Дом второго шанса

***

— Даже не думай ходить в этот бордель! Приличного омегу ты там не найдешь! — Дверь с громким стуком закрылась, отделяя Генри от кричащего в спину отца. Голос, звучавший до этого невообразимо громко, теперь доносился глухо, но все также ужасающе грозно. — Я лишу тебя наследства. Отзову свое содержание! Тебя никогда не примут ни в один приличный дом… Генри отошел от двери и не спеша пошел по улице, отдаляясь все дальше от семейного скандала. Надо признать, отец гневался на него не без причины. Знали бы в аристократических кругах, чего удумал его сын! Отправиться подбирать себе жениха в «дом второго шанса». Стыд и позор. Еще какой позор. И дело было даже не в том, что там были омеги, уже побывавшие когда-то замужем или вдовствующие, а в том, что его единственный сын, наследовавший после его смерти титул герцога, отважился на подобную авантюру. А что скажут, когда узнают в его муже кого-то из омег, бывших замужем за всем известным покойным? Или хуже того — он приведет в дом выводок чужих детей неизвестно от кого! И не ясно, какая наследственность у них будет! Но Генри не был бы собой, если бы его можно было переубедить простым скандалом. Долгие и нудные увещевания с часовыми дискуссиями и взвешиваниями всех «за» и «против» действовали намного лучше, но на них иногда не хватало сил. А упорства Генри было не занимать. Хоть он и готов к браку, но все же слишком молод, по мнению отца. Ему было уже двадцать пять лет, он прекрасно управлялся с делами и вращался в обществе, как рыба в воде, и решись он взять омегу из любого приличного, опять же, по мнению отца, пансиона или монастыря, то тот дал бы свое благословение заочно, кем бы тот омега ни оказался. В конечном итоге, важным была чистота, а не титул или состояние. Но окунуться с головой в омут и искать себе омегу среди тех, что уже познали радости плотской любви с другим — это был верх безрассудства. Но что еще оставалось Генри, если он уже потратил пять лет своей жизни, а подходящего омегу так и не нашел? Все дома, пансионы и монастыри он уже объездил и не один раз. Отец каждый раз то уговаривал, то приказывал ждать следующего года и новых выпусков омег, но, сколько бы он ни ездил, сколько бы ни ждал — все было впустую. И вот он решил, возможно, судьба сыграет с ним одну из своих странных шуток и подарит омегу из такого необычного места? Ведь бывали же случаи, когда истинных находили именно там… Бывали. Редко. Самой примечательной была история барона Карла, который, потеряв своего мужа после долгих и тяжелых родов, решил пойти в «дом второго шанса» и там найти себе хоть какого-то приличного омегу. Надо сказать, что в аристократических кругах иногда практиковалось, когда альфа и омега сочетались браком без предварительных проверок, по договоренности семей. Это было обычным делом, но как, спрашивается, альфа тогда мог найти именно своего омегу? Разумеется, никак. И вот, барон, прожив три года в браке с нелюбимым супругом, по прошествии траура, пошел искать ему замену. И в этом тоже не было ничего предосудительного. Почему бы одинокому альфе не найти кого-то, кто может скрасить его жизнь? Конечно, барон мог поискать омегу и в пансионе, и в монастыре — ему бы никто не отказал, но что-то потянуло его к омегам, уже когда-то ставшим чьими-то. Может, он искал себе опытного омегу, которого бы не пришлось ничему учить, или в силу возраста уже не был таким прытким и опасался, что молодой супруг может измотать его своими запросами. Но вот то, что он найдет своего омегу, он никак не ожидал. Тот, кого он забрал с собой из того дома, сделал барона по-настоящему счастливым. Мало кто видел настолько яркую и красивую пару. Генри же влекло в «дом второго шанса» лишь потому, что у него не оставалось больше вариантов. Он не знал, что именно манило его туда, он шел на поводу у своей интуиции, не в силах ей сопротивляться. «Дома второго шанса» были устроены несколько иначе, чем обычные пансионы для омег. Здесь омеги не были привязаны к одному месту и могли смело выходить за пределы дома. Хотя большинство предпочитало этого не делать. Если бы кто-то увидел, что вдовствующий или разведённый омега ищет себе пару, по городу бы поползли весьма нелестные слухи. Так что большинство предпочитало не появляться вблизи подобных домов лишний раз. И все же, для проведения проверки был отведен специальный день, когда всем омегам надлежало быть в это время в доме и готовиться к приезду альф.

***

Директор дома смотрел на Генри настолько удивленным взглядом, что казалось, он просто не верит своим глазам. Сын одной из самых известных семей и в таком месте? Он долго расшаркивался, спрашивал о делах, лебезил и заискивал и еще долго пытался уточнять, правильно ли понял, что Генри пришел сюда именно на проверку и знает, каких омег они предлагают. И Генри безумно долго уверял его в своих абсолютно серьезных намерениях, пока, наконец, директор не сдался. С одним лишь условием — отправить на проверку исключительно самых молодых омег. Слово «молодых» прозвучало довольно двусмысленно. Генри понял, что ему будут предлагать не простых омег, а так или иначе связанных с высшими кругами или хотя бы просто богатых. Такое иногда случалось — семьи не теряли надежды выдать замуж несчастного омегу, рано оказавшегося одиноким, и отправляли его на поиски жениха вот таким странным способом. Иногда даже против его воли. Может, просто не хотели лишней огласки, может, боялись, что на омегу будут не совсем хорошие претенденты — Генри не знал, чем они руководствуются, но надеялся, что цели все же преследуют благие. Его проводили в небольшую комнату, где все стены и потолок были выкрашены в глубокий темный синий цвет, еще раз напомнили правила проверки и закрыли дверь, оставив его в темноте и ожидании. Лишь маленькая лампадка, слабо тлеющая в углу, освещала комнату тусклым светом. Первый омега вошел не сразу. Генри даже показалось, что прошло не меньше получаса, прежде чем дверь медленно открылась, а перед ним предстала фигура в широком темном балахоне. Омега почти сливался со стенами, и не привыкни глаза к темноте, Генри бы даже не сообразил, что он здесь не один. — Прошу Вас, проходите, — произнес он стандартную фразу, означающую начало проверки. Омега, немного путаясь в складках балахона, медленно подошел к дивану, забрался коленями на сидение и оперся руками на спинку. Ему все явно было не в первый раз и он даже сам задрал края балахона, оголяя свои ягодицы. Он даже не вздрогнул, не попытался отстраниться, когда Генри коснулся входа в его анус своими пальцами и стал осторожно его разминать. Омега был явно готовый ко всему и давно ко всему привыкший. Смазка выделялась хорошо и Генри практически сразу смог попробовать его на вкус. Ничего. Просто ничего. Самый обычный, ничем не привлекательный омега. Такое бывало уже не один раз. Генри вздохнул, отстранившись от омеги: — Благодарю Вас. — Он уже хотел одернуть края балахона, но омега выпрямился, ловко стряхивая их, и сам, абсолютно не нуждаясь в помощи, встал с дивана и пошел к выходу. Генри даже не пришлось его провожать. Вот как оно бывает… В пансионах для омег, что еще ни разу не познали альфы, все было совсем иначе. Проверка могла затянуться чуть ли не до часа из-за того, что омегу приходилось успокаивать, уговаривать расслабиться, перестать нервничать. И все время уверять, что ему ничего не грозит. А тут — так просто и легко. Но легкость была обманчивой. Уже второй омега, вошедший в двери, оказался совсем не таким податливым, как первый. Генри помог ему взобраться на диван, поднял края балахона, но как ни пытался, как ни старался, смазка не выделялась. Генри успокаивал его, как мог, вспоминая все свои попытки успокоить омег из монастырей, но ничего не выходило. Наконец, собравшись с мыслями, он решил, что просто не будет даже пытаться. Зачем вообще приходить омеге в «дом второго шанса», если он не хочет, чтобы альфа его выбрал? — Прошу меня простить, но кажется, мне еще рано проводить проверку с Вами. Я скажу директору, что Вы мне просто не подходите. Не беспокойтесь ни о чем. Позвольте помочь Вам встать. — Генри подал руку, на которую омега тут же оперся, и уже у самой двери из-под капюшона до него донеслось едва слышимое «Спасибо». Кто и за что благодарил его, Генри не понял. Но едва различимые слова благодарности подсказывали ему, что он все сделал правильно. Но вот что именно? Следующий омега, как и первый, сделал все сам, ничем не обременяя Генри. Эти омеги явно хотели выйти замуж, продолжить жить хоть с каким-то альфой, в надежде лишь на семью и, возможно, жалкий клочок счастья. И Генри иногда становилось искренне жаль, что он пришел сюда искать своего единственного, иначе бы давно ушел еще с первым. Но у него еще оставались надежды, мечты и стремления. Когда он поднял подол балахона четвертого омеги, ему показалось, что мир вокруг рушится. Все тело было в синяках, как шкура леопарда в пятнах. И Генри не сдержал испуганного вскрика. Какое же чудовище могло сотворить такое? Он почувствовал, как омега напрягся, крепко стиснув пальцами спинку дивана. Кто бы осмелился прийти на проверку в таком виде? Для чего? Не проще ли переждать, пока следы сойдут? Ведь это были не просто синяки, а самые настоящие свежие следы побоев! Омега стоял неподвижно, вцепившись в спинку, как утопающий в спасательный круг. — Если вы против того, чтобы проходить проверку… Если Вас заставляют… Я просто скажу директору, что Вы мне не подходите, и ничего не буду делать. Просто дайте знать. Но омега лишь перемялся с ноги на ногу, слегка разминая затекающие от долгого стояния колени. — Я Вас не обижу. Просто постарайтесь расслабиться. Генри нагнулся к омеге, аккуратно касаясь пальцами входа в его анус и разминая его. Больше всего он сейчас боялся причинить омеге боль или внезапно обнаружить следы еще большего насилия. Омега стоял, стискивая пальцами спинку дивана, и весь дрожал, но не делал ни единой попытки отстраниться от его рук. Генри не знал, чего можно было ожидать в такой ситуации, боялся, что его действия могут быть неприятны омеге или вызывать какие-то дурные воспоминания. — Я только попробую, — сказал он, когда смазки выделилось достаточно, и наклонился, слизывая выступившие капли. И тут же понял, что не сможет сдержать свое обещание. Это был его омега. Вкус разливался на языке чем-то до боли знакомым и таким же неуловимым. Хотелось еще, хотелось попробовать еще и еще раз. Чтобы убедиться. Чтобы быть точно уверенным. Генри провел языком несколько раз. Вкус становился ярче. Насыщенней. И это был именно тот неповторимый и единственный во всем мире омега, подходящий ему. Он пробовал своего омегу раз за разом, убеждаясь, что сколько бы он ни повторил, ему всегда будет мало. Он ласкал языком все более настойчиво, стараясь проникнуть как можно глубже. Уже почти ввинчиваясь в раскрывающийся вход. Тихий вскрик внезапно огласил комнату и Генри отстранился. Почему? Он же все делал правильно. Ведь… Он перевел взгляд на свою руку, стискивающую бедро юноши. Пальцы впивались в свежие синяки, наверняка, причиняя сильную боль. — Простите, — он убрал руку, ругая себя за такое несдержанное поведение, и холодный пот прошиб все его тело. Кто? Кто посмел сотворить подобное с его омегой? Кто вообще осмелился поднять на него руку? Генри убьет его, если найдет. Разорвет на куски, без жалости и страха. Омега выпрямился, сбрасывая подол балахона, который тут же закрыл все то, что только что приводило Генри в неописуемый восторг и ужас одновременно. Он помог омеге встать с дивана, осторожно поддерживая его под локоть, и под безумно стучащие удары сердца пошел искать директора, чтобы сообщить ему о том, что нашел того, кого искал. А потом он найдет того, кто посмел обидеть его омегу. Но это потом. Сначала нужно забрать омегу к себе, пока с ним не случилось что-то еще более ужасное.

***

Крики отца, похожие больше на раскаты грома, не могли дойти до Генри, даже ори он ему в самые уши. Сидя во главе обеденного стола, герцог, краснея, словно вареный рак, кричал на сына, не стесняясь ни мужа, ни прислуги: — Ты осмелился пойти туда! О чем ты только думал, скажи на милость! Привести в наш дом омегу, уже кем-то попользованного и выброшенного, как не нужный мусор, а ты… Ты подобрал! — Герцог задохнулся, переводя дыхание. В такие моменты у него часто начинало подскакивать давление, а все вокруг получали короткую передышку. Генри украдкой посмотрел на папу и тот осуждающе покачал головой. Действительно, можно было подать новость в более мягкой форме. Но Генри слишком торопился, полагая, что его омега находится в опасности. Ему казалось безумно важным забрать его к себе как можно скорее. И не затягивать со свадьбой. Ни в коем случае. И пусть про них говорят все, что хотят, и в кулуарах, и в светской хронике. Он нужен ему. И Генри был уверен, что это взаимно. — Ноги его в моем доме не будет… — Выдохнул герцог, хватаясь за сердце. Это был один из любимых его приемов — когда не помогали ни уговоры, ни скандалы — хвататься за сердце. Генри всегда было смешно наблюдать, как взрослый, уже седеющий альфа, прибегает к излюбленным приемам омег, склонных к истерикам. — Отец, в самом же деле, никому не обязательно знать, где я его нашел. — Фраза подействовала, герцог перестал хвататься за сердце и бросил в сторону сына заинтересованный взгляд. Папа Генри тут же решил подхватить идею сына: — Мой дорогой муж, в самом деле. Никому не обязательно знать, откуда этот омега взялся. Можно обыграть все так, как если бы наш сын уехал на поиски в соседний пансионат и нашел омегу там. Или поговорим с родителями омеги, обыграем все так, как если бы Генри решился на договорной брак. — А если у него дети? — Герцог опять схватился за сердце. Но уже как-то не так уверено, как в прошлый раз. — Если у него дети, я не буду от них отказываться, — начал Генри и продолжил с нажимом, не давая отцу вновь перейти на крик, —, но об их существовании мы умолчим. Пока не будет подходящего момента. Временно укроем в одном из наших загородных поместий, под видом дальних родственников, например. Генри понимал, что только такими компромиссами он может добиться от отца хоть каких-то уступок. Если бы он мог, он бы уже сегодня привез своего омегу в их дом, на руках бы перенес через порог и, может, нашелся бы священник, согласный обвенчать их следующим же утром. Но все было слишком сложно. Титул обязывал к соблюдению ряда обязательных формальностей, да и ссора с отцом могла все только больше усложнить. — Ты в гроб меня загонишь, — уже более спокойно проговорил отец, так и не успокоившись до конца. Но самая страшная часть его гнева уже оставалась позади. Теперь достаточно было лишь избегать новых его вспышек и стараться как можно деликатнее сглаживать углы. Генри еще раз бросил в сторону папы умоляющий взгляд, и омега обречено вздохнул, обращаясь к мужу: — Что ни делается, все к лучшему. Было бы намного хуже, если бы он так и не смог найти омегу и продолжал искать лет до сорока. Ты же знаешь, каким упорным может быть наш сын. Весь в тебя, такой же настойчивый… — Папа бросил в сторону герцога такой красноречивый взгляд, что тот сразу растаял, явно вспоминая что-то, понятное лишь им двоим. — Какие новости у вас? — Спросил Генри, стараясь поскорее уйти от темы про своего омегу, дабы не раздражать отца лишний раз. — О… — Протянул папа. — Самые разные. Твой кузен обещал заехать в следующем месяце на пару дней, соседи завели новую собаку, какая-то экзотическая порода. В город приезжает цирк. А, да, еще одна неприятная новость. Несси, герцог Экский, этой ночью упал с лестницы. Бедный мальчик, мне его так жаль. Генри постарался уткнуться взглядом в тарелку как можно быстрее. С герцогом Экским его связывало несколько очень непростых воспоминаний. — Он в порядке? — Да. Но говорят, что ушибы слишком сильные. Он по-прежнему запирается дома и ни с кем не общается. А еще в город вернулся барон… Как его еще не отдали под суд, не понимаю…

***

Герцог Экский был печально известен во всем городе всем, кто хоть раз выходил на улицу или заводил разговор хоть с кем-то. Он стал ярким примером того, как не честно и подло иногда поступают альфы, выдавая себя за истинную пару омеги. Несси был безумно красивым омегой. Настолько ярким, что одно только его появление уже заставляло всех вокруг повернуться в его сторону и рассматривать его, не отрывая взгляд. Он притягивал к себе внимание своей улыбкой, своими блестящими глазами. Из пансиона, в котором он рос, родители забирали его на большие праздники — все равно в эти дни не велись никакие проверки, и некоторых омег, в виде исключения, иногда отпускали повидаться с родными. Несси был не только красив, но и умен, приятен в общении и остроумен. А кроме того, был безумно богат, являясь единственным наследником семейства, ничем не уступавшего по положению и богатству семье Генри. В Несси были влюблены все без исключения. И предложения руки и сердца, в обход проверок, сыпались на него, не переставая. Казалось, он способен сделать счастливым любого, на кого обращал свой взгляд. Но Несси был иного мнения, предпочитая ждать в одном из пансионов того единственного альфу, предназначенного ему судьбой. Что это был за пансион, держалось в строжайшем секрете, и все попытки узнать, где содержится этот омега, проваливались еще в самом начале. Генри, как и все, был очарован им до беспамятства. И лишь мысль о том, что где-то может ждать его единственный, трезвила ему голову, не позволяя Несси вскружить ее окончательно. Он с удовольствием ухаживал за герцогом, делал ему комплименты и приглашал на танцы, но в отличии от всех остальных, так ни разу и не попытался перейти ту грань, где за невинным флиртом скрывается нечто большее, чем просто желание приятно провести время. — Почему Вы не спрашиваете меня ни о чем? — Спросил Несси, кружась с ним в очередном танце. — О чем Вы? О чем вы хотите, чтобы я Вас спросил? — Улыбнулся ему Генри, чувствуя, как кружится его голова. Если бы он был хоть чуточку безрассудней, то давно уже бы сам посватался к Несси, забыв и про долгие поиски, и про пансионы. Они идеально подходили друг другу. Лишь мысль о том, что он, вероятно, уже однажды пробовал Несси на совместимость, пугала его и вызывала отчаяние. Ведь ни один омега так ему и не подошел. Значит, и герцог, скорее всего, не тот самый омега, предназначенный ему судьбой. — Все пытаются узнать у меня, в каком пансионе меня держат, спрашивают его цвет и готовы на любое безумство ради одного только намека, что это может быть за лицей. А вы молчите. Я вам не нравлюсь? Такая милая откровенность, так не свойственная в их кругах, поразила Генри, и он не сдержался, чтобы не рассмеяться над вопросом Несси. — Что я такого сказал? Что Вас развеселило, Генри? — Спросил он, впервые обращаясь к нему по имени. И Генри почувствовал, как екнуло его сердце. Ему хотелось, чтобы омега всегда обращался к нему именно так, как могут позволить себе лишь самые близкие родственники. Как могут позволить себе мужья. — Простите меня. Я ни в коем случае не хотел Вас обидеть. Я просто представил, каким дураком бы выглядел, пытаясь узнать у вас местоположение вашего лицея, а между тем, мы, быть может, уже встречались на одной из проверок, и вы меня на ней запомнили. Несси вспыхнул, становясь пунцовым, но в тоже время его глаза восхищено заблестели: — Что у вас за мысли, герцог! Моим ушам даже знать о том нельзя, не то, что слышать. — А потом Несси вдруг обнял Генри, шепнув ему на ухо так, что было слышно лишь им двоим. — В этом году будет моя первая проверка. Лицей святого Авраама. Посетите нас. И он ловко упорхнул из рук Генри навстречу новому партнеру. А Генри неприлично долго стоял посреди танцующих пар и не верил — он только что узнал то, за что другие альфы были готовы отдать свою жизнь. И Генри решил, во что бы то ни стало, обязательно приехать в лицей святого Авраама. Вот только попасть на проверку Несси ему было не суждено. Лицей не славился своими строгими правилами относительно омег, но зато к альфам относился с удвоенной строгостью. Никогда еще Генри не приходилось проходить через столько препятствий, чтобы быть удостоенным просто попасть туда на прием. Директор лицея лично два часа подряд едва ли не пытал его расспросами про серьезность намерений. Пока, наконец, удовлетворившись, не разрешил Генри прийти на проверку в назначенный день. Каким мучениям подвергались другие альфы, не настолько известные и богатые, как он, было страшно представить, но, тем не менее, попасть в лицей не было невозможным даже для самого простого обывателя. Даже в высших слоях общества считалось, что совместимость альфы и омеги идет превыше всего. А с наследством и титулами разбирались позже. И лишь закоренелые снобы упорно заключали браки, даже не спросив согласия своих детей. На лекции о том, как стоит себя вести с омегами на проверке, помимо Генри было еще двое альф. В одном из них он признал барона Густава. Некогда разбогатевший на случайно открытой алмазной жиле, Густав смог купить себе титул барона и попасть в высшие круги общества. Он не был бельмом в глазу, каким обычно бывают подобные нувориши, и все же было в нем что-то отталкивающее, не с точки зрения родовитости, а с точки зрения чисто человеческой. Он был подобен розе, аромат которой иногда перебивается запахом гнили, и никто не может понять, откуда идет этот ужасный запах. И пусть барон был красив, умен и даже образован, что порой было не свойственно людям, выбившимся из низов, он чем-то отталкивал. Но все продолжали поддерживать с ним хорошие отношения, опасаясь, что этот человек способен в очередной раз удивить всех. И никто не желал, чтобы барон запомнил, кто и когда стоял у него на пути. С Генри они поприветствовали друг друга едва заметными кивками головы — все же место было не тем, чтобы заводить светские беседы. И после нудной лекции их отправили в комнату для ожидания. Они не обмолвились друг с другом ни единым словом, даже когда директор посадил их в гостиную, пока третий альфа занимал комнату для проверок. Как Генри узнал, в этом году из лицея к выпуску были готовы всего два омеги, и проверить предстояло только их двоих. Он терпеливо ждал, последний в очереди, и все гадал, какой же будет его встреча с Несси. Узнает ли он его, сокрытого темным балахоном, и что будет чувствовать Несси, когда Генри коснется его и слижет пару капель, пробуя тот самый, неповторимый вкус омеги. От одних мыслей об этом кружилась голова, а в паху становилось безумно тесно. Но Генри держал себя в руках, ничем не выдавая своего волнения. Ждать в одиночестве было немного легче. Генри остался абсолютно один, когда барон покинул его, отправившись на проверку омег. Минуты тянулись одна за другой, хотя проверить двух омег было не таким уж долгим делом. В любой момент проверка могла закончиться. Генри уже приготовился идти следом, но слишком поспешно подошедший директор ошарашил его новостью, казавшейся просто нереальной: — Простите герцог, боюсь, что в нашем лицее нет омег, готовых пройти проверку. — Простите, — Генри поднялся, чувствуя, как нехорошо забилось его сердце, словно предчувствуя беду, и ничем не объяснимая тревога вдруг охватила его, заставляя ожидать опасности откуда угодно. — Что Вы хотите сказать? — То, что в нашем лицее в этом году больше не выпускается омег, готовых пройти проверку. — Но как? Еще несколько часов назад вы говорили, что у вас двое омег, ожидающих проверку. — Сердце чувствовало неладное. Сердце билось, готовое выскочить из груди. Генри не понимал, что происходит. — Так оно и было, — согласился директор, согласно кивая на возмущённые реплики Генри, —, но они уже нашли своих альф. Точнее, альфы признали в них своих омег. Мне очень жаль, но в нашем лицее больше не осталось ни одного омеги, готового к проверке. Я вынужден просить Вас покинуть наши стены. Мы будем счастливы принять Вас в следующем году. Генри стоял, не в силах шелохнуться. Казалось, только что свершилось нечто ужасное. Нечто непоправимое. Какая-то беда нависла над ним, а мир в раз померк, потеряв свои краски. Несси. Тот неповторимый, прекрасный Несси принадлежит какому-то другому альфе. В этом было что-то неправильное, что-то жуткое. Генри двигался к выходу из лицея, чувствуя, как ноги перестают слушаться его с каждым шагом. Чем дальше он отдалялся от комнат, в которых совсем недавно был омега, тем хуже ему становилось. Он чувствовал, что теряет что-то жизненно важное. Где-то умирала часть его, а он ничего не мог поделать, чтобы это исправить. Он вернулся в родительский дом больным и измученным. Никто не мог сказать, что с ним происходит. Да и он сам не находил ответа. Он страдал так, как если бы оказался один на всем свете, и тем страннее были эти чувства, когда он пытался понять их природу. Ведь ничего в его жизни не изменилось — все было по-старому. И лишь мучительно-тянущее внутри ощущение утраты упорно твердило, что сегодня из него была вырвана часть его души. На свадьбе Несси и барона Густава все гости были в полном восхищении. Самый желанный омега и альфа, поднявшийся с самых низов, были странной парой. Странной, но вполне объяснимой. Генри с родителями поздравлял их одним из первых. Оба жениха выглядели счастливыми и довольными друг другом. Родители Несси отдали ему в приданое едва ли не половину своего состояния, и молодые в тот же вечер, как гости окончили праздновать свадьбу, отправились в свадебное путешествие. Генри чувствовал, как внутри него что-то разрывается от тоски и горя, чем дальше величественный лайнер, на котором молодожены отправлялись отдыхать, отходил в море, тем тяжелее было у него на сердце. Та боль, с которой он провожал в счастливый путь чужого мужа, была слишком изматывающей, и он не мог понять, что с ним происходит. И старался забыться, как мог. И лишь спустя слишком долгое время, он понял, к чему были все эти предчувствия. Первыми неладное заподозрили родители Несси. Молодой омега, мало что понимающий в семейной жизни, проживший большую часть в закрытом лицее для омег и лишь изредка выходящий за его пределы, просто не мог заметить странностей в поведении мужа. Тот часто исчезал куда-то, подолгу не бывал дома, оставляя мужа одного гадать, куда на этот раз его возлюбленный мог запропаститься. Подобное поведение вполне могло быть незамеченным со стороны альфы в старой, уже пережившей многое паре, но для молодоженов, не проживших под одной крышей и полугода, было странным. Ни один альфа не стал бы оставлять своего омегу, особенно в первые годы брака. Другие молодожены упивались своей любовью, своей совместимостью, и порою их просто невозможно было выгнать из кровати. Барона же, оказалось, туда было не загнать. Он изредка исполнял супружеский долг, мало заботясь об удовлетворении супруга. Когда Несси, в тайне, поведал об этом своему давно замужнему другу, тот забил тревогу. Но было уже слишком поздно. Барон оказался одним из тех альф, что иногда решались на самую большую в мире подлость по отношению к омеге. Его алмазная жила, приносящая когда-то баснословные деньги, истощилась, оставив барона ни с чем. И тогда он придумал ужасный и отвратительный по своей задумке план. Проникнуть в лицей и выдать себя за истинного одного из самых богатых омег. Пустив оставшиеся деньги на подкуп нужных людей, он каким-то чудом смог выведать, где именно содержится Несси, и прийти на проверку. К тому моменту, когда он был допущен, оставался всего один омега, и барон пустился ва-банк. Ему бы подошел кто угодно. И удача вновь была на его стороне, соединив его в одной комнате с Несси. Барону ничего не стоило разыграть из себя восторженного альфу, нашедшего своего омегу, а Несси, восхищенный тем, что его альфа нашелся, не сразу распознал лжеца. Когда обман раскрылся, половина денег, отданных в приданое, уже была потрачена неизвестно на что, а часть недвижимости находилась в залоге. Но самым большим ударом для Несси оказалось не это. Когда барона спросили, не жалко ли ему омегу, который по его вине теперь оказался покрыт таким позором, тот самодовольно ответил: — Ничуть. На вкус этот омега ничем не лучше самого дешевого пойла, что мне доводилось пить когда-либо. Для любого омеги, даже не являющегося истинным и заключившего брак по расчету, подобные слова были хуже любых оскорблений. Альфы, даже если они ненавидели своих мужей, никогда не говорили им, что их вкус противен. Это скрывали, об этом не говорили, но омеги никогда не слышали, что могут быть кому-то противны настолько. Для Несси, окруженного всегда лишь добротой и заботой, эти слова стали настоящим ударом, и на нервной почве у него случился выкидыш. С тех самых пор он заперся в доме, который сняли для него его родители, и никого к себе не подпускал. Даже самых близких ему людей. Никто не знал, как он живет, отгородившись от всего мира в своем маленьком неприметном доме. Генри не раз порывался приехать к нему и хотя бы просто поговорить. Но что бы он сказал омеге, с которым его связывало лишь несколько бесед на светских вечерах и несостоявшаяся проверка? И Генри раз за разом откладывал визит, так и не решившись прийти к Несси.

***

Родители не разрешили приводить омегу в их дом. По традиции, родители омеги вместе с ним должны были нанести визит родителям жениха. Но когда дело касалось повторного брака, все обстояло совсем иначе. Второй брак старались не афишировать. Если в брак повторно вступал альфа, то просто игралась более-менее приличная свадьба с немного ограниченным кругом гостей. Обычно избегали звать очень дальних родственников и мало знакомых людей. А если повторно замуж выходил омега… То тут положено было вообще ограничиться лишь самыми близкими родственниками, даже друзей старались держать от такого факта подальше. У Генри ситуация осложнялась тем, что отец постоянно ворчал, считая подобный поступок сына блажью и желанием просто насолить родителям. Генри, под давлением отца, снял отдельный дом недалеко от города, куда они и договорились привезти жениха, пока тот будет готовиться к свадьбе. Поскольку для омеги брак был повторным, знакомиться с родителями было вовсе не обязательным, и все же Генри собирался попросить с ними встречи, но уже потом, когда они с женихом сами обговорят все возможные нюансы их помолвки. Конечно, кричать на каждом углу об их свадьбе он не собирался, но и прятать жениха, скрываясь ото всех, он тоже не хотел. Он не видел ничего плохого в повторном браке. А уже если у омеги нет детей — тогда и вовсе половина проблем отпадала. А если и есть… А если и есть, то значит, муж не бесплодный и вполне сможет нарожать еще кучу малышей уже от самого Генри. В снятом доме, с ограниченным количеством только самой доверенной прислуги, Генри подготовил пару комнат. Он не собирался оставаться наедине со своими будущим супругом, дабы не скомпрометировать его. Просто хотел убедиться, что с ним теперь все будет в порядке. Синяки на теле омеге плотно засели в памяти Генри и всплывали всякий раз, когда он представлял себе, откуда тот их мог получить. Может, его родители против второго брака? Хотя, что это за родители, позволяющие себе так обходиться со своим, уже взрослым, ребенком? Или же наоборот заставляют его против воли? Но тогда все синяки были против всякой логики. Генри чувствовал, как его руки начинают дрожать при одной только мысли о том, что кто-то посмеет еще раз тронуть его омегу, пока тот абсолютно один, без его защиты. Постоянно подгоняя слуг и тем самым успокаивая свои нервы, он сделал больше, чем планировал, и даже сам зажег вечером камин, в ожидании, когда его будущий супруг приедет. Адрес, куда омега должен выехать, он передал через директора «дома второго шанса» и не сомневался, что омеге все передадут в ближайшее время. Чтобы не вызывать лишних вопросов и избежать любопытных глаз, встречу назначили ночью. Это было удобно больше для омеги, чем для самого Генри. «Дома второго шанса» для омег были чем-то вроде надежды на будущее и в тоже время — клеймом неудавшейся личной жизни. Пусть в повторном браке многие из них обретали хоть какой-то смысл и уют, общество продолжало смотреть на это с осуждением. Но Генри, нашедшего, наконец, свою вторую половину, это все нисколько не останавливало. И хотя время в ожидании омеги тянулось безумно долго, три часа после полночи наступили как-то слишком неожиданно. Генри все еще смотрел в огонь камина, когда в прихожей раздался звонок, говорящий о том, что омега уже приехал. Чтобы поприветствовать его, Генри заранее встал, поправил свой костюм и еще раз проверил, все ли в порядке. На столе стоял поздний ужин, вода, бутылка вина – все, чтобы скрасить время, если они слишком углубятся в обсуждение деталей предстоящей свадьбы. Ведь омега мог воспринимать это совсем иначе, чем Генри, и не согласиться в обход устоявшихся традиций сыграть свадьбу с торжественной церемонией, полным списком гостей и всеми атрибутами, никак не подходящими для регистрации повторного брака. А Генри хотелось, чтобы весь мир узнал, что и он, наконец-то, смог отыскать своего истинного омегу. И никакие вселенский силы, даже сам дьявол из преисподней, не смог бы ему помешать получить к себе в мужья своего истинного. Слуги распахнули двери, пропуская в гостиную омегу. Вся эта картина до боли напоминала еще одну проверку в одном из пансионов. Тусклый, приглушенный свет, мрачное помещение, фигура в черном балахоне, скрывающая свое лицо под капюшоном. Генри уже хотел пошутить, произнеся стандартную фразу для начала проверки, но сдержался. Случай был не тот, да и оскорбить омегу, намекая на то, что ему все уже не в первой, было бы слишком. Генри пошел навстречу, быстро сокращая между ними расстояние, но так и застыл, не в силах сделать последних нескольких шагов, а слова так и застряли где-то в горле. Что сказать? Что просить? Как понять, что чувствует он? И кто он? — Это, должно быть, шутка… — Донеслось из-под капюшона. Генри вздрогнул от того, каким знакомым показался ему голос. Только раньше он звучал более радостно, более жизненно. А сейчас, как будто из него выпили всю жизнь, оставив только пустую оболочку. Омега сдернул капюшон и Генри с ужасом узнал в нем Несси. Он был бледный, немного осунувшийся, с синяком под левым глазом и распухшим носом. Но это был именно Несси, некогда блиставший на балах и бывший украшением любого вечера. — Несси… — Только и смог, что выдохнуть, Генри, рассматривая то уставшие голубые глаза герцога Эксского, то начавший проходить синяк под его глазом. — Какой позор, — вздохнул омега, прикрывая лицо рукой, — Генри, только не говорите, что Вы узнали на проверке кто я… — Я не знал, что Вы там будете, — выдохнул Генри. Он правда не знал, даже не предполагал, что герцог может прийти на проверку в одно из подобных мест. Его развод с бароном до сих пор был частым предметом обсуждений в узких кругах и не было ни одного человека, кто бы ни разу о нем не заговорил. — Тогда… Что Вы вообще там делали? — Несси прижался к двери, стараясь не смотреть в глаза Генри. — Искал омегу… — Омегу? Там? Вы не разведены и Вы не вдовец. Что Вам там вообще было нужно? — Я искал омегу… — Снова повторил Генри и все же смог пройти те несколько шагов, отделяющих его от Несси. Омега. Идеально подходивший ему был настолько близко, насколько ни один никогда не был. Несси… Тот единственный, кто занимал все его мысли, тот, о ком он постоянно думал, и был тем единственным назначенным ему судьбой! Если бы в тот день, в лицее, он настоял на проверке и признал в нем своего омегу, обман барона мог бы раскрыться и ничего бы не было. Ни той фальшивой свадьбы. Ни того болезненного развода. Ни этой встречи, когда они обязаны скрываться ото всех. — Но почему я? — Спросил Несси, вжимаясь в дверь. Он словно хотел просочиться сквозь нее, выскользнуть в коридор и исчезнуть в ночи. — Несси… Вы мой омега. Мой истинный. Вы мне подходите и… — Генри потянулся, чтобы взять Несси за руку, но тот почти сразу отдернул ее, пряча в складках балахона: — Оставьте. Я уже слышал подобное. И Вы уже знаете, к чему это привело. Все знают… — Несси, — Генри оперся о дверь, нависая над своим омегой, будто пытаясь укрыть его от всего его прошлого. — Мне ни к чему Вам врать. И Вы это прекрасно знаете. — Само ваше появление в таком доме на проверке уже вызывает массу вопросов и выглядит весьма сомнительно. Думаете, кто-то поверит, что Вы пришли туда просто так, искать своего омегу? Кто вообще зайдет туда искать супруга для первого брака? — Тот, кто не мог найти его ни в каком другом месте… — Генри не выдержал. Несси всегда был для него кем-то особенным. Даже не имея никакой возможности узнать, насколько тот ему подходит, он, словно чувствовал, на каком-то понятном только ему уровне, что они как-то связаны между собой. Несси манил его, привлекал все больше, и проверка была лишь подтверждением, что те чувства, что Генри испытывает, имеют под собой реальное основание. Он обнял Несси, притянув его к себе, и тут же почувствовал тот неуловимых запах, окружающий Несси всегда, когда они сталкивались друг с другом. — Вы мне не верите? — Мне все равно герцог. Если Вы считаете, что я Вам подхожу, пусть будет так… — Несси не делал попыток отстраниться. Впрочем, желания быть ближе к Генри он тоже не выказывал. Так они и стояли, один обнимал, а другой позволял себя обнимать. — Несси, Ваши синяки… — Это барон. — Барон? — Он откуда-то узнал, куда я собираюсь идти. Пришел в мой дом и сказал… После того, что он сделал, он сказал, что ни один альфа даже притронуться ко мне на захочет, когда увидит все это. Я соврал, что упал с лестницы. Не хотел, чтобы кто-то снова обсуждал мои отношения с ним. Простите, если Вам это неприятно, Генри. Думаю, синяки сойдут через пару недель. Если Вы еще не передумали, хотя я бы Вам советовал поступить именно так. — Несси. Что Вы такое говорите. Вы единственный! Вы — мой омега. — Как Вам будет угодно, герцог. Прошу меня простить. Я устал с дороги и хотел бы немного отдохнуть. Если Вы не возражаете. Генри не стал ничего говорить или объяснять. Несси был не просто подавлен — он был разбит, раздавлен. Уничтожен. Барон здорово постарался, вбивая ему в голову мысль, что он никому не нужен, и зародив сомнения, что Несси может однажды встретить своего настоящего альфу. В отличии от альф, омеги не имели никакой возможности узнать наверняка, истинные ли они со своим альфой. Несси холодно распрощался с ним на пороге своей спальни, а Генри не стал дожидаться утра и поехал к родителям прямо ночью, не опасаясь того, что может разбудить их.

***

Известие о том, что их сын столкнулся в «Доме второго шанса» ни с кем иным, как с герцогом Экским, оба родителя восприняли удивлённо и в то же время радостно. Даже отец сменил гнев на милость, когда узнал, что омегой сына оказался самый богатый и знатный наследник самой известной семьи. Пусть и повторно ищущий себе мужа. И даже разговор с родителями самого Несси прошел на удивление гладко, хотя те даже не подозревали, что сын мог тайком отправиться на проверку в подобное заведение. Но к неудовольствию Генри, родители Несси были согласны с тем, что свадьбу не стоит афишировать. И лишь когда папа Несси объяснил ему, насколько болезненно для его сына может быть воспоминание о прошлой свадьбе, Генри согласился с ними, вспоминая то, каким был Несси в их последнюю встречу. Они решили ограничиться узким кругом родственников и самыми близкими друзьями и даже не давать объявления в утренних газетах. Генри навещал Несси каждый день, тратя целый час на то, чтобы добраться до его дома. Но на все вопросы и предложения про их будущую жизнь, про свадьбу и про то, где им стоит жить, Несси отвечал лишь: — Как Вам будет угодно, герцог… Он даже не называл его по имени, как сделал это когда-то на балу. Не пытался флиртовать, не кокетничал и даже старался не смотреть ему в глаза. Синяки и правда сходили с его лица и чудовищная бледность покидала его, но он все также замыкался в себе, боясь раскрыться, словно опасаясь нового удара. На этот раз смертельного. Генри безумно устал от того, как Несси старается от всего отстраниться. Любая попытка как-то вовлечь его в предпраздничною суету, развлечь или просто втянуть в разговор, ограничивалась односложными, вежливыми ответами. Но чаще всего просто сдержанными кивками. Несси бежал куда-то в глубь себя, скрывая свою боль и разочарование. А Генри было тошно видеть, как его омега отстраняется от всего под грузом прошлых неудач и обид. Его самого уже не радовала ни грядущая свадьба, ни поздравления от родственников и друзей с тем, что он, наконец, нашел своего омегу. Быть может, большинство за глаза и осуждало его за то, что он берет в мужья омегу, раз уже побывавшего в браке, но, видимо, титул и не менее богатое приданое, чем в прошлый раз, делали свое дело. И все предпочитали тактично делать вид, что никто ничего не имеет против его брака с Несси. Отец сменил гнев на милость и больше не называл в разговорах, даже в приватных, «дома второго шанса» борделями. А в высказываниях относительно омег, выходящих замуж повторно, стал предельно сдержан и тактичен. А родители Несси скрывали свои истинные чувства за маской вежливости. И лишь папа, осторожно подсев к нему как-то вечером, тихо сказал: — Ничего не бойся. Если омега действительно твой — у вас все получится. Он просто сам не верит. Никто не верит, Генри, даже я. Поэтому я желаю тебе терпения. Потому что если тебе его хватит, то счастье у вас будет и так. Генри и сам это знал. И терпения у него было больше, чем нужно — иначе он бы давно бросил поиски истинного омеги и взял в мужья первого встречного. Но вот что ему нужно было делать с Несси? На все вопросы Генри слышал лишь один ответ и это злило. Вторым камнем преткновения в их отношениях был барон. То, что с Несси тему его прошлого брака было лучше не поднимать и так было понятно. Но даже отомстить барону не представлялось возможным. Тому и так отказали от всех приличных домов в городе, но различные обязательства и договора еще связывали с ним большую часть окружения Генри. Подать в полицию за то, что тот избил омегу, тоже было весьма проблематично. Слухи, что Несси был избит на кануне собственной свадьбы, только бы подлили масла в огонь не прекращающихся скандалов вокруг него и вполне могли поставить крест на их свадьбе, заставив пережидать более удачного момента. И что самое важное — Генри никак не мог понять, как Несси все же отважился искать себе мужа. Как смог прийти, весь покрытый синяками, не побоявшись быть узнанным. И почему все же решил вступить в брак, если ничего, кроме апатии, к предстоящему торжеству не испытывал. Генри ломал голову, но ответа не было.

***

Свадьбу играли в будний день. В небольшой церкви, с ограниченным кругом гостей, священник провел укороченный обряд свадебной церемонии и молодожены обменялись кольцами. Генри впервые — Несси во второй раз. Свадебный кортеж напоминал свадьбу только скудным украшением на дверях кебов, и все гости старались ничем не выделяться из обычной толпы, позволив себе лишь немного вольностей в нарядах. Зато дома родители не поскупились ни на украшение зала, ни на угощение. Здесь, в тихой обители, они могли, не таясь от всех, праздновать свое маленькое торжество, а приглашенные музыканты тихо играли спокойную музыку. Генри безумно хотелось обнять Несси, шептать ему на ухо, как он счастлив, и, сбежав тайком от гостей, целовать супруга, пока разгневанные родители не заставят выйти к гостям. Но Несси, вежливо улыбаясь, принимал поздравления, и в его глазах стояло такое безразличие, что Генри невольно содрогнулся, испугавшись, что он, возможно, ошибся с выбором своего омеги. Лишь странное чувство, которое продолжало тянуть его к мужу, не позволяло этому сомнению укорениться глубоко в нем. Он ждал ночи, когда все гости разъедутся, либо разойдутся по спальням, и тогда можно будет развеять свои подозрения, оставшись наедине. Несси ничем не выказывал ни волнения, ни радости. Гости то и дело кидали в его сторону косые взгляды и задавали родителям неудобные вопросы. В конечном итоге, кто-то просто решил, что родители между собой договорились и убедили детей на договорной брак, в обход всяких проверок. И как бы ни была противна эта идея — она была одной из самых правдоподобных. Никто не верил, что Несси, после истории с бароном, сможет найти своего альфу. И Несси, видимо, был с ними согласен. Праздник затянулся за полночь. Гости не спешили расходиться, предпочитая перевести общение в гостиную или на балкон, и лишь оркестр, прекративший играть, стал сигналом тому, что официальная часть праздника закончена. Генри оставил дальнейшие заботы своим родителям и, дождавшись, когда Несси останется один, сразу подошел к нему: — Вы не составите мне компанию? — Он подал Несси руку, и тот кивнул, принимая ее. Не возникло ни малейшего сомнения — он прекрасно понял, что если их праздник и продолжится, то исключительно в спальне. Они поднялись на второй этаж, где Генри проводил мужа в его спальню, чтобы тот приготовился к предстоящей ночи, а сам сразу отправился в спальню, приготовленную специально для молодоженов. Здесь все было украшено цветами, свечи горели, ярко освещая все помещение, и Генри тут же принялся их задувать, оставляя лишь одинокие огоньки, слабо освещающие комнату, погружая все вокруг в приятный полумрак. Муж не заставил себя долго ждать. Он пришел практически сразу, как только Генри закончил гасить лишние свечи. Тело омеги прикрывала лишь ночная рубашка, но и та слишком скрывала все, что Генри рассчитывал увидеть. Даже на проверке он увидел намного больше, чем было доступно ему сейчас. А Несси, неторопливо обойдя мужа, лег на свое место и уставился в потолок. — Несси… — Позвал его Генри, не понимая, что сейчас происходит. — Да? — Тут же отозвался муж, прикрывая глаза. — Что Вы делаете? — Генри рассчитывал на объятия, поцелуй, может быть, любовную игру, хоть что-то. Но никак не покорно лежащего мужа, как это было написано в древних трактатах о семейной жизни, давно забытых и никому не нужных. — Жду Вас, — отозвался Несси все тем же спокойным и безразличным голосом, напрочь выбивающим почву из-под ног Генри. Совсем не на такой прием он рассчитывал в свою первую ночь с омегой. Могло быть все — страсть, нежность, страх и смущение. Но никак не такое холодное равнодушие. Генри сел на кровать, рассматривая своего мужа. Конечно, он не рассчитывал, что будет легко, и теплый прием был последним, на что он надеялся, но чтобы Несси даже не попытался сделать вид, будто рад ему… И это было слишком жестоко. Генри задрал рубашку, лишний раз убедившись, что муж ни капли не возбужден, и поднял его ноги, согнув их в коленях. Несси подчинился. Он вообще вел себя, словно отдавая на заклание альфе. И Генри с удивлением обнаружил, что вход Несси блестит от смазки. Это полностью шло в разрез с тем, что муж ну никак не выглядел хоть немного возбужденным. До него внезапно долетел запах масла, которое омеги часто использовали для того, чтобы альфе было легче войти в них и все понял: — Несси. Зачем все это? Неужели вы думаете, я не стану тратить время, чтобы подготовить вас? Ему показалось, Несси вздрогнул, а после повернулся на бок, поджимая под себя колени и поворачиваясь к Генри спиной: — Простите. Я всегда делал так. — Всегда? — Странная и нелепая привычка Несси никак не увязывалась в голове. Зачем? Для чего омеге вообще прибегать к подобным ухищрениям, если только, не… — Барон никогда не пытался подготовить вас? Несси кинул на него обиженный взгляд и вовсе отвернулся, накрывая свои ноги рубашкой: — Не будем об этом. Если вас это не устраивает, то я больше не стану использовать масло. Но знайте, без него все идет немного сложнее… — Господи, Несси… — Генри и в голову не могло прийти, что в прошлом браке весь процесс подготовки полностью лежал на омеге. Потрудился ли барон, чтобы хоть его первый раз был приятен им обоим? Вряд ли. Так и брал его, не потрудившись даже поцеловать? Что за животное он был в постели? Или это была такая месть за то, что ему пришлось жениться ради денег и врать всем? Генри потянулся за полотенцем, висевшем на спинке стула, оставленного прислугой на всякий случай. — Несси, пожалуйста, поднимите рубашку. А лучше снимите ее. Она будет только мешать. Не глядя на него, Несси потянул за края рубашки, быстро скидывая ее через голову. — Отлично. А теперь вставайте, как на проверке. — Генри ждал с полотенцем в руках и, поймав вопросительный взгляд мужа, лишь утвердительно кивнул. — Как Вам будет угодно, — отозвался Несси, не прибавив лишь привычное «герцог», и встал спиной к Генри, оперевшись руками о спинку кровати. — Хорошо. Только прогнитесь немного в спине. Усложнили Вы мне задачу. Признаться, масло это на вкус, штука отвратительная. — Генри принялся стирать полотенцем масло и лишь улыбнулся, поймав еще один вопросительный взгляд мужа, —, а что Вы думали? Теперь Ваше удовольствие полностью под моей ответственностью. Ему показалось, Несси слегка покраснел, но рассмотреть это не удалось, омега тут же отвернулся обратно, уставившись в стену. А Генри стирал масло, разглядывая мужа. Синяки уже полностью сошли, и кожа было ровного розового цвета, гибкая спина соблазнительно выгибалась в пояснице, неприлично призывно оттопыривая упругие ягодицы, между которых виднелся темно-розовый вход. — Если будет неприятно, просто скажите, хорошо? — Попросил Генри. Несси лишь кивнул, соглашаясь. Впрочем, он вряд ли стал бы возражать, даже если б Генри вдруг решил взять его по-сухому. Он чего-то боялся, хотя и старался ничем не выдать свои опасения. Даже сказать о них было для него чем-то недопустимым. И Генри решил, что ему придется действовать вслепую, угадывая, правильно ли он все делает. Он осторожно развел в стороны ягодицы и, нагнувшись над входом, осторожно провел по нему языком. Горький привкус масла тут же разлился на языке и Генри поморщился, стараясь не обращать внимание на отвратительный вкус. Сначала он лишь слегка касался входа, осторожно лаская его самым кончиком, а потом все более настойчиво принялся обводить его вокруг, слегка надавливая. Несси не реагировал никак — не пытался отстраниться или наоборот подставиться, даже дыхание не сбилось. Почти. Генри показалось, что омега задышал немного, совсем чуть-чуть глубже, и слегка надавил на плотно сжатое колечко мышц языком, еще не проникая, но уже откровенно лаская его, подготавливая для дальнейшего. Он помогал себе пальцами, разминая вход, как на проверке, когда требовалось заполучить несколько капель необходимой смазки. Но теперь он абсолютно спокойно ласкал омегу языком, позволяя себе намного больше на правах мужа. Он еле сдерживался, чтобы не проникнуть внутрь, но излишняя поспешность могла все только испортить. И он приготовился ждать, столько, сколько потребуется Несси, чтобы хоть немного возбудиться. Не сразу, но его старания были вознаграждены, и омега, до этого стоявший абсолютно неподвижно, вдруг вздрогнул, шумно выдохнул и Генри почувствовал тот самый вкус, не дававший ему покоя после последней проверки. Теперь можно было идти дальше, и Генри, не раздумывая, проник внутрь языком, раскрывая омегу этой мягкой и в тоже время настойчивой лаской. Несси судорожно втянул воздух, пытаясь отстраниться, но Генри удержал его за бедра, осторожно вернув в прежнее положение. — Что Вы делаете? Мы же не на проверке. Зачем? — Задыхаясь, проговорил Несси. Подобное ему явно было не знакомо и он не знал, как ему следует себя вести. Как бы Генри не хотел продолжать, ему все же пришлось прерваться на миг и ответить: — Доверьтесь мне. Хотя бы раз. — Он вновь прошелся языком между половинок и проник им настолько глубоко насколько смог. Вход пульсировал, раскрываясь, и смазка все обильнее выделялась, смазывая его для дальнейшего проникновения. И Генри медленно ввел один палец, лаская Несси внутри, давая привыкнуть к ощущениям и пытаясь найти то самое место, затронув которое, он сможет принести им обоим настоящее удовольствие. Свободную руку Генри протянул между ног омеги, обхватив ею его член, и стал ласкать его, ощущая, как он встает, увеличиваясь от такого внимания. Он погладил головку, спустился пальцами к основанию и слегка сжал в ладони яички, а после вернулся назад, обхватив член, стал не спеша двигать рукой, возбуждая его еще сильнее. Стон, сорвавшийся с губ Несси, был его первой победой за сегодняшний вечер. Омега впился пальцами в спинку кровати и выгнулся еще сильнее: — Что Вы делаете? Это так… Так… — Он не знал, что сказать, в его жизни еще никогда не возникало потребности описать то, что происходило с ним сейчас. Все эти ощущения не были ему знакомы. Он впервые понимал, что удовольствие возможно для двоих. — Мне нужно подготовить Вас. Прежде, чем мы продолжим. Это немного больно, так что потерпите чуть-чуть, — отозвался Генри и услышал еще один, еще более громкий стон, когда добавил к первому пальцу еще один, а после еще. Он медленно раскрывал Несси, давая привыкнуть к ощущению растянутости, и гладил его внутри, стараясь отвлечь от той боли, которая всегда преследовала омег при первых ночах с альфами. Несси впускал его, боясь всех этих новых для него ощущений, то и дело пытаясь отстраниться, подтягиваясь руками к спинке кровати. Тогда Генри отпускал его член, легонько подтягивая назад за внутреннюю сторону бедра, и каждый раз слыша разочарованный стон от того, что член Несси лишался такой приятной ласки. Генри готовил его тщательно, старательно ловя тот момент, когда вход уже не будет так крепко обхватывать пальцы нерастянутыми мышцами. И когда Несси впервые подался на пальцы вместо того, чтобы от них отстраниться, он понял, что время пришло. Он вынул их, услышав еще один, еще более громкий стон возмущения: — Генри! — Впервые за долгое время Несси наконец назвал его по имени. Еще одна маленькая победа. Еще один шаг дальше к любви мужа и пониманию. Но когда Генри развернул Несси для того, чтобы уложить его на спину, он увидел, что все лицо омеги залито слезами. — Несси… — Только и выдохнул он, судорожно пытаясь сообразить, что он сделал не так, чем смог его обидеть, чем расстроил. — Так хорошо… Почему Вы остановились? — Прошептал омега, краснея от такого откровенного и слишком интимного вопроса. — Ложитесь, Несси. — Ответил Генри, помогая ему лечь на спину и ложась на него, накрывая собой и чувствуя, насколько горяч от его ласк стал Несси. — Сначала будет больно. Но потом все пройдет. Вы мне верите? Несси отвел в сторону туманный взгляд и неуверенно кивнул. Он все еще не верил, что близость может быть приятна, но уже верил Генри, и это давало сил идти дальше. И Генри вошел в него, быстро погружаясь в горячий вход Несси до самого основания. Омега вскрикнул, прогнувшись в пояснице, и впился пальцами в его плечи. Но эта боль была приятной, так сладко растягивающей его, что хотелось переживать ее снова и снова, впуская альфу в себя до предела. — Генри, — вновь выдохнул он, пугаясь собственных мыслей и ощущений. Генри перебарывал себя, чтобы не начать двигаться прямо сейчас, так и не дав омеге привыкнуть к тому, что он теперь в нем. В паху мучительно тянуло от напряжения и все же он не мог себе позволить испортить все сейчас, когда Несси тяжело дышал под ним, пытаясь принять внутри себя новые ощущения. И лишь когда омега расслабился, перестав так сильно сжимать его плечи, Генри осторожно двинулся внутри него, пробуя готовность омеги. И то, как Несси обхватил его ногами, опасаясь выпустить из себя, сказало все. Генри больше не сдерживался, двигаясь в нем, каждый раз вырывая из его груди стоны. Губами, он скользил по его шее, оставляя на ней отметины, которые еще не скоро сойдут, напоминая об их первой ночи любви. Несси метался под ним и никак не мог справиться с собой, настолько сильными были его новые ощущения, доводившие его до вершины блаженства. Впервые, близость с альфой приносила что-то, кроме боли и разочарования. Генри открывал ему ту часть отношений, доступную лишь для истинных пар, которые чувствуют и понимают друг друга даже без слов. И лишь страсть, и ничем не сдерживаемое желание не дали Генри дождаться супруга. Узел уже увеличился настолько, что мешал двигаться свободно. Вынуть его Генри уже был не в силах, и он лишь протолкнул его как можно глубже, чтобы повязать своего омегу в их первую ночь. Несси лежал, чувствуя, как в него течет семя мужа, и как его собственное тело принимает его, плотно обхватывая узел и не давая ни капли вытечь наружу. Но он так и не присоединился к Генри, так и не получил того удовольствия которое сейчас испытывал тот, изливаясь внутрь него. И еще один стон, протяжный стон обиды, сорвался с его губ. — Прости, Несси, — Услышал он у самого уха хриплый голос мужа. — Сейчас я тебе помогу. Генри обхватил ладонью член Несси и стал ласкать его, доводя мужа до его собственного, так необходимого ему финала. Несси кричал, изливаясь себе на живот, сжимая узел внутри себя так сильно, что у Генри темнело в глазах, настолько крепко и настолько требовательно Несси обхватывал его внутри. И Генри рухнул на него, пачкая их обоих в горячей сперме и обнимая мужа, чтобы быть к нему как можно ближе. — Генри, — третий раз за ночь Несси позвал его по имени, запустив пальцы в волосы, чувствуя, как губы мужа вновь скользят по шее, покрывая ее поцелуями. — Генри, поцелуйте меня. — Хотел попросить он, боясь, что это желание муж так и не сможет угадать. Но Генри уже накрывал его губы своими и последние слова так и не были произнесены вслух.

***

Несси тяжело переступал с ноги на ногу и все пытался рассмотреть пол перед собой, но никак не мог. Огромный живот загораживал весь обзор, и даже пытаясь заглянуть сбоку, он все равно видел лишь половину. Первая беременность у большинства омег шла тяжело, но Несси казалось, что уж ему-то досталось больше, чем другим. Спину постоянно ломило и каждую минуту ему хотелось только одного — прилечь куда-нибудь и заставить мужа растирать ноющую поясницу. Если в первые дни брака ему еще казалось, что муж взял его исключительно ради хорошего приданого, как-то распознав, кто он, на проверке, то уже к концу недели у него не оставалось ни малейшего сомнения, что теперь его нашел истинный. Генри не отходил от него ни на шаг, так, что родителям и правда пришлось выгонять их обоих из спальни, чтобы они хоть немного поели. Генри наспех перекусывал что-то и снова тащил Несси в кровать. От воспоминаний о первых ночах у омеги до сих пор краснели щеки. Проявив недюжинную выдержку в первую ночь, Генри решил взять реванш во все последующие и брал со всей своей горячностью, даже не испрашивая, что бы хотел Несси. Но что самое странное, что бы ни делал Генри — Несси нравилось все и лишь хотелось все больше и больше. Беременность не заставила себя долго ждать, но даже растущий, как на дрожжах, живот не смог отвратить от него мужа. Лишь деликатные намеки врачей, что омеге требуется больше отдыха, смогли заставить Генри хоть как-то сдерживаться. Но Несси не сомневался — после родов муж возьмет реванш за все те дни, когда ему приходилось вести себя осторожнее. И что-то подсказывало Несси — он будет совсем не против. Он будет очень даже рад.