Приз зрительских симпатий

Очнувшись, Огата обнаруживает себя лежащим на диване — в который раз. Он сбился со счёта. Хироаки даже не помнит, что именно спровоцировало новый приступ, но, как и во все предыдущие разы, виной всему стала чья-то безобидная реплика, или косой взгляд, или какая-нибудь подобная ерунда. Неподалёку на складных стульях дежурят Рен и Кьёко, и Огата спешит закрыть глаза, пока они не заметили его пробуждения. Эта медлительность ещё аукнется ему, когда съёмочная команда окончательно выбьется из графика, но если он даст понять, что пришёл в себя, то привлечёт ещё больше внимания, а это невыносимо. Все наверняка кинутся отпаивать его горячим чаем и холодной водой, будут спрашивать про самочувствие и предлагать выйти на свежий воздух, а в такие моменты Огата всегда смущается и не может поднять глаз, не может выдавить ни слова. Он старается не выдать себя случайным движением, пока в мыслях повторяется: ты всегда был слишком нерасторопным. Ты всегда предпочитал взять паузу, когда нужно было действовать. Тебе всегда недоставало смелости для верного старта. Эти фразы душат, и в глазах Огаты наверняка потемнело бы снова, не будь они закрыты. Он прячется за закрытыми глазами, как за кулисами жизни, как в детстве под столом, как в самом укромном уголке из возможных, где никто не сможет достать его своими упрёками. Тебе всегда было легче прятаться, чем открыто заявлять о себе. Слова ранят, и Хироаки поднимает ладони и затыкает уши, чтобы никогда их не слышать. Но такой простой уловкой их не остановить, и всё, чего он добивается — это обращает на себя встревоженные взгляды товарищей, заметивших его движение. − Как вы себя чувствуете, режиссёр? — вежливо осведомляется Рен, и ему вторит Кьёко: − Хотите встать? Или прилечь в другом месте? Или поехать домой? Может быть, вызвать врача? Огата слабо отмахивается от череды вопросов и садится, почти не стараясь скрыть промокшую от пота рубашку и дрожащие руки. Ты всегда так слаб и даже не пытаешься бороться со своей слабостью. − Неужели мы отстали ещё на один день? — наконец находит он силы спросить. К его большому удивлению, Кьёко мотает головой. − Вовсе нет! — заявляет она. — Мы всё успели. Как и планировали. Хироаки хочется выдохнуть с облегчением, но отчего-то не получается. − Значит, моё присутствие на съёмочной площадке вовсе не обязательно?.. — грустно улыбается он и устало потирает лицо. — Спасибо вам, ребята. Вы настоящие профессионалы. Комплимент не смягчает случайное признание, и Кьёко хмурится, а Рен осторожно сжимает его плечо. − Это вовсе не значит, что вы бесполезны, режиссёр, − строго говорит Могами. — Это значит, что вы сумели зарядить нас своей энергией на целый день. Вы сами не понимаете, какой вы отличный организатор. Мы знали, что вы не одобрите перерыв… даже по такой уважительной причине, и постарались ради вас. Улыбка Огаты веселеет, и он наконец-то поднимается на ноги, отказываясь от посторонней помощи. Ноги держат неожиданно легко, и премерзкий внутренний голос награждает долгожданным молчанием. Фраза «мы старались ради вас» не слишком-то подтверждает его профессионализм, но всё равно согревает. Рен и Кьёко смотрят на него с затухающим волнением, оператор и осветитель ободряюще машут издалека, и даже сама Изука Хироко, поджав губы, приносит стакан воды; и Огате кажется, что чего-то он всё-таки достиг, чего-то важного и невыразимо приятного, пусть и не связанного с режиссёрским успехом, который — он почти готов поверить — ещё ждёт его впереди.