многочисленными барами, выпивкой и сигаретами. Светлаков был готов отдать полжизни, лишь бы оказаться на месте Джекмана. Они невероятно гармонично смотрелись вместе – оба высокие, подтянутые, живые, неимоверно привлекательные, с поразительным чувством юмора и стиля. Они прекрасно дополняли друг друга – это замечали все. И Сергей был не исключением. Только с каждым днем ему было все сложнее находится в их обществе, быть рядом и лицезреть, как кто-то другой живет твоей мечтой. Последняя их встреча с Ургантом состоялась несколько дней назад. Он был грустно смущен и взволнован. «Не знаю, с чего начать, Сереж», - нервно протарабанил Иван, потирая лоб и виновато отводя взгляд. Светлаков смотрел на него, со страхом осознавая, что услышанное, скорее всего, очень ему не понравится. «Ну начни с чего-нибудь», - печально вздохнул он. «Я.. уезжаю.. Хью предложил мне жить у него и.. я согласился», - Иван дрожащими руками теребил край рубашки. «Ну хорошо, а от меня-то ты что хочешь услышать?» - к горлу подступали слезы, но Сергей пытался из последних сил их сдерживать. «Я.. это еще не все.. он предложил официально узаконить наши отношения.. в Америке, знаешь, это возможно». «Очень за вас рад, что-то еще?» - сдавленно прошептал Светлаков, хмуро сдвигая брови и закусывая губу. «Сереж, я понимаю, что тебе будет нелегко это перенести, ведь ты..» «Твой лучший друг, да, - перебил его Сергей. – Переживу как-нибудь». «Сереж, пожалуйста», - Ургант протянул было руку, чтобы дотронуться до него, но Светлаков отпрянул, обрывая его движение. «Не стоит. Мне твои сожаления не нужны. Я не могу изменить обстоятельства, как бы мне этого ни хотелось. Но и тебя винить в этом нет смысла, ведь не тебе решать, кого любить, уж здесь я прекрасно могу тебя понять. Но не жди, что я в мгновение ока все забуду и смогу вести себя, как ни в чем не бывало», - после этих слов повисла неловкая пауза. «Мне будет очень тебя не хватать», - тихо произнес Иван. «А мне всегда тебя не хватало», - ответил Светлаков, чувствуя, как одна горячая слеза предательски вырвалась и покатилась по щеке. «Прощай, Сереж», - проговорил Иван, сжимая губы. Он задержался глазами на лице Сергея, пытаясь через взгляд передать ту боль вины и горечь расставания, которые сейчас терзали его. «Прощай, Вань», - сдержанно ответил Светлаков и отвернулся к окну. Только когда за Ургантом захлопнулась дверь, Сергей позволил себе бессильно рухнуть на диван и дать волю рыданиям. Вот и все. Точка. Теперь он окончательно его потерял. Он никогда больше не вернется, не будет у них совместных бесшабашных вечеринок, нелепых шуток и дурачеств. Не будут они ездить вместе по городу, весело крича и обнимаясь, напевая всякий бред, придуманный на ходу. Не будет съемок в Прожекторе, где они так живо и легко подхватывали настроения друг друга, выдавая перлы направо и налево. Не будет больше этих разговоров за жизнь, обсуждений новых будоражащих идей или противоречивых мучащих переживаний. Не будет его улыбающихся синих глаз, сияющих шаловливыми искорками, и его бархатного льющегося голоса, заставляющего сердце замирать. Не будет ничего. В одно мгновение он лишился всего самого дорогого и значимого в его жизни, осталась только тупая боль и пустота.. Сергей, не задумываясь, подливал себе еще коньяка. Он пил уже пятые сутки, не выходя на улицу и ни с кем не общаясь. Он не представлял себе, что теперь будет без него делать. Не хотелось ни о чем думать и ничего решать. Может, время однажды сжалится над ним и затянет зияющую рану у него в груди, принося желанное спокойствие или даже безразличие, может, в один прекрасный день он проснется с утра и поймет, что в жизни есть что-то еще, кроме этой невозможной разрушительной любви и взглянет на мир совсем другими глазами..