***
Разумовский хрипит и вжимается в Олега, комкает в руках ткань его серой растянутой футболки, рыжий огонь его волос потух, растекся запутанными прядями по плечам. Глаза его цвета воды в Гранд канале — синие, такие же, как и раньше, только много безумнее — с нотками невозможного отчаяния и страха. Олег слышит в беспомощном его хрипе два слова — «спаси меня». Слезы оставляют на футболке влажные круги. Разумовский хватается за нее цепкими длинными пальцами, как за единственную надежду, смотрит Олегу в глаза и шепчет его имя одним длинным словом, отдающим болью в легких и эхом в пустой комнате его венецианского дворца. «Олеголеголег» — по слогам, по звукам, в имени его — мольба о помощи. А Птица съедает Сергея медленно, но верно, не оставляя от него ничего. Таблетки скоро перестанут помогать, и Она победит. Олег вытирает слезу с его щеки и притягивает к себе. Олег теплый и очень привычный, гладит по волосам и шепчет на ухо «тише». Разумовский прижимается щекой к его плечу и совершенно не хочет выпускать из рук футболку. А влажные круги расплываются на ткани. В комнате тихо. — Я скучал по тебе. — Я тоже. Сергей хочет кричать во весь голос, что ему без Олега было плохо, невозможно, больно, но он молчит, отпускает футболку — еще более мятую, еще более растянутую, и дрожащими руками обвивает его шею. На щеках высыхают слезы. Олег думает, что он обнимает все того же мальчика из детдома, которого нужно защищать от всего, даже от него самого. Он все тот же мальчик, воровавший у учителей огрызки карандашей и таскавший из библиотеки книги, все тот же мальчик, рисовавший портреты Олега на стенах, старых поцарапанных партах, последних страницах тетрадей и ненужных газет. Разумовский все тот же — безумнее стал разве что. Но кто же сегодня не безумен? Он тяжело дышит, кривится, отворачивается, и снова слезы стекают по его щекам, и снова комната наполняется этим бесконечным хрипом эха: «олеголеголеголег». Каждое его слово — предсмертный крик. Хочется быть спасенным, даже если знаешь исход битвы. — Я дам тебе денег, сколько угодно, только не уезжай, пожалуйста, не оставляй меня одного, — просит он и срывается в плач, закрывая лицо руками. Олег смотрит на него растерянно и вздыхает. — Глупый ты. Мне твои деньги без надобности. Он поднимает голову от ладоней — рыжие пряди падают на лицо, красное от плача, но, на удивление, такое же красивое. Олег вспоминает, как в детстве думал, что Сережа — принц. — Никогда я тебя больше одного не оставлю, — шепчет Олег и прижимается к его губам — соленым от слез, покусанным, влажным. Он отрывается на пару секунд, чтобы сказать, что все будет хорошо. Сергей тянется к нему сразу и целует, и ему очень хочется верить, что так и будет. Но на следующий день есть только Птица, не оставившая ни следа от Сергея.Часть 1
15 июня 2015 г. в 12:07
Разумовский стоял на вокзале, и было до безумия холодно, не грели толстый свитер и куртка. Ветер мощно бил в лицо, трепал рыжие волосы, зубы стучали друг об друга, большие хлопья снега застилали глаза, садились на ресницы, мешая смотреть по сторонам. С каждой минутой становилось все холоднее.
«Соскучился?» — усмешка, которую он узнал бы из тысячи. Олег обнял его крепко и не отпускал неприлично долго — Сергей не протестовал. Холод ушел, ветер перестал дуть, прошла дрожь. «Спрашиваешь».
Сколько лет прошло? Разумовский не помнит.
У каждого человека есть свой предел, грань. Переступишь — сломаешься. Сергей уже сломался, когда сидел в холодной, сырой комнате общежития и дрожал от страха, что с очередного задания Олег не вернется, что не отвечает он не из-за проблем со связью.
Олег возвращался, всегда. Устало садился на скрипучую старую раскладушку. Разумовский ходил по комнате, нервно сдирал корку с заживающей царапины на локте и просил найти другую работу, менее опасную.
Олег, отводя взгляд, говорил, что когда-нибудь.
«Когда-нибудь», конечно, не обещание, но приближающееся безумие сдерживало.