Сердечко Ило

— Неправильный ты цыган, Ило, — вещала моя недавняя знакомая Венера, доставая из кастрюли готовенькие к продаже кукурузные початки, — может, наконец, расскажешь, почему из дома ушел? Все-таки два месяца почти у меня живешь. — Да получилось так! — прорвало меня, наконец, — я разве виноват, что не нравилась мне эта Лаура, а уж жениться на ней и подавно желания не было, вот и сказал отец, чтобы я из дому валил подобру-поздорову, пока он насильно меня свататься не повел. Не знаю, как он вообще удержался и не прибил меня. А я причем, если тот с другом по пьяни о свадьбе договорился? Ха, можно подумать он правильный цыган! Ничего не делает, лежит целыми днями на диване, да на Витку покрикивает, это мачеха моя. Да и во мне от цыгана только серьга в ухе, как признак того, что я единственный сын в семье. — Не скажи, не скажи, — покачала головой женщина, — внешность сразу тебя выдает: стоит только взглянуть на эту копну смоляных волос или в твои почти черные глаза. — Да из-за этой внешности меня на работу никто не берет! Люди же как думают: раз цыган, значит вор и обманщик! Одни проблемы! — Ну я же тебя взяла, ты думаешь просто так? — посмотрела и подмигнула. — И что же я должен делать? — А вот эту кукурузу продавать, чем больше продашь, тем лучше. Сезон только начинается, вот и делаю небольшую пробную партию. Вообще, у нас тут все пляжи поделены, — хмыкнула, — мне вот достался от покойного мужа тихий уголок, туда обычно дикарями приезжают и живут в палатках, вот с такими и торгуемся. Не очень далеко, приблизительно километр от моего дома. Как тебе такой расклад? Я даю тебе крышу над головой, деньжат на мелкие расходы, а ты помогаешь в торговле, а то тяжело мне под южным солнцем целыми днями ходить — годы свое берут. — Конечно помогу, Венер, как ты мне когда-то. Я очень благодарен этой женщине, которая не побоялась взять меня к себе. Когда я ушел из дома, отец мне выдал только паспорт, за что я премного благодарен, ведь от такого человека как он, можно было и этой милости не ждать. А мне тогда еще восемнадцати не было, но кого это волновало? Уж явно не родителя! А чтоб отстоять что-то силой и речи не шло: батька был грузным мужиком под сто килограмм, а я почти в два раза меньше, мамины гены, видимо. Понесли меня ноги на автовокзал, который находился в небольшом городке в пятнадцати километрах от села, где мы жили. Умнее мысли не пришло. Добирался своими двоими, так как цыганенка сажать в свою машину желающих не было, всего-то несколько часов и, вуаля, я на месте. А вот что делать дальше — проблема: денег нет, образования нет, совершеннолетие через месяц, да и эта внешность чушки-замарашки. Одну ночь переночевал в зале ожидания, а с утра ко мне подошел местный охранник и попросил на выход, как всегда аргументируя это тем, что от нас — цыган, одни проблемы, а на улицу было жуть, как неохота, середина марта — холодрыга, пытался объяснить ему, что не собираюсь красть ничего, да и вообще к людям не подхожу, но он схватил меня за руку и попер к выходу. И тут-то вступилась за меня эта женщина, на вид лет пятидесяти, не толстая, но довольно плотная, с живым взглядом и твердым голосом, немного с акцентом, но не таким как у меня. — Мужчина, отпустите ребенка, он со мной, — резво приказала она, удивительно, но охранник послушался. И тут уже она схватила меня за руку и, сказав: «Идем поговорим», повела к сидениям. — Ты почему тут ночевал? Я наблюдаю за тобой уже пару часов, цели никакой злой не вижу, или притворяешься хорошо? — У меня одна цель: поспать и поесть, — буркнул я. — Из дома выгнали? — Да, — я не понимал, почему она все это спрашивает, и уж никак не ожидал ее предложения. — Поехали со мной, помогать по хозяйству будешь, глядишь, и на лето тоже куда-нибудь пристрою, свою копейку заработаешь. — А вы не боитесь? Я же цыган, — проговорил я с вызовом. — А я татарка! И что с того? — не уступая мне в интонации ответила она, — Венера — мое имя. А тебя как зовут? — Илоро, можно просто Ило. — Хм, необычно, и что обозначает твое имя? — Ило, значит сердце, меня мама так назвала. Венера кивнула, видимо, учуяла грустную интонацию, и не стала задавать лишних вопросов. Вот так мы и познакомились, она увезла меня за четыреста километров от бывшего дома, не побоявшись взять к себе чужого человека, цыгана. Смеялась, говоря, что у нее сын бандит, и если что, из-под земли достанет. Я помогал ей в любой просьбе, работал по дому, вскопал небольшой огород, даже готовить научился. Эх, знал бы мой отец — опозорил бы, сказав, что для такой работы бабы есть. А вот теперь иду кукурузой вареной торговать, и мне, честное слово, ни разу не западло, отчего бы не помочь хорошему человеку? Тем более, как уверяла Венера, я такой, что проще согласиться и купить, чем объяснять, почему нет. Нет, я не то чтобы болтун, просто человек-настроения: злой — молчу, а как что-то надо, как говорится, без мыла в одно место залезу! Вручила мне короб с кукурузой, назначила цену и отправила восвояси, сказав, что если я что-то назад принесу, то она меня это есть заставит. Ух, страшно! Она ведь свое слово сдержит! Первые дни были, прямо сказать, не очень, кукурузы я ел много… А вот потом дело пошло, насмотревшись на бывалых пляжных торгашей, я принялся зычно завывать на всю округу: «Вар-р-реная кукур-р-руза! Вкусная, сладкая! В пупырышку!» Притом, именно после упоминания пупырышков, моя кукуруза расходилась на ура. Но люди менялись, и вот на нашем пляже обосновалась компания молодых парней, чуть ли не десяток палаток, и на пупырышки никто не реагирует. Неделю хожу, завываю, а никто мою кукурузу не хочет. Непорядок! Решаю действовать нагло, что я, не цыган что ли? Выбираю первую цель: спортивного телосложения брюнет, всегда в наушниках, думаю, такой купит, самое главное, чтоб отвязался. Подхожу к лежащей на раскладушке жертве, задеваю провод от наушника, и четко так ору: — Вар-р-реная кукур-р-руза! Вкусная, сладкая! В пупырышку! У чувака глаза вытаращились, чую, сейчас пар из носа пойдет, применил секретное оружие — улыбку. А что? Мне говорили, что она у меня обаятельная, и белые зубы красиво контрастируют со смуглой кожей. Не знаю уж что помогло больше: моя улыбка или другой парень, подошедший со спины: — Димон, спокойно! — а сам лыбится, — не трожь армянчика! — Эй! Я цыган! — возмутился, но тут же вспомнил о деле: — Кукурузу купите! — Давай, куплю, — и приобрел все, что у меня было. С того дня так и повелось: я приходил, орал в ухо Димону (ага, запомнил имя), его друзья покупали мой товар, и я спокойненько направлялся восвояси. А придя домой, ловил себя на том, что постоянно думаю об этом странном парне, много думаю. Да, не все я Венере рассказал, основной причиной тому, почему я покинул дом, являлась не только расстроенная свадьба, а мой поцелуй с одним парнишкой, во время которого я был застигнут мачехой. А она, не будь дурой, поставила мне условие: или я сваливаю, или обо всем узнает отец. Что ж, предсказуемо выбор пал на первый вариант, так как я понимал, что с моими чувствами творится что-то неладное: девушки кажутся слишком простыми, неинтересными, а вот от вида некоторых парней, становится жарко. Да и ночные фантазии всегда пестрили именно красивыми мужскими телами, а не женскими прелестями. Я вообще стал думать, что какой-то бракованный, ведь это так неправильно, но в то же время так манит, и этот судьбоносный эксперимент с поцелуем расставил все на свои места, теперь остается только смириться с тем, что, наверное, так и останусь навсегда один. И этот день ничем не отличался от остальных, я прямиком направился к знакомой раскладушке и лежащему на ней телу, которое не первую ночь будоражило мое сознание: — Вар-р-реная кукур-р-руза! Вкусная, сладкая! В пупырышку! Но сегодня Дима поступил неожиданно, сжал рукой свой агрегат, ну, тот что членом зовется, и размеренно так говорит: — Достал! У меня своя есть. — А у меня сладенькая! — не растерялся я. Бог ты мой — кокетничаю! — Ага, я слышал, еще и в пупырышку! — Дядь, ну купи, — строю из себя дурачка на выезде, улыбаюсь. — А куплю, но с одним условием. — Сначала купи, а потом условие! — не по-детски ступил, но понял поздно, уже после оглашения «приговора». — Лады! — протянул названную сумму, — а теперь условие: ты идешь мне показывать вечерний городок, а после остаешься на ночь в моей палатке, — и скалится, провел, блин! — Зачем в палатке? — вот все понимаю, но тут такая ситуация, что хочется и колется. — Поговорим, — протянул томно, — кстати, зовут-то тебя как? — Ило. — Необычно, — предсказуемый ответ. — Ну что, Ило, ты сдержишь свое слово? Ха, думает, я напугаюсь! Ну, страшно, конечно, но самую малость, не будет же он меня насиловать! Или будет? А-а-а, плевать, он мне снится неделю, я, признаюсь, рукоблужу, думая о этом парне, и будь что будет, мне уже восемнадцать, а Венера поймет, если я загуляю на ночку. Он же турист — скоро уедет, а у меня зато воспоминания останутся. И я до конца определюсь, что же такое со мной происходит. — Не сомневайся, слово свое я сдержу. Приду вечером, примерно в девять, — стараюсь говорить небрежно, хотя у самого поджилки трясутся. — До вечера, Ило, — мне понравилось, как звучит мое имя из его уст. Я лишь кивнул, подтверждая тем самым, что все в силе. Дома места себе не находил, было ощущение страха и предвкушения — адреналин в чистом виде. Попросил у Венеры ноутбук, залез в интернет, который для меня является тьмой тьмущей, так как читаю я не очень, но кое-как нашел нужную информацию. Да, выросший в деревне, я знать не знал о таких способах подготовки, но, видимо, желание попробовать сыграло решающую роль, я не спасовал и, кряхтя и ойкая, сделал все по правилам. Бунтарский дух во мне жив; понимаю, что не в то русло этот дух направился, но все же… И вот в девять вечера я прибыл на место. Странно, палатки стоят, но никого нет, и лишь приглядевшись, замечаю одинокий силуэт: Дима сидит на песке и обводит пальцами контур гитары. Мне нравится наблюдать, и некоторое время я просто смотрю, не решаясь подойти ближе. Странно, но он будто почувствовал меня и, не оборачиваясь, произнес: — Иди сюда, Ило, - я, ведомый своими желаниями, направился к нему, — скажи, это твое настоящее имя? — Да, но полное Илоро, оно переводится как сердечко, а Ило — сердце. — Илоро, я буду звать тебя так, хорошо? — Да. Странный разговор, странная интонация, грусть, повисшая в воздухе, и незримое напряжение, что уже не дает вести себя вольготно и расслабленно. — Ты не против, если мы просто посидим здесь, а не пойдем смотреть ночные достопримечательности? Мои однокурсники отправились на всю ночь в загул, а у меня нет такого желания, — сказал он, глядя в небо, но тут же повернулся, и посмотрел на меня, — а хочешь, я тебе спою, Сердечко? — и от этого «Сердечко», меня будто подбросило, неведомая ранее теплота разлилась внутри, тепло, сладко, приятно до мурашек. — Хочу, Дима, — я впервые обратился к нему по имени. — Илоро, я спою тебе то, что мне сейчас близко. Перебрав несколько раз струны, он начал свою исповедь, иначе и не скажешь: боль, предательство, измена. Я понимал, что это коснулось его в жизни, и рана, нанесенная когда-то, до сих пор кровоточит. Его голос: негромкий, приятный, не бас, но все же низкий, обволакивал мою душу, и хотелось утешить этого человека, пойти и выдрать волосы той бабе, что так ранила его сердце. Непонятная ревность, вызванная незамысловатыми переплетами фраз, пугала меня и, в то же время, побуждала к действиям. Я прекрасно осознаю, что это лишь курортный роман, но так хочется насладиться им. И, когда прозвучали последние аккорды, я был готов на многое. — Илоро, ты, наверное, думаешь, что я хотел просто переспать с тобой, но это не так, — странно, но он очень уверенно взял меня за руку, — ты такой смешной, и наивный. Не обижайся, но это видно, — блин, я обиделся, — у меня никогда не было отношений с парнями… Я не ожидал такого, но ты меня заинтересовал, — улыбнулся как-то робко, я даже подивился такой метаморфозе. — И ты меня заинтересовал, Дима, — решился я, и сильнее сжал его руку. Несколько секунд ожидания, и его губы касаются моих, это волнующе и очень желанно, отвечаю на долгожданный поцелуй, обнимаю тело, что не давало покоя во снах, трогаю спину, руки, шею. Кожа к коже, футболки прочь, и я сам нахожу губами его соски, лижу, втягиваю, делаю то, что понравилось бы мне, его стон доказывает, что мои старания не напрасны. — Пойдем в палатку, тут песок, — шепчет мне между поцелуями. Взявшись за руки, бежим в палатку, спешим продолжить начатое в более удобных условиях. Снова поцелуи, которые не спускаются ниже пупка, никто не может перейти грань. — Ило, что нам делать? — сдавленный шепот Димы, — я хочу тебя до безумия. Его руки оглаживают мое тело, губы непрестанно целуют, так хочется еще ближе ощутить то, о чем мечтал, и я позволяю: — Я тоже хочу, пожалуйста, — направляю его руку к своему входу. Болезненная подготовка, еще более болезненный вход. Нет сил сдержать слезы, они непроизвольно катятся из глаз, и лишь его поцелуи и нежные глупые слова сглаживают отрицательные чувства. Он кончил, заляпав спермой мой живот, а после довел меня до разрядки рукой. Мы до рассвета не сомкнули глаз, лежали, как полоумные, и просто гладили друг друга, не говоря ни слова. Дима первым нарушил тишину, привнося с этим чувство боли, что было ожидаемо, но, в то же время, неожиданно: — Я сегодня в обед уезжаю, прости меня, Сердечко. — Я знал, что так будет, тебе не за что извиняться, — сказал спокойно, но в душе у меня бушевал нешуточный торнадо, стоило немалых усилий сдержаться и не выплеснуть наружу свои чувства. — Ты мне очень помог, думаю, я теперь знаю, чего хочу, — улыбнулся открыто, а мне оставалось лишь изобразить подобие улыбки, дабы не выглядеть совсем влюбленным дебилом. — Я рад. Дим, мне пора, — надел свои вещи, а именно шорты с футболкой, и поспешил прочь от того места, где я испытал столько эмоций. Пробежав половину пути до дома, я остановился, и дал выход тому, что накипело: — Черт, черт, черт! Поганый Дима! На фига это?! На фига?! А-а-а-а! — прооравшись, отправился домой, проигнорировал вопросы Венеры, которая, как оказалось, не сомкнула глаз, хотя и знала, что я не приду рано. Странно, но все дни теперь стали безликими, я так же орал про кукурузу, про пупырышки, теперь еще и про пахлаву, но все мысли были об этом парне, Диме, даже фамилии которого я не знаю. Да я ничего о нем не знаю, кроме того, что он нежный и ласковый! Даже наш секс, что не принес мне оргазма, и то остается лучшим из всех воспоминаний моей жизни! И месяц, прошедший после той ночи, не смог усмирить фантазий, что непроизвольно лезли мне в голову, неизменно подкидывая до боли знакомый образ желанного брюнета. И вот я опять хожу и ору: «Вар-р-реная кукур-р-руза! Вкусная, сладкая! В пупырышку!», энтузиазма нет, чистый бизнес во благо Венеры. — А она у тебя сладенькая? — током пронзил знакомый голос, который я не слышал целый месяц. — Сладенькая, — отвечаю, будто в дурмане. — Это хорошо, сегодня я ее попробую, — скромно целует в щеку и улыбается очень многообещающе!