Будни обычного россиянина

-А Я ВОВСЕ НЕ КОЛДУНЬЯ, Я ЛЮБИЛА И ЛЮБЛЮ. ЭТО МНЕ СУДЬБА ПОСЛАЛА ГРЕШНУЮ ЛЮБОВЬ МОЮ! Такая песня заиграла с утра на радио. Она и послужила поводом подняться со старенького дивана для Ивана Брагинского. Он открыл глаза, и, несмотря на свет, озаряющий его просторную комнату, почти ослеп. Россия просыпался. Его голова болела после вчерашней гулянки, а веселый голос певицы отдавался в его ушах. Иван протянул руку к столику, в надежде обнаружить стаканчик воды, но, к сожалению, там стояла пустая бутылка, и том Достоевского. Неожиданно вспомнив, что пьянки не было, и он плакал, оттого что Раскольников не виноват, запивая горе водкой, Россия хлопнул себя по лбу, и поплелся в ванную. Радио сменило музыку. Там пел чарующий голос состоявшегося мужчины о голубой луне. Брагинский подумал о том, что не мешало бы принять ванну, но осмотрев свое лицо в зеркале, он улыбнулся. На лучезарную лыбу русского смотрело нечто, чьё описание не поддается осмыслению. Лохматые серые волосы спадали на бледное лицо, на котором красовались две впадины с небольшим лиловым отблеском, на месте рта зловещая гримаса напоминающая улыбку «Джеффа Убийцы». Россия понял, что всё в порядке, и, накинув на себя халат, поднялся этажом выше, чтобы настучать больному ублюдку за то, что слушает Кадышеву по утрам. Через несколько минут радио замолкло, а счастливый Иван вернулся в квартиру. Он поставил воду кипятиться и вытащил из холодильника засохшие бутерброды с колбасой. Когда вода закипела, Иван высыпал туда полбанки кофе, пол стакана огуречного рассола, и выпил этот вуншпунш, заедая это дело двухнедельными бутербродами. Когда завтрак и туалет были завершены, Россия нашел на подоконнике газету. Обматерив правительство, налоги, цены за колбасу, он почувствовал себя гораздо хуже, и решил сходить в магазин. Он надел на себя растянутую футболку, шорты до колен, взял пакет из пакета, и вышел на улицу, закрыв дверь. Как оказалось, тот магазин, в который Россия любил ходить, оказался закрыт на проверку, поэтому ему пришлось сесть в маршрутку, чтобы доехать до другого. Иван, зайдя в душный салон, пожалел о затее с покупками. Тут происходило нечто. Для начала, расскажу о водителе. Он вел автомобиль, разговаривал по телефону, грыз семечки, и отдавал сдачу со ста рублей. Этот человек Цезарь, скажите вы. Нет. Это иностранный водитель, грузинской внешности. Одной женщине в салоне было холодно, поэтому все окна были закрыты. Две бабушки матерились, и разговаривали о проститутках. Остальные пассажиры уныло смотрели в запотевшие окна. Когда Иван сел на одно сиденье, в маршрутку забежала толстая девица, отдала деньги за проезд, и встала напротив России, держась за поручень. Вначале она просто смотрела на Ивана, ожидая, когда он пустит её посидеть. Затем она намеком, приказала ему встать. Ну а потом просто сказала бабулечке, что гражданин не пропускает на сиденье даму. Бабушки мгновенно переключились с проституток на бедную страну. Россия не смог этого выдержать и как только маршрутка остановилась, вышел на остановке. Он дошёл до первого ларька, и проникнул туда. Картина была неплохой, но оставляла желать лучшего. На полках лежал вчерашний хлеб, а из угла уныло смотрела пожилая продавщица с табличкой на груди «Люба». Она пригладила волосы, будто собиралась на свидание, и тревожно улыбаясь, спросила, чем может помочь. Иван называл продукты по списку, а продавщица засовывала всё в пакет. Когда список кончился, Люба назвала сумму, от которой любой еврей поперхнулся бы чаем. Россия рассеяно вытащил мелочь из кармана, а Люба всё медленно пересчитывала. Так прошла первая половина дня.