Внуки Розмари, или Справедливость торжествует!
– Питер!.. Господи Боже... Питер!.. Питер! – Я... занят... – Питер, проснись! Да проснись же ты! Нервная ладошка больно шлепнула его по щеке. – Что... – немного обижено промычал он, с трудом открывая глаза и машинально поднося руку к мигом вспыхнувшей щеке. – Началось! – еле выдавила Арабелла и, медленно согнувшись пополам, снова опустилась на край кровати. – Что?.. – начал было полусонный Блад, но при виде ее позы, в глазах его внезапно мелькнуло осознание происходящего. И это осознание подстегнуло не хуже хлыста. Окончательно проснувшись, Блад в панике скатился со своей плетеной кушетки, на которой спал последние полтора месяца, оставив кровать в безраздельное владение своей супруги... Неизвестно почему, но на поздних сроках Питер ее сильно раздражал. И спать с ним в одной постели Арабелла не могла совершенно. Из-за него ей было невыносимо жарко, душно, тесно... тяжело и неудобно. Не в силах и дальше переносить бессонные ночи в удушливом плену мокрых простыней, собственного большого живота и твердых, тяжелых рук своего супруга, Арабелла прямо высказала Питеру, что его присутствие рядом выводит ее из себя. Он, к счастью, не обиделся или, во всяком случае, сделал вид, что не обиделся. И безропотно переселился на плетеную тростниковую кушетку, которую они с Беном притащили из сада. Так он получил возможность приглядывать за женой, не стесняя ее. Однако, изрядно вымотанный за прошедший день поисками Бесс на борту «Морской волчицы», именно в ту ночь губернатор Ямайки спал, как убитый. Пока тревожный зов Арабеллы, и главным образом, чувствительная пощечина не вырвали его из сладостного забытья. Не теряя времени на поиск домашних туфель, он босиком бросился к жене. – Сейчас? – взволнованно спросил он. – Но дорогая, еще ведь не время... Еще ведь целый месяц!.. Она громко застонала, хватаясь за живот. – Черт! – вырвалось у Блада. – Ложись! Давай, ложись! Он помог ей улечься на постель. И подбежал к двери спальни, распахивая ее настежь. – Мэри! – рявкнул Блад. – Марта! Пока сонные женщины, повинуясь его распоряжениям, бегали за пеленками, кипятили воду, тащили из кабинета хозяина сумку с лекарствами, Блад тоже не терял времени. И первым делом тщательно вымыл руки. Затем несколькими быстрыми приемами ощупав живот своей жены, он отметил, что головка ребенка уже почти не прощупывается через брюшную стенку, опустившись в малый таз. Наклонившись над Арабеллой, он несколько секунд торопливо елозил ухом по ее животу, а потом вдруг замер, уловив сердцебиение малыша. Судя по частым и ясным ударам, в данный момент ребенок чувствовал себя неплохо. Схватив подушку со своей кушетки, он ловко подложил ее под ягодицы роженицы. И встал у ее согнутых ног, пытаясь раздвинуть их в стороны. Это оказалось не так легко, потому что именно в этот момент Арабелла инстинктивно напряглась и совершенно неожиданно заупрямилась. – Подожди, Питер!.. – воскликнула она. – Я… Подожди! – Чего, любимая? – нервно осведомился Блад. – Чего подождать? – Ты хочешь… Я так не могу! Блад нетерпеливо застонал. – Ну, милая! Ну, мы же все это уже проходили с тобой… Это была правда, но в тот раз Арабелла, измученная долгими схватками, была почти без сознания. Сейчас же она смотрела на него широко раскрытыми, мокрыми глазами, в которых светилось странное, почти что умоляющее выражение. Однако уже через несколько мгновений она вскрикнула и зажмурилась от новой схватки. Когда боль снова прервалась, Питер торопливо погладил ладонью маленькое белое колено своей жены, ласково дотронувшись до него губами. – Ну давай, – настойчиво уговаривал он ее. – Давай, я должен посмотреть. Когда Арабелла, наконец, сдалась, расслабив ноги, Блад быстро развел их в стороны и беззастенчиво сунул два пальца в родовые пути. К его ужасу матка оказалась раскрыта уже на добрых три дюйма. Плодный пузырь был еще цел, но сильно напряжен. – Вот… черт! – пробормотал он, горестно сведя брови. – Когда ты только успела?! Арабелла не ответила, снова заходясь криком...***
Два часа пролетели как в тумане. Опий был решительно отвергнут роженицей к тайной радости ее мужа, поскольку это только ускоряло процесс. Пот струйками стекал по лбу Блада, в висках больно стучало, но он был так напряжен, что даже не замечал этого. – Не кричи же так громко, родная, ты понапрасну тратишь силы, – на самом деле Питер страшно волновался, но несмотря на это, голос его звучал уверенно и даже ободряюще. – Лучше постарайся сосредоточиться, – он придерживал рукой тонкую нежную кожу, стремясь не допустить разрыв. – Ну давай, потужься еще. Прошу тебя. Совсем немного осталось Арабелла не видела мужа, так как он стоял у ее ног, но его голос успокаивал... Да, от этого голоса ей определенно становилось легче. Слабо кивнув, она попыталась в очередной раз собраться с силами. Из родовых путей появился лобик, почти сразу затем – крохотное личико… – Все, стой! Не тужься! – воскликнул Питер. Женщина послушно замерла, даже, казалось, задержав дыхание. Блад осторожно оттянул складку тонкой кожи, высвобождая маленькое личико и подбородок. А затем приказал: – Давай! Арабелла потужилась из последних сил. Родившаяся головка стала совершать поворот… на свет показалось одно плечико… затем второе… – Стой! – снова скомандовал Питер. Он осторожно подвел указательные пальцы обеих рук подмышки малыша и чуть приподнял его кверху. – И последний рывок, дорогая! Через несколько секунд дело было сделано. Арабелла обессилено упала на подушки. В целом, на этот раз все получилось гораздо быстрее, чем в первый. Малыш был крошечный, прилежал затылочком, и Арабелла справилась с ним за каких-нибудь четыре часа. Бесс когда-то мучила ее целых шестнадцать. Это был мальчик, как и хотела Арабелла. Блад принял в руки маленькое мокрое тельце, сам не зная, что чувствует. Ребенок был совсем синенький и сморщенный, но очутившись на воздухе в больших, твердых руках, он почти сразу то ли чихнул, то ли фыркнул и громко закричал, оповещая мир о своем появлении на свет и не оставляя сомнений в своей жизнеспособности. – И тебе привет! – усмехнулся Питер, укладывая малыша на чистую простынь у ног матери и внимательно его осматривая. После чего пересек пуповину между двумя зажимами и передал новорожденного в трепетные руки Мэри. Пока Блад следил за выделением последа, женщина аккуратно обтерла малыша полотенцем, смывая с него остатки крови и смазки. – У вас родился чудесный мальчик, госпожа! – успокаивающим тоном произнесла она. Арабелла чуть повернула голову на детский крик. – Дайте мне посмотреть на него, – слабым голосом попросила она. – Питер, пожалуйста!.. – Сейчас, сейчас, потерпи... Блад торопливо ощупал младенца, удостоверяясь, что все на месте, посчитал пальчики, прослушал ухом грудную клетку… перевязал шелковой лигатурой остаток пуповины и перерезал ножницами… затем прижег ранку настойкой арники и прикрыл кусочком чистого бинта. Покончив с этими манипуляциями, он обернул малыша чистой пеленкой и осторожно уложил на грудь жене. Мальчик беспокойно шевелился несколько секунд, а потом нашел маленьким ротиком материнский сосок и тут же затих. Арабелла смотрела на свое дитя, не отрываясь… Сначала чуть удивленно, но с каждым мгновением все нежнее. Блад чувствовал, что сам глупо улыбается, глядя на них, но сил, чтобы сдерживаться, у него уже не было. Ночь подходила к концу. Окна были широко раскрыты, и над морем вдали уже сияла заря. – Питер... – Я здесь. – Питер, он такой маленький! Блад фыркнул добродушно. – А вы-то сами, миссис Блад, давно смотрели на себя в зеркало? Какой еще ребенок мог родиться у такой маленькой мамы? – И он совсем не похож на Тома, – немного разочарованно прошептала Арабелла. Еще до рождения малыша она решила, что назовет его Томом в честь своего отца, если конечно родится мальчик. И хотя Питер содрогался от мысли, что его сына будут звать Томас Блад (что бы сказал на это отец, если бы был жив, страшно представить!), но спорить с беременной женой не решался. Но вот она уже не беременна. Может, теперь самое время? Блад снял испачканное кровью полотенце, которое все это время было повязано у него на поясе наподобие фартука. – Совсем не похож на Тома, – грустно повторила Арабелла, разглядывая своего ребенка. Блад дотронулся кончиками пальцев до темного хохолка на мокрой детской макушке и чуть нахмурился: – А на Джона? – тихо спросил он.***
– Дорогая, у всех новорожденных детей голубые глаза. – Ничего подобного, – шепотом возмутилась Арабелла. – Такие – только у нашего. И не голубые, а синие! Блад молча пожал плечами, решив не спорить. Арабелла увлеченно качала колыбельку, не отрывая от своего сыночка восторженно-блестящего взгляда. – Это просто чудо! – снова зашептала она. – Бог есть и он слышит наши молитвы! Я так хотела, чтобы мой ребенок был похож на тебя… и он похож! Питер с сомнением вгляделся в крошечное сморщенное личико малыша. – Даже интересно, как ты сумела это определить… – также шепотом протянул он. Арабелла посмотрела на него, как на полного идиота. – Да это же очевидно! Он даже спит, как ты! Блад снова пожал плечами. – Ну… – Что ну? Ты ведь не видишь себя со стороны! Откуда тебе знать, какой ты! Блад задумчиво опустил ресницы, грустно глядя на своего маленького сына. – Уверен, со временем он мне это наглядно продемонстрирует. Арабелла тихо прыснула от смеха и ласково погладила мужа по голове. – А совесть-то у тебя не чиста, Питер, – улыбнулась она, после чего принялась шутливо его успокаивать: – Мой бедный муж... Ну, не расстраивайся! Не такое уж ты чудовище. Иначе я бы никогда тебя не полюбила. Блад оторвался от созерцания туго спеленатого сопящего комочка и перевел серьезный взгляд на Арабеллу. – А я ведь… знаешь, я ведь так и не понял до сих пор, что ты нашла во мне. Никогда не мог понять. Арабелла вздохнула. – Да я и сама точно не знаю. Но чем-то таким ты меня заинтересовал... Я, например, никогда не видела таких глаз, как у тебя... – она задумчиво улыбнулась. – В смысле, такого необычного цвета. И еще там, на торгах… мне просто стало очень жаль тебя, я уже говорила. – Да, – он тоже вздохнул, снова опуская подбородок на сложенные на изголовьи колыбели руки. – Вид у меня тогда был, наверное, весьма жалкий... Но ведь там было множество других несчастных парней, куда больше заслуживающих сочувствия. – Может быть... Не знаю. Я не помню других. Я никого не видела, кроме тебя. – Ты, наверное, была очень одинокой в то время... Я подумал так, когда тебя увидел. Правда, еще я подумал, что ты, должно быть, редкая мегера... Он с улыбкой увернулся от ее руки, намеривавшейся хорошенько его шлепнуть. – А ты... что ты подумала обо мне, когда в первый раз увидела? – Ты напрашиваешься на комплимент или действительно хочешь услышать правду? – Думаю, правда предпочтительнее. Но неужели она настолько ужасна? – Питер страдальчески поднял брови. Арабелла усмехнулась. – Правду так правду, – она молитвенно сложила руки, подавляя смех. – Так вот, я подумала: «Бедный! Такой худой! Как он только на ногах держится!»***
Солнечным весенним утром, полным веселых птичьих криков и шелеста свежего бриза в пальмовых листьях, когда сам воздух, казалось, дышал ленивой беспечностью, и когда ни одному нормальному отцу не пришло бы в голову говорить с детьми на хоть сколько-нибудь серьезные темы… Питер Блад искал свою дочь для серьезного разговора и не мог найти. Не то чтобы это сильно его удивляло... Бесс вела себя очень странно все последние недели. Она почти не разговаривала с родителями, отвечая на их вопросы нехотя и односложно, что было крайне непривычно, учитывая ее обычную болтливость. Она грубила прислуге, даже Бенджамину, с которым всегда была очень дружелюбной... На прошлой неделе она даже проигнорировала приход Нэда, который, едва успев вернуться из плаванья, заявился в дом губернатора с поздравлениями. Радостная весть о том, что у Питера родился сын, застала старого моряка, когда на его «Волчице» уже поднимали якоря. Поэтому, вернувшись в Кингстон, Волверстон первым делом бросился к Бладам. Обычно, едва завидев старого волка, Бесс уже не отлипала от него, особенно когда он возвращался из плаванья. Но в тот раз она предпочла спрятаться в своем домике на дереве и, несмотря на все уговоры старого пирата, не высунула оттуда даже кончика носа. Все это было страшно на нее не похоже. Должно быть, именно после того визита старого волка, Блад решил, что должен с ней поговорить… и собирался с мыслями еще примерно неделю. Строго говоря, причина ее поведения не была для него загадкой. Блад прекрасно знал, что Бесс злится из-за малыша... хоть это и казалось дикостью. Он знал, что она просто ревнует. Но, будучи мужчиной, он и близко не подозревал, насколько далеко может зайти в своей ревности эта маленькая женщина. – Доброе утро, господин! – Мэри низко поклонилась, едва заметив хозяина в столовой. – Доброе утро, Мэри! – мягко поприветствовал ее Блад, не желая выдавать своего подавленного настроения. – Ты случайно не видела Бесс? – Мисс Элизабет была с Мартой, господин. Блад чертыхнулся про себя. – А Марта где? – Должно быть, в саду, господин... Они с мисс Бетси придумали отличную… Но Блад не стал слушать дальше, широкими шагами направившись к выходу в сад. Он действительно быстро отыскал там гувернантку Бесс, но та была одна и Бесс нигде поблизости не наблюдалось. – Где моя дочь? – прямо спросил губернатор. Женщина взглянула на него непонимающе, явно озадаченная его прокурорским тоном. – Она, должно быть, на кухне с Мэри, господин губернатор. «И за что я вам только деньги плачу?..» – с досадой подумал Блад, но вслух сказал лишь: – Ее там нет, уважаемая. Еще варианты? Марта переполошилась под строгим взглядом хозяина. – Разве мисс не помогает ей на кухне с пирогом? Она хотела... я подумала, что для девочки это в любом случае полезно... Она на моих глазах ушла в дом! Блад покачал головой... Он безуспешно поискал Бесс в домике на дереве, в конюшне, в саду у пруда... Он проверил фехтовальный зал, библиотеку, спальню дочери, собственный кабинет... В детскую он заглянул без особой надежды, просто потому что она подвернулась по пути...***
«Сколько можно орать! – ядовито думала Бесс, глядя на своего крохотного братца без особой нежности. – Чего тебе еще не хватает! И так все вокруг тебя бегают... даже я, вместо того чтоб заниматься своими делами, сижу тут с тобой...» Эйлин, кормилица, попросила Бесс приглядеть за малышом немного, пока сама она спустилась в кухню за теплым чаем с молоком и еще какой-то травяной дрянью, который пила все время. У мелкого гаденыша была белая кормилица, молодая, здоровая и упитанная. Притом что саму Бесс выкармливала мулатка... Хуже того, весь первый месяц мама кормила его сама, наплевав на все! Бесс не подозревала о том, что когда-то мама точно так же кормила и ее, поэтому данный факт казался ей верхом несправедливости. И вот теперь она, Бесс, еще вынуждена тратить тут с ним свое время. Не то чтобы ее насильно принудили к этому занятию. По правде говоря, Бесс сама заглянула в детскую, и Эйлин попросила ее. Ей ведь было нетрудно? Ребенок спал. Бесс знала, что он почти все время спит и иногда сосет грудь. Ни на что больше он не годился. Но все его почему-то за это любили. Бесс была готова посидеть пятнадцать минут со спящим сопляком, но только со спящим. Эйлин заверила ее, что крошка не проснется, если его не будить, и отбыла на кухню. Однако маленький гад словно почувствовал, что она ушла. Не прошло и трех минут, как он начал беспокойно копошиться в своих пеленках, морщась и похныкивая. А потом вдруг залился криком. Только этого ей и не хватало! – Замолчи! – выкрикнула Бесс, затыкая уши. – Я тебя все равно не слышу! Это была неправда. Она прекрасно слышала его писклявые вопли даже с заткнутыми ушами. На секунду она испугалась, что они разбудят маму, чья спальня находилась дальше по коридору. Ей нездоровилось последние дни, и папа очень сердился, когда кто-то прерывал ее сон. Но в конце концов, подумала Бесс, мама сама виновата. Малыш продолжал реветь, захлебываясь собственным плачем. Эйлин все никак не возвращалась, хотя Бесс была уверена, что этот раздражающий крик должен был достичь и кухни… Атмосфера накалялась с каждой секундой… «Господи! Как же хорошо было без тебя! – в отчаянии думала Бесс. – Как же было хорошо! У меня была нормальная жизнь… А ты!.. ты все испортил!» Внезапно девочка почувствовала, что ее терпению пришел конец. Она стиснула зубы и оторвала руки от головы. «Ну все, крошка Джонни, чертов братец! Пеняй на себя!» Бесс была дочерью известного авантюриста. Поэтому выход из ситуации она нашла быстрый и неожиданный, и найдя его, уже не колебалась… Секунд через десять наступила блаженная тишина.***
Блад открыл дверь по инерции и замер, увидев, что кормилицы нет в комнате, а заместо нее у колыбельки его сына сидит... Бесс? Это было либо очень хорошо, либо очень плохо. Питер напрягся. – Бесс? – осторожно позвал он, шагнув в комнату, а потом взгляд его случайно скользнул по детской кроватке... – Бесс! Ты что делаешь?! В ужасе подлетев к колыбели, он резко сорвал одеяло, которым малыш был накрыт с головой. – Ты совсем спятила?! Бесс перевела на него странно блестящий взгляд темных глаз. – Я хотела проверить, сколько он так сможет... Блад уже не смотрел на нее. Он молча взял мальчика на руки и принялся тревожно его шлепать. Глядя на высокую, угрожающую фигуру отца, который по-прежнему не удостаивал ее взглядом, на его суровый, хмурый профиль, Бесс всей кожей ощутила чудовищное напряжение, повисшее в воздухе. Давящее молчание, словно в преддверие страшного шторма… Она сглотнула горький комок, чувствуя, что буря вот-вот разразится... Но ничего не происходило. Блад не произносил ни слова, продолжая молча шлепать ребенка, пока тот, наконец, не запищал. Бесс скорее увидела, чем услышала, как отец облегченно выдохнул, и почему-то это ее обидело. – Ну вот, он опять ноет! – произнесла девочка так, будто ничего не произошло. – А так было тихо... Ответа не последовало. – Папа?.. – Убирайся отсюда, – холодно сказал Блад, не поворачивая головы. – Но папа… – Я сказал, пошла вон! Бесс замерла, словно от пощечины. На языке у нее тут же завертелось много всякого… что, к счастью, так и не было сказано. Гневно поджав губы, Бесс пулей вылетела за дверь, чуть не сбив с ног кормилицу.***
– Нэд, мне нужна твоя помощь. – Бесс, крошка! – старый волк приподнялся из-за обшарпанного стола, с улыбкой выдвигая для нее стул. – Я тоже рад тебя увидеть, наконец… Помнится, в последний раз ты была не в настроении со мной разговаривать. Решила сменить гнев на милость? – он отсалютировал ей кружкой, которую поставила перед ним служанка этой таверны. – А где отец? Бесс ощетинилась, плюхнувшись на стул. – Не знаю! И не говори мне ничего о нем! Волверстон нахмурился. – Что это значит, дорогуша? Ты же не одна сюда пришла? – он окинул взглядом переполненный зал и снова с подозрением взглянул на девочку. – Бесси? – Нуу… мне очень надо было с тобой поговорить. Я знала, где тебя можно найти и… – Да ты с ума сошла, малышка? Твои родители меня живьем сожрут! Бесс погрустнела. – Не беспокойся, – ответила она. – Уверена, они вообще не заметят, что меня нет. Волверстон открыл рот, но сказать ничего не успел. – У меня к тебе дело, Нэд, – заявила Бесс, решив не отвлекаться на сантименты. – Просьба. Нэд удивленно глянул на нее. – Ну, выкладывай. – Ты только пообещай, что никому не скажешь. – Неплохое начало, – старый волк хмыкнул. – Но ты же меня давно знаешь, малышка. Тебе известно, что Нэд Волверстон не трепло. – Никому – это значит совсем никому, Нэд, – на всякий случай уточнила Бесс. – Даже губернатору, понимаешь. Особенно ему. Волверстон сдвинул брови, отметив, что Бесс не называет Питера отцом. Поругались они что ли? – Я нем как могила. Так что ты хочешь? Бесс подняла на него широко раскрытые глаза. – Возьми меня на свой корабль, Нэд! Волверстон опешил. – В каком смысле? – В прямом. Я хочу пойти с тобой в море. Только так, чтобы никто не знал. Я все что угодно готова делать. Палубы мыть, паруса латать, помогать на камбузе… Я никакой работы не боюсь. Я сильная, ты меня знаешь! Нэд поднял руку, прерывая ее пламенный монолог. – Бесс, ну чего ты такое мелешь? Ты еще маленькая. Да и не девчачье это дело, – он смягчился, увидев ее взгляд, и придвинул ее к себе вместе со стулом. – Ты лучше расскажи мне, что у тебя с отцом случилось? Глаза Бесс наполнились слезами. – Ничего, – выдавила она. – Не ври. С чего тогда ты решила из дома смыться втихаря и величаешь своего драгоценного папеньку губернатором?***
Пока Бесс, то и дело вытирая щеки кулаками, сбивчиво пересказывала старому волку, что произошло, тот лишь тяжело вздыхал, поглаживая ее по плечу огромной ручищей. – Так что, – заключила девочка. – Он сам меня выгнал. Я теперь могу идти, куда захочу. И я хочу с тобой в море. – Глупая ты… Понятно же, что он выгнал тебя из комнаты, не из дома. И сейчас уже ищет тебя наверняка, – он покачал головой. – Скажу тебе прямо, Бесси, был бы я на месте твоего отца – ты бы сейчас сидеть не смогла. – Ты чего, Нэд! Ты тоже против меня? – Я? Да боже упаси! Чтобы я был против тебя – никогда. Но ты пойми, чтобы из ребенка человека вырастить, его надо воспитывать. А иначе никак. Бывает, что и построже надо… с такими вот, как ты. Бесс высокомерно вздернула брови. – Что еще скажешь? Волверстон вздохнул, проигнорировав ее ледяной тон. – Что скажу? Набаловали они тебя, вот что. Прямо принцессу какую-то слепили из тебя. Оно и понятно, первый ребенок, самый любимый… Почему бы и не баловать, если есть возможность?.. – Ну ты скажешь тоже! Самый любимый! Ты что, не слышал, что я тебе рассказывала? – Я все слышал, дорогуша, – грозно пророкотал старый пират. – Да только и за свои слова я тоже отвечаю. Он вдруг прищурился с какой-то хитрецой, отчего уголок его единственного глаза украсился лучистыми морщинками. – Я же отца твоего знаю как облупленного. Столько лет мы с ним были бок о бок. Знаю, какой он бывает... Мягким его не назовешь. Непростой он человек, да. Но если любит кого, то это по-настоящему. А тебя он любит, Бесс. Очень любит, поверь. Да что уж там! Разве я забуду когда-нибудь, как он радовался… ну, когда ты на свет родилась. Иные мужики и с сыновьями так не носятся, как он с тобой!.. Ночами не спал, стоило тебе чихнуть погромче. Это еще беда его, что он по медицине шибко много понимает. Иначе, наверное, так бы не трясся. Но все равно… столько лет – а он все для тебя одной. Разве ты когда-нибудь нуждалась хоть в чем-то, ну скажи? Впрочем, тут он, конечно, сам виноват. Я ведь говорил ему, не надо так баловать – потом хлопот не оберешься! Но разве же он меня слушал! Ты же дочка его единственная, гордость и отрада, можно сказать. Всегда была и всегда будешь. И ничего тут с ним не поделаешь. – Что ж, – неуверенно проворчала Бесс. – Возможно, все так и было. Но теперь – изменилось. – Да неужели? И с чего бы это? Нэд грохнул опустевшей кружкой по столу. – Вот, что я тебе скажу, малышка! Отец твой за тебя кому угодно глотку перегрызет. Тут ведь и ходить далеко не надо. Вот недавно, когда ты потерялась, то есть – тьфу! – спряталась… Он мне знаешь, что сказал? Дружба дружбой, говорит, но если с моей Бесс что случится, пеняй на себя! Во как! Я тогда аж похолодел весь! Хоть мы с ним и старые друзья. А на прошлой неделе, когда ты у себя на дереве сидела, как ворона недобитая, он ведь только о тебе и говорил за столом, все уши мне прожужжал, Бесс да Бесс. А ты! Бесс сидела, опустив голову и изучая царапины от ножей на столе. – Нэд, отведи меня домой, – глухо произнесла она. – Мириться пойдешь? – хохотнул старый волк. – Вот и умница, вот и правильно. – Никогда, – ответила Бесс, поднимая голову. – Я помирюсь с ним, только если он сам попросит прощения. И не раньше. Волверстон покачал головой. – Как можно быть такой эгоисткой, Бесси? – Это не эгоизм, – заявила она уверенно. – Это чувство собственного достоинства.***
Бесс сидела на полу в своем домике на дереве, сложив ноги по-турецки. На дощатой стене домика, прямо возле головы девочки сидела маленькая черная ящерица и, так же как Бесс, грелась в ласковых лучах заходящего солнца. Надо сказать, из окна этого домика открывался чудесный вид на море, и сейчас, когда горизонт уже окрасился в алый, этот вид был особенно завораживающим. Там же на полу, у ног Бесс, были разбросаны карандаши и листы бумаги, безнадежно испорченные. Бесс очень хотела изобразить этот красивый закат, но рисовать, к сожалению, умела плохо. И те редкие рисунки, которые ей все же удавались, всегда изображали одно и то же. Море и корабли. Даже сейчас один из таких неумелых рисунков был воткнут между досками, и на нем без труда угадывались очертания большого фрегата, шедшего под всеми парусами… Бесс всегда считала себя смелой. Ей даже казалось, что не без основания. Порой она легко могла решиться на такое, от чего у других девчонок волосы б встали дыбом. И все же вернуться в дом сегодня она не могла. Не то чтобы боялась, просто... не могла. Наверное, Нэд прав, она действительно эгоистка. Но что еще ей оставалось? Возможно, Бесс перегнула палку... Да, возможно! Но она же не нарочно! Это был просто какой-то... порыв! И потом... ничего ведь не случилось с их ненаглядным сыночком. Спит, небось, сейчас и в ус не дует. А она тут. Одна. И никто ее не ищет. Она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе, но в глубине души ей очень хотелось, чтобы ее нашли. Нет, не так. Ей до смерти хотелось, чтобы ее нашел... совершенно определенный человек. Но что-то не похоже было, чтобы он сильно переживал из-за их ссоры... Она чуть не свалилась с дерева, когда тот самый голос, который она в ту минуту уже представляла извиняющимся у себя в голове, сурово окликнул ее по имени. Ящерица испуганно скользнула в щель. – Я знаю, что ты там. Притворяться глухой бесполезно. Так что слезай и не зли меня, – он помолчал. – Или я прикажу спилить это чертово дерево. Бесс затаилась, растягиваясь на полу и заглядывая в щели между досками. В наступающих прозрачных сумерках, сквозь густую зеленую крону она все же без особого труда различила его черноволосую макушку. Он был без парика. Покончил с государственными делами? – Я не шучу, Бесс. Спускайся немедленно, – сурово повторил Блад и добавил после едва заметной паузы: – Нам надо поговорить. Кажется, это помогло. Потому что уже в следующее мгновенье из домика милостиво была выброшена веревочная лесенка и, развернувшись, повисла прямо перед носом губернатора. Блад задрал голову, несколько секунд глядел на пустой проем, служивший входом в домик, а потом с сомнением осмотрел тонкие перекладины. – Бесс, – сказал он, наконец. – Я не уверен, что она меня выдержит. Но дерево все еще можно спилить. Может быть, ты все-таки спустишься сама? После очередной паузы из домика показалась лохматая, темноволосая головка и снова скрылась из виду. Затем на ее месте появились шелковые башмачки, за ними – тонкие ноги в рваных чулках, а потом и вся Бесс целиком. Блад придержал лестницу, пока девочка привычно и шустро сползала вниз. Спрыгнув на траву, она тут же стала сосредоточенно отряхиваться, избегая смотреть в глаза отцу. Он глядел на нее пристально несколько долгих секунд, в течение которых Бесс уже успела дважды поправить платье и даже подтянуть сползшие чулки, после чего строго остановил ее: – Ты напрасно тянешь время. Это тебе не поможет. Бесс не взглянула на него. – Я же должна привести себя в порядок, – заявила она с чрезвычайно серьезным видом, еще раз безуспешно поправляя волосы, а затем, наконец, выпрямилась. – Мне идти в ваш кабинет?***
Губернатор прикрыл дверь и молча указал Бесс на кресло, куда она покорно уселась. Сам же он остался стоять, облокотившись о свой стол, заваленный ненавистными бумажками, и скрестив руки на груди. В таком положении он возвышался над собственной дочерью, как скала. И от этого ей отнюдь не становилось легче. – Прежде чем я начну, Бесс, – ровным голосом заговорил Блад, глядя на свою дочь сверху вниз, – Может быть, ты... хочешь мне что-то сказать? Девочка смотрела на него исподлобья, упрямо поджав губы – Неужели совсем ничего, Бесс? – огорченно произнес Блад. Не в силах больше терпеть его разочарованный взгляд, Бесс опустила голову. Лохматая челка закрыла ей лицо. Отец молчал. Девочка невольно прислушивалась к его напряженному дыханию, пытаясь угадать, что у него на уме и к чему ей готовиться. – Ты бы очень утешила меня, сказав, что ты хотя бы сожалеешь. О том, что сделала. – Это была бы неправда, – глухо отозвалась Бесс. – Что? – не понял отец. – Это была бы неправда, – повторила она, поднимая голову и бесстрашно встретив его взгляд. – Я не сожалею. – Ты… – Блад странно прищурился, выражение его лица сделалось нечитаемым. – Ты хоть понимаешь, что ты наделала? Он же… мог задохнуться. Ты чуть не убила родного брата. И говоришь мне, что даже не раскаиваешься? – Я не раскаиваюсь, потому что мне все равно, если он умрет, – раздраженно ответила девочка, упрямо глядя прямо перед собой. – Я его ненавижу. Я хочу, чтоб его не было. Боковым зрением она увидела, как рука отца угрожающе дернулась в ее направлении. Бесс вздрогнула, инстинктивно зажмуриваясь. Но ничего не произошло. Его рука замерла в воздухе. А потом Блад сжал ее в кулак и медленно опустил. Молча развернулся, шагнув к окну, и устало опустился в свое кресло, подальше от Бесс. Бесс медленно открыла глаза. Отец сидел, уставившись в стену и не глядя на нее. Какое-то время они молчали, Бесс при этом украдкой вглядывалась в его нахмуренный профиль. – Я только одного не пойму, – заговорил, наконец, Блад. – Что же такого плохого я тебе сделал? За что ты так со мной? – С тобой?.. – тоненьким голосом начала Бесс. – Знаешь, что самое страшное в твоем поступке? Нет, не то, что ты поступила так с родным братом, унизив тем самым меня и маму, как распоследняя неблагодарная дрянь. Самое страшное, что ты вообще оказалась способна поступить так с маленьким живым человеком, который ничем не может тебе ответить, с абсолютно беспомощным, беззащитным существом, случайно оказавшимся в твоей власти… Честно говоря, Бесс не думала об этом, но… – Неужели ты сама не понимаешь, – продолжал отец, – насколько это мерзко, насколько… отвратительно! Откуда в тебе эта чудовищная жестокость? Неужели от меня? Неужели я учил тебя чему-то подобному? Глаза защипало. Бесс закрыла уши ладонями, отчаянно замотав головой. – И чего мне ждать от тебя теперь? Ножа в спину? Ведь если я заболею или просто состарюсь, или останусь беспомощен перед тобой по какой-то другой причине… ты поступишь точно так же и со мной? – Нет! – воскликнула Бесс. – Я никогда!.. – Но почему же? Я ведь наверняка начну тебя сильно раздражать. И уж точно сделаю твою жизнь менее… удобной. И тогда тебе ничего не останется, кроме как прибегнуть к проверенному средству… – Папа! – в отчаянии выкрикнула девочка, чувствуя, что по щекам текут слезы, и не зная, как заставить его замолчать. Питер Блад выжидающе уставился на нее через стол. – Все… все не так! – заикаясь от волнения, запротестовала Бесс. – Ты все неправильно говоришь! Ты ничего… ничего не понимаешь! – Тогда попробуй объяснить мне. Девочка задумалась на мгновенье. – Ты не поймешь все равно, – всхлипнув, пробормотала она. – А ты рискни. Бесс посмотрела на него печальным, мокрым взглядом. На его смуглое, точеное лицо, на его высокий лоб с тонкой морщинкой, на красивые прямые брови… На удивительно синие глаза под длинными черными ресницами, которые так нравились Бесс, и которые все равно достались Джону, а не ей… На стройную шею и плечи, на которых так приятно было повиснуть иногда… На крепкие, худые ладони, к которым все время хотелось прикоснуться… Ее папа был не только завидным красавцем. Он был когда-то храбрым морским капитаном, слава о котором гремела по всему Карибскому морю. Бесс знала об этом только по рассказам, но в сердце у нее он по-прежнему оставался таким вот капитаном, что не давало покоя ее восторженно-яркому воображению. Еще он был настоящим военным хирургом! И у него были чудесные руки!.. И об этом Бесс знала уже не только по рассказам, потому что и сама видела, и даже кое-чему научилась от него. Он был не просто самым главным человеком на Ямайке. Для Бесс он был самым главным, самым лучшим человеком на всем белом свете. Любая девчонка мечтала бы иметь такого отца… Но он весь, целиком, принадлежал ей. И она ни с кем не хотела его делить. Только... как объяснить ему это? Поймет ли он, если она скажет ему?.. – Я не хочу, чтобы у тебя был другой ребенок, – тихо произнесла она. – Потому что ты – только мой отец. – Бесс... – растерянно начал Блад. – А ты теперь любишь его, а не меня. – Бесс!.. – И не говори ничего! – горестно воскликнула она. – Я чувствую! – Господи, Бесс! Ну что ты несешь? – возмутился Питер, глядя на дочь все так же растерянно. – Этот мальчик – мой сын. Он такая же часть меня, как и ты. И обижая его, ты делаешь больно мне, неужели ты не понимаешь? – Блад устало провел рукой по лбу и продолжал. – Нравится тебе это или нет, но он теперь есть. Он дорог нам, так же как и ты, и мы будем любить его так же, как тебя. Вне зависимости от твоих желаний. Бесс всхлипнула. – Но это... Бесс, это вовсе не значит, что из-за него мы станем любить тебя меньше! – поспешно добавил отец. – За себя, во всяком случае, я ручаюсь. Ручаюсь, слышишь? Бесс, ты же знаешь, что на мое слово можно положиться! – Ты, – пропищала Бесс, вытирая щеку. – Ты любишь меня… так же, как раньше? Даже сейчас? – Ну конечно, милая. Что за глупый вопрос! Она медленно подошла к нему и он настороженно поднялся ей навстречу. – Честно? – тоненько спросила Бесс. Блад улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. – Честно. В следующее мгновенье Бесс крепко обняла его за талию. – Папочка, прости меня, пожалуйста! – горячо зашептала она, пока он не опомнился. – Просто я тебя очень-очень сильно люблю! Блад растерялся окончательно. – Это... очень приятно слышать, конечно... Правда, по твоему поведению я бы так никогда не подумал... – Правда-правда очень люблю, – продолжала пищать Бесс, уткнувшись носом в его одежду. – Прости меня! – Бесс… – пробормотал Блад, отчаянно моргая, и обнимая ее в ответ. – Ты тоже меня прости. Я слишком долго откладывал этот разговор. Если б я… Я тоже очень тебя люблю! – спохватился он. – Верь мне, пожалуйста. Наверное, если бы я сказал тебе это раньше, ничего бы не произошло. – Наверное, – согласилась Бесс, глядя на него, задрав голову. – Ты мне все время теперь это говори, ладно. Тогда я постараюсь пореже вспоминать про то, что Джонни ты тоже любишь. – Эгоистка ты, – Блад устало потер переносицу, отстраняясь. – Я, между прочим, в твоем возрасте мечтал иметь брата или сестру. Но у меня никого не было. А тебе вот повезло, и ты этого не ценишь. Подумай, ведь если ты не будешь его обижать, он вырастет твоим другом. Защитником для тебя. – Мне не нужен защитник. Лучше ты научи меня драться на шпагах! – Бесс!.. – Ну пожалуйста, папа! Ну пожалуйста! – взмолилась она. – Ведь Джонни ты научишь, когда он вырастет! Отец покачал головой. – Бесс, ну зачем тебе это? Ты же девочка! – Что плохого, если женщина умеет за себя постоять? Блад задумался. – Ну, ничего плохого в этом нет. Но я даже представить себе не могу ситуацию, в которой тебе пришлось бы стоять за себя подобным способом. – Это все потому, что у тебя слишком бедная фантазия. – Да неужели? – Да, – кивнула Бесс. – Так ты меня научишь? Питер смотрел на нее несколько секунд, а потом улыбнулся, пожав плечами. – Научу, – сказал он неожиданно. – Научу. Только... раз уж ты сама напросилась, пощады не жди. По лицу Бесс расползлась счастливая улыбка. – Все-таки я умница, что с тобой помирилась, – сказала она. – Но если Нэд вдруг спросит, скажи, что ты первый попросил прощенья, хорошо? Блад замер, почуяв неладное. – Нэд? Прости, а… а он тут причем? Бесс заколебалась. – Ну, он… он… он будет рад, что мы помирились, и он… – Но разве ему известно, что мы ссорились? Он ведь, кажется, не заходил сегодня... Бесс? – Нет, не заходил… Но я… – Уж не хочешь ли ты сказать, – ровным голосом продолжал Блад, – что ходила одна в порт? – Я… ну, в общем... Блад поднял брови. – В общем да, ходила, – призналась девочка. – Бесс! – Ты сам меня выгнал, помнишь! Блад помолчал, переваривая эту новость. – Я… возможно, я погорячился утром. Но я же сто раз говорил тебе, что тебе нельзя ходить одной по городу. Я же запрещал тебе, Бесс! – Я уже достаточно большая. – Бесс, тебе восемь лет. – Почти девять! – Ладно, почти девять. Но у меня полно врагов в этом городе, дочь. И, боюсь, не все они благородные люди. Многие из них будут рады получить возможность... Короче, я прошу тебя, Бесс, дай мне слово, что этого больше не повторится! Бесс медлила. – В чем дело, Бесс? – По правде, папа, я планировала выйти еще по одному делу. Но ты можешь упростить этот процесс так, что мне не понадобится никуда идти. Блад снова вопросительно поднял брови. – И что ты хочешь? – Ваш судовой журнал. – Исключено, – отрезал отец. – Но папа! – Это не та литература, которую стоит читать юной леди. – Но ты же обещал, что когда я вырасту… – Именно. Когда вырастешь. То возможно. – Но я… – Нет, Бесс, ты еще не выросла! Достаточно послушать твою болтовню, чтобы это понять. В дверь постучали, и через секунду на пороге появилась черная физиономия Бенджамина. – Бен! – возмутилась Бесс. – Да чтоб тебя!.. У нас серьезный разговор! Бен испуганно замер, глядя на хозяина. – Ты что-то хотел, Бен? – спокойно осведомился Блад. – Госпожа Арабелла спрашивает, когда вы и мисс Бетси будете ужинать. Она ждет вас. Блад распрямился, проведя рукой по волосам и поправляя камзол. – Передай, что мы уже спускаемся. Негр поклонился и вышел. – Я вообще не хочу есть, – прошипела девочка. – А меня это вообще не интересует, – парировал Блад. – Марш в столовую! И чтобы матери о своих подвигах ни слова!